Настя решила изменить себе и на вечеринку на яхте не одеваться в своем любимом ретро-стиле. Она выбрала фиолетовое короткое платье с широкой бретелью через правое плечо. Верх платья до талии был усеян переливающимися кристаллами Сваровски. Бретелька платья переходила в прозрачную ткань на спине, по краям которой в ряд так же вились кристаллики. Прозрачная ткань спускалась до самого конца спины, выставляя ее в соблазнительном свете. Волосы Настя слегка завила и собрала кверху, чтобы они не мешали всем желающим глазеть на ее обнаженную спину. «Вот Мурад позеленеет», — злорадно подумала она. Настя уже давно приметила, с каким осуждением он смотрел на нее, когда она надевала слишком короткие наряды, слишком высокие каблуки, а уж про бикини и говорить было нечего. «Чертов консерватор и ханжа», — ругалась про себя Настя. Религия ему, что ли, не позволяла смотреть на красивых женщин? Хотя что-то Настя не видела, чтобы он по шесть раз на дню раскатывал коврик и утыкался в него лбом на восток.
— Пусть хоть локти себе пообкусывает, — усмехнулась Настя своему отражению в зеркале. — Ему не нравится, так другим понравится.
Настя спустилась в холл, ожидая увидеть в нем Мурада, но телохранителя нигде не было видно. Он что, решил устроить саботаж и не повезет ее на вечеринку? Пусть только попробует! В конце концов, она может и такси вызвать. Настя достала мобильник и вышла из дома. Мурад ждал ее у автомобиля, который услужливо подогнал к парадному входу. Настя сладко улыбнулась — мол, хвалю! — и, прошествовав мимо Мурада к двери со стороны пассажирского места, обернулась:
— Может, будешь так любезен и откроешь мне дверцу?
Он, ни слова не говоря, помог ей сесть в машину. С торжеством Настя отметила про себя, как почернели его и без того черные глаза, когда она повернулась к нему спиной и Мурад смог разглядеть все прелести ее коктейльного платья. Как бы ни старался он оставаться непроницаемым, Настя уже давно поняла, чем можно быть прошибить эту бетонную стену. Вон какие трещинки по ней зазмеились во все стороны!
— Куда ехать? — спросил Мурад, усаживаясь за руль. — В порт?
— Нет. В Гавань Беглеца. Ну, знаешь, пристань для частных судов, — объяснила Настя.
— Да знаю я.
Мурад выехал за пределы территории Чербицкого и вырулил на пустую трассу. Они хоть и жили в элитном частном секторе, но располагался он довольно далеко от города, поэтому движение здесь всегда было спокойным.
— Я уже в пути! — сбросила она голосовое сообщение в общий чат с Жанной и Анфисой. Почти мгновенно прилетело ответное сообщение.
— Мы тоже! — говорила Жанна. — Надеюсь, ты надела что-то гиперсексуальное, чтобы у Макса окончательно снесло крышу.
Настя довольно рассмеялась. Покосившись на Мурада, она увидела, как сильно, до белизны кожи в костяшках, он сжимает руль, как нахмурились его брови, как он упрямо смотрит на дорогу, делая вид, что услышанное его не касается.
— Что ты такой серьезный, — промурлыкала Настя. — Я вообще всегда считала, что телохранители — это такой же обслуживающий персонал, как домработницы или садовники. Вот уж не думала, что мне придется терпеть осуждение и косые взгляды от такого, как ты.
Мурад наконец-то бросил на нее сердитый взгляд, но промолчал. Настя вовсе не думала того, что говорила, и уж тем более ее не раздражал Мурад. Больше не раздражал. Однако после вчерашнего, когда он показал ей свое сочувствие и жалость, ей хотелось, чтобы он снова начал презирать ее, как это было в самые первые дни его появления в доме Чербицкого. Она знала, что никто и никогда в жизни ее не воспринимал серьезно. Да и не любил никто по-настоящему. Может быть, мама в детстве? Но маму Настя почти не помнила. Петя? Да, пожалуй, Петя ее любил бескорыстно, можно сказать по-братски, по-отцовски. А папа? Он ее любил, просто обожал, пока она была вот такой глупенькой дурочкой, как сейчас, пока не начинала делиться своими идеями и планами. Маленькая пустоголовая, но невероятно красивая пустышка. Вот кем ее все считали. Значит, такой она и будет. Главное — не видеть сочувствия в глазах сидящего рядом хмурого мужчины. Главное, чтобы он не испытывал к ней жалости. Этого Настя не терпела.
Чтобы попасть в Гавань Беглеца, им нужно было въехать в город, проехать его почти насквозь и выскочить с другой стороны.
Больше всего Настя любила ночь большого города. Они выехали из дома, когда закат окрасил горизонт последними всполохами от оранжевого до темно-малинового. Затем долго ехали полупустой темной дорогой, пролегавшей между полями с одной стороны и скалами с другой. А потом безлюдье загородной местности закончилось, и вдалеке показался огромный, взрывающийся мириадами неоновых огней мост. Насте он казался порталом в другой мир, за которым с наступлением ночи просыпалась жизнь: здесь гремела музыка, светились вывески ресторанов и ночных клубов, бурлили пешеходами ярко освещенные улицы.
Именно в этот недолгий момент, пока они подъезжали к мосту, скользили по его ровной поверхности, освещенные будто магическим фиолетовым светом, исходящим от тысяч лампочек, Настя взглянула на сидевшего рядом Мурада, который по-прежнему напряженно вглядывайся в дорогу, и поняла, что влюбилась в него. Только что влюбилась? Нет, уже давно. Главное, чтобы он этого не знал и чтобы не смел жалеть ее.
Настя поддалась внезапному порыву и положила ладонь на его руку. Мурад невольно вздрогнул, и Настя лукаво улыбнулась:
— Все будет хорошо, вот увидишь.
— Откуда тебе знать? — резко спросил он, не поворачиваясь.
— Просто знаю: сегодня точно никто не умрет.
Она убрала руку. Они въехали в бурливший ночной жизнью город и, проскочив его каким-то чудом без пробок, двинулись к Гавани Беглеца.
К тому времени, как Мурад привез Настю на вечеринку, совсем стемнело. На белоснежной новомодной яхте уже собралась толпа народу. Яхта эта принадлежала отцу Макса Каца, который с щедрой руки частенько позволял единственному сыночку устраивать на ней тусовки. Иногда и сам Алексей Кац присоединялся к молодежи: ему было около пятидесяти, и себя Кац-старший считал мужчиной если и не молодым, то едва-едва вышедшим из этой возрастной категории. Настя лишь надеялась, что сегодня его не будет, иначе плакало ее хорошее настроение. Алексей Кац неоднократно намекал Насте, что был бы не против надеть ей на палец обручальное кольцо. Еще чего! Молоденькой Насте он казался не просто стариком, а стариком молодившимся, что вызывало в ней омерзение. Сын Каца Макс и тот был старше Насти на шесть лет, что уж говорить об отце.
— Анастаси! — крикнула с верхней палубы Анфиса, махнув рукой.
Рядом с ней показалась темная головка Жанны.
— Девочки! Уже бегу!
Весь борт яхты светился яркими огнями. Ими же были усеяны поручни и открытые площадки на белоснежной красавице. Не оборачиваясь на Мурада — Настя знала, что он следует за ней мрачной тенью, — она взлетела по трапу.
— Настасья! Майн херц! — Настя тут же оказалась в крепких объятиях Макса Каца.
— Макс! — Засмеявшись, Настя чмокнула его в щеку и отстранилась.
— Сто лет тебя не видел.
— Соскучился?
— Еще бы, майн херц. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
— Иди ты. — Настя игриво стукнула Макса кулачком в грудь.
В отличие от отца, Макс ничего, кроме симпатии, у Насти не вызывал, однако то была лишь симпатия дружеская. Подружки уверяли, что Макс имеет на Настю виды и наверняка однажды решится и признается ей в любви, но она прекрасно знала, что у парня были совсем другие интересы. А вот с отцом его нужно держать ухо востро. Настя боялась, что Кац-старший может поговорить с ее отцом и они решат организовать этот брак без ее согласия. Нет уж — дудки!
— Слышал, что ты у нас без пяти минут бизнес-леди, — сказал Макс, беря Настю под локоть и направляясь с ней к бару, который устроили в одной из больших гостиных яхты.
— Это всего лишь слухи, — широко улыбаясь, ответила Настя, пытаясь сдержать эмоции. Ей не хотелось, чтобы Макс или кто бы то ни было другой видел, как ей больно об этом говорить и даже думать.
— Хочешь сказать, что ты не открываешь бутик? А Фифи сказала…
— Не верь всему, что говорят, — перебила его Настя. — Где я и где бизнес? — закатила она глаза, смеясь.
Макс тоже расхохотался.
— Точно. Давай-ка лучше выпьем шампанского, майн херц.
Они подошли к небольшой барной стойке, и бармен тут же выудил очередную бутылку шампанского и налил его в два высоких бокала. Сегодня игристое здесь лилось рекой.
Макс с Настей соприкоснулись бокалами и сделали по глотку. Парень приобнял ее за талию и, наклонившись поближе к уху, начал рассказывать одну из своих излюбленных сальных историй, которых в его арсенале было великое множество.
Настя расхохоталась и, обернувшись, увидела Мурада. Она поднесла бокал с шампанским к губам, пригубила, закатила глаза от удовольствия, представив, как ее телохранитель внутренне поморщился, и спросила:
— Шампанского?
— Нет, — проговорил он безразличным тоном.
«Слишком безразличным», — решила Настя.
— Что, вообще пить не будешь? — изобразила она искреннее удивление.
— Я не пью на работе.
— А кто это? — удивленно уставился на Мурада Макс, который, казалось, только сейчас заметил за спиной Насти высокого мужчину в черном костюме.
— Это мой телохранитель. Не обращай на него внимания. — Настя потянула за рукав Макса. — Пойдем лучше потанцуем.
— Все, что пожелаешь, майн херц, — обрадовался Макс.
Уже на выходе Настя снова повернулась к Мураду:
— Расслабься, отдохни. Будем считать, что у тебя сегодня выходной, — подмигнула она ему. — Не стоит ходить за мной по пятам. Я собираюсь оторваться и, может быть, даже уединиться. — Настя многозначительно приподняла бровь, а Макс расхохотался.
Она широко улыбнулась и уловила, как на секунду лицо Мурада исказилось злостью. Лишь на секунду, а потом оно снова стало непроницаемым. Правильно. Пусть злится. Лучше злость, чем жалость.
Настя и правда решила оторваться по полной, забыв и о Мураде, и об отце, и о неосуществленной мечте. Она танцевала, смеялась шуткам Макса, пила шампанское, фотографировалась с Фифи и Жаннет, которым пока так и не рассказала, что отец отказался спонсировать ее идею с модным бутиком; снова танцевала, снова пила шампанское, снова смеялась в объятиях Макса. Краем замутненного алкоголем сознания Настя поняла, что Мурад исчез из ее поля зрения. Неужто воспринял ее слова всерьез и решил расслабиться? Вот было бы весело взглянуть на расслабленного Мурада. А вдруг он еще и выпил и теперь с непривычки ползает по палубе, как поросенок. Собственная нелепая шутка показалась Насте такой смешной, что она расхохоталась в голос.
Отставив очередной бокал с шампанским, она решила подняться на верхнюю палубу, чтобы освежиться. По прошлым своим визитам на яхту к Кацам Настя помнила, что верхняя палуба была маленькой, там размещались лишь диваны, стоявшие под навесом буквой «П», и кофейный столик между ними. Зато наверху не было людей и обычно дул приятный ветерок, а внизу, хоть и на открытой палубе, съедала духота из-за толпы веселящейся молодежи. В голове Насти промелькнуло воспоминание, как на одной из таких вечеринок Кац-старший предложил Насте проветриться и увлек на верхнюю палубу, где, не успели они оказаться вдвоем, набросился на Настю с поцелуями. Тогда Насте было всего девятнадцать. Правда, отпор она дала знатный, врезав Кацу-старшему между ног. Больше он к ней никогда не приставал так нагло. Наоборот, после того случая стал относиться с уважением и, кажется, именно тогда решил, что хочет видеть Настю в качестве своей жены.
«Как хорошо, что сегодня его тут нет», — подумала Настя.
Довольная, она вышла на верхнюю палубу и остолбенела. На диване сидели Мурад и Фифи, которая так изогнулась в соблазнительной позе, откровенно прижавшись грудью к плечу Мурада, что Насте показалось, будто это и не Фифи вовсе, а змея с серебристой блестящей чешуей: пайетки на платье девушки переливались в приглушенном теплом свете иллюминации, включенной здесь, и напоминали кожу столь ненавистного ядовитого пресмыкающегося.
Мурад оторвал взгляд от Фифи и уставился на Настю. Их глаза встретились.