Я и моя Мура

Глава 13

Уже вечер. Сижу — туплю в телевизор. Мурыся снимается у меня с колен, подходит к зеркалу, с минуту разглядывает себя в зеркале, попутно ощупывая свои уши, и задаёт вопрос:

— Котик, а почему они говорили, что у меня уши неправильные?

В кафешке, куда мы пошли вместе с нашей соседкой, за сдвинутой вместе парой столов заседала компашка девчат, разбавленная тощим парнем. Я там сразу оказался самым старшим. Анфи по очереди ткнула пальцем во всех, представляя такой скороговоркой, что я и не всё понял. Запомнил только, что парня зовут Ня, девицу постарше других — Темная, ну а Котёнка я и сам узнал. Потом обнаружилось, что эта Котёнок почти с меня ростом. Я поначалу чуть не припух, когда её сзади увидал. За столом было, кроме неё, ещё пара девиц с накладными кошачьими ушками, но у Котёнка ушки показались будто настоящими. Здорово сделаны.

Поясняю:

— Потому, что у них ушки на макушке, как у тебя раньше были.

— А кто такая Ёрико? — продолжает интересоваться Мура.

— Понятия не имею, — признаюсь я. Включаю бук и через несколько минут нахожу ролик с анимэшкой, где робкая девочка-кошка ходит по городу.

— А у неё ушки, как мои, — подтверждает Мура. — Значит — у неё тоже неправильные?

— Значит — это у них неправильные, — опровергаю я.

— Но я же всё равно им понравилась?

— Угу.

Не знаю, может быть — дело в том, что в кафе было темновато, но ни одна из наших новых знакомых даже не заподозрила, что у Мурыси уши настоящие. А когда она сказала, что не сама делала, а мама постаралась — анимешницы потеряли к её ушам интерес и вернулись к своим разговорам, в которых я мало что понимал. Да, по правде говоря, я и слушал-то их в пол уха, меня больше заботила Мура. Всё-таки первый раз в таком месте...

— Котик, а почему они хотят быть похожими на кошечек? — интересуется Мурыся.

— Наверно — хотят, чтобы их погладили, — улыбаюсь я. Почувствовав намёк, Мура возвращается на диван и снова устраивается головой у меня на коленях. Хотя Мура всё чаще ведёт себя по-человечески, у неё осталось множество кошачьих повадок. И мне всё чаще кажется, что она всегда была такой — большой и ласковой кошкой, с которой можно поговорить. Во всяком случае — слушать она умела и тогда, когда была маленькой. Глажу её по голове и под тихое мурчание пытаюсь вспомнить — кто из моих подружек так же умели слушать. И не могу такой вспомнить. Может быть просто — я не пытался с ними так поговорить?

— Котик, ты уже засыпаешь? — приподнимает голову Мура.

— Я думал — это ты задремала, — отшучиваюсь я.

* * *

Завтра — понедельник, а он — как говорится — день тяжелый. Перед рабочей неделей полезно бы выспаться, но именно эта неделя — последняя для сдачи скандального заказа. И я, вместо того, чтобы заснуть, ворочаюсь от мыслей.

— Котик, теперь ты хочешь мяу? — недовольно любопытствует Мурыся.

Я сажусь и смотрю на неё. Мурыся тоже усаживается и сочувственно глядит на меня своими светящимися в темноте глазами.

— Нет, но если я не придумаю, как сделать клиентам розовые стенды — мне начальство устроит такой гав, что и мяу не надо, — объясняю я, встаю и включаю свет.

— Котик, а что такое стенды?

— Ну... — задумываюсь я, — вот ты видела в магазине полки, на которых товары лежат?

Киса молча кивает.

— Вот вроде них, только розовые.

— И ты не можешь придумать?

— А что тут придумаешь? Если нигде таких плит нет? Белые плиты есть, красные есть, кремовые есть...

— А что такое плиты? Я слышала по телевизору про тектонические плиты, только я не очень поняла...

Я вздыхаю, собирая терпение в кулак, и развожу руки в стороны, пытаясь показать размеры листа.

— Плиты... Ну... Такие большие, твёрдые, плоские...

— Как стены?

— Как вот это, — показываю я, приоткрыв дверь шкафа. — Только эта деревянного цвета, а мне надо розовый.

— Розовый... — задумывается киса, подпирая щеки. Подумав, она спрашивает:

— Котик, а вот мы с тобой раньше выходили к машине — стена около неё была вся в каких-то буквах, а теперь она розовая. Как это получилось?

— Как-как... Взяли розовую краску и покрасили, — объясняю я. Подойдя к окну, смотрю на свой опелёк, ночующий возле трансформаторной будки. И её бледно-розовая стена, не успевшая покрыться очередным "народным творчеством", глядит на меня, словно немой укор.

— А плиты с буквами бывают? — спрашивает Мура.

— Нет.

— Жалко. А то можно было бы взять плиту с буквами, взять краску... — начинает рассуждать Мурыся. Я негромко хмыкаю:

— А это мысль...

— Хорошая? — переспрашивает котейка, навострив ушки.

Я гашу свет, и, чмокнув её в щеку, укладываюсь.

— Завтра будет ясно. Но уже хоть какая-то.

* * *

— Евгений, мне что — делать больше нечего, как листы красить?

Начальник мебельного цеха — квадратный мужик с проседью в волосах — глядит на меня, как на ненормального.

— Ну очень надо, дядь Лёнь, — уговариваю я, — Заказ горит.

— Вот у тебя горит — ты и крась. У меня маляров нет.

Наверно — у меня рожа стала совсем кислой. Потому что дядя Лёня смягчает тон:

— Вот реально — нету. Ещё и заболел сегодня в цеху один, а у меня и кроме твоего заказов хватает.

— И что делать? А если эта выдра с меня неустойку потребует?

— Когда тебе сдавать?

— В пятницу — крайний срок.

Поглядев в календарь, дядя Лёня задумчиво бормочет:

— Так... Если в пятницу, это будет среда... Если сегодня... Тебя ж белые устроят?

— Само собой.

— Чертежи не поменялись?

— Не-не-не. Всё так, — подтверждаю я.

Дядя Лёня плюхается в кресло, распечатывает несколько листов и берёт в руку рацию.

— Димон, бегом на мостик.

* * *

Давно я ничего не красил. Но — видимо — Мурыся права. Другого выхода нет. Так что в ожидании, пока мне сделают стенды, сижу на работе — гуглю на тему "как перекрасить мебель". На всякий случай интересуюсь у старшего коллеги:

— Михалыч, ты когда-нибудь мебель перекрашивал?

— На кой тебе это? Решил интерьер обновить?

— Мурыся нечаянно идею подкинула насчет того заказа.

— Банку краски на пол перевернула? — ехидно уточняет Пашка.

— Кастрюлю пельменей, — отшучиваюсь я, понимая, что снова ляпнул лишнее.

— Мебель — нет, а двери доводилось, — признаётся Михалыч. — шкуришь мелкой шкуркой и красишь. Ничего сложного, если руки оттуда растут.

Последнее замечание заставляет меня слегка задуматься.

* * *

Ксения отловила меня в коридоре. Только увидала меня — начала с главной новости:

— Женечка, я договорилась. Плиты привезут на следующей неделе.

— Уже не надо. Обошелся без них.

— Мне отменить заказ?

— Угу. Едва-ли ещё одна такая клиентка в ближайшее время попадётся.

Я уже собираюсь идти дальше, но Анатольевна останавливает вопросом:

— А ты свою кошечку как-то специально усиленно кормил?

— Я что — свиновод? Сколько съест, столько съест.

* * *

— А это тебе за идею, — поясняю я, вручая своей котейке внеочередную сосиску. Расправившись с премией, Мура уточняет:

— За какую идею?

— Покрасить плиты. Договорился, что мне сделают белые стенды, а я их покрашу.

— Котик, так я тебе помогла?

Я киваю и уточняю:

— Только прежде, чем красить, их нужно сделать матовыми.

Мурысины уши сигналят о незнакомом слове, и я объясняю:

— Матовые — это значит шершавые. Их надо как бы поцарапать.

Мурыся глядит на свои ноготки и вздыхает:

— Раньше я бы смогла...

* * *

Михалыч встречает меня мелкой новостью:

— Женёк, твоя розовая клиентка звонила. Хотела тебя слышать.

Я плюхаюсь на своё рабочее место и угукаю. Проходящий через отдел начальник с подозрением намекает:

— У тебя такой вид, будто с заказом всё в порядке.

— К пятнице будет, — уверенно обещаю я.

— Смотри, не сдашь вовремя — вычту из зарплаты.

Чтобы не возражать — неопределённо пожимаю плечами. Пашка, дождавшись, когда за начальником закроется дверь, любопытствует:

— Ну что — твоя кошка очередную идею подкинула?

— Помогать рвётся, — отвечаю я с гордостью и берусь за телефон. Пока я набираю номер, Егорыч тихо хихикает в кулак. Михалыч смеётся носом.

* * *

Дядя Лёня не подвёл. Ещё только вторник, и даже ещё не вечер, а я уже еду к нему в контору. Причем — еду не один. Рядом со мной сидит Мурыся в моих старых рубашке и штанах. Вещи висят на ней мешком, рукава и штанины подкатаны, чтобы не мешали. Я и сам вырядился в "бомж-пакет". А на заднем сиденье примостился пакет из строительного магазина. Ближе к цеху дорога становится похуже и на колдобинах пакет довольно громко шуршит, заставляя кошкодевочку подёргивать ушами.

Встретив нас кривой ухмылкой, мой спаситель проводил меня к небольшой пачке деталей в дальнем углу склада и выдал шуруповёрт.

— Вот тут можешь собирать. — ткнул он пальцем в свободное место. — Справишься?

— Попробую... — пожимаю я плечами. — Икеевскую собирал...

— Тогда справишься, — уверенно подтверждает дядя Лёня.

— Котик, ты же всё знаешь, — подбадривает Мура, тут же зарабатывая награду в виде чесания за ухом. Дядя Лёня усмехается и оставляет нас наедине с деталями. Сверившись с эскизом, беру самую здоровую из деталей, ставлю на бок и командую своей помощнице:

— Держи вот так.

* * *

Сидим на коробке, собранной одной из первых, и смотрим на очередное произведение наших рук. Мурыся прижалась к моему плечу и тихо урчит.

— Перекур? — интересуется подошедший к нам невысокий паренёк из цеховых. Я киваю. Мура перестаёт урчать и прячет лицо, утыкаясь в меня. Постояв немного, парень удаляется.

— Чем от него воняет? — тихо и как-то испуганно спрашивает Мура.

— Табаком. У него перекур был.

— А от нас тоже так будет вонять? — пугается Мура.

— Если будете много перекуривать — будет, — обещает дядя Лёня, неожиданно появившийся из-за штабеля каких-то коробок.

Мурыся схватилась за очередную деталь раньше меня.

* * *

— Как успехи, сборщики?

Шуруповёрт трещит своей трещоткой, я вынимаю его шестигранную головку из вкрученного шурупа и довольно сообщаю:

— Первая часть дела сделана.

Начальник цеха ощупывает угол и кивает:

— Сойдёт для сельской местности. Завтра приезжай красить.

— А сегодня?

— Бляха-муха — разогнался. Восьмой час уже. Я и так ради тебя задержался.

Пришлось сматывать удочки и уезжать.

— Котик, а что такое бляха-муха? Это такая муха? — интересуется в дороге Мурыся.

— Ну... Это такая плохая муха. Такая плохая, что её даже редко вспоминают.

— А ты её когда-нибудь видел?

— Не видел. И тебе незачем.

— А что такое едрёна вошь?

* * *

Мурыся, открывшая для себя некультурный пласт русской культуры, довольно потягивается и шевелит хвостом, который пол дня прятала в штанах. Я поглядываю на неё с сомнением.

— А завтра ты опять возьмёшь меня с собой? — с надеждой спрашивает она. Я пожимаю плечами.

— Возьму, если обещаешь не повторять слова, которые там услышишь.

— А почему их нельзя повторять?

— Потому что... Вот есть такие плохие слова, которые нельзя говорить.

— Котик, а если их нельзя говорить — почему их говорят?

— Ну, как тебе объяснить... Вот есть слова, которые обозначают... Нехорошие вещи. О которых неприлично говорить. Или нельзя говорить при чужих. Вот... Когда я тебя купаю в ванной — ты раздеваешься совсем. А на пляже ты должна быть в купальнике.

Мурыся задумывается.

— Это слова, которые надо прятать?

— Ну да.

— А почему там, где мы с тобой были, такие слова говорили?

— Как бы тебе объяснить... Вот есть такая штука — культура.

— Я знаю! Это канал по телевизору!

— Не совсем. Культура... Это когда ведешь себя так, чтобы тебе было не стыдно перед другими. Понятно?

— Когда на улицу надеваешь платье, а пляж — купальник?

— И это тоже. Вот мы с тобой сегодня оделись в старые вещи. Потому, что делали такое, что можно выпачкаться.

Мурыся кивает, и я продолжаю.

— Вот люди, которые там работают, привыкли, что у них одежда всегда грязная. Поэтому у них и слов много таких.

— Грязных? — переспрашивает Мурыся.

— Точно.

— А у них там все слова грязные?

— Нет, не все. Нормальных слов больше.

— А как же я пойму — какие можно повторять, а какие — нет? — окончательно теряется моя киса.

— Лучше спрашивай у меня. Только тихо.

— А ты все-все плохие слова знаешь?

— Может быть и не все, но много. Только я их просто так не говорю.

— Потому, что у тебя есть культура?

— Точно, — с облегчением выдыхаю я, заваливаясь на постель. Надеюсь — до неё дошло. Не хватало мне ещё матерящейся кошки.

* * *

Сегодня у Мурыси наряд ещё похлеще вчерашнего. На лице — маска от пыли и очки, на голове — косынка, скрывающая не только волосы, но и кошачьи уши, на руках — перчатки.

— Котик, на кого я сейчас похожа? — интересуется Мура глуховатым сквозь маску голосом.

— На мою помощницу. Смотри.

Беру в руку поролоновую "мочалку", покрытую чем-то вроде шкурки, и тру ей по гладкой белой поверхности. Та быстро становится матовой.

— Поняла?

Мура кивает, осторожно берёт другую мочалку — и снова я вспоминаю, что ещё недавно она была кошкой. Потому что движение у неё получается такое же, как будто она точит когти. Ещё и второй рукой норовит елозить по стенду. Вручаю ей ещё одну мочалку — и дело сразу ускоряется вдвое. Убедившись, что у неё получается, становлюсь с другой стороны и тоже тру. Мелкая белая пыль оседает нам под ноги, смешиваясь с древесной пылью, которой пропитан весь цех. Время летит незаметно.

— Я устала... — канючит Мурыся.

— Отдохни, — разрешаю я, не отрываясь от работы. Заглядываю на её сторону. Она довольно много сделала, хотя кое-где пропустила. Принимаюсь затирать за ней огрехи. Мура дёргает меня за рубашку.

— Ну чего?

— А ты не хочешь отдохнуть?

— Хочу, но надо сегодня доделать.

Мура садится рядом и глядит на меня сквозь очки.

— Котик, ну посиди со мной, — ноет она опять.

— Потом.

— Ну котик...

— Быстрее закончим — быстрее домой поедем.

Мурыся вздыхает и возвращается к прерванной работе.

* * *

Давно так не уставал, как сегодня. Правда — я вообще руками давно не работал. Будь он неладен, этот заказ. Если бы там были только эти стенды — уже бы послал заказчицу подальше. А так приходится терпеть. Мурыся вымоталась, кажется, ещё больше меня. Хотя, пока я красил — просто сидела в сторонке и наблюдала. Но ей-то вообще непривычно: мало того, что впервые в жизни работала, да ещё и руками. И теперь я лежу вместе с ней, а она не мурлычет, а изредка и жалобно подмяукивает.

— Спи, отдыхай, — шепчу я над пушистым ушком.

— Мя... — тихо отвечает Мура и прижимается ко мне руками.

Я осторожно глажу её по руке. Почему-то вспоминается — сеструха ещё мелкая как-то свезла коленки и ревела, а мама её успокаивала. Мура хоть с виду и взрослая... Сам хочу спать, но лежу и в чём-то повторяю свою маму. От моих осторожных прикосновений и тихого шепота моей лопоухой подружке будто становится легче. Когда мне кажется, что она уже заснула, она вдруг, не открывая глаз, шепчет:

— Котик, ты меня ещё с собой возьмешь?

— Я думал — ты теперь откажешься.

Пушистый хвост трогает мою ногу, и Мура тихим сонным голосом отвечает:

— Ты такой нежный... Я согласна ещё так устать.

Прежде, чем заснуть, я чмокнул её в нос.

* * *

Утром почти столкнулся с Егорычем в дверях нашего отдела.

— Ну что, маляр, дело идёт? — интересуется он через плечо.

— Идёт, — довольно подтверждаю я, тоже проходя на своё место. — Сегодня второй раз поеду красить.

— Прошкурить получилось? — любопытствует Михалыч, уже размешивающий сахар в утреннем чае. Я киваю:

— Вдвоём с Мурысей.

Пашка удивлённо хмыкает:

— Она что — тоже драла?

— Ага. Как когти точат. Только шкурку ей дал.

— Ты что — заставил кошку работать? — таращится из дверей Ксения. Кажется — от удивления у неё глаза круглее очков.

— Ну а что было делать? Иначе я бы не успел. Правда — она так устала, что мне потом пол ночи мяукала... Ксения, не смотри на меня, как на гада-издевателя.

— Ну ты Куклачев, — посмеивается над чаем Михалыч.

Я уже понимаю, что, как обычно, натрепал лишнего. И выдаю:

— С кошками уметь надо обращаться. Они тогда умнее некоторых людей оказываются.

— Мяу...— тихо доносится от дверей. Я удивлённо поднимаю глаза и встречаюсь с восхищённым взглядом нашей блондинки.

To be continued...