Эльза
В дом я вошла одна, открыв дверь ключом. Огромных усилий стоило уговорить Абрамова пока остановиться в гостинице и дать мне хотя бы день, хотя бы даже несколько часов, чтобы я подготовила родителей к тому, что моя жизнь окончательно и бесповоротно изменилась.
И пусть я еще в глубине души надеялась, что это не так, но умом-то понимала прекрасно: теперь в моей жизни и в жизни маленького Матвейки будет новый человек.
— Дочка, ты приехала? — мама кинулась ко мне в объятия, и я с радостью и облегчением кинулась к ней. — Как ты быстро добралась. А он тебя отпустил, что ли?
— Нет, мама, не отпустил, — отстранилась и понуро опустила голову.
Мама же, поняв, что скажу ей что-то неприятное, приложила пальцы ко рту.
— Как не отпустил?
Посмотрела на дверь, словно за ней, преследуя меня, как раз и находился Давид. Собственно, я именно так и ощущала. Его незримое присутствие. Его ауру. Словно он оставил на мне свою нестираемую печать.
— Мам, теперь все иначе будет, он узнал про Матвея… А где он?
— В комнате играет, — машинально ответила мама и продолжала с ужасом на меня смотреть.
— Пойдем, — я позвала ее, чтобы пройти в комнату сына, не терпелось его поскорее увидеть, а когда увидела своего сыночка, сорвалась и побежала к нему, хватая с такой силой, что он даже пискнул, а потом рассмеялся.
«Мой, мой сыночек, только мой!» — одновременно пело, ликовало и рыдало внутри материнское сердце. Эмоций было слишком много, навалом, разных и прямо противоположных друг другу. Никак не могла успокоиться, только сжимала ребенка в руках и баюкала, прикрыв глаза. Было очень хорошо, волшебно.
Потом спустилась с небес на землю и, не выпуская ребенка из рук, рассказала все маме.
— Я знала, что так будет, — удивила она меня своим спокойствием, быстро взяла себя в руки, стерла выступившие было слезы, словно по щелчку пальцев. Вот с кого я беру пример. Вот в ком черпаю силы. В своей маме.
— Почему знала?
— Потому что, Эльза, потому что, — посмотрела она на меня немигающим взглядом, — я была изначально против того, чтобы ты уходила от мужа. Раз семью создали, надо жить, даже если нет взаимных чувств. Но я же понимала, что тебе, молодой, наивной, влюбленной и потом разочаровавшейся девчонке, ничего не докажешь. Разочаровал тебя Давид. А потом сработал эгоизм. Я не хотела оставаться вдали от дочки и внука, а папе надо было уехать, лечиться здесь, у лучших врачей.
— Как папа?
— Нормально папа, без изменений, — издала она вздох, попутно опуская усталые глаза.
Моя мамочка. Ей непросто с парализованным мужем, да еще и я проблемы подкидываю. И они только начинаются.
— Он будет недоволен тем, что Абрамов появился в моей жизни, будет меня обвинять, что не смогла защититься, и настаивать на том, чтобы он меня в покое оставил.
— Твой отец знает, что с Давидом это не выйдет. Абрамовы добились своего и выбросили нас на свалку, забрали нашу фирму, поглотили, — сказала мама с ощутимой злостью то, что давно бередило ей и отцу душу, — мы не на это надеялись, когда объединяли капиталы.
И снова я ощутила свою вину. Из-за меня брак перестал существовать, Абрамовы почувствовали себя правыми в том, чтобы забрать у нас больше и ничего не давать взамен. А папочка от нервов заработал паралич и теперь страдает.
И ребенок живет без отца… Наконец я сумела признаться себе в том, что добавила и этот грех к череде других.
— Тебе надо с мужем мириться, Эльза.
Мамины слова вызвали немедленный протест.
— Зачем?! Ты не слышала? Он у меня ребенка отобрать хочет! С другой женщиной жил! А потом ее выгнал. И думает только об акциях.
Мама молчала и смотрела на меня с понимающей улыбкой.
— Интересно, что из этого тебя больше всего волнует.
— Не понимаю, о чем ты, — снова притянула к себе сынишку, не в силах отпустить.
— Ты понимаешь, — со значением закивала мама, — Абрамов повзрослел и поумнел. И хочет с тобой вместе воспитывать сына. Он готов стать отцом.
— Да с чего такие выводы, мама? — всплеснула я руками.
— С того, что он прилетел с тобой, бросив все дела, он хочет быть рядом с тобой и ребенком. Ты маленькая еще девочка, Эльза, хоть и сама уже мать, и пытаешься быть взрослой дамой. Но ты перепрыгнула из детства сразу в материнство. Никакого медового месяца. Абрамов тебе его задолжал.
— Мама, ты бредишь, — уже вовсе разозлилась я, хмуря брови, — не хочу я никакого медового месяца. Мне бы ребенка сохранить. Я вообще не понимаю, что он сделает теперь. Отнять может, наказать как-то. Ты не видела его, злющий как черт, еще и ничего не ответил, когда спросила, что он хочет. Томит меня неизвестностью. Пытка просто!
— Давно я тебя не видела такой эмоциональной, — присмотрелась мама ко мне и сделала вывод, — а я уж и правда поверила, что ты его разлюбила, мужа своего, но он у тебя крепко в печенках засел. Не выбить.
— Ты придумываешь, мам, — простонала я, — я просто хочу от него избавиться.
— Ты же понимаешь, что не получится.
— Да, — со вздохом признала я, — но надо добиться какого-то соглашения.
— Чтобы добиться, надо помягче с ним быть, мужчинами управлять не так сложно, как тебе кажется.
— Он меня насквозь видит, не получается у меня играть перед ним, — сказала и покраснела, вспоминая свои дурацкие попытки изобразить из себя то, чего нет. — Он меня сразу раскусит, если буду играть.
— Тогда, чтобы не играть, надо себя понять, дочка. Понять, что у тебя на уме и что в сердце.