Я прекрасна!

Глава восьмая

Теперь я знаю, что это такое — чувствовать себя знаменитой! Ну, или немного знаменитой. Или один раз появиться в программе кабельного телевидения. В огромное здание Челси-маркет, где размещается студия канала «Фуд нетуорк», я захожу не одна, а с целой свитой. Керк, Кейт и Берни — все они со мной, чтобы оказать моральную поддержку и помочь донести «Эм-энд-эмс».

Не знаю, сколько здесь обычно заставляют ждать Эмерила, но к нам никто не выходит в течение двадцати минут. И когда это все-таки происходит, мы видим АА — ассистентку ассистента — самоуверенную блондинку в джинсах. Ее волосы стянуты сзади в хвост, и она едва ли намного старше Скайлы.

— Я Керри, а ты, должно быть, Сара, — говорит она, глядя мимо меня. Девушка обращается к Кейт, которую, видимо, считает самой подходящей кандидатурой для появления на экране. — Ты гораздо симпатичнее, чем на фото.

— Это была не моя фотография, — начинает объяснять Кейт.

— Ты прислала нам чужую фотографию? — недоуменно восклицает АА.

— Фото отправляла Сара. Вот она, — говорит Керк, обнимая меня и подталкивая вперед. — Познакомься с вашей будущей звездой. Это Сара.

Девчонка поворачивается и, увидев перед собой Керка, издает пронзительный вопль.

— О Господи, доктор Лэнс Ловетт! — кричит она, вытаращив глаза. — Я вас обожаю! Вы бесподобный! Кардиохирург с добрым сердцем!

Кейт, которая никогда не включает телевизор днем, вопросительно смотрит на Керка.

— Я играю доктора в сериале, — вполголоса объясняет он. — Хотел быть нейрохирургом с хорошими мозгами, но эта роль была написана для женщины.

Я начинаю хихикать, но сразу же прикрываю рот рукой, чтобы Керри не подумала, что мы смеемся над ней.

— Давайте пройдем в студию, — говорит Берни, взглянув на часы. Она принимает на себя привычную ей роль главнокомандующего.

Керк, Кейт и Берни берут пакеты, набитые только что купленными в «Уильямс — Сонома» мисками и ложками из «Гурмэ гэраж». Сначала я купила миски в «Бродвей пэнхэндлер», а ложки в «Мэси селлар», но потом вернула их и начала закупки заново. В этом состоит проклятие жизни в Нью-Йорке. Здесь такой большой выбор, что остановиться на чем-то одном очень сложно. Ты точно знаешь, что где-то еще обязательно отыщутся ложки, спортивные залы, работы, дома и мужья, которые окажутся лучше прежних. Или по крайней мере не похожими на них. Интересно, если в каком-нибудь городе всего один магазин товаров для дома, значит ли это, что там меньше разводов?

Сияющая Керри, которая успела пообщаться уже со всеми, кроме меня, мгновенно повинуется Берни и ведет нас в студию. Мы проходим через несколько тяжелых двойных дверей с надписью «Внимание, съемка!» и оказываемся в большом, залитом светом помещении. Здесь вполне достаточно мисок, мерных емкостей, всяческих механизмов и приспособлений, тарелок, кастрюль, сковородок и продуктов. Их так много, что вполне хватило бы для шестинедельного вояжа корабля «Королева Мэри 2».

— Зачем нужно было тащить все это с собой? — спрашиваю я у Керри.

— Потому что тебя нет в списке, — загадочно отвечает она.

— Но ты в нем скоро окажешься, — уверенно обещает Берни.

— Готов спорить, что так и будет, — с энтузиазмом подхватывает Керк.

— Очень скоро! — ободряюще заключает Кейт.

Я не имею ни малейшего представления, что это за список, о котором они говорят, но внезапно мне смертельно хочется, чтобы все они оказались правы. И я в восторге от того, какие у меня энергичные, уверенные и жизнерадостные друзья!

Направляюсь к мраморному прилавку, и навстречу мне выходит молодой человек в очках без оправы. Он выглядит месяцев на шесть старше Керри. Еще один ассистент ассистента, или он и есть ассистент? Может быть, самый настоящий — или кто-то еще круче, — потому что Берни подбегает к нему и заключает его в «голливудские» объятия.

— Дорогой, как я рада тебя видеть! Как замечательно оказаться здесь! Шикарная студия! — изливает она свой восторг. Я уже давно не слышала, чтобы моя подруга похвалила что-нибудь три раза подряд. Берни сегодня впервые надолго оставила близнецов дома и превратилась в агента.

Теперь Керри решает вставить слово и представить нас.

— Это Сара, — едва взглянув на меня, с серьезным видом сообщает она парню в очках. И, понизив голос и округлив глаза, воркует: — А это известный доктор Дэне Ловетт. Я каждый день смотрю сериал, в котором он играет.

Молодой человек, похоже, рад, что в паре со мной будет сниматься настоящая звезда, и торопится пожать Керку руку.

— Рад встрече, Лэнс. Я Кен Шабли, президент «Фуд нетуорк».

Президент? Ничего удивительного, что я не заметила его на вечеринке у Оливии. Парень настолько молод, что если бы я его увидела, то решила бы, что он чей-то сын. Наверное, так оно и есть. Я и не предполагала, что наши дети так быстро станут нашими работодателями.

— У вас отличный канал, — говорит Керк. — Иногда я специально осталось дома, чтобы посмотреть некоторые программы. Мне очень понравился цикл о том, как выбирать дыни.

— Спасибо, — скромно отвечает Кен, поправляя очки. — Я слышал много хвалебных отзывов. Мы планируем сделать продолжение.

— О чем? — спрашивает Керк, недоумевая, что может быть интереснее мускусной дыни.

— О фруктах с тонкой кожицей.

Все присутствующие молчат, и последняя фраза на некоторое время словно повисает в воздухе.

Кен, не церемонясь, кладет руку на плечо Керка и смотрит на Берни.

— Не могу не отдать тебе должное. Вот почему ты мой любимый агент! — Он просто излучает положительные эмоции. — Еще одна отличная идея. Привести сюда звезду сериала, чтобы он снимался вместе с Сарой. Я предчувствую большой успех.

На самом деле это запах шоколада «Тоблер биттерсвит», который плавится на плите. Но неужели у меня действительно будет партнер? Берни некоторое время размышляет, почему Кену Шабли так понравилась эта идея, а потом подмигивает Керку. Она явно обескуражена, что оба ее клиента будут вести кулинарное шоу, но тщательно скрывает это.

— Ты прав, Кен. Сара и Керк — отличная команда. Но до того как начнутся съемки, я хочу, чтобы ты знал: Керк стоит недешево.

— Конечно, нет проблем. Детали мы обговорим позже, — говорит Кен и машет рукой. — Сколько бы он ни стоил, он достоин этого. Это звездное притяжение.

Ладно, пусть я не звезда, но кто сказал, что я обладаю меньшим притяжением? Мне хочется уйти из студии, но, боюсь, никто этого не заметит. Даже Берни. И, честно говоря, когда начинаются съемки, я рада, что Керк рядом со мной. Несколько дней назад он пытался дать мне пару советов, объяснял, что я должна разговаривать с камерой, словно это мой друг. Но в моем представлении друг не похож на огромную черную коробку с мигающей красной лампочкой, а выглядит чуть более живым.

Керк подходит и встает за стол подле меня. Он расстегивает еще одну пуговицу на джинсовой рубашке, приглаживает назад волосы и, словно ковбой, вытягивает указательный палец в сторону оператора.

— Я готов, дружище, — говорит он. — В любой момент.

Вот так просто? Как он может быть готов?

Я четыре дня тренировалась взбивать тесто и одновременно говорить «а теперь добавим белки». Часами стояла перед зеркалом, повторяя «шоколад, шоколад, шоколад», и удивлялась, почему до сих пор никто не сказал мне, что в этот момент я очень смешно складываю губы. Потом была проблема с выбором одежды. Надеть желтый брючный костюм? Это слишком в стиле Хиллари Клинтон. Красный жакет? Я буду выглядеть, словно сотрудница «Эйвис» — фирмы по прокату автомобилей. Черное или белое? Только не на цветном экране. Я решила остановиться на голубом, но в этом сезоне в моде розовый, поэтому мне пришлось долго бродить по «Бендел», «Блумингдейл» и «Бергдорф» в поисках лазурной блузки с треугольным вырезом — главное, чтобы угол был не слишком острым. Потом последовали бессонные ночи, когда я пыталась переделать рецепт своего «Шоколадного сюрприза», чтобы он не стал вдруг «Шоколадным несчастьем». А еще я так и не научилась наливать молоко без брызг. Сниматься на телевидении гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд.

— Может быть, прорепетируем? — взволнованно спрашиваю я Керка.

— Нет, давай не будем, — улыбается он. — Ты знаешь рецепт, а я подыграю тебе. Расслабься и веди себя естественно, это всегда помогает.

— Но я волнуюсь, — шепчу я.

Керк берет мою руку и сжимает ее.

— Прими вот это. Помогает актерам успокоиться. — Он достает из кармана крошечную таблетку, по форме напоминающую «Тик-так». Не задавая вопросов, я тут же глотаю ее. — Через две минуты тебе станет лучше, — обещает Керк.

Делаю глубокий вдох, но мое сердце все равно колотится так сильно, что я не уверена, смогу ли говорить.

— Не помогает, — бормочу я.

Керк, словно в этом нет ничего необычного, достает еще одну таблетку.

— Подумаешь, это же твой дебют. Возьми еще одну. — Он тянется к моему уху, поправляет сережку и, сделав шаг назад, оценивающе смотрит на меня. — Великолепно!

Керк продолжает держать меня за руку, и, как это ни странно, я вдруг чувствую себя гораздо лучше, спокойнее, и мне даже начинает нравиться все происходящее. Красавцу кардиохирургу Керку каким-то образом удается контролировать мои эмоции. А может быть, помогла двойная доза таинственного снадобья.

Достаю пудреницу и проверяю, в каком состоянии макияж, который очень тщательно сделала Кейт, перед тем как мы отправились в студию. Какая замечательная у меня подруга! Она целый час накладывала мне на лицо четыре базовых слоя, консилер, румяна и пудру цвета загара — и все для того, чтобы кожа выглядела естественно. Сейчас же она подлетает ко мне с пуховкой.

— Нужно избавиться от блеска, — говорит она, деловито пудря мне нос.

Керк, наблюдая за нами, трогает ее за плечо.

— Может быть, и мне стоит? — спрашивает он.

Кейт с пудрой в руках подходит к нему, но потом отступает на шаг и оценивающе смотрит.

— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя замечательная кожа? И что ты великолепен?

— Да, многие, — признается мой партнер, и почему-то в его устах это не похоже на бахвальство. Для Керка это равноценно признанию, что небоскреб «Сирс-тауэр» очень высокий. Или что Мона Лиза улыбается. Или что четыре из пяти стоматологов советуют своим пациентам употреблять жевательную резинку без сахара. Это истина.

Хотя что еще могут предложить стоматологи? Жевать резинку «Базука»?

К нам подходит ассистент режиссера и начинает сыпать инструкциями относительно временных и еще каких-то сигналов. Он употребляет такое количество технических терминов, что я теряюсь и в панике смотрю на Керка.

— Тебе необходимо знать лишь одно: включена та камера, на которой горит лампочка, — успокаивает он меня, хлопая по руке.

Помощник звукорежиссера приносит мне пристегивающийся микрофон.

— Я должен пропустить провод под одеждой, — говорит он. Ему явно не терпится приступить к делу.

— Давай я помогу. — Керк подходит ближе. Берет провод и очень аккуратно прикрепляет микрофон к моей блузке.

— Я не должен был позволять тебе делать это, — удаляясь, недовольно ворчит помощник звукорежиссера. — У нас свои внутренние правила.

Могу представить себе, как их обсуждали в профсоюзе. Похоже, все были согласны на снижение пенсионных выплат, но требовали эксклюзивных прав на прикрепление микрофонов.

Ассистент режиссера просит тишины на площадке, и внезапно мне в глаза бьет ослепительно яркий свет.

— Начали! — кричит он. — Поехали!

— Поехали? — недоуменно переспрашиваю я, глядя на него. — Что это значит? Куда?

— Стоп! — раздраженно командует он и бежит ко мне. — В чем дело? Ты ведешь себя так, словно впервые попала на съемки.

— Так и есть, — обреченно признаюсь я.

— Черт! — качает он головой. — Тогда готовь свой дурацкий пудинг, а я позабочусь об остальном. В наше время на телевидение может попасть кто угодно!

Он прав. В промежутках между «Холостяками», «Стажерами» и «Последними героями» на экране мелькает очень много людей, и кажется странным, что кто-то еще остался дома у телевизора. И все же для меня это серьезный шанс. По крайней мере, я могу продемонстрировать, как правильно разбить яйцо.

Беру себя в руки, и, когда красная лампочка на камере загорается, мне удается справиться с яйцом. И пошутить. Причем не один раз. А когда Керк делает вид, что пытается отхлебнуть немного «Амаретто», я непринужденно выхватываю у него бутылку.

— Доктор Ловетт, вам нельзя пить, — смеюсь я. — Разве сегодня днем вы не делаете операцию на сердце?

— Да, шунтирую шунт, — отвечает он глубоким докторским басом.

Я хохочу, он ухмыляется, и мы продолжаем готовить. Очарование телевидения не обходит нас стороной. Пока я смешиваю и взбиваю, мы поддразниваем друг друга в такой живой и острой манере, что действительно напоминаем профессиональных телевизионных ведущих. Рядом с Керком я чувствую себя так спокойно, как у себя на кухне. Или, может быть, дело в таблетках? Мне пригодилась бы одна перед встречей с Джеймсом.

А вот тут я совершила непростительную ошибку. Зачем я вспомнила о Джеймсе? Только что все шло как по маслу! Но вдруг я начинаю излишне энергично работать деревянной ложкой, и рука, которой я держу миску, соскальзывает и оказывается прямо в липкой жиже. Ну вот, на этом мою телевизионную карьеру можно считать законченной…

Нет, я этого не допущу. Не мешкая ни секунды, я растопыриваю измазанную шоколадом пятерню и машу ею прямо в камеру.

— Если ваши пальцы оказались в миске, пудинг будет еще вкуснее, — улыбаюсь я во весь рот.

— Между прочим, это самое вкусное, — подходит сзади Керк. Схватив меня за руку, он принимается слизывать шоколад с моего указательного пальца. — М-м-м, восхитительно!

Я заливаюсь смехом.

— Обещаю, в готовом виде будет еще лучше, — дразню я его, отнимая руку. И вижу, как в другом конце студии смеется недавно такой угрюмый ассистент режиссера и Берни поднимает большой палец.

Мы безо всяких усилий заканчиваем готовку, и, к моему удивлению, усыпанный леденцами десерт выглядит вполне аппетитно. Оператор отсчитывает последние десять секунд, мы с Керком прощаемся со зрителями и отправляем друг другу в рот по полной ложке пудинга.

— Отличный финал! — слышим мы голос режиссера. — Молодцы, хорошо поработали!

— Я бы сказал — великолепно, — направляется к нам довольный Кен Шабли. — Я хочу, чтобы съемки следующей программы состоялись как можно скорее.

Вся съемочная группа собирается вокруг нас, чтобы поздравить, и я предлагаю всем попробовать свой «Шоколадный сюрприз». Удивительно, но я стала звездой благодаря неудавшемуся суфле, хотя нужно признать, что новый рецепт оказался не так уж плох.

— Что скажешь, Кен? — подходит к нам Берни. — Еженедельное шоу для этой пары?

Размышляя над ее предложением, Кен кладет ладонь на гладкий подбородок. Почему никто не скажет ему, что этот жест кажется более выразительным, когда мужчина становится достаточно зрелым и у него на лице начинают расти волосы?

— Да, согласен. Мы назовем его… — Он делает паузу и, придумав что-то, щелкает пальцами. — «Послеобеденные сладости»!

Мы с Керком переглядываемся.

— Здорово, правда? — Кен очень доволен собой. — Такая определенная двусмысленность. Это будет дневное шоу. Керк уже звезда дневного сериала. И вы готовите прекрасные десерты.

— Какое разочарование, — шепчет мне Керк, — я думал, что «послеобеденные сладости» — это возня в постели.

— Прошу тебя, мне понадобилась целая неделя, чтобы настроиться на готовку под прицелом телекамер, — отвечаю я смеясь. Но чувствую себя польщенной, и меня охватывает радостное возбуждение. Неужели я действительно стану телезвездой? И незнакомые люди на улице будут просить у меня автограф? Может быть, компания «Стала» даже назовет моим именем губную помаду?

Я все еще размышляю над своей речью после вручения мне премии «Золотой глобус» — следует ли сначала поблагодарить Керка или все-таки Брэдфорда, — когда Берни вновь берет ситуацию в свои руки.

— Мы согласны, — говорит она Кену. Как всегда, от нашего имени. — Когда ты хочешь заключить договор?

— Можно прямо сейчас. Пройдем в мой офис.

Но внезапно Берни меняется в лице. И я замечаю у нее на блузке небольшое пятно, которое начинает быстро увеличиваться.

— Извините, я должна бежать, — говорит моя подруга и хватает жакет, чтобы прикрыть грудь, но уже поздно. Блузка сейчас похожа на мишень для учебных стрельб — на ней уже два превосходных «яблочка». Берни посылает всем нам воздушные поцелуи.

— Сара, ты была великолепна! — кричит она уже из самых дверей. — Керк, и ты тоже. Кен, я тебя люблю, но мы поговорим позже. Сейчас у меня два очень важных клиента!

В жуткой спешке — волосы развеваются, каблуки громыхают — Берни вылетает из студии. Кен выглядит обиженным.

— Очень важные клиенты, — ворчит он, не понимая настоящей причины ее внезапного ухода. — Она ошибается. Вы двое будете самыми большими звездами среди ее клиентов.

Это не так уж невыполнимо, ведь сейчас у Берни есть только звезды весом менее десяти фунтов. Но Кен этого не знает. И мне нравится, что он разглядел в моем пудинге такой потенциал.

Мы с Керком и Кейт собираем вещи и прощаемся. На улице, уже остановив такси, Керк вдруг берет меня за руку и целует мои пальцы.

— Сладкие даже без шоколада, — говорит он, широко улыбаясь. Я смеюсь и целую его в щеку.

— Послушай, я чувствовала небывалое спокойствие во время съемок. Ты дал мне чудесные таблетки. Принеси их в следующий раз, кажется, я уже не могу без них.

— Они очень сильные, — мрачно качает головой он, — ты должна быть осторожна.

Тут я начинаю беспокоиться. Всего один день телевизионных съемок, а я уже сделала первый шаг на пути к реабилитационной клинике?

— Как они называются? — с тревогой спрашиваю я. — И какой состав?

Керк с серьезным видом достает из кармана коробочку, вытряхивает себе в ладонь горсть белых таблеток и отправляет их в рот.

— «Тик-так», — улыбается он и отдает мне оставшиеся. — Я принимаю их многие годы. Лучше всего помогают оранжевые.

Такси увозит Керка, и мы с Кейт ждем, когда переключится сигнал светофора. Она смеется.

— Ничего не понимаю, — говорю я, когда мы переходим улицу. — Мне хватило мятной таблетки, чтобы успокоиться. Значит, от алтоида я бы впала в кому?

— Не расстраивайся, эффект плацебо действительно существует, — успокаивает меня Кейт, продолжая смеяться. — В любом случае я рада, что твой друг Керк не распространяет сильнодействующие лекарства без рецепта. Вы великолепно смотрелись вдвоем. И между прочим, он ужасно мил.

Я радостно улыбаюсь:

— Да, а еще он очень веселый. И умный. Одинокий. И изучал философию. Тебе стоит встретиться с ним.

— Я занята, — отвечает моя подруга.

— Я не имею в виду сегодня днем, — уточняю я. — Сегодня вечером.

— Мое сердце принадлежит Оуэну! — Слова Кейт звучат как фраза из неудачной песни в стиле «кантри энд вестерн». Или вполне удачной. — Все равно Керку нравишься ты, если ты еще этого не заметила.

— Он мой друг и относится ко мне как к сестре. Старшей сестре.

— Все ясно. Ты не замечаешь никого, кроме Брэдфорда.

— А вот кого замечает Брэдфорд?

Кейт останавливается и смотрит на меня. Неужели я говорю серьезно?

— Что это значит, черт возьми? — спрашивает она. — Брэдфорд никогда не станет изменять.

— Не знаю, можно ли назвать это изменой. — Я глубоко вздыхаю. — Но Дилан сказал мне, что Скайла сказала ему, что Мими сказала ей, что они с Брэдфордом снова собираются жить вместе.

Кейт чувствует облегчение, но ей удается сдержаться и не назвать меня полной идиоткой.

— Ничего не скажешь, достоверный источник, — отметает она проблему.

— А если это правда? Ведь все уже в курсе.

— Ну, еще бы! И «все» очень много знают.

Мы приближаемся к Шестой авеню. Я снова вздыхаю. Думаю, Кейт не поверила в историю, которую опубликовал на прошлой неделе «Нэшнл инкуайрер». О том, что появившийся на поле круг остался от корабля двухголового пришельца. Нажимаю на кнопку на столбе, чтобы переключить светофор.

— Можешь этого не делать, — говорит мне подруга. — Эти кнопки не работают уже несколько лет. Их не снимают, чтобы нам казалось, что мы имеем какое-то влияние на дорожное движение. Тоже своего рода плацебо.

— И все же мне нужно что-то предпринять, — говорю я, снова вдавливая кнопку. Мы ждем еще минуту, и наконец загорается разрешающий сигнал для пешеходов. — Что ты посоветуешь по поводу Брэдфорда и Мими?

— Поговори с Брэдфордом, — предлагает Кейт. — Он скажет, что ты ненормальная, но это не страшно. Устрой романтический вечер. Обсуди все, что тебя волнует, в постели.

Я легко могу это сделать! Скайла сегодня у Мими, а Дилан ночует в гостях. И если уж на то пошло, я неплохо подготовилась на собрании родительского комитета.

Брэдфорд обещал вернуться домой пораньше, и действительно в восемь часов (это для него рано) я слышу, как он открывает входную дверь. Я наверху, в спальне, на мне светлая шелковая ночная рубашка (большой прогресс по сравнению с футболкой с эмблемой команды «Янкиз», в которой я обычно сплю), и, таинственно улыбаясь, я поправляю тонкую бретельку. Единственный минус моего плана в том, что я не вижу сейчас возбужденного лица Брэдфорда, пока он осматривается и понимает, что бы я для нас приготовила.

Я сделала все возможное, чтобы создать романтическую атмосферу (все, что смогла вспомнить): свет во всем доме выключен, в холле и на лестнице мерцают свечи — они освещают путь к спальне. Повсюду лепестки роз, в воздухе витает аромат моих духов от Аник Гюталь. Из плейера льется сладкий, мягкий голос Норы Джоунс. Рядом с кроватью в серебряном ведерке со льдом охлаждается бутылка белого вина. Все это немного старомодно по сравнению с кремом «Волшебное настроение», но все же вполне надежно.

Я мечусь по комнате, выбирая позу, в какой я встречу Брэдфорда. Жаль, что курение вышло из моды — сигарета, соблазнительно зажатая в пальцах, придала бы сцене некий декадентский налет. Вместо сигареты я беру бокал. Времени открыть бутылку нет, поэтому я растягиваюсь на атласном диване с пустым бокалом. Ожидание настолько волнительно, что сердце колотится даже сильнее, чем перед съемками гастрономического шоу. Жаль, что у меня под рукой нет «Тик-така».

Я перекрещиваю ноги так и эдак раз, наверное, десять, потом сексуально опускаю голову на согнутую в локте руку. Но Брэдфорд не появляется. Рука начинает затекать, я резко сажусь и встряхиваю ею. Ладно, прилягу на подушки.

Но что так задерживает моего жениха? Может быть, он раздевается на ходу? Очень-очень медленно… Но вот в коридоре вспыхивает свет (разве я зажгла недостаточно свечей?), и в комнату врывается Брэдфорд.

— Что здесь происходит? — Он озадачен. — Везде темно! Я решил, что что-то произошло, и спустился в подвал, чтобы проверить предохранители. Ударился ногой. Потом увидел все эти свечи. Что все это значит?

— Мне казалось… это будет неплохо смотреться, — сбивчиво бормочу я. Сердце перестает биться и проваливается в пятки.

— Свечи стояли так близко к шторам, — говорит Брэдфорд, бросая в сторону пиджак от Канали и развязывая галстук. — И я убрал весь мусор с лестницы, чтобы никто не поскользнулся и не упал. Да, кстати, кто-то не выключил плейер. Опять пульт потерялся?

Что уж говорить, мой план действительно произвел на Брэдфорда неизгладимое впечатление… Но я добивалась другого эффекта. Я хотела романтики, а Брэдфорд решил, что нам нужна новая экономка.

— Дорогой, у тебя был тяжелый день? — спрашиваю я, стараясь не отступать от сценария.

— Как всегда, — отвечает он, поворачивается и наконец-то замечает на мне ночную рубашку. — Ты собиралась спать? — удивляется он. Бросив взгляд на часы, Брэдфорд с беспокойством смотрит на меня. — Еще рано. Я думал, мы поужинаем как следует. Ты заболела?

Я и в самом деле чувствую себя не слишком хорошо. Я так старалась, но с идеальной ночью, кажется, ничего не выйдет. Я все испортила.

— Мне хотелось, чтобы сегодняшний вечер был особенным, — тихо говорю я. — Свечи, музыка. И на лестнице был не мусор, а лепестки роз. Я сама их собирала.

Я прячу лицо в подушку. Мне ужасно неловко, даже хочется, чтобы Брэдфорд ушел. Но нет. Он подходит ближе, крепко обнимает меня за плечи.

— Мне страшно жаль, — говорит он, зарываясь лицом в мои волосы, и, похоже, чувствует себя так же глупо, как и я. — Ты все так замечательно устроила. Не знаю, о чем я только думал. Наверное, я оставил голову в офисе.

Сильные руки на моей спине успокаивают меня. Он определенно знает, что делает.

— Мне нравится твое сексуальное белье, — говорит он, прикоснувшись к бретельке. — Может быть, я и туповат, но теперь все понял.

— Несколько поздновато! — Я бросаю в Брэдфорда подушкой.

— Но никогда не поздно, — отвечает он, подсовывая другую подушку мне под спину и расстегивая свою рубашку. — А если я буду так неотразим, что ты не сможешь устоять?

— И как же ты это сделаешь? — дразню я его.

— Может быть, вот так… — Он наклоняется и проводит кончиком языка по моим губам. Потом осторожно целует меня и медленно… очень медленно проникает языком глубоко в рот, и перед этим — Брэдфорд был прав — устоять невозможно.

Я пытаюсь прикоснуться к нему, но он останавливает меня:

— Нет, сейчас моя очередь. Ты соорудила декорации. Теперь мой выход! — Он нежно опрокидывает меня на спину и целует в шею, потом его губы начинают медленно спускаться вниз. — Мне очень нравится твоя ночная рубашка, но, думаю, пришло время ее снять.

Спускаю с плеч бретельки, и Брэдфорд тянет рубашку вниз. Но на бедрах она вдруг перестает скользить и застревает. Брэдфорд тянет… Я сажусь. Шелковая ткань впивается в мои бедра.

— Наверное, следует снимать в другом направлении, — говорю я. От настроения, которое я создавала с таким трудом, ничего не остается. — Это все моя задница!..

— Твое тело прекрасно! — Брэдфорд принимается целовать мою обнажившуюся грудь.

— Ты сейчас занят лучшей его частью.

— Они все одинаково хороши, — произносит Брэдфорд, стаскивая злополучную рубашку через голову.

Я собираюсь сказать ему, что он не прав и что бедра у меня даже больше, чем задница. Но вовремя останавливаюсь. Брэдфорду нравятся изгибы моего тела. Он говорил это миллион раз. И судя по тому, как его руки сейчас ласкают мои бедра, я не могу ему не поверить. Волноваться из-за этих нескольких лишних фунтов имеет смысл, когда я пытаюсь влезть в свои старые джинсы, но только не в постели с возлюбленным. Это было бы непростительной тратой времени!

Я лежу в нежных объятиях Брэдфорда и не думаю ни о каких своих недостатках. Я получаю удовольствие от того, что он наслаждается моим телом. Он трогает мои бедра, наши тела сливаются в единое целое, и в это мгновение я забываю все свои тревоги.

Немного погодя, когда мы, удовлетворенные, лежим в объятиях друг друга, Брэдфорд гладит мои волосы и говорит, что любит меня. — Я тоже люблю тебя, — отвечаю я. Моя голова лежит на теплом плече Брэдфорда, я вожу пальцем по его широкой груди и размышляю о том, ради чего был устроен весь этот вечер.

Сейчас мне кажется, что глупо беспокоиться по поводу Мими. И хочется немедленно забыть о ней. Но что-то подсказывает мне, что, если я сделаю так, эти мысли завтра же вернутся.

— Можно задать глупый вопрос? — спрашиваю я, придвигаясь еще ближе к Брэдфорду. Я знаю, что в эту минуту любимого человека можно спросить о чем угодно.

— Давай я угадаю, — игриво говорит Брэдфорд, закидывая руки за голову. — Ты хочешь знать, как я мог сначала вести себя как настоящий идиот, а потом вдруг оказаться таким потрясающим любовником.

— Нет, — в ответ поддразниваю его я. — Но мне действительно интересно, мак ты стал таким потрясающим любовником.

— Годы опыта.

Я знаю, что он шутит, но все равно мне немного не по себе. Брэдфорд чувствует, что я напряглась.

— Я пошутил, — говорит он и тянется, чтобы поцеловать меня.

— Знаю, но все же я хотела тебя спросить не об этом, — признаюсь я. Потом прикусываю нижнюю губу и продолжаю: — Может быть, это глупо, но вы с Мими стали дружны в последнее время. Часто бываете вместе. Я переживаю.

Теперь очередь Брэдфорда напрягаться. Он опускает руки и медленно складывает их на груди.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась, — тщательно подбирает он слова. — Но мне кажется, что ты ищешь проблему там, где ее нет.

— Но Мими-то есть, — возражаю я, стараясь, чтобы голос звучал весело.

— Да, и она мать Скайлы, — говорит Брэдфорд. — Нам по-прежнему нужно растить дочь. Я рад, что мы с Мими снова ладим. Я и по поводу Джеймса пытался объяснить тебе то же самое.

— Но Мими ведет себя так, будто за этим стоит что-то еще, — не унимаюсь я. — Она ясно дала понять, что хочет вернуть тебя и вышвырнуть меня отсюда.

Брэдфорд спускает ноги с кровати, некоторое время раздумывает, потом встает.

— Меня не волнует, чего хочет Мими, и ты не думай об этом.

— Но у тебя есть целая жизнь, частью которой я не являюсь, — говорю я и сажусь, распаляясь сильнее, чем следовало бы.

— Как и у тебя, — говорит он, направляясь в ванную; — Ты была права, когда сказала, что это глупо.

— Ты даже не хочешь поговорить? — раздосадовано кричу я ему в спину.

Я слышу, как из крана льется вода; через некоторое время Брэдфорд возвращается и садится на кровать рядом со мной. Он выглядит уставшим.

— Сара, если ты хочешь обсудить это, давай поговорим. Я должен сказать тебе следующее: у каждого из нас есть дети, бывшие супруги и прошлое. В нашем возрасте любовь — очень сложное чувство. Может быть, оно сильнее и глубже, чем раньше, но все-таки сложное. Я хотел бы сказать тебе, что мы возьмемся за руки и пойдем вперед, и заходящее солнце будет освещать наш путь, и все будет прекрасно. Я хочу, чтобы так и было. Но наш путь может оказаться не таким прямым.

Если эти слова должны были ободрить меня, то с этим ничего не вышло.

— Что это значит? — спрашиваю я с грустью. — Когда мы пойдем вперед под лучами заходящего солнца, ты будешь время от времени отлучаться к Мими?

Брэдфорд отвечает не сразу. Он смотрит на меня, потом отводит взгляд, и я вижу, как он сжимает челюсти.

— Ты действительно так думаешь? — спрашивает он.

— Я не знаю, что и думать, — отвечаю я.

Он встает и начинает ходить по комнате.

— Если ты сейчас не знаешь, как ко мне относиться, что еще я могу тебе сказать? Я уже полтора года твержу, что люблю тебя и не собираюсь бросать. Я не Джеймс. Если ты до сих пор не веришь мне, то, возможно, я никогда не смогу убедить тебя в этом. Ты или доверяешь мне, или нет.

— Конечно, я тебе доверяю, — мягко говорю я. — Извини, что вообще подняла эту тему.

Брэдфорд колеблется, но подходит и обнимает меня.

— Все в порядке. Нужно уметь говорить на любые темы. Но тебе не о чем волноваться. Ты должна чуть больше верить в меня. И в себя. — Он целует меня.

— Хорошо, начинаю прямо сейчас. Я обновленная, бесстрашная, смелая! — Я целую его в ответ и думаю о том, как уверенно себя чувствую в крепких объятиях Брэдфорда.

— Хорошо! — Он обнимает меня. — Я не тороплюсь сменить тему, но ты все же расскажи мне, как прошли съемки.

— Отлично! — Я стремлюсь продемонстрировать ему, что и в самом деле могу быть спокойной и уверенной в себе женщиной. — Это шоу может даже стать еженедельным.

— Здорово! — радостно улыбается Брэдфорд. — Я тобой горжусь. Значит, моя невеста — будущая телеведущая, как Кэти Курич?

— Нет, она готовит не так хорошо, как я, — нахально заявляю я. Совсем не сложно излучать уверенность! Нужно всего лишь притвориться.

— Ну что, моя замечательная кухарка, не хочешь ли ты приготовить ужин своему будущему мужу?

— Есть предложение получше, — говорю я и с невинным видом приближаюсь к нему. — Давай пропустим ужин и сразу перейдем к десерту. Это очень вкусное крем-брюле.