Когда машина Владимира тормозит у здания, где находится Данияр, мое сердце, напротив, ускоряется до немыслимых скоростей. Того и гляди – вылетит из груди, к черту лишив меня дыхания.
– Мы приехали, он здесь, – подтверждает мои догадки Владимир. – Ты уверена, что хочешь его видеть?
Не хочу.
Во мне говорили боль и горечь. И отвращение к нашему прошлому. Столько там было намешано – в этом самом прошлом – лучше бы не вспоминать.
Я прожила с Данияром две жизни. Одну – очень чистую. Ту, где он был моей первой любовью, стал первым мужчиной и у нас не было проблем кроме периодических вспышек ревности Данияра. Я еще училась тогда, и его собственническая натура была, казалось, единственным недостатком в этом мужчине. И еще я прожила с ним другую жизнь, грязную, где были другие люди. Мужчины, женщины, в этом грязном мире они все были против нас.
Что будет дальше – предстояло решить именно сейчас.
– Мне нужно, – выдыхаю я и решительно открываю автомобильную дверь. Я беру дочку на руки, но по факту не знаю, куда ее деть. Зайдя внутрь серого большого здания, я называю дежурному полицейскому фамилию Данияра и прошу свидание с мужем, после чего меня просят подождать.
– Давай мне Миру, – велит Владимир. – С ребенком нельзя, я буду оберегать ее.
Сначала я смотрю на Владимира как на чужого человека. Несколько десятков минут назад он взорвал дом с людьми, убив всех, кто в нем находился, а сейчас мы находимся в полиции, и ему ничего за это не будет. Не сказать, что я горевала по Назару, но реакцию Данияра никто не отменял. Фактически мой отец убил его дедушку. Плевать, какого дедушку – плохого или хорошего, факт остается фактом.
– Проходите к Багрову, у вас есть десять минут! – сообщили мне.
Вскинув взгляд, я кусаю губы и бегло осматриваю помещение. Здесь камеры. Ничего не будет. Миру придется оставить новоиспеченному дедушке.
– Осторожно, ладно? – обращаюсь к Владимиру.
– Я умею обращаться с детьми, – отвечает он мне с горечью.
Я киваю и понимаю, что наши отношения с Владимиром не будут слишком теплыми, а единственным, по кому будет скорбеть Азацкий, это его погибший сын. Уж он точно не от интрижки был рожден, это тоже факт.
Несколько минут меня ведут по длинному узкому коридору и вместе с эхом от моих шагов в такт стучало собственное сердце, так и норовя выпрыгнуть из груди. Я поправила на себе пальто. Погода менялась, приближалась весна.
А еще жутко раскалывалась голова – мучения Назара не прошли даром, и в больнице, вероятно, мне поставят неутешительный диагноз. Мигрень или другие осложнения. Жизнь не будет прежней.
– Вы собираетесь проходить?
Меня спрашивают не в первый раз, мы давно подошли к камере и передо мной распахнули железную дверь. Я скупо извиняюсь и прохожу внутрь, отрезая себе последние пути к побегу.
Как мы до такого докатились?
До свиданий в камере. До пропасти бешеной. До обид и недопониманий… по крайней мере с моей стороны они точно были, и я имела на них полное право. Как и Данияр имел право на свободу, поэтому я здесь.
– У вас десять минут!
Дверь за моей спиной захлопнулась. С бешеной силой.
А он ждал меня. Я глаза не поднимала, но чувствовала – ждал. Ему сказали, что жена придет. И он очень ждал.
Широкие шаги по направлению ко мне стали спусковым крючком. Я отшатнулась, когда он прикоснулся ко мне.
Доля секунды. И большая пропасть.
– Насть, – его голос был низким, хриплым. Страшным.
– Не надо.
– Настя, – повторил он настойчиво.
– Нет! – процедила я и резко подняла взгляд. – Назар, скорее всего, мертв. И я все помню. Все, Данияр.
– Я знаю, – ответил он. – Я все знаю, Настя. Мои люди сели вам с Азацким на хвост сразу же, как обнаружили тебя. Я немного не успел. Он перехватил вас раньше.
Немного.
На одну ночь, как минимум. Когда меня мучили тем нашим видео...
Немного!..
– Тебе плохо, – озвучивает он мои мысли.
– Я пришла сюда не за этим. Мне нужны ответы, Данияр.
– Спрашивай.
Его глаза такие спокойные, но с темной поволокой. Данияр понимает, что его положение шаткое, но во мне отчего-то уверен. Уверен, потому что помнит мое обещание – быть рядом. Быть женой, быть плечом, не отступать. Но это было до.
– Мое обещание в прошлом, – заявила я уверенно.
– Вот как? – тихое уточнение. – Где наша дочь, ты оставила ее с Азацким?
Данияр больше не делает попыток приблизиться, он даже отошел, позволяя мне дышать свободнее.
Но и из камеры я едва ли выйду раньше десяти положенных минут. Я это четко понимала.
– Именно. Вижу, что ты все знаешь, тогда начнем с начала, – спокойно произношу я. – Ты мне изменял?
Данияр сощурился, но не думал долго. Сразу понял, о каком видео идет речь.
– Нет.
Не это я хотела услышать.
Я хотела объяснений, но Данияр мне их не давал. Держал на цепи, дозировал информацию, неосознанно делал мне хуже. Я хотела большего.
– Ты можешь объяснить?
– Я не вижу смысла объяснять подделанное видео, на которое ты повелась, сбежав из дома почти год назад.
Данияр разозлился. Разумеется.
Это резко проявилось: в комнате поднялся густой воздух.
Я опускаю глаза, не зная, как спрашивать о другом. О том, что больше всего разъедало душу и мысли. Та ночь с кинопоказом от Назара была жуткая, кадры невозможно забыть. Ни кадры, ни собственные воспоминания.
Сделав несколько широких шагов, Данияр все-таки оказывается рядом. Его руки собственнически обхватывают мое лицо, а губы скользят по виску.
А в моей голове то видео.
Тот день, когда я поняла, насколько он силен, а я – беззащитна.
– Не трожь… Что ты с нами сделал?! В тот день после свадьбы… – мучительно простонала я.
– Я могу извиниться сотни раз, но едва ли это уйдет из твоей памяти.
– Я все помню, Данияр. А даже если постараюсь забыть, то видео будет всплывать. Он показывал его мне. Десятки раз крутил. Я всю ночь смотрела. И вспоминала, вспоминала…
Я зажмуриваюсь.
Вот и сказала об этом. Вслух. Действительно мясорубка, самая настоящая.
– Я считал, ты мне изменила.
– Это не оправдание.
– Мне жаль.
Жаль.
Я не уверена. Данияр уже показал себя в истинном обличии, когда решил, что я его собственность и что со мной можно делать все, что угодно.
– Насть, это ничего не меняет. Ты моя жена. У нас ребенок. Все наладится.
Я качаю головой. Безумие. Полное безумие! Дикая мясорубка, а не любовная история.
Данияр стискивает зубы, вминает меня в свое тело. Я с трудом упираюсь ему в грудь и отхожу на безопасное расстояние. Признаю, что я его боюсь. Даже теперь, когда за моей спиной есть защитник.
– Последний вопрос. Павел и Виктория – мое приемные родители?
Я тяжело дышу и смотрю на него пытливо.
Данияр впивается в меня невидящим взглядом. Понимает: солгать больше не получится. Я больше не всецело его. Я могу уйти.
Это не нравится Данияру. Назар был прав, мой муж очень хочет владеть мною единолично.
– Да, это так. И я знал про Азацкого, Настя.
Сердце разбивается вдребезги.
Все лгали. Все. Все меня поимели, не иначе.
– Давно? – шепчу одними губами. – Давно ты знал?
– Нет, Насть.
– Врешь…
– Совру только в том, что рад связям с Азацким, – вспылил Данияр в ответ. – В остальном я честен с тобой. Я не такой ублюдок, каким ты меня нарисовала.
Мы оба замолкаем, тяжело дыша.
Я не знаю, кому верить, но решаю доверять лишь своим ощущениям. Правда в любом случае вскроется, с такой репутацией Данияру бессмысленно лгать.
– Узнал недавно, когда провожал твоих родителей в аэропорт. Твой отец отвел меня в сторону и признался, что ты приемная дочь. Он решил, что это может помочь делу с Назаром, от них все равно толку нет.
Вот, чего отец каялся мне в тайне от матери.
Не только из-за весны той проклятой, но и из-за тайны с приемным ребенком. Я была им неродная, и отца терзала эта тайна.
– Я начал искать, но Назар быстрее подсуетился. Назар действительно мертв?
Я киваю, наблюдая за его реакцией.
Кровная война счастья не приносит, но Азацкий решил за всех нас. Он уничтожил моего мучителя.
Дверь отворяется с громким скрипом. Нас оповещают, что остается одна минута, но этого недостаточно, чтобы сердце перестало истекать кровью.
Кусая губы, я смотрю на Данияра. Обросший, но все такой же суровый. Безумно сильный, высокий, красивый. У меня от этого мужчины маленькая принцесса. Я не смогу ей сказать, что в свое время оставила ее отца в тюрьме. Данияр выберется, уверена, но для этого пройдут годы. И тогда между нами не только пропасть, но еще и бездна ненависти разовьется. Ни за что в жизни этого допустить нельзя.
Минуя Данияра, я присаживаюсь за стол и беру ручку с листочком. Здесь есть все необходимое. Уверена, даже Данияр живет здесь в щадящих условиях, иначе быть не может – у него много связей, просто у Назара на тот момент их оказалось больше.
– Продиктуй номер твоего адвоката. Я свяжусь с ним и на следующей неделе выступлю на суде в твою защиту. Назара больше нет, обвинений тоже. Мое слово станет законом.
Тяжелые шаги – символ приближения.
Данияр подходит близко, прислоняясь грудью к моей спине. Его руки тяжело опускаются мне на плечи.
– Это значит, что ты останешься моей, – не спрашивает, больше утверждает. – Записывай номер.
Я не успеваю ответить, что это вовсе не означает озвученное.
Данияр диктует, я пишу номер. Обещаю связаться сегодня же. Уверена, что скоро Данияр будет на свободе. Когда подхожу к двери, то слышу в спину:
– Ничего не кончено, Настя. Не выдумывай глупостей в своей голове. Я выберусь, и мы поговорим.
– Говорить не о чем, Данияр. После такой мясорубки – не о чем, – бросаю через плечо. – Когда я ничего не помнила, я верила, что у нас любовь была. Большая, настоящая. А ты просто женщину искал, которой мог бы владеть единолично. В нашей истории любовью не пахнет. Пахнет властью и собственническими отношениями.
Я задыхаюсь под взглядом Данияра. Глаза у него темные, все с той же поволокой.
– Никуда не уезжай с ним, – предупреждает он, имея в виду Азацкого. – На следующей неделе я найду вас с Мирой, и мы спокойно поговорим. В других условиях. Не заставляй меня вас искать, я хочу все наладить.