— Если я правильно поняла, даже не услышав твой рассказ: тебе некуда идти, Матильда. Я права?
Ольга Петровна появляется с аккуратной стопкой вещей и останавливается в дверях ванной комнаты.
Я стыдливо полотенцем нагое тело прикрываю. Сбежала из дома Кайсарова без нижнего белья. Как душ приняла, так и осталась ни с чем. А потом завертелось…
Хорошо, хоть какие-то шмотки нашла, чтобы не с голым задом по ночному городу щеголять. И докажи, попробуй, что не было ничего!
— Угу, — киваю, губу закусив.
Руки к одежде протягиваю, а Ольга Петровна поясняет:
— Потому я пижаму Ларисы захватила. Вот, держи! А это уже утром: джинсы, футболка. И нижнее белье. Новое!
— Спасибо, Ольга Петровна! Я…
— Одевайся и на кухню приходи, — перебивает меня. — Горячие бутерброды приготовлю и чай. Посидим. Ты успокоишься и все расскажешь.
Дверь в ванную прикрывает, а я одна остаюсь. Дыхание перевожу. На себя в зеркало над раковиной смотрю и не узнаю: словно повзрослела за прошедший день. Жесткость в глазах появилась и недоверие, даже к себе.
Вещи стопкой на стиральную машину кладу, а сама в ванну встаю, чтобы ноги помыть. По сути, не так уж я испачкалась, пока выход из заточения искала. Только что босиком прошлась. Остальную грязь чужой пиджак да комбез приняли.
Насухо вытираюсь, трусы и розовую пижамку натягиваю. Приятная такая к телу! Человеком себя чувствую.
Старые вещи в рулон сворачиваю и в прихожей на полу, у стенки оставляю. Потом решу, куда девать. По идее, пиджак могут и назад потребовать, если все же люди Кайсарова меня поймают. Счет за него выставят. Опять расплачиваться.
Коротко выдыхаю и шлепаю босыми ногами на маленькую, но уютную кухню. Угловой диванчик, стол. По другую сторону аккуратный кухонный гарнитур. На окнах все те же белые ажурные занавески.
Я на табуретку усаживаюсь, а Ольга Петровна уже чай разливает. В микроволновке бутеры шкворчат, точнее, сыр на них плавится. Чует мой голодный нос сказочно аппетитный аромат.
— Ну вот, давай, Матильда! Горяченькие, — достает тарелку и передо мной ставит, а я едва слюной не подавилась, глядя на эту красоту.
Я уже забыла, когда в последний раз ела. День бесконечный!
— Матильда, — негромко мое внимание привлекает, присаживаясь на диванчик, а я глаза на Ольгу Петровну поднимаю.
Глоток чая. Губы облизываю, пока слова подбираю, чтобы коротко ситуацию прояснить. Не хочется в подробности погружаться. К чему это?
— Я с Филимоновой поспорила, что не побоюсь подойти к… пацанам. Светка постоянно меня в нерешительности попрекала.
— К каким пацанам, Матильда?
Я хмурюсь. Почему-то перед классным руководителем робею сильнее, чем перед матерью. Словно до сих пор в десятом классе и оправдываюсь, почему с уроков сбежала, несмотря на то, что тогда смылся весь класс, сорвав контрольную.
— Матильда, посмотри на меня, — Ольга Петровна ладонь на руку мою кладет, и так тепло становится на душе. — Я не смогу помочь, если не узнаю правду.
— Да мне бы просто до утра…
— Послушай, утро вечера мудренее, конечно, но ты уйдешь, а я мучиться буду от мысли: что с тобой дальше произойдет. А я не разобралась, не помогла.
— Не надо вам в это ввязываться, Ольга Петровна.
— Матильда, ты пришла не к кому-либо из знакомых, а именно ко мне! Почему?
— Доверяю, — выдыхаю в ответ.
— Вот видишь! Так, на каких пацанов спорили со Светой?
— На одного, — поправляю, чтобы уж правдоподобнее звучало, и еще тише добавляю: — На Кайсарова Валеха.
Ольга Петровна отклоняется. Недоверчиво на меня смотрит. Даже головой качает. Не верит.
— Я правильно услышала?
— Угу, — киваю в ответ. — Мало, кто его не знает. И папа его тут ни при чем! Сам личность неординарная.
— Да уж мне ли не знать, Матильда! Все-таки, в моем классе учился.
— Как это? Он же не в нашей школе…
— Так я перевелась как раз в том году, когда руководство взяла над вашим классом. А до того в восьмой работала много лет. И Кайсаров — мой ученик.
— Надо же, — усмехаюсь. — Я не знала.
— Так, что случилось в итоге, Матильда? Он обидел тебя? Надругался, прости господи!
— Ой нет! Что вы! Нет, конечно! По крайней мере, не успел даже пальцем тронуть, — защищаю вдруг главаря банды, но по сути, так и есть.
Еще и от Мара спас, когда тот выкрал меня и вот он, как раз-таки, мечтал отомстить Кайсарову, обесчестив его девочку. А Валех так дрожал над моей девственностью, чтобы чистенькая была, только для него.
Кладу остатки бутерброда на тарелку. Руки на колени, спину ровно и глядя в глаза учителю выдаю, словно правило наизусть шпарю:
— Поспорила, что подойду к Валу и попрошу меня поцеловать. Он согласился. Поцеловал. Взамен попросил провести с ним неделю, но не для того, о чем вы подумали. Он сам, оказывается, на меня спорил с пацанами, что пальцем не тронет в течение этой самой недели. Мы поехали в клуб вечером, там заварушка произошла. А потом обратно к нему домой, но…
Дыхание закончилось. Я сбиваюсь и зажмуриваюсь, ныряя в воспоминания этого вечера, переживая заново весь ужас происходящего.
— Но что, Матильда?
— Валех вино выпил и начал задыхаться. Оно оказалось отравленное, — с трудом выговариваю, а Ольга Петровна рот ладошкой зажимает:
— Да ты что….
— Его парни скорую вызвали, а меня в кладовке закрыли. Думали, что я Валеха отравила. Но я…
Губы кусаю. Непроизвольно слезы на глаза наворачиваются.
Ольга Петровна ко мне ближе подсаживается, за плечи обнимает. Гладит. Успокаивает.
— А тебе удалось сбежать?
— Да! Но они ищут меня.
— Поэтому домой идти боишься?
— Угу.
— Ясно, Матильда. Хорошо, что ко мне пришла. Разберемся! Вот увидишь: справедливость восторжествует. Нам бы только узнать, в каком состоянии Валех, да родителям твоим весточку передать. Волнуются ведь!
— Но как? А если Кайсаров сам считает также: что я замешана? Еще его отца вызвали. Боюсь я, Ольга Петровна!
— Давай-ка, девочка моя, спать ложись! Уже довольно поздно. А утром решим, как быть. К тому же, завтра домашнее молоко привезут. Я за ним пойду и постараюсь новости узнать. Город маленький, слухи быстро распространяются.
Спорить не хочется. Покорно позволяю уложить себя спать в зале на диване и отрубаюсь моментально…