(Валех)
Посреди двора стою, с торца дома. Голову поднимаю, этажи отсчитывая.
Первый. Второй…
А вот и те самые окна. Выходят с видом на соседнее здание. А не было бы его, так сразу бы на парк глядели. Но это все мелочи.
Главное, что свет в окне. А значит, классуха дома. Мужа нет, в отъезде. Он на постой в разъездах, а баба одна. Но верность всегда хранила. Про него не знаю, не проверял.
А вот Ольга Петровна умело уважение к своему авторитету воспитывала. Не один бы не покусился. Хоть и хороша всегда была. Независимо от возраста. Видная баба!
Как сейчас помню, половина класса в нее по уши втрескались, когда уже дрочить научились. Но виду не подавали. Уважали и ценили!
Наш класс преимущественно из пацанов состоял. Ни один классный руководитель не выдержал такого напряга. Ученики все, как на подбор: отпетые мошенники.
Пока Петровна не взялась. Пиздец подкрался незаметно! И слова так умела находила, что до самого нутра доставала. Стыдно, блять, становилось! Только перед ней. Ни перед кем более, в этой жизни.
Стою и ноги деревенеют. То ли после отравления до сих пор отходняк ловлю, то ли от встречи пасую. Скорее, второе.
Но раз уж решил…
Кнопку домофона нажимаю. И без наводки номер квартиры помню. Не раз приходил. Прощение просил, а то откровенно взятку конфетами давал, чтобы в четверти пару не выводила.
Не брала. Никогда. Отрабатывать заставляла. Умственно.
Во многом Петровне благодарен, а в частности, что думать научила, прежде чем действовать.
— Кто там? — домофон звук голоса меняет, но узнаю знакомую интонацию.
— Кайсаров Валех. Поговорить надо, Ольга Петровна!
— Заходи!
Дверь открывается. Я оборачиваюсь. Ройс позади стоит. Кивает мне. На охране остается.
В подъезд вхожу, в прохладу окунаюсь. Специфический аромат ноздрями втягиваю. Витает в старых подъездах своя, особенная, атмосфера. Я бы даже сказал: по уютному домашняя.
Пешком на третий этаж поднимаюсь. Уже на втором в пролете торможу. За перила хватаюсь. Сердце едва не выпрыгивает. Коротко выдыхаю, пот со лба утирая. Не слабо меня подкосило!
Но в течение дня из Мара правду выбил, кто вино в подарок подогнал. Он сам лишь посредником выступил. Но ничего! Все заплатят, мне бы только девочку найти.
— Долго же ты поднимаешься, — голос слышу, когда до третьего этажа добираюсь.
— Как вы учили, Ольга Петровна: на каждую ступеньку своя мысль, а в целом реферат или сочинение. Здравствуйте!
— Краткость есть душа ума, а многословье — бренные прикрасы. Слышал такую фразу?
— Шекспир? Я помню, вы говорили.
— Это хорошо, что память тебе не изменяет, Валех. Проходи, пожалуйста! Но также должен помнить, что быстрее мысли?
— Время.
— Верно! А его как раз и не хватает, — говорит, а сама на зеркало в прихожей показывает.
Смотрю. Читаю послание. Черным цветом по отражающей поверхности, в которой ловлю собственную бледную физиономию. А под глазами черно, да щетины больше стало.
Каллиграфическим почерком, если бы так не спешила моя девочка, написано: "Простите меня! Но надо уходить. В долг взяла деньги и кроссовки. Все верну! Спасибо вам!"
Молча в карман лезу. Налом мало. Бабло на карте да счетах банковских. Но вынимаю смятую купюру. Пять кусков.
Распрямляю банкноту. На полку под зеркалом кладу.
— Если мало, я добавлю. Сколько взяла?
— Не в деньгах дело, Валех! Что произошло? Почему Матильда так торопилась? Меня не дождалась! Я на рынок ходила. Хотела молочком свежим ее побаловать. Прихожу, а тут…
— Испугалась она, — честно признаюсь, вспоминая рассказ того парня, который увидел ее в окне. — Не доверяет. Вот и ушла. Но я найду. Верну ее. Клянусь!
— Да уж постарайся! Это тебе не годовую оценку исправлять.
— Разумеется, Ольга Петровна. А вы откуда Матильду знаете?
— В школе, где она училась, работаю. Выпускница моя!
— Тесен мир.
— Она тут вещи оставила, в которых пришла. Заберешь? — подбирает у порога сверток, мне протягивает. — Боюсь спросить, хоть Матильда и рассказала, но…
— Что?
— Почему в такой одежде пришла? Что ты с ней сделал?
Молча из пакета шмотки достаю. Сразу комбез рабочий узнаю. Пиджак мужской. Мысленно образ Матильды в этом одеянии рисую.
Пиздец какой-то! Братва даже одежду ей не вернула. В чем была, в кладовке закрыли. Пялились на нее, голую. Руками трогали!
Зубы стискиваю. Рычание не сдерживаю. Но кого винить? Сам же облажался.
Глаза на классуху поднимаю. С осуждающим взглядом сталкиваюсь. Как от пощечины, зажмуриваюсь.
— Я все исправлю!
— Уж будь так добр, — усмехается. — Родителей в известность поставить надо. В полицию ведь заявят. Сколько ее уже дома нет? Сутки прошли?
— Хорошо. Сделаю!
— Ох, Валех! — качает головой. — А скажи мне: это правда, что ты спорил на Матильду?
— Это она так сказала?
— Ответь уже.
— Да. Было. Но спорил, что не трону. Неделю.
— А потом? Поиграл бы и выбросил?
— Нет! — отвечаю, не задумываясь. — Выбила меня из зоны комфорта. Не такая, как все! С перчинкой. Как я люблю!
— Тогда, еще не все потеряно, Валех. Найди ее!
Киваю. За дверь выхожу, а в кармане мобила вибрирует.
— Слушаю!
— Вал, новости есть по девочке, — Ройс рапортует.
— Не тяни резину!
— На автовокзале видели. Братва сейчас записи с камер изучают. Пробьют, кто Матильду увез.
А я ладонью по лицу провожу. Охренеть просто! Из огня да в полымя. Век мне замаливать прощение. Но сначала найти надо…