Яшмовая долина

10. ДЖАСПЕР

Как только я открыл входную дверь и шагнул внутрь дома, мне в лицо ударил едкий запах горелой еды. Дым заволакивал кухню, затуманивая воздух, когда в окна проникал свет раннего вечера.

— Что за хрень?

Я поставил рюкзак на островок и поспешил к плите, распахнув дверь. На ней ничего не было. И она была выключена. Но сегодня на ней явно что-то умерло.

— Элоиза? — позвал я.

Ответа не последовало.

Неудивительно.

Она избегала меня всю неделю, с тех пор как столкнулась со своими братьями в своем съемном доме.

За последние шесть дней реальность нашей ситуации стала очевидной, горькой и резкой, как запах в домике-шалаше. Мы были чужими людьми. И мы вели себя соответственно.

На данный момент даже секс не был обычным делом, особенно если учесть, что Элоиза предпочитала спать на диване.

Неделю назад я думал, что это наше соглашение не составит труда. Какое-то время мы бы оба притворялись. Наслаждались горячим, незамысловатым сексом. А потом, после свадьбы, мы бы расстались. Просто развелись. Пошли бы своими дорогами.

Я был гребаным идиотом, думая, что это будет легко. Мы с Элоизой были в таком же дерьме, как и то дерьмо, что было у меня в духовке.

Запах ударил мне в ноздри, поэтому я шагнул к ближайшему окну, но обнаружил, что оно уже открыто. Затем бросил взгляд в заднюю часть дома на раздвижную дверь, тоже открытую.

Моя жена сидела на веранде.

Я заскочил в прачечную, достал маленький вентилятор, спрятанный на верхней полке шкафчика для хранения вещей. Выставив его на кухонное окно и включив на полную мощность, я приоткрыл входную дверь, чтобы проветрить помещение, а затем вышел на улицу.

Веранда возвышалась над землей всего на тридцать сантиметров. Элоиза сидела на краю, скрестив ноги, и смотрела на деревья. В её руке было что-то черное, очень похожее на хоккейную шайбу.

— Я испекла печенье.

Хоккейная шайба. Источник дыма и запаха.

— Хочешь? — она подняла ее в воздух, повернувшись так, чтобы я мог видеть ее лицо.

От взгляда этих голубых глаз у меня защемило в груди. На ее щеках были дорожки от слез. Черные разводы от потёкшей туши, которую она пыталась стереть. Или, может быть, это было от печенья.

— С шоколадной крошкой? — спросил я, взяв подгоревшее печенье.

— Да.

— Я не люблю печенье с шоколадной крошкой.

Раскрутив его, как фрисби, я бросил печенье как можно дальше, так что оно пролетело по воздуху и врезалось в ствол дерева. Затем вытер руки, смахивая угольную пыль, прежде чем сесть рядом с Элоизой.

— Ты не любишь печенье с шоколадной крошкой? — спросила она.

— Нет.

— А какое твоё любимое печенье?

— Я не очень люблю печенье. Но если бы мне пришлось выбирать, то овсяное с изюмом.

— Овсяное с изюмом? Боже мой, я вышла замуж за чудовище.

Уголок моего рта приподнялся. Я впервые за неделю улыбнулся.

— Извини, что я провоняла весь дом, — сказала она.

— Выветрится.

— Глупая Элоиза, — пробормотала она.

— Еще раз назовешь себя глупой, я перекину тебя через своё колено.

Она ахнула, её глаза расширились.

— Ты не глупая, — я знал, что это было одно из тех резких, самоуничижительных замечаний, но мне все равно оно не понравилось. Если я услышу его ещё раз, то отшлепаю её прекрасную задницу, пока она не покраснеет. — Так что не говори так.

— Хорошо, — прошептала она, пробежав взглядом по моей футболке и шортам. — Ты был в спортзале?

— Сегодня утром. Потом прогулялся. Ты сегодня работала?

— Нет, я взяла выходной.

На этой неделе Элоиза каждый день проводила в отеле. То ли чтобы избежать встречи со мной, то ли потому, что была занята. Возможно, и то, и другое. Обычно, когда я просыпался каждое утро около шести, она уже уходила, оставляя в ванной свой землисто-цветочный аромат ванили.

Только вот сегодня утром никаких аромата парфюма не было. Когда я спустился со второго этажа, она спала на диване, её веки трепетали, словно ей что-то снилось.

Так что настала моя очередь улизнуть пораньше.

Этим утром Фостер пригласил меня позаниматься в его спортзале.

Сегодня мы впервые увидели друг друга после того, как были в кафе на прошлых выходных. Мы пару раз разговаривали по телефону, но это были короткие, обрывистые разговоры. Не то чтобы наша сегодняшняя встреча лицом к лицу сильно отличалась. Мы почти не разговаривали до того, как вышли на ринг для спарринга.

За канатами в словах не было необходимости. Фостер позволил своим кулакам говорить за себя.

Взгляд Элоизы остановился на свежей ранке на моей нижней губе. Она протянула руку, чтобы дотронуться до неё, но остановилась, не успев коснуться. Затем грусть в ее глазах усилилась.

У меня защемило в груди.

— Как там Фостер? — спросила она.

Зол. Очень, бляьь, зол.

— Отлично.

Он был зол, что я не рассказал ему об Элоизе. Злился, что я целый месяц скрывал правду. Но по большей части, я думаю, ему было больно, потому что он знал, что я все еще что-то скрываю.

Возможно, мне следовало признаться. Возможно, следовало выложить все начистоту, объяснив, что наш брак был фиктивным. Что мы с Элоизой пытались всё уладить, чтобы у нее был шанс заполучить отель, а мне не пришлось бы появляться на свадьбе Сэм в одиночестве.

Но я держал язык за зубами. Моя награда? Мне надрали задницу.

Фостер нанес мне удар ногой в живот, от которого у меня перехватило дыхание. Затем ударил меня в рот, и кожа мгновенно лопнула.

Во время моего дневной прогулки из неё то и дело текла кровь. Какая бы кровь ни была на рукаве моей черной рубашки, её было не видно.

— Ты ведь не рассказал ему о нашей договоренности. Не так ли? — спросила она.

Я покачал головой.

— Нет.

— Спасибо, — она вздохнула.

Еще больше секретов. Но по какой-то причине сокрытие наших мотивов от Фостера беспокоило меня не так сильно, как то, что я скрывал этот брак с Элоизой.

Почему? Понятия, блять, не имею. Я пытался разобраться в этом во время своей прогулки. Потратил пару часов, пытаясь разобраться в своих чувствах. Прочистить мозги. Это не помогло. Я всё ещё чувствовал себя… не в своей тарелке.

Может, я просто устал. Всю неделю дерьмово спал.

— Где ходил? — спросила она.

— По тропе к Соболиной Вершине.

Даже после изнурительной тренировки с Фостером в моих жилах текла неугомонная энергия. Поэтому я поискал местные тропы и отправился в горы.

Расстояние составляло около десяти километров. Мои ноги не слушались, и завтра я расплачусь за перенапряжение. И только малая толика той энергии угасла.

— Это всегда была любимая тропа Матео, — Элоиза подтянула колени, прижав их к груди. — Может быть, мне стоило пойти с тобой, а не терпеть очередную кухонную неудачу.

Эти прекрасные глаза наполнились слезами.

Дело было не в печенье. Но если ей нужно было поплакать из-за него, я буду сидеть рядом с ней.

Несмотря на то, что мне нужно было принять душ, несмотря на то, что я умирал с голоду, я не сдвинулся с места. Мы смотрели на деревья, пока Элоиза не нарушила тишину.

— Моя мама потрясающе готовит. Она шутит, что Нокс и Лайла унаследовали ее таланты, и к тому времени, когда родились мы с Матео, нам ничего не досталось. Но я всё равно стараюсь. Пеку печенье для семейных обедов и делаю вид, что не замечаю, как оно исчезает в мусорном ведре в гараже. Готовлю сангрию, которую никто не пьет.

— Ты любишь готовить?

— Нет.

— Тогда почему не бросаешь?

Она подняла плечо.

— Не знаю. Наверное, было бы здорово сделать что-то правильно. Хотя бы раз.

Элоиза всё ещё пыталась прикрыть этих уродливых лошадей красивыми картинками.

— После сегодняшнего дня, думаю… я сдаюсь.

Ее голос был таким тихим. Ушла та сильная, энергичная женщина, которая очаровала меня в Вегасе. И сейчас я бы все отдал, чтобы эти слезы исчезли.

— Я люблю готовить, — сказал я. — Ненавижу стирать.

Она фыркнула, вытирая глаза.

— Я не против стирки.

— Тогда ты будешь стирать мою одежду. А я буду готовить. Больше никаких бутербродов с арахисовым маслом и джемом на ужин. Договорились?

— Договорились, — она слегка улыбнулась мне. — Это наше первое распределение обязанностей. Только посмотри на нас, мы уже профи в этом браке. Другие молодожены позавидовали бы. Если бы они только знали, что все это фальшь.

Фальшь. Мои плечи напряглись. Она была права. Этот брак был таким же фальшивым, как рукопожатия моего отца и интерес моей матери к жизни сына.

Я ненавидел фальшь так же, как ненавидел печенье с шоколадной крошкой.

— Что? — Элоиза подтолкнула меня локтем.

— Ничего, — я встал со ступеньки и вошел внутрь.

Запах уже почти выветрился, вентилятор дул свежим лесным воздухом. Или, может быть, мой нос просто приспособился после шока от вони.

Я направился на кухню, чувствуя, что мои мышцы уже отяжелели и устали. Моему организму нужна была подпитка, поэтому я открыл холодильник и достал остатки вчерашнего ужина. Куриные грудки на гриле, запеченные овощи и дикий рис.

Элоиза последовала за мной внутрь и встала рядом с островком. На столе стоял кувшин, который я не заметил, когда вошел внутрь. В рубиново-красной жидкости плавали дольки апельсина и яблочные кольца.

— Хочешь сангрии? — она подошла к шкафчику, достала стакан. Затем налила себе, сделала глоток и поморщилась. — Мммм, как вкусно.

— Хочешь есть? — спросил я, доставая тарелку.

— Не очень. Я съела много теста для печенья.

Я нахмурился и взял ещё одну тарелку. Питание было важно. Тесто для печенья и сангрия не будут её ужином. Поэтому я наложил нам обоим еды, причем моя тарелка была вдвое больше её, и отнес их к карточному столу вместе с вилками и салфетками.

Элоиза села на стул рядом со мной, сгорбившись на дешевом сиденье.

Нам нужно, будет ещё забрать остальную мебель из её съемного дома, включая обеденный стол. Большая часть ее мебели не поместится в моем Yukon, поэтому я собирался попросить Фостера одолжить его грузовик и помочь мне с тяжелыми вещами.

Но прежде чем попросить об одолжении, я дам ему остыть. Мы договорились встретиться в понедельник утром в спортзале. Надеюсь, к тому времени его гнев пройдет. Зная Фостера, он, вероятно, сейчас дома и злится на меня. Он уже прислал мне сообщение с извинениями. И, в отличие от всех Иденов, поздравил с помолвкой.

Мы с Фостером это переживем. Возможно. Мы вернемся к нормальной жизни. Надеюсь. А через неделю или две я закончу работы в доме Элоизы, и мы завершим процесс переезда.

Без всякой помощи со стороны её гребаных братьев.

То, как они со мной обращались, было справедливо. Если бы у меня была сестра, и она вышла замуж за незнакомца в Вегасе, я бы, наверное, тоже пришёл разбираться с этим ублюдком. Но кричать на Элоизу? Ругать её, как ребенка?

Нет. Ни за что, блять.

Был ли кто-нибудь рад за нее? Или все они просто дулись, потому что она не рассказала им? Что она сделала что-то без их предварительного одобрения?

Фостер рассказывал мне об Иденах. Он очень уважал семью Талии. Но им придётся немало потрудиться, чтобы заслужить моё уважение.

Не то чтобы это имело значение. Совсем скоро я стану просто мужчиной, который женился на Элоизе. Ошибкой. Парнем, который исчезнет после быстрого развода.

В конце концов, я стану никем. Далеким воспоминанием.

Моя вилка слишком сильно вонзилась в кусок курицы и заскрежетала по тарелке.

Пока я поглощал свою еду, Элоиза ковырялась в своей. Каждый глоток её сангрии выглядел болезненным, но она, казалось, была полна решимости допить её.

— Ты… ходил в кафе? — спросила она, тыкая вилкой в кусочек кабачка.

— Нет.

— Я хожу каждый день, — ещё один кусочек кабачка был нанизан на ее вилку, но она не поднесла его ко рту. — Вчера Лайла приготовила мои любимые тыквенные булочки. Всю неделю она не заставляла меня платить за кофе.

— И это плохо?

— Лайла всегда заставляет нас платить. Никто из нас не возражает. Мы хотим поддержать ее бизнес. Но она отказалась, когда я предложила. И она делает выпечку с тыквой только осенью.

Значит, Лайла тоже была зла. Или обижена. Или и то, и другое.

Элоиза отложила вилку.

— Фальшивый брак — это тяжело.

Я наколол на вилку ещё кусочек холодной курицы, снова сильнее, чем нужно. Ей обязательно нужно постоянно напоминать мне, что всё это фальшь? Я и так это всё знаю.

— Родители попросили меня приехать завтра вечером на ранчо на семейный ужин. Поэтому я испекла печенье. И сангрию, — она выпила немного, тяжело сглотнув. — Думаю, завтра я просто зайду в продуктовый магазин и куплю бутылку вина.

Я жевал, напрягая челюсть в ожидании, что она пригласит меня с собой.

Но Элоиза продолжила потягивать сангрию, не произнося ни слова. К тому времени, когда её бокал опустел, она перестала кривиться, а моя тарелка, в отличие от её, была пуста.

— Закончила? — спросил я, вставая.

Она кивнула.

Я убрал посуду, затем достал из кармана телефон и нашёл рецепт. Затем порылся в шкафах в поисках миски и миксера.

— Что ты делаешь? — спросила Элоиза, придя на кухню, чтобы наполнить свой бокал.

Я не ответил. Просто продолжил работать спокойно и умело, зная, что она сама догадается.

Когда я нажал кнопку на духовке, чтобы она начала разогреваться, мне стало понятно, что запах горелого вернется, но я понадеялся, что сахар и корица его вытеснят.

И пока я пек овсяное печенье с изюмом, чего не делал уже много лет, Элоиза стояла рядом с островком, наблюдая и попивая свой напиток.

Через тринадцать минут после того, как я поставил первую партию в духовку, они уже лежали на решетке и остывали, а последняя дюжина запекалась.

Теперь она не появится на ранчо с пустыми руками. Даже несмотря на то, что она не любит овсяное печение с изюмом.

— Ты невероятно сексуален на кухне, — сказала она. — И когда улыбаешься. Только вот улыбаешься ты редко. Почему?

Я поднял плечо, прислонившись к стойке. Может быть, просто не было повода для улыбки.

Она оттолкнулась от острова, заняв место рядом со мной.

— Я немного опьянела.

Всё, что приходило в её великолепную голову, вылетало из её красивого рта.

— Ты улыбнешься для меня?

Я улыбнулся.

Она поморщила нос.

— Это не настоящая улыбка. У тебя не появились морщинки у глаз.

— Морщинки?

Она отмахнулась, поднимая свой бокал. Но прежде чем она успела сделать ещё один глоток, я выхватил бокал у нее из рук и поднес ко рту.

Блять, сангрия была ужасна.

Она добавила слишком много апельсинового сока, или слишком много рома, или слишком много вина. Может быть, всего понемногу. Это было похоже на разбавленный кисло-сладкий соус.

— Плохо, да? — надулась она.

В ответ я одним глотком допил содержимое бокал.

— Джас, — прошептала она. Проклятье, как же мне нравилось, когда она называла меня Джасом. Её взгляд устремился к моим губам. — Я больше не хочу спать на диване.

Слава, блять, богу. Я поставил пустой стакан в раковину. Кувшин можно будет вылить в канализацию позже. До готовности печенья оставалась минута, но я всё равно достал его, оставил на плите и выключил духовку.

Затем взял Элоизу за руку и повел в ванную. Быстро повернув ручку, я включил душ.

— Повернись, — приказал я.

Она без колебаний повиновалась и встала лицом к зеркалу.

Я завел руку за голову и стянул с себя футболку. Затем снял с ног шорты и боксеры, а потом и ботинки. Мой член был твердым и пульсировал, желая прекрасную женщину, которая стояла и молча смотрела на наше отражение.

Когда я подошел к ней сзади, Элоиза вздрогнула всем телом. Я уткнулся носом в её волосы, вдыхая этот пьянящий аромат. В них тоже чувствовался запах сгоревшего печенья.

Одной рукой я взял её за подбородок и повернул её лицо так, чтобы она посмотрела на меня. Она попыталась развернуться, но я покачал головой, не давая ей этого сделать.

— Ты когда-нибудь смотрела на себя во время оргазма?

У неё перехватило дыхание.

— Нет.

— Смотри.

Отпустив её подбородок, я кивнул на зеркало, края которого уже запотевали от пара в душе.

Затем взялся за подол ее футболки и снял её. Следом за ней на пол упал спортивный бюстгальтер. Когда к ним присоединились штаны и трусики, моя рука обвилась вокруг её талии, скользнула по бедру, прежде чем опуститься ниже.

— Ты мокрая для меня, ангел? — спросил я.

Она кивнула, ее дыхание стало прерывистым, а веки сомкнулись в тот момент, когда я провел пальцем по ее киске.

— Чертовски мокрая, — пробормотал я, касаясь губами кожи её плеча. — Не закрывай глаза.

Ее голубые глаза распахнулись, встретившись с моими в зеркале.

— Смотри, какая ты восхитительная, когда кончаешь.

Я гладил её, медленно, ленивыми круговыми движениями перемещая влагу от ее влагалища к клитору. Мой член был твердым, как камень, и жаждал погрузиться в её влажную киску. Я ввел его между её ягодицами.

Элоиза хныкала, двигая бедрами о мой член.

Я обнял её другой рукой за талию, прижимая к себе, и стал ласкать её клитор, всё быстрее и быстрее. Её тело начало дрожать. Её рот открылся, дыхание стало тяжелым. И, как я и приказал, она не сводила глаз с нашего отражения.

— Блять, ты великолепна, — я скользнул средним пальцем внутрь, затем снова вернулся к ее клитору, поглаживая его. — Посмотри на себя. Посмотри, какая ты сексуальная. Кому какое дело, умеешь ли ты печь печенье или делать сангрию. Ты идеальна, Эл.

— Джас.

Она повернула голову, потянулась назад, чтобы обхватить мою шею и притянуть мои губы к своим.

Я поцеловал её, наши языки сплелись в тот момент, когда она испытала оргазм. Я проглотил её крик, отказываясь останавливаться, в то время как её тело дрожало и рассыпалось на частицы. Сокращение за сокращением, она кончала, пока её тело не обмякло в моих объятиях.

Мы зашли в душ, и наши губы снова встретились, как только мы оказались под струями воды. Затем я приподнял её, ее губы слились с моими, руки коснулись моих щек, когда она взяла поцелуй под свой контроль, позволив мне прижать ее к скользкой кафельной стене.

Когда я скользнул внутрь её киски, погрузившись до самого основания, она обвила мою шею руками и крепко обняла, в то время как я жестко трахал её, не отпуская, пока мы не кончили вместе в безумных криках и стонах.

— Больше никаких диванов, — сказал я, мой член всё ещё был глубоко в ней.

Она провела пальцами по моим мокрым волосам.

— Хорошо.

Я вышел из неё и поставил на ноги. Пока я мыл голову, она провела мыльной мочалкой по моим плечам и спине. Затем мы вдвоем отправились на второй этаж, не обращая внимания на беспорядок на кухне.

Мы снова занялись сексом, медленно и лениво, пока оба не выдохлись.

Беспокойная энергия иссякла. Наконец-то. И хотя она заснула, прижавшись ко мне, отчего мне стало слишком жарко и некомфортно, я заснул и проснулся только тогда, когда в окна прокрался рассвет.

И обнаружил, что Элоиза всё ещё спит у меня под боком.