Айшел в сердцах барабанил пальцами по подлокотнику. Мозаичный узор, поначалу завораживающий, теперь раздражал. Какая глупость делать трон из дерева и перламутра. И как старуха умудрялась восседать на нем с таким достоинством? Ведь каждая косточка ноет, каждая мышца умоляет о мягком кресле. Сколько раз Айшел был готов послать проклятый трон ко всем демонам, но неизменно его удерживала мысль о символичности. Восседая на жестком массивном кресле, он показывал новым подданным, что по праву занимает латирский престол.
Только вот подданных это не особо убеждало. Похоже, латирцы не считали, что захват столицы — веский повод признать имторийского короля правителем Латирэ. Представители знатнейших фамилий предпочли оставить Аллойю и разбежаться по родовым имениям. Оставшиеся при дворе вызывали по большей части отвращение. Но даже они не спешили признать власть Айшела, всячески увиливая от принесения присяги.
С военными было проще. Плененным гвардейцам предоставили предельно простой выбор — присягнуть на верность императору или умереть. К немалой досаде Айшела больше половины предпочли смерть предательству. Какая дурость — хранить верность сбежавшей старухе! С другой стороны, вряд ли он сможет доверять воинам, приведенным к присяге насильно. Опыт Армиры, допустившей роковую промашку с Тагели, убедительно доказал, что не стоит оставлять врагов за спиной.
Айшел лично присутствовал при публичном повешенье, которое заняло полдня. Император не боялся вызвать гнев народа и знати, напротив, считал что жестокость научит его новых подданных повиновению. Айшел отлично понимал, что его власть сможет удержаться только на страхе. Единственное, чего он опасался, так это того, что формально верные ему гвардейцы могут затаить зло за смерть товарищей. Придется задабривать. Это дворян можно казнить всех до единого, а армия нужна. Определенные потери неизбежны, но в целом, армию нужно беречь. По крайней мере до тех пор, пока он не заменит латирских солдат имторийскими.
Айшел заставил себя смотреть, как верные Армире гвардейцы один за одним отправляются за Грань, корчась на наспех построенных виселицах. Сначала ему было не по себе, но с каждым новым десятком обреченных внутреннее содрогание и вина притуплялись. Сердце перестало екать в тот миг, когда когда из-под ног приговоренных вышибали длинную доску, мучительное желание отвести глаза исчезло уступив место извращенному любопытству.
Как король, Айшел не раз обрекал людей на смерть, не испытывая по этому поводу ни малейших сожалений или угрызений совести. Но впервые ему довелось столкнуться со смертью так близко. Не удивительно, что естественный поначалу ужас сменился интересом, пусть и не совсем здоровым. Император испытывал какое-то странное удовлетворение сравнивая себя с осужденными. Вот он, потрепанный годами и недугами человек, может сделать следующий вдох, тогда как для молодых крепких мужчин обычный воздух внезапно становится недоступной роскошью. Отдавая безмолвный приказ о смерти, он может кивнуть, сгибая шею, пусть часто напоминающую о себе резкими или тягучими болями, зато целую, в то время как здоровые кости гвардейцев ломаются под весом их могучих тел. Как упоительно ощущать себя живым и имеющим власть над жизнью других.
Для полного удовлетворения не хватало лишь Армиры. Он бы удостоил надменную старуху чести быть повешенной с почестями на отдельном эшафоте. Но старая гадина не только проскользнула меж пальцев, но и увела за собой латирский флот — самую желанную и стратегически важную добычу.
Так, ерзая на троне в безуспешных попытках устроиться поудобнее, Айшел изощрялся в изобретении способов казни для бывшей хозяйки этого трона. Однако мечты мечтами, а в реальности живая Армира сильно портила ему игру. Его план строился на захвате столицы, флота, казни царицы и браке царевны с его сыном. В итоге в его руках оказалась лишь Аллойя. Это много…и почти ничего.
Пока законная царица жива, можно и не мечтать о более-менее легком покорении страны. Знать осядет в своих замках и будет сражаться до последнего. Армия тоже не пойдет за ним. Большая часть войск находится в распоряжении верных Армире военачальников. И судя по докладам, получаемым Айшелом, войска эти стягиваются к границе с Имторией, чтоб противостоять его собственной армии пройти вглубь Латирэ. Что уж говорить о кораблях, которые рассредоточатся вдоль побережья, мешая ему закрепиться в портовых городах.
Что ж, придется залить страну кровью. И пусть старая ведьма пеняет на себя. Изгой свидетель, он хотел установить свою власть, не причиняя Латирэ существенного урона. Жизнь Армиры стала бы ценой спокойного и бескровного объединения территорий и установления новой династии. Но старуха не пожелала умирать. Придется за нее умирать другим.
Повешенные гвардейцы стали первыми, не считая жертв переворота. В ту ночь немало столичных жителей лишились крова, имущества, а те кому повезло меньше — жизни. Айшел не сожалел о них, поскольку предусмотрительно велел своим людям поджигать лишь бедные кварталы. Он понимал, что знать не стоит настраивать против себя без крайней нужды. Впрочем, может, стоило спалить несколько роскошных особняков, брошенных хозяевами? Этих гордецов, обуреваемых верноподданническими чувствами, не мешало бы проучить и запугать.
И почему вообще они все так верны Армире? Что им за дело до надменной старухи? Какая разница, кто сидит на троне, если в жизни аристократов по большому счету ничего не меняется? Айшел не собирался повторять ошибки многих завоевателей, отбирая владения и титулы у аристократов захваченной страны и раздавая своим сподвижникам. Да и сподвижников у него по сути не было. Король Имтории, так же как его предки опирался на регулярную армию, а не на рыцарство. Правитель не должен зависеть от знати и тогда не придется делиться властью.
Аристократия Имтории знала свое место, чего не скажешь о латирской знати. Айшел не собирался притеснять бывших подданных Армиры без нужды, но если они будут продолжать упорствовать в глупой верности смещенной царице… Парочка сожженных особняков станет неплохим назиданием для начала. А дальше видно будет. Увы, пока он не может позволить себе роскошь осаждать родовые имения. Для начала надо захватить основные города, а уж потом возиться со строптивыми графами и баронами. Герцогских фамилий в Латирэ не было, как, впрочем, и в Имтории. Оно и к лучшему. Не хватало еще разбираться с теми, кто считает, что стоит у подножия трона.
Однако не глупо ли ломать голову, выдумывая наказания непокорным аристократам и озлобленному народу, когда надо сосредоточиться на плане захвата Латирэ? Казалось бы, он подготовил эту кампанию со всей возможной тщательностью. Стянул войска к границе, рассредоточив их так, чтоб не вызвать подозрений у латирцев. Стоило ему занять дворец Армиры, как к командующим полетели гонцы с приказом начать наступление.
Он, конечно, предвидел сопротивление, но не рассчитывал, что оно будет настолько яростным. Вестники доносили до него депеши с докладами о приграничных боях. Маршалы Армиры стянули войска к самым уязвимым местам и с остервенением бились за каждую пядь земли. А ведь император рассчитывал, что его войска пройдут через Латирэ, как нож сквозь масло. Чего там идти? Страна протянулась через весь материк с севера на юг, тогда как с востока на запад Латирэ можно миновать за несколько дней пути…если, конечно, на твоем пути не стоят вражеские войска.
Если маршалы Армиры спутали все планы императора на суше, то ее адмиралы с еще большим успехом хозяйничали на море, там где Айшелу совсем нечего было им противопоставить. У Имтории никогда не было своего флота. Формально страна имела выход к Жемчужному морю, но скалистая береговая линия являлась частью горного хребта именуемого Даэннами, а в народе получившего куда более подходящее название “Ведьмины бусы”. С таким побережьем ни о каком судоходстве не могло быть и речи. Присоединение Латирэ меняло все. Из Моря Туманов можно попасть в Жемчужное, а значит получить возможность, обогнув неприветливые имторские берега, достигнуть по морю Кудора, Элара, Тарники и даже Валэйна. Это откроет новые возможности для торговли, а впоследствие и для захвата земель.
Впрочем, рановато мечтать о завоевании всей Доэйи, когда даже Латирэ нельзя назвать покоренным. И пора признаться себе, что рассчитывая захватить Латирэ малой кровью, он недооценил противника. Довольно хотя бы того просчета, что нескольких талантливых генералов он отдал в подчинение ублюдку Оливену. Как бы они сейчас пригодились!
Пожалуй, стоит отозвать их с дайрийских границ. И сынка Исили заодно. Мало того, что от его маневров никакого толка, так еще и шансы, что Оливен погибнет ничтожно малы. Конечно, при нем есть верные люди, которые, получив приказ, помогут выродку отправиться за Грань, свалившись с лошади или словив случайную стрелу на охоте, как его недоброй памяти папаша. И все же не хотелось бы действовать столь нарочито. Погибни Оливен от любой случайности, все монархи Доэйи решат, что Айшел решил избавиться от бастарда. Даже если дурачок умрет по своей вине, подавившись виноградом или подхватив дурную болезнь. В крайнем случае, с таким раскладом придется смириться, и все же Айшелу хотелось бы избежать клейма убийцы. А уж какой вой поднимет Исили и думать противно.
Совсем другое дело, если смерть настигнет Оливена в бою. Хорошо бы ублюдок умер как герой. Тогда его можно будет оплакать с честью и выкинуть из головы. Но для такой кончины нужны настоящие сражения, а не мелкие стычки с дайрийцами, набеги на приграничные городки и вялые затяжные осады замков. Нет, пора на время оставить Смазливого короля в покое и бросить все силы на захват Латирэ.
Разве кто-то посмеет усомниться в том, что первый маршал империи должен вариться в кипящем котле настоящих битв, а не отсиживаться в безопасности? А что маршал этот — глупый мальчишка, так этому есть простое и убедительное объяснение. Оливен — наследный принц. Вот пусть и сражается за расширение своих будущих владений.
Айшел поймал себя на том, что опять, как в случае с латирской царевной, начинает принимать собственную ложь всерьез. Что ж, это значит лишь, что обман поистине хорош, раз сам обманщик готов поверить. Остальные уж точно не смогут придраться.
Итак, решено. Он отзовет Оливена с дайрийских границ и кинет на границы латирские. При этом недвусмысленно даст понять, что наследнику престола надлежит снискать себе славу и любовь подданных, лично участвуя в сражениях. Сам-то он, конечно, никогда так не поступал, даже в молодости. Да и отец давал ему наставления прямо противоположного свойства — монархам надлежит хорошо разбираться в искусстве ведения войны, но не лезть в гущу сражений. Но подобная тактика хороша для тех, кто хочет править долго и успешно, а значит, для Оливена совсем не подходит.
Айшел с удовольствием представил пылкого недалекого юношу, несущегося на красавце — скакуне перед войском, вдохновенно выкрикивая призывы и размахивая знаменем. Он с наслаждением провел перед мысленным взором латирскую стрелу с голубым оперением, закончившую свой путь в сердце имторийского принца. Сухие губы императора тронула улыбка, когда воображаемый Оливен рухнул с коня, увлекая за собой знамя, словно саван накрывшее его бездыханное тело. Айшел даже растрогался, созерцая выдуманную смерть бастарда, отравившего ему двадцать лет жизни. Именно так и должен умереть сынок Исили, чтоб ни его змея-мать, и ни один доэйский монарх не заподозрили в этой смерти подвоха. Айшел даже готов подарить ублюдку венец героя, лишь бы навсегда избавиться от проблемы, которую тот представлял собой.
Внезапно мысли императора приняли иное направление. А если смерть решит сыграть злую шутку и пощадит Оливена? Если вместо снисходительного презрения, с которым сейчас относятся к принцу, ему достанется слава удачливого полководца и бесстрашного рыцаря? Этого только не хватало! Айшел тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он ни за что не допустит подобного. Такие вещи нельзя оставлять на волю случая. Судьба слепа, глупа и обладает дурным чувством юмора. Полагаться на нее — все равно, что плясать на канате над пропастью с завязанными глазами. Нет уж, куда разумнее взять роль судьбы на себя. Пожалуй, стоит одеть несколько доверенных людей в латирские табары, вложив в их руки луки и мечи, которые обеспечат имторийскому принцу геройскую смерть при любом развитии событий.
Приняв решение, император успокоился и даже развеселился. Отчего-то ему стало казаться, что победа над Латирэ не за горами, а следом уладятся и все остальные сложности. Когда ему доложили о приходе Тагели, Айшел встретил вошедшего радушной улыбкой.
— Уверен, вы принесли мне добрые вести, маршал, — добродушно сказал он и лишь потом обратил внимание, что выражение лица Тагели не очень-то подходит для добрых вестей.
— Боюсь, что нет, мой король.
— Император, — скривясь, поправил Айшел, благодушное настроение которого стремительно уступало место тревоге и злости.
— Прошу простить, ваше императорское величество, — маршал склонился в преувеличенно низком поклоне. — Увы, мои вести нельзя назвать добрыми. Армира с Ирианой живы и вполне благополучны.
— А то я без вас не догадывался, — досадливо хмыкнул Айшел. — Было бы странно, если бы старуха, сбежав из дворца, сиганула в море с борта собственного корабля. Хотя она бы чрезвычайно порадовала и обязала меня подобным решением. Но разве от нее дождешься? Старая ведьма торопится за Грань не больше, чем ее внучка — под венец. И где же видели этих дам, причинивших мне столько беспокойства?
— В Таленне, мой император. Они решились просить помощи у дайрийского короля.