Загадочный джентльмен

Глава 5

– Ты только посмотри! – Бет кружилась по комнате, и юбки с шелестом взлетали вверх. Она улыбнулась горничной. – Мне так нравятся эти новые платья!

Особенно приятными ей показались цвета – нежно-голубой и кипенно-белый, насыщенный розовый и бледно-зеленый. Они оттеняли ее природные краски, и она чувствовала себя свежей, как весенний воздух.

Анни фыркнула:

– У вас достаточно платьев для приданого, да только вам оно не нужно.

– Нужно. Только время еще не пришло.

– Никак не возьму в толк, отчего вы не хотите выйти замуж как можно быстрее, – сказала Анни. – Нелегко подцепить хорошего мужчину. Я так хватаю их где только встречу.

– Вот почему ты побывала замужем уже четыре раза.

– Пять, считая того датчанина, что я встретила в Шривс-порте. – Анни задумчиво выпятила губу. – Я нечасто его вспоминаю, ведь он умер на следующий же день.

Бет развеселилась. Она наняла эту непреклонную Анни вопреки желанию мачехи и ни разу не пожалела об этом. Шарлотту бесила и угнетала ее прямолинейность и манера говорить то, что она думает. Временами горничная могла позволить себе весьма нелицеприятные замечания – по меркам принятых в обществе правил, и, уж конечно, она отличалась чудаковатостью. Долговязая и неуклюжая, с квадратным мужеподобным лицом в обрамлении невероятно рыжих кудрей, эта женщина творила чудеса с иголкой и ниткой. Еще она обладала незаурядным талантом укладывать длинные золотистые волосы Бет в затейливые прически, фасон которых вряд ли кому удалось бы повторить. В общем, эта горничная оказалась просто находкой, и не важно, как она себя при этом вела.

– Анни, ты совершенно права. Не стоит включать датчанина в список мужей. Я бы тоже не стала. Вот негодяй! Мужчине следует побыть в роли мужа не меньше недели, если он хочет, чтобы его хоть как-то вспоминали.

– Мне тоже так кажется, миледи. – Анни подала Бет шляпку и перчатки, подозрительно сверля ее глазами. – Только скажите, что за джентльмен будет ждать вас сегодня в парке?

Бет сосредоточенно натягивала перчатки.

– Не знаю, о чем ты. Беатрис и я едем покататься в ее новом кабриолете. Ничего больше.

– Хм… Что-то слишком уж вы волнуетесь. Дело как будто не в новой карете. – Отступив на шаг, Анни оглядела хозяйку с ног до головы, а затем энергично кивнула, тряхнув огненными кудрями. – Вы надели свой лучший прогулочный наряд. Здесь замешан мужчина. Как пить дать.

– Можешь думать что хочешь, но ты ошибаешься. У меня нет намерения встречаться в парке с кем-нибудь из молодых людей. Сегодня и впредь.

Конечно, Бет лукавила. Она все утро мечтала о черноволосом зеленоглазом виконте. Она и пробудилась-то, когда во сне предмет ее мечтаний склонился над ней, чтобы поцеловать. Даже сейчас, стоило ей закрыть глаза, она видела, как приближается прекрасное лицо, чувствовала теплое дыхание на своих губах, дрожала от волнения – ведь он был близко, совсем рядом.

– И не говорите, что вырядились в пух и прах, только чтобы покататься с кузиной. – Анни презрительно фыркнула. – Здесь не обошлось без мужчины.

– Ничего подобного, – любезно возразила Бет, глядя горничной прямо в глаза. – Хватит. Мне надоело это выслушивать.

Анни воздела руки к потолку.

– Очень хорошо, миледи! Будем молчать. Но помяните мое слово. У Анни Брайс наметанный глаз. Уж кто-кто, а она всегда поймет, что женщина вышла на охоту.

Иногда иметь в горничных столь проницательную особу становилось просто Божьим наказанием. Бет натянула перчатки и надела шляпку.

– Я слишком нужна сейчас дедушке, чтобы заниматься подобными глупостями.

– Ну, он бы так не сказал. – Анни захлопнула дверцу зеркального комода. – А как поживает ваш дедушка?

– Шарлотта писала мне, что на прошлой неделе его состояние ухудшилось. – Бет поймала взгляд Анни. – Я тревожусь.

– Не стоит, миледи. Время еще не пришло. Старый герцог, что твой гвоздь. Не рассыплется в порошок, пока не проржавеет до конца.

Бет вымученно улыбнулась:

– Надеюсь, ты права.

– А разве не так? – Горничная взяла с постели сумочку и подала ее хозяйке. – Ну а теперь прочь! Хватит жевать жвачку. Что может быть, чего не может… Сегодня отличный день, свежий воздух – не надышишься. Пусть бы вам на глаза попался пригожий парень и вы бы закружились в мечтах, а потом сделан и бы дедушку счастливым, что твой жаворонок. Конечно, если вы идете в парк не затем, чтобы встретиться с одним таким красавчиком.

Бет взяла сумочку.

– Даже не считаю нужным отвечать. Пожалуйста, приготовь на вечер розовое шелковое платье. Я отправлюсь на бал. Там сзади обвис подол.

– Не успеете вернуться, как все будет готово. – Анни отворила дверь и встала сбоку, пропуская хозяйку. – Приятной прогулки. Вам и вашему кавалеру.

Бет проплыла мимо горничной.

– Постараюсь повеселиться как следует. Ради тебя, Анни. – Она сбежала по лестнице. Интересно, не встретит ли она на самом деле в парке Уэстервилла? Весьма вероятно – день и правда чудесный. В такую погоду никто не хочет сидеть дома. Сердце Бет екнуло.

Ее заинтересовал этот виконт. Не как возможный жених, разумеется. Он не принадлежал к тому сорту мужчин, с которыми можно осесть и завести семью. Это был другой тип – опасный, коварный искуситель, разбивающий женские сердца. Насчет этого Беатрис была права. К счастью, у Бет не было желания выходить замуж. Пофлиртовать немного будет делом куда более увлекательным, чем изображать заикающуюся дурочку в компании недалеких искателей богатого приданого. Но разве может она флиртовать с виконтом и одновременно отпугивать воздыхателей? Значит, флирта не будет.

День словно бы померк. Бет медленно пересекла холл. Лакей распахнул перед ней дверь. На дорожке перед крыльцом ее поджидала Беатрис возле новенького щегольского кабриолета. Бет не смогла даже изобразить восторг…

Ей вдруг подумалось: вовсе незачем ей встречаться с виконтом в парке. Она печально улыбнулась и заторопилась навстречу подруге.

Дверь в спальню Кристиана плотно затворилась. Он открыл глаза и загородил лицо рукой. Сквозь щель в занавесях проникал яркий луч солнца. Боже правый, который теперь может быть час? Скосив глаза на стоящие на камине часы, он выругался и сбросил на пол одеяло.

– Доброе утро. – Возле гардероба стоял Ривс, размещая в нем туго накрахмаленные галстуки. – Ваш халат в ногах постели. Буду крайне признателен, если вы наденете на себя хоть что-нибудь.

– Мне не нужен халат. Подайте брюки.

Рривс вздохнул, но исполнил приказ. Кристиан натянул брюки.

– Можете смотреть.

– Благодарю, милорд. Лакей Уолтере не в состоянии прислуживать вам сегодня. У него нестерпимо болят зубы.

Ривс открыл дверцу гардероба.

– Вы наденете этот черный жилет, или вот этот черный жилет, или, наконец, вон тот, опять-таки черный жилет?

– Я люблю одеваться в черное.

– Я бы сказал, просто обожаете, милорд. Страстно. Всей душой. Всем сердцем. Каждой стрункой…

– Подайте мне мой чертов жилет!

– Конечно, милорд. – Ривс извлек из гардероба жилет и оглядел его скептически. – Возможно, я сильно ошибаюсь насчет вас, милорд. Дело не в вашей злосчастной и необъяснимой страсти к черному цвету. Просто вы оплакиваете тяжелую потерю, скажем, любимого скакуна или отличной охотничьей собаки – и чувствуете потребность носить траур в течение ближайших пятнадцати лет.

– Ривс!

– Или у вас, не приведи Господь, зудит кожа от других красителей?

Кристиан рассмеялся.

– Я всегда любил черный. Это цвет силы и власти.

Ривс поднял жилет повыше, а затем повесил его поверх другого, точно такого же.

– Впечатление довольно сильное. Как от всех траурных нарядов.

– Я хотел прибыть в Лондон под звук фанфар. Мне важно выделяться.

– Понимаю. – Ривс положил на постель один из черных жилетов. – Вы будете как кусок угля среди драгоценных камней. Жирный черный голубь в стае разряженных петухов.

– Черт возьми, с отцом вы тоже были таким язвой?

– Боюсь, ему доставалось еще больше, милорд. Я ведь был моложе.

– Отлично. Старый негодяй заслуживал, чтобы ему говорили гадости.

– Многие люди так думают. – Дворецкий подал Кристиа ну свежую рубашку, затем выложил на постель туго накрахмаленный галстук. Дождавшись, когда Кристиан застегнет рубашку, он осторожно обернул галстук вокруг шеи хозяина и завязал его затейливым узлом.

Кристиан оглядел себя в зеркале и чуть склонил подбородок, чтобы поправить складки галстука, доведя их до совершенства.

Ривс ждал в почтительном молчании, затем подал Кристиану жилет.

– Черные или нет, но ваши жилеты отлично сшиты. Эта парча просто великолепна.

Кристиан натянул жилет, пройдясь ладонями по гладкой изысканной шелковистой ткани.

– Раньше у меня почти ничего не было. Теперь немного роскоши не помешает.

– Совсем нет, милорд. Сейчас действительно пришло время предаться расточительству. – Ривс открыл коробку с булавками и подал ее хозяину.

Кристиан выбрал галстучную булавку с большим рубином и осторожно воткнул ее в затейливое сооружение у шеи.

– Не припомню, чтобы мне приходилось видеть такую манеру носить галстуки, – заметил Ривс, когда хозяин закончил с булавкой.

– Это мое собственное изобретение. Я называю этот фасон – «месть», – ответил Кристиан, любуясь собой в зеркале.

– Вы станете родоначальником стиля, милорд. – Ривс скупо улыбнулся. – Странно, как сильно отличаетесь вы от брата-близнеца. Не только внешне, но и в привычках.

– Тристана не заботит мода. Он предпочитает одеваться так, словно находится на палубе корабля.

И он не ищет мести.

– Его больше волнует будущее, чем прошлое. – Кристиан пожал плечами. – Он всегда был таким.

Кроме того, Тристан никогда не был близок с матерью так, как это получалось у брата. Кристиан унаследовал от матери не только зеленые глаза и золотистую кожу. Он позаимствовал у нее любовь к прекрасному, стремление к утонченности.

Ее приводили в восхищение шелковые простыни и тяжелое, отделанное кружевом покрывало на ее постели. Кристиан до сих пор помнил, с каким наслаждением она пробегала пальцами по гладкой поверхности изящной мебели, и ее лицо озарялось счастливым сиянием. Она жила от всей души, радуясь каждой минуте, каждому ощущению. Ему бы тоже хотелось так жить. Может быть, потом, когда дело будет сделано…

Он нахмурился. Странно, он никогда не задумывался, чем займется после того, как добьется справедливости и разоблачит убийцу матери. Наверное, это потому, что цель казалась ему столь недоступно далекой. А теперь… все решится в течение нескольких недель. Он резко расправил плечи.

Ривс взял с кровати черный сюртук.

– Покойный герцог высоко ценил вашу матушку. Я часто слышал, как он ее превозносил.

Кристиан поймал взгляд слуги в зеркале.

– Не заставляйте меня думать об отце чаще, чем он того заслуживает.

Ривс протянул Кристиану сюртук.

– Как можно! Если хотите знать, я считаю, у вас есть все основания сердиться на него.

Кристиан набросил сюртук на плечи.

– Я не злюсь. Мои отец и мать – оба на том свете. К чему расточать гнев понапрасну?

– Я бы держал на него сердце, милорд.

Кристиан оглядел себя в зеркале. С ног до головы в непроницаемо-черном, только белоснежный узел галстука на шее. Черно-белый фон заставлял жарче пылать рубин в галстучной булавке, добавлял блеска живым зеленым глазам. Он снопа поймал в зеркале взгляд дворецкого.

– Прихорашиваемся, милорд? – Ривс поднял бровь.

– Галстук накрахмален просто отменно. Не говорите, что это Уолтере постарался.

– Его скрутило еще вчера вечером, и мне пришлось доделать работу вместо него. – Ривс сурово оглядел хозяина в зеркале и кивнул. – Вынужден признать, но черный действительно придает вам разбойничий вид.

Кристиан ухмыльнулся:

– Приятно сознавать, что годы, проведенные верхом на Верзиле Тоби, не прошли зря.

Ривс захлопал глазами.

– Пожалуйста, милорд. Я просил вас не упоминать о вашем прошлом ремесле. Хотя… Вы помните, что сказали мне насчет убийств?

– Я не убил ни единой души.

Дворецкий облегченно вздохнул:

– Мне так приятно слушать, когда вы произносите эти слова, милорд.

– Ривс, в моем доме вам ничто не угрожает. Хотя, если вы и впредь будете критиковать мою манеру одеваться… Тогда я за себя не отвечаю.

– Когда вы улыбаетесь вот так, милорд, вы поразительно похожи на свою мать – вылитый ее портрет.

– Ее портрет? – Кристиан воззрился на слугу. – Разве после нее остался портрет?

– В Рочестер-Хаусе, главной резиденции батюшки. Теперь портрет принадлежит вашему брату, и если вам будет угодно взглянуть…

Тристан, конечно, не расстанется с портретом, и Кристиан не мог его за это винить.

– Интересно, зачем отец держал при себе портрет женщины, которую он отказался признать женой?

– Портрет заказали уже после ее смерти. Художник писал его с миниатюры, хотя, судя по результату, ни за что не догадаешься. – Ривс вздохнул. – Простите, милорд. Ваш отец был скуповат.

– Скуповат?

– Да, милорд. Скуп на деньги и на чувства, за исключением требований моды. Я даже думаю, что его взяло сожаление.

– Слишком поздно.

– Да. Во многих отношениях. Незадолго до смерти он признался мне, что из всех женщин, что повстречались ему на жизненном пути, ваша мать была прекраснейшей – и душой, и телом, а также…

– Она была прелестна, – сурово перебил Кристиан, – пока не заболела в тюрьме и не начала таять как свечка.

– Он всегда чувствовал вину за то, что уехал из Англии и не мог ее защитить.

Кристиан натягивал сапоги для верховой езды.

– Вы в самом деле думаете, что его мучила совесть?

– Очень. Герцог был в Италии, когда се бросили в тюрьму. Он узнал об этом только через два месяца. Вы знаете, что творилось тогда на континенте. Прошло много времени, прежде чем он смог добраться до Лондона.

Кристиан посмотрел в лицо дворецкому:

– Отец вернулся в Лондон, чтобы спасти мать?

– Торопился, как мог, но опоздал. – Ривс тихонько притворил дверцу гардероба. – Именно тогда он и заказал ее портрет.

Кристиан не мог оторвать взгляд от мысков сапог. Вопрос дрожал на кончике его языка. Ни разу не осмеливался он задать его вслух…

– А он пытался… пробовал отыскать меня и Тристана?

– Он заплатил целое состояние неким скользким личностям, которые уверяли, что разыщут вас обоих. Но и следов не нашли.

У Кристиана пересохло во рту. В горле застрял комок. Ему всегда хотелось верить, что отец предпринимал попытки их найти, спасти мать… Он просто жаждал узнать такое! Шли году и вера умерла, уступив место горечи, столь прочно укрепившейся в его душе, что вырвать ее оттуда он уже был не в силах.

– Отец считал маму невиновной?

Ривс вздохнул:

– Мне неизвестно, что он думал. Я знаю только, что ему рассказывали. А ему говорили, что она виновна. Он ничего не смог бы для нее сделать, даже если бы прибыл в Лондон вовремя.

– Кто сказал ему эту гнусность?

– Король.

Кристиан ухватился за столбик кровати, костяшки его пальцев побелели.

– Король?

– Ваш батюшка отправился к нему, как только корабль вошел в порт. Он даже не переоделся с дороги, поспешил прямо в Уайткасл, где находился в то время король. Час был уже поздний, король отправился спать. Ваш отец, однако, потребовал аудиенции.

– Так он действительно пытался помочь ей? – Кристиан услышал изумление в собственном голосе.

– Мне кажется, он так и не простил себя за то, что отдалился от нее, оставил без защиты.

– Он должен был испытывать вину.

– Так и было, хотя… – Поколебавшись, Ривс поспешно добавил: – Милорд, в чем бы пи обвиняли вашу матушку, тому имелись веские, неоспоримые свидетельства. Короля убедили, что она виновна.

– Это были лживые обвинения. Уилли привезет нам новые сведения, и мы будем знать, где искать. Он должен прибыть сегодня. – Кристиан направился к двери. – А теперь мне пора. Если верить лакею леди Элизабет, сегодня утром она поедет кататься в Гайд-парке.

– Лакеи никогда не лгут, – сухо сказал Ривс.

Кристиан улыбнулся:

– Пока им хорошо платят. Как я выгляжу, Ривс? Достаточно ли безупречен, чтобы стать самым преданным поклонником леди, разумеется, после того как я вскружу ей голову?

– Вскружите ей голову?

– Любовь – это игра в шахматы, Ривс, которую разыгрывают два сердца. Я тщательно обдумал каждую толику сведений, что мне удалось добыть. Внучка Мессингейла – его единственная слабость. Лишь ее он допускает до себя.

– Там ведь есть еще невестка, не правда ли?

Кристиан нахмурился:

– Откуда вам известно?

– Слуги болтают, милорд. Вы посвятили меня в свой план, а я навел кое-какие справки.

– Когда вы успели? Вы, может быть, и спали до десяти, а я нет. Я встал на рассвете и отправился на рынок, взглянуть на птицу. Заодно имел очень любопытный разговор с некоей миссис Кимбл, которая, по счастливой случайности, оказалась экономкой Мессингейлов.

– Ривс! Что же вы узнали?

– Герцог обожает внучку. Очевидно, она любимица прислуги тоже. Я также выяснил, что старик не особенно жалует невестку, а здоровье его стремительно ухудшается. Есть опасение, что дни его сочтены.

Кристиан замер. Ему ни разу не пришло в голову обеспокоиться здоровьем герцога. Черт возьми, вот будет штука – всю жизнь вынашивать план мести человеку, погубившему его мать, и только для того, чтобы смерть посмеялась над ним?

Он дернул бровью.

– Еще что-нибудь?

– Да. Лорд Мессингейл как будто озабочен тем, что невестка принимает ухаживания одного мужчины, а именно лорда Бенингтона. Лорд сделался близким другом леди Шарлотты. Экономка склонна полагать, что этот мужчина представляет некую угрозу, хотя я не могу понять, какую именно.

Кристиан скорчил гримасу. Вот ирония судьбы! Он потратил долгие недели, чтобы проникнуть в дом Мессингейла, но продвинулся пока не дальше конюшни. Ривс просто отправился на рынок, поворковал с экономкой и узнал больше, чем Кристиан за месяц.

– Старый или больной, герцог все равно виноват в смерти матери.

– Старый или больной, герцог, возможно, виноват, – мягко поправил дворецкий. – Вы сами сказали, у вас еще недостаточно доказательств.

– Вскоре они у меня будут.

– Разумеется, милорд.

К черту! Кристиан пригладил волосы. Дворецкий просто вынуждает его быть грубым. Однако… Он бросил быстрый взгляд на Ривса.

– Дайте мне знать, если выясните еще что-нибудь.

– Да, милорд. Непременно.

– Благодарю. Вы человек выдающихся качеств, Ривс.

– Стараюсь, милорд.

Кристиан в последний раз оглядел себя в зеркале.

– Я отправляюсь в парк.

Через минуту он уже пересекал холл. Утреннее солнце расчертило полосами навощенный пол. Кристиан предвкушал – телом и душой, – как разыграет собственную партию, чтобы завоевать доверие леди Элизабет. Он должен добиться своего. Предвкушение грядущего торжества приятно возбуждало, но где-то на задворках сознания тлела мысль, что можно было бы заняться леди Элизабет и ради ее личных достоинств. Жаль, не позволяют обстоятельства.

Воображение заработало, рисуя восхитительную картину. Прекрасная, соблазнительная Элизабет лежит, обнаженная, в его постели, разметав по простыне волосы цвета меда. Глаза искрятся весельем и умом, а потом туманятся страстью… теплый карий тон сменяет расплавленная чернота…

Темнеют ли ее глаза, когда она охвачена желанием? Может быть, наоборот, светлеют?

Кристиан вдруг понял, что разрозненные кусочки сведений, добытых за последние недели, не складываются в целостную картинку. Он знал, например, что она предпочитает всем остальным танцам кадриль. Что она нечасто ездит в парке верхом, только в карете. Любит комедии, а никак не серьезные пьесы с печальным концом. Конечно, это были ценные сведения, добытые с помощью хитрости и подкупа. Но чего она хочет? Чего боится? А главное, какая она на самом деле?

Он вдруг остановился как вкопанный на полпути к выходу. У него возникло странное и неловкое ощущение, будто судорогой свело лопатки. Постояв так с минуту, он вдруг решился, повернулся и проследовал в библиотеку. Подошел к бюро, снял крышку с чернильницы, обмакнул перо и написал на листке одну-единственную строчку. Затем встряхнул бумагу, чтобы просохли чернила, вернул на место колпачок чернильницы и перо и сунул листок в карман. Снова оказавшись в холле, он принял от лакея шляпу и перчатки, шагнул за порог и чуть задержался на верхней ступеньке. Ему казалось, что он принял важное решение.

Да так, собственно, и было. Просто он сделал то, чего требовала месть. Вот и все.

Сжав зубы, Кристиан спускался по широким мраморным ступеням, и каблуки его сапог выбивали сухую дробь. Сейчас не время копаться в себе и подвергать сомнению свои побуждения. Смешно, как это он позволил Ривсу бросить тень на столь тщательно выверенный план! Он отдавал себе отчет в том, что, черт возьми, намерен делать. Нет нужды искать одобрения у старого дворецкого.

Да и за что его порицать? Ничего предосудительного он не совершал – по крайней мере пока.

Вздохнув, он взял поводья любимого рысака из рук кучера и взлетел в седло. «Начнем осаду», – сказал он про себя, обхватывая ногами бока лошади. Могучее животное галопом понеслось в направлении парка.