Закон бумеранга

6

Сашка

Когда мы с Мариной приехали домой и поднялись в квартиру, моя мама как раз заканчивала кормить обедом наших девчонок. И Вика, и Даша, услышав, что мы вошли в прихожую, повскакивали с мест и побежали нас встречать — обнимать и целовать, а Даша ещё и визжала. Ей недавно исполнилось три года, и визг сопровождал практически любую её сильную эмоцию.

Лицо Марины, когда она обнимала дочек, преобразилось как по мановению волшебной палочки, и я знал, что это не притворство — для неё Вика с Дашей всегда были лекарством. Я — болезнью, а они — лекарством. Вот и сейчас Марина сразу погрузилась в домашние дела, стала общаться с девчонками и ушла с ними в детскую. Я проводил её взглядом и вздохнул — под пальто у Марины оказалось шикарное платье, насыщенно-синее, облегающее, как вторая кожа. Попа у неё в нём смотрелась как орех.

— Интересное кино, — тихо сказала мама, как только Марина и девчонки скрылись в детской. — Марина в платье как для вечеринки, ты в джинсах и свитере. Это что такое-то? Откуда ты её забрал такую красивую?

Мама у меня мировая. Серьёзно — самая лучшая в мире. Никогда не лезла в наши отношения с женой, не читала мне нотации, не полоскала мозги. Сказала только, что я взрослый и сам должен соображать, что можно, а что нельзя. Даже отец в этом смысле был строже и четыре года назад, узнав, в чём суть нашего конфликта с Мариной, схватился за ремень и несколько раз хлестнул меня поперёк спины и по заднице. Молча. Он вообще считал, что дела всегда лучше слов.

Мама, конечно, ничего не знала про то, что вытворила Марина в середине декабря прошлого года. Я рассказал о том случае только лучшим друзьям на нашей ежемесячной встрече-попойке — и то лишь потому, что был слишком пьяным и ни хрена не соображал. Хотя и не жалею. Надо было всё-таки выговориться, иначе я бы взорвался изнутри.

Не думаю, что моя мама считала Марину способной на измену и гулянки с другими мужиками. Мне и самому до сих пор не верилось, но… факт остаётся фактом.

— С подругами встречалась, — соврал я, не моргнув глазом. — Хотела до вечера, но я её выдернул всё-таки. Спасибо тебе, мам, за помощь.

— Темнишь ты что-то, Саш, — усмехнулась мама. Она всегда была проницательной, как и отец. — Но как хочешь, дело ваше. Надеюсь, ты тогда действительно взялся за ум и больше Марину не огорчал.

Ну разумеется, а что ещё мама могла подумать? Что я опять завёл себе девку, Марина узнала, расстроилась и ушла гулять с подружками. Но лучше уж пусть думает так, чем выяснит правду.

Что, Сашка, противно, да? Не хочешь, чтобы родные знали, что жена тебе изменяет? А ведь четыре года назад, когда Марина плакала и переживала, ты и не думал об этом в таком ключе. Что ей тоже может быть неприятно подобное — чужая жалость, взгляды искоса, сплетни. Тебе казалось, что всё фигня, не стоит даже об этом говорить. А теперь что?

Да ничего, собственно. Просто теперь я оказался на Маринкином месте — и мне на нём не понравилось.

— Всё хорошо, мам, — неискренне сказал я. — Ты можешь идти. А мы тут сами.

— А ты мной не распоряжайся, — погрозила мне пальцем мама. — Сейчас узнаю, какие планы у Марины и девчонок, тогда и решим, идти мне или нет.

Планы…

У меня не было никаких планов. Планы люди строят, когда понимают, что надо делать. А у меня не было понимания. Я за четыре года наизнанку вывернулся — но ничего не работало.

Что мне ещё сделать, чтобы Марине наконец стало легче, она бросила своего любовника и вернулась ко мне? Заболеть смертельной болезнью? Попасть под грузовик? Защитить её от маньяка? Какие там ещё варианты? Организовать благотворительный фонд, пожертвовать кучу денег на добрые дела, отдать почку на донорство?

Не знаю.

И если честно, то я просто безумно устал.