Создание, встретившее их у двери большого викторианского особняка, напомнило Шайлер экзотическую птицу. Ида Фрик предстала перед ними во всем фиолетовом: от шелковой веточки сирени в волосах и аметистовой броши на фиолетовом в горошек платье — до лиловых туфель на ногах.
— Это наши гости, сестра, — провозгласила она, прежде чем поздороваться с ними. — Добрый день, мисс Грант, мистер Баллинджер. Проходите, пожалуйста.
— Добрый день, мисс Фрик. Надеюсь, мы не слишком опоздали? — Трейс Баллинджер был сама любезность.
— Опоздали? — Женщина вдруг заволновалась. — Я бы не сказала. Я не смотрела на часы в последние несколько минут, но я абсолютно уверена, что вы не опоздали. — Она немного помолчала и затем прибавила: — Я бы также не сказала, что вы пришли слишком рано.
— Не приставай с пустяками, Ида, — послышался более низкий и спокойный голос Элламей Фрик. Из-за спины Иды вышла ее высокая сестра и уставилась на Шайлер. — Мы слышали, как ваша машина подъехала к дому. — Она переключила внимание на Трейса. — Вы как раз вовремя.
Что ж, хотя бы этот вопрос разрешился к вящему удовольствию всех присутствующих.
— Мы не должны держать мисс Грант и мистера Баллинджера на пороге, — недовольно пробубнила Ида, прищелкнув языком.
Ее сестра сгладила ситуацию:
— Сегодня мы будем пить чай в большой гостиной. Сюда, пожалуйста.
Мисс Ида Фрик взмахнула руками — как машет крыльями птица, собирающаяся взлететь — и прощебетала:
— Я считаю, что принимать гостей — ни с чем не сравнимое удовольствие, вы согласны? — Казалась, она была очень горда собой. — Я специально испекла кекс в честь вашего визита. Надеюсь, вам нравится кокосовый крем.
Трейс заверил ее, что так оно и есть.
Шайлер тем временем пыталась угадать, скольких гостей одновременно обычно принимают сестры Фрик.
Ида продолжала взволнованно щебетать:
— В детстве у нас были такие чудесные чаепития. Мама пекла всевозможные печенья, готовила разные лакомства. В гостиной накрывали стол для дам, а лимонад для детей подавался на кухне или на веранде, в зависимости от погоды. — Она повернулась к сестре: — Ты помнишь мамины чаепития, дорогая?
Элламей выпрямила и без того прямую, как жердь, спину.
— Конечно же, помню.
Ида взяла руку Шайлер в свои ладони и постучала по ней кончиком указательного пальца:
— Вы ведь не забыли о своем обещании, мисс Грант?
Шайлер замялась:
— О своем обещании?
Доверительным шепотом женщина пояснила:
— Поделиться со мной рецептом салата из лобстера.
— Ах да, конечно. — Шайлер открыла сумочку. — Миссис Данверз любезно написала его для вас.
— Спасибо! — воскликнула Ида Фрик, накинувшись на листок с рецептом, как голодная птица на червяка. — У меня просто нет слов.
Трейс положил на стол блестящую подарочную коробку.
— Я решил, что немного шоколада может доставить вам удовольствие.
Глаза Иды загорелись интересом.
— Как это мило. Такая забота с вашей стороны. — Она приняла подарок за обеих сестер. — Элламей, скажи нашим гостям, чтобы они чувствовали себя как дома.
— Сюда, пожалуйста, — указала высокая и тощая мисс Фрик.
— Я присоединюсь к вам через несколько минут. — Ида взмахнула руками и, быстро миновав длинный коридор, вошла в дверь помещения, которое, похоже, было кухней.
— Какой прелестный дом, мисс Фрик, — сказала Шайлер, когда, войдя в большую гостиную, они вдруг очутились в мире, где время, казалось, остановилось.
Красочный, пестрящий узорами ковер на полу, богато изукрашенная громоздкая мебель, безделушки, беспорядочно расставленные по всей комнате, кружевные салфеточки — все эти вещи принадлежали ушедшей эпохе.
— Спасибо, мисс Грант. Мы с Идой прожили в этом доме всю нашу жизнь. Собственно говоря, мы обе родились в угловой спальне на верхнем этаже, — сообщила она, присаживаясь на покрытый темно-бордовым бархатом диван со стеганой спинкой и такими же подушечками. — «Маленькая Лощина» раньше была летней дачей нашей семьи. — Помолчав, она прибавила: — Шесть наверху и шесть внизу.
— Шесть?..
— На каждом этаже по шесть комнат, — пояснила женщина. — Во время обвала на фондовой бирже в 1929 году и последовавшей за ним Великой депрессии от нас, Фриков, удача отвернулась, впрочем, как и от многих других семей на том этапе американской истории. — Она указала на пару слегка обветшавших стульев с прямыми спинками в стиле эпохи королевы Анны. — Пожалуйста, садитесь, устраивайтесь поудобнее.
Если сесть гости и смогли, то устроиться на этих стульях с комфортом было едва ли возможно.
Элламей Фрик продолжала рассказывать:
— Дедушка тогда потерял все свои деньги. До последнего цента. Он так и не оправился от этого. Бабушка, естественно, тоже, особенно после того, как он пустил себе пулю в лоб.
— Мы были здесь очень счастливы, — вставила Ида, к этому времени уже присоединившаяся к ним. — Однако меня всегда удивляла одна вещь. Почему наш дом называется «Маленькая Лощина»? — сказала она, по-совиному хлопая глазами за стеклами очков. — Мы ведь живем не в сельской местности. Наш дом стоит фактически посреди города.
— Не думаю, чтобы в те дни здесь был город, — заметила Элламей.
На Иду Фрик снизошло озарение.
— Господи Боже мой! И почему мне раньше не приходило это в голову? Это город сам вырос вокруг «Маленькой Лощины», не так ли?
Выглянув в окно, Шайлер произнесла:
— Я вижу, у вас прекрасный цветочный сад.
— Вы увлекаетесь садоводством, мисс Грант? — спросила Элламей, когда они уже сидели за столом и пили чай с кексом.
— Я люблю живые цветы, — с воодушевлением ответила Шайлер. — К сожалению, у меня никогда не было времени и возможности разводить их.
Ида Фрик кивнула с видом знатока и водрузила свою чашку с блюдцем и тарелку с кусочком кекса на колени.
— Понимаю, вы же живете в Париже.
— Да. У меня там квартира, и поэтому все мои цветы растут в ящиках на подоконнике.
Сестры сгорали от любопытства.
— А как вы проводите время? — спросила одна.
— Так же, как большинство людей. Работа. Общение с друзьями. Еще у меня две кошки.
Казалось, Иду Фрик ошеломило известие о том, что Шайлер работает.
— Вы работаете?
— Да. Я консультант в Лувре.
Элламей Фрик поставила свою чашку на столик в стиле рококо и придвинулась к Шайлер. На ее бледных щеках зарделись два красных пятна.
— Лувр, — повторила она почти благоговейно.
Шайлер отложила вилку в сторону.
— Я изучаю историю права собственности и точного происхождения картин, которые пропали или были украдены во время Второй мировой войны.
— До чего увлекательно! — воскликнула Ида Фрик, хотя она явно мало что поняла из слов Шайлер.
Зато светло-серые глаза Элламей Фрик загорелись неподдельным интересом.
— Я хотела изучать живопись, когда была моложе, — выпалила она. — Мечтала поехать в Париж и бродить по набережной вдоль Сены с холстом и красками.
— У сестры талант, — провозгласила Ида и потянулась за еще одним куском торта с кокосовым кремом.
Элламей грустно вздохнула:
— По правде говоря, очень небольшой.
— У меня самой нет способностей к живописи, — призналась Шайлер, — но зато я очень точно распознаю талант в других людях.
— У нас в доме есть несколько картин, которые, возможно, покажутся вам интересными, — предположила Элламей Фрик. — Конечно, не великие мастера, но несколько чудных художников Гудзонской школы.
Шайлер живо поинтересовалась:
— А чьи картины у вас есть?
— Дайте-ка вспомнить… небольшое полотно кисти Фредерика Черча, Томас Коул и Джервис Макенти.
— Нам пришлось продать пару картин и серебряный чайный сервиз в прошлом году, — вставила Ида. — Но сейчас, получив от Коры в наследство этот щедрый дар, мы можем отказаться от продажи картин и матушкиного серебра.
Краска разлилась по лицу, ушам и шее Элламей Фрик.
— Мисс Грант и мистеру Баллинджеру вовсе не интересно слушать про матушкино серебро, сестра. — Она неловко откашлялась. — Похоже, нам нужен еще кипяток. В этот раз, Ида, на кухню пойду я.
— Я помогу вам, — вызвалась Шайлер.
— … ходят слухи, что в каждую годовщину своей смерти она бродит по тропинке вдоль берега реки в поисках своей утраченной любви, — с преувеличенным драматизмом вещала Ида Фрик, когда Шайлер и Элламей вернулись в гостиную.
— Извините нас, — улыбнулась Шайлер. — Боюсь, мы увлеклись обсуждением картин и художественных школ. — Она замялась и добавила: — Время пролетело просто незаметно. Вот свежий чай.
— Благодарю вас, мое дорогое дитя, — отозвалась Ида Фрик. — Но мы уже успели соскучиться без вас, правда, мистер Баллинджер? — Однако она не дала ему возможности ответить. — Мы с мистером Баллинджером обсуждали историю долины Гудзона, особенно ее беспокойных духов.
Шайлер ни секунды не сомневалась, что говорила только Ида, а Трейс исполнял роль слушателя.
Элламей поспешила одернуть сестру:
— Надеюсь, она вас не утомила, мистер Баллинджер?
— Конечно, нет.
Однако Ида не могла долго молчать. Откашлявшись, она отпила глоток чая и снова вступила в разговор:
— Не каждый день найдешь такого внимательного слушателя, как мистер Баллинджер. — Она бросила на сестру взгляд поверх очков. — Возможно, он не во все верит, но у него восприимчивый ум.
— Все знают, как бесполезно порой расточается ум, — не удержалась от замечания Шайлер.
Трейс кусал губы, стараясь сдержать улыбку.
— Согласен.
Взгляд Иды пристально изучил всех собравшихся за столом.
— Я только что рассказывала мистеру Баллинджеру, что тридцать миллионов людей в нашей стране встречались с привидениями.
Элламей кивнула и щелкнула пальцами.
— И еще большее количество обладает сверхъестественными способностями: ясновидением, телепатией или даром общения с умершими.
Трейс поддержал разговор:
— У вас на руках удивительная статистика. Мисс Фрик, — он имел в виду Иду, — сообщила мне, что почти пять миллионов людей в Соединенных Штатах были похищены инопланетянами.
Шайлер решила, что проявлять скептицизм в данной ситуации было бы невежливо.
— Что вы говорите!
— Именно так.
Мисс Ида Фрик наклонилась, вытянула шею, как клюющая птица и произнесла театральным шепотом:
— Вполне вероятно, что таких людей намного больше, потому что многие из них не помнят, что с ними произошло. — Она захлюпала носом и поднесла к нему изящный носовой платок, украшенный вышивкой.
— Ида знает, что говорит, — уверенно заявила Элламей. — У нее дар.
— Дар? — эхом отозвалась Шайлер.
Художественно одаренная мисс Фрик утвердительно качнула головой:
— Моя сестра слышит голоса.
— Слышит голоса? — На этот раз ее слова повторил Трейс. — Какие голоса?
— Голоса тех, кто больше не может говорить с нами, — последовало объяснение.
Вспомнив разговор с сестрами Фрик на поминальной службе, Шайлер решила, что знает, о чем идет речь.
— Потусторонние голоса?
Элламей Фрик кивнула.
— В таком случае могу я задать вопрос? — Шайлер поставила чашку на столик.
— Ну конечно же, мисс Грант, — ответили женщины почти в унисон.
— Вы знали мою тетю много лет, — начала она, вынужденная говорить без обиняков.
— Да, это так, — подтвердила Элламей Фрик. Она повернулась к своей обладающей даром сестре: — Сколько лет мы знали Кору?
Ответ Иды прозвучал робко и неуверенно:
— Больше, чем я давала себе труд сосчитать.
Элламей посмотрела на свою сестру с легким нетерпением:
— Ну так сосчитай, Ида.
Женщина отставила чашку и стала загибать пальцы, как будто и впрямь считала с их помощью.
— По-моему, наиболее вероятно число пятьдесят один.
Вторая мисс Фрик поспешила разубедить в этом своих гостей:
— Нет, Ида, не пятьдесят один. Скорее пятьдесят два или даже пятьдесят три.
Пятьдесят четыре, — заявила ее сестра.
Трейс снова закусил губу, пряча улыбку.
Довольно долго, — признал он.
Шайлер хотела выяснить, что знают сестры Фрик об увлечении ее тети строительством.
— А Кора всегда… — Шайлер на мгновение замолчала в поисках нужного слова, — перестраивала Грантвуд?
Ответ на вопрос явно требовал размышлений со стороны обеих сестер.
Элламей заговорила первой:
— Ну, это началось, когда мы были еще совсем девчонками. Помнишь, Ида, как-то летом мы поехали навестить дядю Гаса в Миннесоту, а когда вернулись, одна сторона большого дома была в лесах?
— Помню, — ответила Ида.
— А следующей весной все обсуждали нового архитектора, которого Кора привезла из Нью-Йорка. Он прожил в Грантвуде несколько лет почти безвыездно.
— Он был так красив, — вспомнила ее сестра.
Элламей Фрик повернулась к Шайлер:
— Я уверена, что Кора чувствовала себя просто обязанной вносить изменения.
Пухленькая мисс Фрик печально вздохнула:
— Иногда мне кажется, что ей просто было одиноко и она нуждалась в компании.
Шайлер сидела и ждала, когда сестры продолжат обмениваться репликами.
Следующее предположение высказала Ида:
— А может, ею двигали те же мотивы, что и вдовой Оливера Уинчестера?
Элламей пояснила мысль сестры:
— Это тот самый Уинчестер, изобретатель винтовки, которая носит его имя. Он умер в начале восьмидесятых годов прошлого века, оставив своей жене более двадцати миллионов долларов.
— В те дни это была порядочная сумма, — чирикнула Ида Фрик, потянувшись за очередным куском кекса.
— Это и сейчас приличная сумма, — невозмутимо добавила ее сестра.
— Продолжайте, — поторопила их Шайлер.
— Сару Уинчестер, его вдову, преследовал навязчивый страх. Она боялась душ умерших.
Ида вздрогнула и не преминула внести и свою лепту:
— Особенно душ нескольких тысяч людей, убитых из винтовки мужа.
Элламей с серьезным видом кивнула:
— В отчаянии Сара обратилась за помощью к прославленному на весь мир психиатру. Тот сказал ей, что духи и дальше будут являться ей и единственный способ избавиться от них — это построить здание, достаточно вместительное для них всех. И тогда она стала пристраивать комнаты к своему дому.
Шайлер чувствовала, как у нее зашевелились на голове волосы.
— Как долго это длилось?
— Постоянно на протяжении тридцати восьми лет. Когда вдова Уинчестера умерла, в доме было сто шестьдесят комнат.
— И десять тысяч окон.
— Две тысячи дверей.
— Сорок семь каминов. Но только одна бальная зала, — сказала Ида.
— Дом этот все еще существует. — Элламей Фрик в задумчивости помолчала. — По-моему, где-то в Калифорнии.