Заманчивые обещания

Глава 4

На следующее утро Шайлер вышла из своей спальни — той самой, где она спала еще ребенком, когда с семьей приезжала в Грантвуд, — повернула налево и спустилась по задней, «черной», лестнице на кухню.

Но попала она вовсе не в кухню, как собиралась. Вместо этого она вдруг оказалась перед двустворчатой застекленной дверью, которая вела в двухэтажную оранжерею, полную экзотических растений и тропических пальм.

Шайлер вернулась назад и на сей раз свернула вправо. Через несколько минут она уже тянула на себя ручку двери в конце коридора (и дверь, и коридор ничем не отличались от дюжины других в этом крыле) и в результате уперлась носом прямо в кирпичную стену.

Шайлер тяжело вздохнула: «В этом вся Кора».

Необоримая страсть ее двоюродной бабки к строительству — многие окрестили ее одержимостью — возникла задолго до рождения Шайлер. До сих пор так никто и не узнал, что за этим стояло, но за долгие годы накопилась масса предположений.

Некоторые считали, что у старухи слишком много времени и денег. Кто-то кивал на ее одиночество.

Кое-кто утверждал, что она просто странная, и все тут.

Иные намекали, что она сумасшедшая.

Иногда строительные поползновения Коры были вполне обоснованны: как вот эта оранжерея, которая появилась за время отсутствия Шайлер в Грантвуде. Чаще же ремонт затеивался ради самого ремонта или бог знает по какой еще причине, и в результате появлялись потайная комната, тайный ход, винтовая лестница, замковая башенка, окно без комнаты, комната без окон или же без дверей.

Хотя, конечно, подобное имело место далеко не всегда.

История Грантвуда восходила к середине XIX века, когда прапрадедушка Шайлер, Уильям Тибериус Грант, решил сделать подарок к свадьбе своей невесте Люси.

Говорят, что, будучи блестящим, смелым и не знающим жалости человеком, Уильям Тибериус Грант заложил основу семейного благосостояния и стал одним из так называемых баронов-магнатов той эпохи. Его имя частенько упоминается в учебниках истории наряду с таким именами, как Джон Джэкоб Астор, Джей Гулд[1], Командор Вандербильт[2], Дж. П. Морган и Джон Д. Рокфеллер.

Всю свою жизнь Уильям Тибериус Грант с неугасающим рвением приобретал все подряд: от железных дорог до заводов, от сталелитейных фабрик до угольных шахт, от нефтяных скважин до банков, от европейского антиквариата до бесценных старых мастеров.

В те дни, когда еще не было подоходных налогов, государственных предписаний, опросов общественного мнения, патриотических и морально-нравственных починов (это Вандербильт произнес известную фразу: «Будь проклята эта общественность»), Уильям Тибериус Грант мог запросто позволить себе истратить несколько миллионов долларов на строительство дома своей мечты в идиллической местности на берегу Гудзона и, по слухам, в несколько раз больше — на его обстановку.

Кора была вдовой старшего правнука Уильяма Тибериуса и возможной наследницей. Она приехала в Грантвуд двадцатилетней невестой. Это было в 1931 году. С тех пор она успела стать хозяйкой всего, что охватывал взор: дом перестал быть семейным гнездом — ладно, дворцом — и превратился в своего рода каприз, изысканный, причудливый и дорогой.

В детстве, когда Шайлер приезжала к странной пожилой женщине в ее еще более странный дом, ей казалось, что она, как Алиса, попадает через кроличью нору в Страну чудес. Ничто не было тем, чем казалось. Никто не был тем, кем выглядел.

Повзрослев, Шайлер поняла, что жить в Грантвуде довольно неуютно. В доме постоянно что-то сносили, пристраивали, меняли или переделывали. Кора фактически содержала целую команду архитекторов и строителей. Никто не помнил, когда все началось, и конца этому тоже не предвиделось.

«Ну, сейчас-то, со смертью Коры, конец этому все-таки будет положен», — подумала Шайлер. Она вздохнула и закрыла дверь перед кирпичной стеной.

Оставив попытки найти дорогу на кухню, Шайлер вернулась в спальню. Она сняла трубку внутреннего телефона и набрала номер экономки:

— Доброе утро, миссис Данверз.

В ответившем ей голосе слышалась некоторая неуверенность:

— Доброе утро, мисс Грант.

Шайлер знала, что вчера вечером была резка с Эльвирой Данверз, отвергнув предложенные ею чай, печенье и беседу. Если честно, в тот момент она была слишком измучена, чтобы думать об этом.

Ее объяснения прозвучали как извинения:

— Меня так вымотал перелет, что, боюсь, когда вы провожали меня в спальню, я ни на что не обратила внимания.

— Не можете найти дорогу вниз, — догадалась женщина на том конце провода.

Отпираться было бессмысленно.

— Пока что мне удалось найти только оранжерею и кирпичную стену. — Шайлер положила одну руку на пояс своего костюма от Армани. — Не могли бы вы мне объяснить, как пройти на кухню?

Она уловила определенное облегчение в голосе миссис Данверз, когда та произнесла:

— Вам надо пройти по центральному коридору. Его легко узнать по обоям с узором из голубых незабудок. Лестница, которая вам нужна, за третьей дверью справа.

— Спасибо, миссис Данверз.

— Не за что, мисс Грант.

— Ваш кофе просто изумителен, — сказала Шайлер экономке минут пятнадцать — двадцать спустя, после того как успешно нашла дорогу вниз.

— Хотите еще чашечку? — предложила миссис Данверз, двигаясь по просторной кухне с завидной сноровкой и полным знанием дела.

— Не отказалась бы. — Шайлер протянула свою чашку. — Спасибо.

— А свежую булочку?

Шайлер кивнула и вонзила зубы в теплую пшеничную сдобу. Та просто-таки таяла во рту.

— Я-то думала, что лучше французских багетов ничего не существует, но я просто не пробовала вашу выпечку. — Она откусила еще раз. — Вы превосходно готовите, миссис Данверз.

Легкая краска проступила на шее и щеках экономки.

— Спасибо, мисс Грант.

Шайлер проглотила несколько булочек. Она вспомнила, что в последний раз ела на борту самолета еще вчера днем, но у нее не было аппетита, и она почти не притронулась к своей порции цыпленка.

Сытая и довольная, потягивая свой кофе, она откинулась на спинку удобного стула.

— Надеюсь, вам не мешает мое вторжение в ваши владения?

— О нет, совсем напротив, — ответила миссис Данверз.

Шайлер окинула взглядом единственное в Грантвуде помещение, которое могло бы претендовать на звание уютного. Кухня была выдержана в желтых, лазурно-голубых и белых тонах. Одна стена была полностью стеклянной. Отсюда открывался вид на лужайки, тянувшиеся до самой реки.

Здесь была целая коллекция старинных емкостей для печенья — Шайлер особенно нравилась банка, изображавшая Шалтая-Болтая — и множество медно-красных горшочков. Они свисали с потолка в центре кухни, покачивались на декоративных крючках, стояли в застекленных шкафчиках.

— Мне всегда больше нравилось есть на кухне, чем в столовой, — призналась Шайлер за второй чашкой чудесного кофе.

— Миссис Грант тоже. — Домоправительница села напротив нее. — Кстати говоря, мне кажется, столовые ни разу не использовались по назначению за те семь лет, что я здесь служу.

— Я думаю, ими больше пользовались, когда семья вела светский образ жизни, — предположила Шайлер. Она немного помолчала и затем добавила: — Странно, но я не заметила столовой по пути сюда. — Она задумчиво постучала пальцем по губам. — Могу поклясться, раньше она была рядом с кухней.

— Была.

Шайлер нахмурилась:

— Была? Экономка пояснила:

— Миссис Грант полностью перестроила эту комнату примерно пять лет назад. Сейчас там винный погреб.

— Кора же не пила спиртного.

— Да, не пила.

Шайлер прикусила язык. Сейчас не время, совсем не время критиковать бедную Кору.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так преданно заботились о тете. Я знаю, вы для нее были не только экономкой, но и подругой.

Эльвира Данверз промокнула уголки глаз старомодным белым носовым платком.

— Миссис Грант, конечно, никогда не жаловалась. Даже мне. Но я-то чувствовала, что что-то не так, когда она стала отказываться от еды. Я пыталась вернуть ей аппетит, готовила самые любимые ее кушанья, но все было тщетно.

— Как бы то ни было, я уверена, она очень ценила ваши старания.

Миссис Данверз зашмыгала носом и снова приложила платочек к глазам.

— Так хочется в это верить.

Шайлер затронула деликатную тему:

— Для меня ваша помощь тоже будет просто незаменима, пока не решится судьба Грантвуда.

Носовой платок исчез в кармане. Пожилая женщина сцепила свои натруженные руки перед собой на столе. Проступившие в уголках глаз и рта морщинки выдали ее беспокойство.

— Вы хотите продать поместье?

— Я еще не знаю, как поступить. — Сейчас не время обсуждать ее планы с миссис Данверз.

Кроме того, надо действовать последовательно. А первым пунктом в ее списке значится завтрашняя поминальная служба по Коре.

— Мистер Баллинджер сказал, что надо устроить легкий завтрак после службы, — произнесла экономка, вернувшись к обсуждению привычных дел.

— Я думаю, он прав.

Экономка положила меню на кухонный стол перед Шайлер.

— Я подготовила список блюд, чтобы вы одобрили. Шайлер допила свой кофе.

— Я во всем полагаюсь на вас, миссис Данверз. Могу я оставить подготовку этого мероприятия в ваших умелых руках?

Эльвира Данверз казалась польщенной этим предложением.

— Да, конечно.

Шайлер захотелось выйти на свежий воздух.

— Спасибо вам еще раз за вкусный кофе и булочки. Я думаю, мне не мешает прогуляться перед встречей с мистером Баллинджером.

— После вчерашнего дождя утро особенно располагает к прогулкам, — заметила экономка.

Трейс снова промок до нитки — на этот раз от пота, — когда сделал поворот в конце подъездной аллеи и побежал обратно к дому. Бадди следовал за ним по пятам.

Трейс пробежал мимо группы ветхих дворовых построек, среди которых были собачьи конуры, конюшни и кузница; затем вдоль ряда узорных решеток, которые когда-то вели в самый лучший, как утверждалось, английский розовый сад за пределами Англии.

По мнению Коры, найти хороших работников для работ на открытом воздухе было очень сложно. И поэтому розы давно вывелись. А решетки находились в весьма плачевном состоянии. Прославленный сад превратился в беспорядочную массу густых неухоженных зарослей.

Трейс заметил женщину, которая шла по направлению к реке, к так называемому наблюдательному пункту Люси. На таком расстоянии он не мог видеть ее лицо, но походка женщины была неторопливой и уверенной, а ноги длинными и как будто знакомыми.

Он узнал бы эти ноги где угодно.

В это утро ее волосы, не сдерживаемые шарфом, были распущены по плечам. Прошлой ночью в темноте Трейс их не разглядел, а ведь они были просто потрясающими: огненно-рыжие, с золотистыми переливами.

Она была высокой, но не слишком; стройной, но не худощавой. У нее была хорошая фигура, чертовски замечательная фигура. Разумеется, разодета она была в пух и прах.

«Ну как же, мисс Грант прибыла из Парижа».

Трейс потер подбородок. Щетина была как наждак.

Надо побриться.

Он оглядел свою пропотевшую футболку.

Надо принять душ.

Его взгляд скользнул ниже. Спортивные туфли и серые, пропитанные потом штаны (он прибег к помощи ножниц, когда резинки внизу истерлись — в результате ткань между коленом и лодыжкой топорщилась) были заляпаны грязью.

Надо побриться, помыться и переодеться.

— Думаю, мы не можем предстать перед мисс Грант, пока не приведем себя в порядок. Что ты на это скажешь, Бадди?

Охотничий пес повернул к нему голову и негромко гавкнул в знак согласия.

Кроме того, со вчерашнего вечера кое-что не давало Трейсу покоя, и сейчас был самый подходящий момент, чтобы это выяснить.

Он обогнул гараж, рассчитанный на десять машин — изначально там находилась конюшня, которая в длину была лишь немногим меньше современного футбольного поля, — и вошел в одну из задних дверей. Бадди потрусил за ним.

Там, в одном из бывших стойл, со стороны, противоположной той, где он припарковал свой джип, находился интересовавший его автомобиль. Неудивительно, что он не заметил его вчера.

Прошлой ночью Шайлер Грант утверждала, что кто-то ударил ее машину несколько раз, а затем нарочно столкнул с дороги. Трейса не особенно волновало, так ли это, пока женщина в черном была для него незнакомкой.

А теперь волновало.

Трейс опустился на корточки, чтобы его глаза оказались на уровне бампера «ягуара». Он провел рукой по его поверхности. Там, вне всяких сомнений, были вмятины и царапины, что соответствовало утверждению его клиентки.

— Будь я проклят, если она не сказала правду, — вполголоса пробормотал Трейс.