Она стояла на берегу реки.
Вечер был теплым и каким-то успокаивающим. На ясном небе взошла полная луна.
— Ты просила меня отпустить призраков с миром, Кора, и я думаю, пришла пора это сделать. — Шайлер помолчала. — Твоих призраков и моих. Сейчас я понимаю, почему ты тогда отослала меня отсюда. Ты была испуганной старой женщиной. Ты боялась, что любого, кого ты осмелишься полюбить, у тебя отнимут. — В голосе Шайлер звучали печаль и понимание. — Возможно, я шла по тому же пути, но ты спасла меня от этого одинокого жребия, и я всегда буду тебе за это благодарна. — Шайлер набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула. — Я не буду бояться любить.
Шайлер чувствовала, как ветер колышет пряди волос у ее лица, и испытывала ощущение мира и покоя, каких никогда не знала ранее.
— Я избавилась от всех привидений, Кора. Можешь быть спокойна. И пусть все они пребудут в мире.
С этими словами она достала маленький конверт из кармана куртки.
— Ты сказала, что любовь дороже драгоценных камней — любовь твоего сына была тебе дороже всего на свете. И я знаю, что сделать с его последним подарком. Надеюсь, ты одобришь мое решение.
Шайлер открыла конверт и стала смотреть, как ветер подхватывает и уносит остатки диадемы, все выше и выше, все дальше и дальше, пока они не исчезли из виду.
Она стряхнула с ресниц слезы. Затем повернулась и посмотрела на дом — казалось, он излучал теплый золотистый свет. В ее сердце не было места страху — там царило лишь чувство сопричастности. Шайлер понимала, что, возможно, всего лишь возможно, она наконец обрела свой дом.
Теперь оставался только один вопрос. Трейс.
Что же ей с ним делать?
Шайлер была влюблена в Трейса Баллинджера. Он, вне всяких сомнений, был лучшим из знакомых ей мужчин: и сердцем, и умом, и душой В нем было все, что хотела бы видеть женщина в мужчине.
Она услышала свой собственный тихий смех и поняла, что счастливейшие моменты ее жизни, моменты ни с чем не сравнимой радости, величайшей свободы, истинной безмятежности и довольства, настоящей страсти и осуществления ее заветных женских желаний, прошли здесь, в Грантвуде, рядом с Трейсом.
Она сохранит их в своем сердце навсегда. Они дадут ей радость, когда ей нужна будет радость. Они утешат ее в те дни, когда она будет скорбеть о том, что могло быть и не сбылось. Они подарят ей воспоминания, которые она будет лелеять, когда почувствует одиночество на длинном жизненном пути. Они будут с ней до последнего удара ее сердца. И в свой последний час она будет думать о Трейсе.
Он знал, что найдет ее на берегу реки.
Бадди, конечно же, подбежал к ней первым. Трейс видел, как она нагнулась и обняла пса и затем подняла глаза, ожидая его прихода.
В тот момент, когда он подошел к ней, Шайлер стояла, перегнувшись через перила «наблюдательного пункта Люси» и глядя на Гудзон, на темной воде которого луна оставила свой след.
— Лунная дорожка.
Шайлер обернулась и посмотрела на него:
— Что?
— Лунная дорожка — это след, который оставляет на воде лунный свет, — пояснил он.
— Я об этом не слышала, — призналась она.
Следующие слова сорвались с его губ неожиданно для Трейса:
— Эта река так вероломна. Говорят, своим течением она может затянуть на дно, прежде чем ты успеешь понять, что находишься в опасности.
Шайлер не стала с ним спорить.
— Опасность подстерегает нас на каждом шагу.
— Да. Всюду опасности. — Трейс почувствовал, что настроен на какой-то странно философский лад, когда продолжил свою речь:
— Вся жизнь как река.
— Думаю, ты прав.
Он сунул руки в карманы джинсов и покачал головой. До сих пор он считал, что его жизнь составляют работа и карьера. В прошлом работа, конечно же, спасла его. Но сейчас он хотел большего — и, черт возьми, он заслужил это. Он заслужил жизнь.
Мужчина виноват, если он виноват, и тем более виноват — если не виноват.
Шайлер искоса взглянула на него и спросила:
— Ты пришел попрощаться?
— Попрощаться? — Он нахмурил брови.
— Я думала, вы рветесь назад в Нью-Йорк — ты и Бадди.
— Нет. — Прошла минута, прежде чем он задал свой вопрос: — Ты скоро уезжаешь?
— Уезжаю?
— В Париж. — Трейс чувствовал, как все в нем противится этому. Он выпрямился во весь рост и выпалил: — Шайлер, ты не можешь уехать.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— Это не причина, — возразила она, с облегчением рассмеявшись.
Он стоял на своем:
— Твое место здесь.
— Ты так думаешь? — Она развернулась и пошла по дорожке, ведущей к реке.
В его голове не было ни единой мысли. Потребовалось несколько минут и несколько шагов вдоль берега, чтобы он смог поднять на нее глаза.
— Да.
Ответ Шайлер застал его врасплох:
— Значит, наши мысли совпадают.
— Правда? — Трейс осознал, что его сердце бьется в груди так громко — просто оглушительно, — что она наверняка слышит его стук так же ясно и отчетливо, как он сам.
Шайлер вдруг замерла на месте.
— Думаю, я боялась.
Он должен это знать.
— Боялась — чего?
Их взгляды встретились.
— Боялась прошлого. Боялась Грантвуда. Даже любви. В конце концов, все, кого я любила, умерли. Вот что, по мнению Коры, у нас с ней было общего, вот почему мы обе боялись позволить кому-то быть рядом с нами.
— Ты ведь больше не боишься?
— Нет.
Пришла его очередь признаться.
— А я говорил себе, что, хоть я и один, мне вовсе не одиноко.
— А сейчас?
— А сейчас я понимаю, что без тебя мне будет чертовски одиноко. Я не хочу закончить, как Адам Коффин, посвятив свою жизнь собаке. — Он протянул руку и взъерошил шерсть Бадди. — Я люблю тебя, Бадди, но мне так нужна она. Я хочу ее.
Шайлер с трудом сглотнула.
— Как-то так получилось — и я до сих пор не понял как, — что ты стала мне более необходима, чем воздух, более необходима, чем жизнь, Шайлер Грант. Если тебя не будет в моей жизни, я могу добиться всего на свете, но все равно останусь неудачником. — Трейс протяжно вздохнул. — Нам так много надо обсудить.
Она облизнула губы.
— Надо?
Трейс кивнул.
— Мы никогда не говорили о будущем. О нашем будущем. — Он не сводил с нее глаз.
— Да, никогда.
Трейс обнаружил, что размахивает руками. Он поспешно спрятал одну из них за спину, в карман джинсов.
— Есть еще очень многое, чего ты не знаешь обо мне.
— А ты обо мне.
— Чтобы узнать женщину, необходимо немало времени.
— Мужчин это тоже касается.
Трейс издал тяжкий вздох, когда они неспешным шагом направились к дому.
— Я должен кое в чем тебе признаться, — сказал он.
С заходом солнца вечер стал на удивление прохладным. Шайлер поежилась, и Трейс обхватил рукой ее талию.
— Так в чем заключается твое признание? — спросила она.
Трейс смотрел куда-то вдаль.
— Я не шутил, говоря, что вырос на улице, и твердо знал, что в некоторых случаях, если не убьешь ты — убьют тебя.
— Тогда ты как раз тот мужчина, который должен быть рядом со мной в такие ночи, как прошлая. Кто знает, что сделал бы Тедди Фрик, если бы ты не остановил его?
Трейс считал свое участие во вчерашних событиях менее значительным.
— Я бы не справился без Адама с Музом и Бадди. — Он наклонился и снова ласково потрепал пса.
Последовало молчание. Трейс нарушил его:
— Мы говорили о будущем.
— Разве?
— Я не умею четко формулировать свои мысли…
Такое заявление поразило Шайлер. Она воскликнула:
— Смеешься?
Он покачал головой:
— Нет.
— Ты самый молодой партнер во всей истории «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин». И ты добился этого отнюдь не потому, что не умеешь связно выражать свои мысли. Ты добился этого своей головой, тяжким трудом и упорством, своим незаурядным умением уговаривать людей делать то, что тебе надо. А сейчас ты стоишь здесь и утверждаешь, что не умеешь формулировать мысли.
— Когда дело касается женщин, это полностью соответствует действительности, — объяснил Трейс. — Я не знал этого до прошлой ночи, когда Тедди чуть не застрелил нас. Именно тогда я понял, как много хочу сказать тебе.
— Знаю. Я чувствовала то же.
Трейс глубоко вздохнул. Признание было для него даже не решающим шагом, а прыжком в ледяную воду.
— Я никогда не думал, что принадлежу к тем, кто женится.
— Я тоже о себе так не думала.
— Ты?
— Я.
Он с недоумением посмотрел на нее:
— Почему?
— Меня всегда окружает — окружало — так много призраков, — прошептала Шайлер. — Оставим их в покое.
Прочистив горло, Трейс провозгласил:
— Мне тоже пора избавиться от нескольких призраков.
С губ Шайлер слетел печальный вздох — казалось, помимо ее воли…
— Я знаю.
Он был серьезен.
— И я работаю над этим.
— Я знаю, что это так.
Трейс остановился и посмотрел ей в лицо. Он набрал побольше воздуха в легкие:
— Я люблю тебя, Шайлер. Я так долго никому этого не говорил, что боялся не суметь произнести эти слова вслух.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я просто не знаю, что сказать.
— Скажи, что любишь меня.
Ее сердце пропустило удар.
— Я люблю тебя, Трейс Баллинджер.
Внимательный взгляд темно-синих глаз встретился с ее взглядом.
— А я люблю тебя, Шайлер Грант.
— Так много еще всего надо сделать, — заволновалась Шайлер спустя некоторое, довольно продолжительное, время.
Уже почти рассвело — всю ночь напролет они занимались любовью.
— Что тебе надо сделать?
— Ну, во-первых, очень многим надо заняться в доме и в саду.
— Дом и сад, — повторил Трейс, словно пытаясь запомнить. — Надеюсь, ты не уволила архитектора и бригаду строителей?
— У меня не было на это времени.
— Хорошо. Они нам понадобятся.
— Для чего?
— Для начала мне нужен офис здесь, в доме. По-моему, нам следует подумать и о постройке отдельного помещения для Адама Коффина и Муза.
— Какая чудесная идея, мистер Баллинджер.
— Что ты думаешь насчет того, чтобы основать на деньги Коры фонд поддержки учеников?
Шайлер с воодушевлением ухватилась за эту идею:
— Чтобы вернуть в школу тех детей, которые ее бросили.
— Верно.
Счастье Шайлер было почти материально — вытяни руку, и можно потрогать.
— Мне кажется, розовое обрамление будет самым подходящим для свадьбы.
Трейс молчал, и прошло некоторое время, прежде чем он смог говорить:
— Похоже, я сделал правильный выбор.
— Почему ты так говоришь?
— Ты женщина моей мечты, воплощение всех моих желаний, — произнес он, осыпая поцелуями ее обнаженное плечо и снова пристраиваясь меж ее бедер. — Я хочу…
— Говорят, надо быть осторожным в своих желаниях — они ведь могут сбыться, — прошептала Шайлер, когда он склонился над ней.
Он освобожденно рассмеялся:
— В таком случае я самый счастливый человек во всем этом чертовом мире.
— А как же мы?
— Я уже сказал, нас больше нет.
Вот в этом Джонни ошибался.
Элейн неопределенно махнула рукой:
— В таком случае желаю тебе всего наилучшего.
Джонни насторожился.
— Что ты еще задумала?
Элейн понизила голос до интимного шепота:
— Ничего, Джонни. Я желаю вам обоим всяческих благ.
Джонни ободряюще похлопал ее по руке:
— Я уверен, подходящий парень однажды все же появится.
Мгновение Элейн раздумывала, дразнит ее этот чертовски привлекательный мужчина или же он серьезен. Затем она улыбнулась.
— Когда это произойдет, я выйду за него замуж.