16

После долгой апатии, Сигурни с головой ушла в домашние хлопоты, стараясь забыться. Ей прекрасно были известны и другие способы отвлечься от тягостных мыслей: например, сидеть и пялиться в телевизор, что она и делала долгое время, или снять стресс легкими наркотиками (достать их гораздо проще, чем алкоголь), или уехать куда-нибудь далеко-далеко, или завести нового любовника. Когда подобные мысли тревожными птицами проносились у нее в голове, Сигурни только усмехалась. Она не могла позволить себе ни наркотиков, ни путешествий, ни любви на стороне — да и не хотела. Ведь у нее дети, и сейчас как никогда она нужна им здесь — здоровая, полная сил, всегда готовая поддержать, ободрить, развеселить.

Незаметно пролетели три будних дня, и наступили выходные. Улав не звонил и не искал встреч, Альф тоже пропал. После двух мучительных тоскливых ночей Сигурни вдруг почувствовала облегчение — словно в ее душе пролился живительный долгожданный дождь после душного дня. Она поняла, что ни Эвенсон, ни Йорт в ее жизни не занимали главного места, а значит, она способна обойтись без них. Несмотря на то что воспоминания об Улаве по-прежнему доставляли ей боль. Но теперь это были только воспоминания. Прошлое. Она знала, что у них с Йортом больше нет настоящего, а их будущее, о котором она мечтала, погребено под камнепадом измены.

Теперь перед ней открывался новый путь, свободный и широкий. Ей предстояло начать новую жизнь — без Альфа и Улава, без опостылевшего мужа и предателя-любовника.

В субботу Сигурни сводила детей в луна-парк. Они ели мороженое, смеялись, бродили, держась за руки, и покатались на всех, какие там только были, аттракционах. Встречные мужчины бросали восхищенные взгляды на Сигурни, несмотря на то, что она была с детьми. Один кавалер даже схлопотал от своей дамы пощечину за то, что «пялился» на эту «корову». Сигурни, услышав пренебрежительный отзыв о себе, ничуть не расстроилась. Заинтересованные взгляды мужчин ее абсолютно не волновали. Сигурни знала, что сегодня она необычайно привлекательна и женственна. Но сейчас она дарила улыбки только одному мужчине. Маленькому, кудрявому ангелу — Олафу, который сегодня меньше чем когда-либо напоминал ей Альфа: ведь его отец не умел так открыто и искренне улыбаться и так ласково смотреть на нее. Или умел, но разучился. Разменял свое умение на выпивку, любовниц и нелюбимую работу.

Вечером дети, с помощью своей неутомимой мамы, достроили шалаш. Олаф долго упрашивал Сигурни, чтобы она разрешила ему остаться в нем на ночь. Но погода переменилась, и холодный морской ветер продувал шалаш насквозь. Сигурни опасаясь, как бы ребенок не простудился, запретила ему ночевать на дереве. Олаф загрустил. Тогда Сигурни спросила, как он хотел бы провести завтрашний день, намекнув, что исполнит любое его желание. И Олаф предложил позвать в гости дядю Магнуса.

Сигурни попыталась возразить:

— Милый, у дяди Магнуса наверняка свои дела… Может быть, лучше покатаемся на лодочке?

— Ну ма-ама, — обиженно протянул Олаф. — Ты же сказала, что я могу попросить, о чем угодно. Я хочу увидеть дядю Магнуса! Я по нему соскучился! И хочу показать ему шалаш!

— Соскучился? — Сигурни была озадачена. И когда Олаф успел так привязаться к Ланссону? — Ну, если так… Только ты сам его пригласишь, ладно?

— Ладно! — просиял Олаф.

Утром, позавтракав порцией оладий с большим стаканом молока, мальчик взялся за дело. Он достал из кармана мобильный телефон и со всей серьезностью стал листать записную книжку, бормоча себе под нос: «Здравствуйте, это Олаф, приходите в гости… Здравствуйте, дядя Магнус. Это Олаф. Не хотели бы вы прийти ко мне в гости…» Сигурни, не дожидаясь начала их разговора, пошла в сад. Через пять минут к ней прибежал радостный Олаф.

— Он согласился! — сообщил сын, обхватив маму руками. — Он придет в четыре часа. А еще он обещал принести Раджу, Норвежца и Бриз, — выдал Олаф нечто непонятное.

— Кто эти странные ребята? — иронично сощурившись, спросила Сигурни.

— Это не ребята. — Сын укоризненно посмотрел на нее. — Это самолеты! Как же так, мама! — воскликнул мальчик. — Ты дружишь с дядей Магнусом и даже не знаешь, что он строит самолеты!

— Он строит самолеты?

Олаф надулся. У него в голове не укладывалось, как можно не знать о таком классном хобби! Уж он-то прекрасно знает, чем увлекаются его друзья.

— Я правильно сделал, что позвал дядю Магнуса в гости, — рассудил маленький Олаф. — Наверное, вы с ним давно не виделись. А с друзьями надо видеться. А то можно совсем потеряться.


Выяснилось, что «Раджа», «Норвежец» и «Бриз» — это мастерски сделанные миниатюрные копии самолетов, размером не больше вытянутой руки Олафа. «Раджа» был яркий, облепленный стразами и бусинами. Магнус, немного смутившись, объяснил, что самолет от нечего делать украсили две его ученицы. При других обстоятельствах Сигурни обязательно сострила бы по этому поводу, но теперь их с Магнусом отношения претерпели некоторые изменения. Теперь они выстраивались по какому-то, пока неизвестному им обоим алгоритму.

«Норвежец» и «Бриз» были попроще, чем «Раджа» — синие, с широкими крыльями и белыми полосами на бортах. Самолеты управлялись с помощью дистанционного пульта и могли взлетать довольно высоко.

Олаф был в полном восторге.

Как только Магнус возник на пороге, одной рукой прижимая к себе самолеты, а другой — большую куклу в каком-то невероятном наряде, да еще с букетом лилий под мышкой, дети буквально повисли на нем. Кари тотчас же забыла свою любимую Бридж, а Олаф немедленно потащил Магнуса смотреть шалаш. Ланссон даже не успел обмолвиться парой слов с Сигурни. Он только вручил ей букет, и вот уже был в саду, наблюдая, как ловко маленький Эвенсон карабкается вверх по веревочной лестнице. Кари вертелась тут же, допытываясь у Магнуса, почему он такой рыжий.

— Потому что мой папа тоже был рыжий, — лаконично ответил Магнус и, взяв девочку за руки, немного покружил ее в воздухе.

Кари запищала от восторга.

— А папа твоего папы тоже был рыжий? — спросила она, звонко смеясь.

— Тоже! — подтвердил Магнус.

— А папа папы твоего папы?

— Кари! — В сад вышла Сигурни с двумя маленькими штормовками в руках: розовой и зеленой. — Оставь господина Ланссона в покое. Ты не знаешь, — обратилась она к Магнусу, — какая она приставучая. Если начнет что-нибудь выспрашивать, то уж докопается до самой сути! — Сигурни улыбнулась.

— Дядя Магнус! — позвал Олаф, спустившись с дерева. — Давайте запускать самолеты!

— Может быть, сходим к морю? — предложила Сигурни, помогая детям надеть штормовки.

Идея была принята на ура. Олаф побежал вперед, подхватив самолеты Магнуса. Кари устремилась за ним.

Немного поколебавшись, Ланссон предложил Сигурни опереться на его руку. Она молча кивнула — почему бы и нет? — и взяла Магнуса под локоть, ощутив, как напряглись его мускулы.

Они медленно побрели вслед за детьми.

— Как поживаешь? — спросила Сигурни.

Нельзя сказать, чтобы ей действительно было интересно знать, как поживает Магнус, но молчать было неловко.

— Все так же, — неопределенно ответил Ланссон. — А ты?

Сигурни глубоко вздохнула и неожиданно для самой себя сказала:

— Так себе. Я развожусь с мужем… и моя сестра Агнесс ждет ребенка от моего любовника.

Магнус изумленно посмотрел на Сигурни.

— И это ты называешь «так себе»? — спросил он, по обыкновению слегка иронично, и в то же время глаза его смотрели очень серьезно.

— Мое спасение — дети, — отозвалась Сигурни. — Если бы не Олаф и Кари, я… мне было бы очень плохо.

— Ты справишься, — твердо сказал Магнус. — Ты сильная, и поэтому у тебя все будет хорошо.

Сигурни была тронута его словами. Между ней и Магнусом как будто растаяла невидимая стена, и она поняла, что не только простила его, но и даже успела соскучиться по нему. И еще: этот человек — единственный, кому она может излить душу.

Ланссон, чтобы отвлечь Сигурни, стал рассказывать о своей двоюродной сестре, у которой подрастают трое забияк-сынишек. От его слов веяло прямодушием и добротой. Шагая рядом с ним, она уловила едва ощутимый, давно забытый, но такой родной запах школы. Когда Ланссон закончил рассказ о своих забавных рыжих племянниках, Сигурни поведала ему об Альфе, Улаве и сложных взаимоотношениях между нею и каждым из них. И хотя ее слова причиняли Магнусу боль, он не показывал виду и слушал, не перебивая. Ведь ей нужно было выговориться, а ему… ему просто хотелось быть рядом, пожалеть ее, успокоить, приласкать.

Едва Сигурни закончила свою исповедь, к ним подбежал Олаф. Он протянул матери дистанционный пульт управления и воскликнул:

— Мама! Ты должна попробовать поднять в воздух «Раджу»! Это так здорово!

— Как-нибудь в другой раз, милый. — Ей совсем не хотелось сейчас развлекаться.

— Поднять самолет не так-то просто, — заметил Магнус и, хитро подмигнув Олафу, сказал, обращаясь к Сигурни: — Неудивительно, что ты испугалась.

— Испугалась?! — Она тотчас взяла в руки пульт. — Ничего подобного! Сейчас я вам покажу… — Сигурни нажала кнопку, но ничего не произошло. — Что такое?

Магнус и Олаф весело засмеялись.

— Мама! — воскликнул мальчик. — Ты держишь пульт антеннкой на себя, как будто сама хочешь взлететь! Надо направить на самолет.

— Вот так. — Магнус перевернул пульт и нажал кнопку.

В воздух, сверкая стразами, взмыл величественный «Раджа».


Домой они вернулись только под вечер и сели пить чай в гостиной. Дети порядком утомились и вскоре уснули, «валетом» разлегшись на диване. А Сигурни продолжала непринужденно болтать с Магнусом, и совершенно не хотелось отпускать его. За долгое время ей впервые было так легко, так спокойно. В душе наступил штиль, и над горизонтом показалось долгожданное солнце.

«Рыжее солнце», — вдруг пришла в голову мысль, и Сигурни чуть смущенно из-под ресниц взглянула на Магнуса.

Тот неприятный случай на катере совершенно стерся у нее из памяти — как наваждение, как дурной сон. Она поняла, что Магнус действительно не желал ей зла. Его заботливый, полный нежности взгляд сейчас был убедительнее всяких слов.

«Он — мой друг, мое солнце, — снова подумала Сигурни. — Пропал из моей жизни, закатился за горизонт, а потом появился снова, чтобы прогнать тьму, сгустившуюся вокруг, и согреть меня». В порыве нежности Сигурни провела ладонью по его волосам.

Он в этот момент рассказывал какую-то занимательную историю из школьной жизни, и тут же умолк. Ее прикосновение задело его до самого сердца. Взгляд у Магнуса стал еще теплее, еще ласковее. Сигурни улыбнулась. Ее глаза засветились ответной теплотой и лаской.

Блаженную тишину прервал звонок в дверь.

— Кто бы это мог быть? — недоуменно проговорила Сигурни и пошла открывать, гадая на ходу: либо это кто-то из соседей, либо Фройдис.

Но к ее ужасу, на пороге стоял Улав.

— Сигурни! — в его голосе слышались металлические нотки, словно произнести ее имя было нелегко. — Я пришел, чтобы расставить все точки над «i».

«Зачем? — Ее взгляд равнодушно скользнул по лицу Йорта — не обжигая, не согревая и даже не холодя. — Все точки уже расставлены. Нам не о чем говорить и нечего выяснять».

— Нам не о чем говорить и нечего выяснять, — вслух повторила Сигурни.

Ее голос звучал спокойно, но в нем ощущалась глубоко затаенная печаль — печаль о потерянном счастье, которая не пройдет уже никогда.

— Можно, я хотя бы войду?

Не ожидавший такого холодного приема, Улав переминался с ноги на ногу. Он был настроен на слезы, крики и битье посуды, но никак не на безразличие!

Его зализанные волосы, его карие глаза, гладко выбритое лицо, широкие плечи… все это стало чужим и ненужным. Сигурни смотрела на него — и ничего не чувствовала.

Сзади раздалось деликатное покашливание.

— Сигурни, все в порядке? — спросил Магнус, появившись в холле.

Она благодарно взглянула на него. Улав тоже во все глаза уставился на Ланссона.

— Да, все нормально. Мы с господином Йортом, кажется, уже все уладили. Подожди меня в комнате, Магнус, я скоро приду.

— Понятно, — тихо произнес Йорт, когда Ланссон скрылся в гостиной. — Быстро ты…

— Во всяком случае, это уже не твое дело. — Сигурни хотелось поскорее закончить этот разговор. — Теперь мы с тобой — чужие люди. Надеюсь, Агнесс никогда не узнает, что нас связывали какие-то отношения.

Йорт на мгновение закусил губу. Слово «какие-то» больно царапнуло его, оставив на душе горечь.

— Прости меня, — глухо сказал он и хотел взять Сигурни за руку. — Если можешь… умоляю…

Она отстранилась и тихо сказала:

— То, что было между нами, это не было любовью. По крайней мере, настоящей любовью. Хорошо, что все произошло именно так. Желаю вам с Агнесс счастья. Я прощаю тебя и… прощай. Навсегда.

Сигурни медленно закрыла дверь, теперь уже окончательно оборвав ту невидимую нить, связывавшую ее с Улавом Йортом. Все было кончено.

«Навсегда?» — спросила себя Сигурни.

Навсегда.


Когда совсем стемнело и Магнусу пора было уходить, Сигурни чуть было не попросила его остаться — но удержалась. Они долго прощались, стоя в дверях: Магнус — уже на улице, Сигурни — в доме.

— Можно, я загляну к вам завтра? — спросил Ланссон, уже зная ответ.

— Конечно. — Ее губ коснулась мягкая, теплая улыбка.

Она была необычайно хороша в этот момент. Притягательна. Чуть уставшая, расслабленная, без макияжа. Такая родная, такая чудесная. От нее волнами исходил удивительный аромат, не сравнимый ни с какими духами, — аромат любимой женщины.

Магнус немного подался вперед, наклонился к ней — и на секунду замер. Ее лицо было так близко, что взгляд синих глаз проникал в душу, отзываясь в ней сладкой истомой, пухлые губки чуть приоткрыты… И Магнус нежно, бережно прикоснулся к ним своими губами.

Загрузка...