Замки на песке

6

— Тетя Фройдис, тетя Фройдис!

Маленький Олаф, стоявший рядом с рыжим, длинным мужчиной, увидев ее, побежал навстречу. Она невольно рассмеялась, глядя, как большущий синий рюкзак перелетает то на одну сторону, то на другую за спиной мальчика. Фройдис присела на корточки и приняла Олафа в объятия, еще раз поразившись, как он похож на Альфа. Та же смуглая кожа, те же волнистые черные волосы, только глаза — тут она улыбнулась — лавранссовские, ярко-ярко-голубые. Фройдис поправила на нем курточку и встала.

— Тетя Фройдис! Пойдем на море. Я домой не хочу!

— А почему не хочешь? — удивилась она.

— Там мама с папой опять кричат друг на друга.

— С чего ты взял? — Девушка протянула ему руку, чувствуя, как Олаф обхватывает ее своей теплой маленькой, но уже крепкой ладошкой. — Ты же еще не был дома и не можешь знать, что делают папа с мамой.

— Знаю, знаю, — огорчился мальчик. — Они теперь каждый день кричат. Тетя Фройдис, тетя Фройдис, ну пойдем на море! — заканючил Олаф. — Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Фройдис улыбнулась, взглянув в его печально-просительные глазки, и только тут заметила, что рыжий мужчина уже стоит рядом.

— Ну, хорошо, хорошо…

— Ура! — закричал Олаф, прыгая на месте и все еще держа ее за руку.

— …ты предупреди маму, а я пока с дядей поговорю.

Мальчик кивнул и деловито полез в рюкзак за мобильником. Это мама подарила ему, когда он пошел в школу.

Фройдис улыбнулась Рыжему. Он протянул руку:

— Магнус Ланссон. Я работаю здесь. Учителем физики.

— Фройдис Лавранссон. Очень приятно.

— О, так вы сестра Сигурни… — Магнус почему-то покраснел и опустил глаза.

— Да, старшая. — Фройдис стало смешно, настолько забавно вел себя Рыжий.

— Мы с Сигурни учились в институте вместе, потом некоторое время работали здесь… совсем немного.

— Ага… — Фройдис попыталась замаскировать просившийся наружу смех кашлем.

Видимо, неудачно, потому что Магнус быстро взглянул на нее и отвел глаза, невнятно что-то пробормотав.

— Тетя Фройдис, мама разрешила. — Олаф потянул ее за руку. — Ну, пошли, пошли!

Магнус смущенно взглянул на Фройдис и протянул ей белый, длинный конверт.

— Простите, фру Лавранссон…

— Называйте меня просто Фройдис.

Магнус слегка улыбнулся.

— Фройдис… вы не могли бы передать это Сигурни?.. Это касается Олафа, — добавил он и снова покраснел.

— Конечно!. — Она сунула конверт в сумочку и, уже увлекаемая мальчиком, добавила: — Вы милый, Магнус. Но врать совсем не умеете. Я передам письмо. Обещаю, что ее муж не узнает об этом.

Магнус, покраснев еще больше, улыбнулся, и зашагал к школе.

Фройдис сидела на прохладном песке и наблюдала за Олафом. Он бегал по берегу, оставляя кроссовками смешные следы, которые быстро исчезали, опять превращаясь в гладкую поверхность. Он выискивал редкие камушки причудливой формы и каждый раз со смехом тащил находку на суд к Фройдис.

И она чувствовала себя почти счастливой. Почти как тогда, когда пела для сестер. Она любила Олафа — этого живого, веселого мальчишку. Когда Фройдис оставалась с ним наедине, то запросто могла представить, что он не просто племянник. Сын.

Она откинула голову, подставив красивое лицо еще тепловатому осеннему солнцу. Пальцы утонули в холодном песке, который так приятно обволакивал руки. Фройдис прикрыла глаза.

Ей часто приходилось слышать: «Фройди, пора бы и тебе завести ребенка!» В ответ она всегда лишь смеялась и отмахивалась: «Рано еще, пожить надо, нагуляться!» Если бы они знали… Фройдис невесело улыбнулась. И у нее были свои тайны, о которых она не говорила даже Сигурни — своей любимой сестре. Она вообще никогда никому об этом не рассказывала. И очень хотела бы забыть.

…В шестнадцать лет юная, взбалмошная, обворожительно-красивая Фройдис влюбилась. Да-да, впервые по-настоящему влюбилась. Его звали Рик. Американец, приехавший посмотреть Норвегию и случайно попавший на студенческую вечеринку в Осло, на которой была и Фройдис.

Ошибка юности. Ошибка молодости. Он оказался совсем не прекрасным принцем из сказки. Не благородным рыцарем из средневековых романов. И он любил ее ровно столько, сколько было нужно ему.

От его взгляда внутри Фройдис все замирало. По телу разливалась истома. Она бледнела, краснела и ладошки покрывались липким потом, и потому она без конца бегала в туалет: сполоснуть руки ледяной водой и отдышаться, согнать волнение с лица.

Когда он взял ее за руку на их первом свидании, Фройдис не могла пошевелиться. Она просто шла рядом с ним, ощущая его теплое прикосновение и зная, что она самая счастливая девушка в мире. Он что-то рассказывал ей, но она не понимала, что именно. Только его низкий, чарующий голос и его рука. Ее ладошка тогда то и дело становилась влажной, и Фройдис делала вид, что поправляет выбившуюся прядь волос, а сама незаметно вытирала ее об джинсы. И он снова брал ее за руку. И снова Фройдис улетала куда-то. И хотела идти вот так с ним всегда…

А потом он уехал. Вернулся в свою Америку. Обещал писать. Обещал вернуться и забрать ее. Обещал никогда не забывать, ведь она самая-самая чудесная девушка, которую он встречал.

А Фройдис тихо сделала аборт. Никто ничего не заметил. Никто ничего не узнал. И Рик ни разу не позвонил, не ни одной строчки. Забыл… Ведь она была всего лишь самым-самым чудесным приключением в Норвегии.

— Тетя Фройдис. — Маленький Олаф сел рядом с ней на свой огромный рюкзак.

— Что, малыш? — Она хотела потрепать его по темным волосам, но рука была вся в песке.

— Ты грустная…

Фройдис улыбнулась:

— Немного.

Она обтряхнула ладошки и, обхватив колени, посмотрела на море. Оно было синее-синее и уходило далеко-далеко, сливаясь с небом. Иногда чайки залетали на золото солнца черными силуэтами. Фройдис захотелось плакать.

— А у тебя есть тайна? — спросил вдруг Олаф.

Фройдис вздрогнула. Он будто видит ее насквозь.

— А у тебя?

— Так не честно! Я первый спросил!

Она рассмеялась:

— Да, есть.

— Страшная?

Фройдис задумалась, продолжая смотреть на сверкающее море. Снова захотелось плакать. Она крепко-крепко зажмурилась, скрывая мелькнувшее отчаяние в глазах:

— Очень.

— Потому и грустишь.

Олаф сел в ту же позу, что и Фройдис. Несколько секунд помолчал, словно обдумывая что-то. Потом резко встал, нацепил рюкзак и потянул девушку за руку.

— Ты уже хочешь домой? — спросила она.

Он быстро покачал головой, заставляя Фройдис встать и бежать за ним.

Олаф привел ее к огромному валуну, непонятно откуда здесь появившемуся, и показал ей абсолютно круглый, черный, гладкий камешек:

— Смотри, это твоя страшная тайна!

Фройдис улыбнулась.

— Давай ее закопаем! — И Олаф, плюхнувшись на колени, начал разрывать песок прямо возле валуна.

Фройдис села рядом. Когда они вырыли достаточно глубокую ямку, мальчик опустил туда камешек и засыпал его песком.

— Все, — удовлетворенно кивнул он и посмотрел на Фройдис ясными голубыми глазами. — Если тебе когда-нибудь станет грустно, ты просто забери эту свою страшную тайну и выбрось ее в море. И снова все станет хорошо!

Фройдис крепко-крепко обняла Олафа:

— Спасибо, малыш!

И повторила про себя, словно прочитывая кому-то молитву: «Так и сделаю, так и сделаю. Выброшу свою страшную тайну, и пусть она утонет! И пусть ее не будет больше!»