Замужем за олигархом

ГЛАВА 21

Каховский резко, рывком вырубил воду, едва не сломав импортный, хрупкий и дорогостоящий кран, явно не рассчитанный на подобные бурные проявления чувств и столь грубое обращение. Будь все оно проклято!.. В квартире по-прежнему стояла тягостная глухая тишина. И Все-таки, кажется, в холодильнике оставались какие-никакие запасы вина…

Всадник без головы совсем потерял всякий контроль над собой. Сегодня он мечтал и настраивался жить дальше, свернувшись улиткой на дне раковины собственной души. В конце концов, каждый живет за себя.

Эта его ненавистная элитка…

В элитных домах Москвы, построенных под девизом «Элитарии Москвы, соединяйтесь!», большинство квартир пустовало. И стояли эти дома поздними вечерами мрачные и безжизненные, лишенные главного — света. Богатые буратины вкладывали деньги в недвижимость, покупали двухсотметровые апартаменты, делали там евроремонты и закрывали квартиры на пять замков, оставляя под неусыпным контролем охраны и милиции, а сами наслаждались жизнью в коттеджах где-нибудь в Жуковке или в Завидове. Хороший вариант! Дышишь свежим воздухом полей и лесов, живешь в домище со всеми удобствами, а в град-столице тебя поджидает пустая квартирка, всегда готовая к твоим услугам.

Михаил почему-то не любил загородных домов и поступил наоборот: дачу все же купил, на Рублевке, чтобы не выбиваться из общего стиля, но жил в Москве. Пустой дом его раздражал и порой просто бесил. Соседей почти нет, иногда заглянет кое-кто на часок, проведать столичную хатку…

Охранники лощеные и вежливые…

— Добрый вечер, Михаил Аркадьевич! Что-то у вас сегодня усталый вид…

Усталый вид… Скорее бы добраться до квартиры и лечь… И выпить каффетин… Господи, как болит голова…

Из всех видов собственности сейчас Михаила интересовало лишь исключительно здоровье, здоровье больше всего.

Он ходил, ходил по врачам, а потом бросил. Надоело! Без конца распекают:

— Вы нарушаете режим гигиены: гуляете на воздухе. А там влажно, ветер, дым! Вот горло и не проходит. И голова тоже. Мы вас предупреждали не раз: надо сидеть дома, а не гулять. Столичный воздух вреден для жизни! Или переезжайте за город.

Каховский с грустной иронией вспомнил, как в старом фильме «Королевство кривых зеркал» придворные делали променад с собаками, а девочки-близнецы Оля и Яло выпустили кошку. Собаки потянули хозяев, все побежали, начался переполох, все попадали и понабивали синяков и шишек. Потом появился король Йагупоп Семьдесят седьмой и спросил, отчего у придворных такие страшные лица.

— На прогулке были, — мрачно объяснили те.

Тогда король обернулся к гостям и произнес назидательно:

— Ну, вот видите! Я всегда говог’ил, что свежий воздух вг’еден для здог’овья!

Михаил посмеялся. Да, эти современные врачи не умнее короля Йагупопа… Хотя… Без конца пишут и твердят о городской экологии. И уверяют, что она чересчур плоха. Только люди все равно рвутся в Белокаменную, с ее жуткой экологией, где якобы нельзя жить и где все тем не менее прекрасно живут.

И вообще, чтобы лечиться, надо иметь отменное здоровье.

А в столице… Да, здесь трудно дышать. Тяжело… Очень тяжело… Кто бы сомневался…

Уехать бы в родной и любимый Калязин, где взметнулась высоко вверх непотопляемая колокольня… Сплавать бы к ней на лодке вместе с Санькой… Увидеть бы Леночку Игнатьеву…

Только все это благоглупости. Никуда ему уже не уехать. И потом — ему ведь надо делать деньги. Зачем, для чего, для кого?.. Ну, это безразлично, совершенно все равно. Делать деньги — и все! Без них разве человек — человек?..

Ответ на этот незамысловатый вопрос Михаилу стал ясен давным-давно. Через два месяца после исчезновения Любы он переехал в коттедж на Рублевке.

Правда, деньги не приносили ему счастья. Вероятно, они никому его не приносили, но действовали на всех магически-успокаивающе. Они давали независимость, а это очень важно в мире. И что там ни говори, а самое главное в жизни — именно «бабки». Имеешь их — и не нужно быть ни умным, ни красивым, ни тружеником…

Каховский любил именно деньги, а не людей. Да и за что их было любить? Наставления бабушки впрок не пошли, Михаил не принял ее установок. Грешное чадо земли…

Он уже узнал на своем горьком опыте, что вовсе не следует любить ближнего, как самого себя, это ошибка. Гораздо безопаснее и разумнее, правильнее и честнее любить в нем того, кого он собой представляет, того, кем он хочет быть, того, кого ты должен в нем открыть…

Каховский в принципе вел сейчас здоровый образ жизни, если не считать коньяк. Уже давно появился еще один постоянный маршрут: в престижный тренажерный зал, с помощью которого Михаил смог, сумел, наконец, без большого труда довольно быстро избавиться от своей сутулости и тщедушности. Удивительно украсила его и дорогая оправа. Оказались очень к месту разноцветные пиджаки и все те милые мелочи, о которых он раньше просто не подозревал и не догадывался.

У Каховского оставалось теперь время и деньги на развлечения. И почти во всех столичных казино и ресторанах хорошо знали его в лицо, некрасивого, неприятного внешне, но беспредельно щедрого на «бабки» маленького человека, прожигающего жизнь с уверенностью властелина и бесконечной верой в свою непогрешимость и силу.

И он уже не считал, как раньше, что рожа у него плохо выдумана.

Самолюбивый и чудовищно тщеславный, как все малорослые, Михаил рвался в заоблачные выси. Но не к Богу, а к власти. И не подозревал, что беды и несчастья на этом свете очень часто исходят именно от коротышек, обладающих гораздо более энергичными и неуживчивыми характерами, чем люди высокие. Так называемый комплекс Наполеона…

Комплекс… Новенькое, свеженькое словцо в лексиконе человечества… Раньше все это называлось ненавистью и нетерпимостью к людям, неумением ладить, терпеть и смиряться, неспособностью любить, а теперь это — комплексы. И этим все сказано. Несчастный человек, как он закомлексован! Стоит пожалеть его, беднягу!

Но жалеть тоже некому. Все вокруг закомплексованы не меньше его.

Увидеть бы сейчас Любу… Заглянуть бы в ее крыжовниковые глаза… Человек — легко подзаряжающееся устройство. И милая Любочка отлично знала это.

На самом деле ее звали Лада. Так придумал любящий папочка. Ей казалось, что более дурацкого имени не бывает. И поэтому она сразу после школы срочным порядком переименовала себя в Любу. А что? Вполне приличное имя. Исконно русское. Красивое. Вдобавок говорящее, как принято его называть в литературоведении.

Отец приехал в Москву из Ростова-на-Дону, страшно гордился своими казацкими корнями, здесь женился. Потом окончил университет и, поработав в «Комсомолке», ушел в ЦК комсомола, откуда вернулся в журналистику уже заместителем главного редактора крупного журнала. Мать тоже была журналисткой, работала в «Мурзилке».

Отец обожал бабушку Лады, мать жены. Это был редчайший случай искренней любви тещи и зятя. Уникальный.

— Теща так балует, — всегда хвастался друзьям отец. — Золотая попалась, повезло! Жену выбираешь сам, но тещу посылает небо! Готовит мне на пару, без соли и приправ — куда мне с моим больным желудком! Не то что Светлана…

Он вздыхал и замолкал. У отца давно обнаружились язва и панкреатит. И Вячеслав Васильевич довольно логично и вполне справедливо считал жену одной из самых главных причин его болезней.

Света Самохина давно стала грубой, несдержанной, вечно стервилась по пустякам. А теща, простая, необразованная женщина, очень жалела Вячеслава, всегда ему потакала, выслушивала и во всем соглашалась.

— Зачем ты, Светлана, на него кричишь? — укоряла она дочь. — Болезненный он, слабый! Не хочешь ему постирать, скажи, я все до последней маечки перестираю да переглажу. Ему, может, к утру рубашка чистая нужна.

Самохин много лет назад перестал понимать свои отношения с женой. Когда родилась дочка, он назвал ее Ладой — хотелось, чтобы она олицетворяла мир и спокойствие в семье. В семье же был один разлад.

Дочка в десять лет продолжала играть в куклы и с упоением смотреть по телевизору мультфильмы. Вячеслав пытался отучить ее, внушал, что она совсем большая и по возрасту ей не положено этого делать. Лада смотрела непонимающими глазами и тут же принималась убаюкивать мишек и зайцев. Обедала она часто не вовремя, засыпала то в полдевятого, то в одиннадцать.

— Нужен определенный порядок! — твердил жене Вячеслав. — Ребенок растет ненормально и делает все, что хочет!

— Чего ты вяжешься к девке? — кричала Светлана. — Отвяжись от нее и от меня, в конце концов!

А Вячеслав упорно не хотел даже менять свою старенькую «Ладу» на более дорогую и престижную из-за названия, совпадающего с именем любимой дочери.

Ладины рисунки Вячеслав хранил у себя в редакции на рабочем столе под стеклом и всем показывал.

— Дочка рисовала! — с гордостью говорил он коллегам.

Те вежливо рассматривали: рисунки были плохие. Но все их лицемерно хвалили и, нисколько не претендуя на своеобразие, спрашивали, сколько лет дочке и как она учится.

Самохин был страшно доволен. Разулыбавшись вовсю, он становился сразу мягче и выглядел кротким и мирным, хотя никогда таким не был.

— Рисование снимает стрессы и невроз — превосходное занятие! — повторял он. — Я и сам бы попробовал, но мне уже поздновато, да и некогда! А рисунки действительно успокаивают, как-то незаметно настраивают на мысль об упорядоченности и правильности жизни. Ее можно и нужно себе устроить.

Вячеслав был в этом совершенно уверен, только Светлана продолжала беситься от его четкости и размеренности и сама не знала, чего ей хочется.

— Попробуй жить в моем режиме, Света! — убеждал жену Вячеслав. — Ты сразу увидишь, как хорошо, когда во всем есть определенный порядок и строгая последовательность!

Светлана сердито хохотала. Ничего пробовать она не желала. Жена вообще в последнее время слишком много смеялась: то над очерками Вячеслава, иронизируя зло и довольно метко, то над его аккуратностью, то над его патологической боязнью простуд. Однажды она заявила:

— Ты можешь извратить самую прекрасную идею, если возьмешься за дело всерьез. Так что лучше не берись!

Вячеслав не обратил внимания. Поводов для подобного заявления он не усматривал.

Лада видела отца редко: он слишком много работал, всегда приезжал домой поздно.

— К моей домашней бормашине давно не тянет! — однажды услышала она его одну фразу, брошенную приятелю по телефону.

Сначала не поняла — о ком это он? А потом догадалась — и вздрогнула… И ужаснулась…

И начала с того дня прислушиваться и приглядываться к родителям, делая вид, что увлеченно играет в свои любимые куклы, которых у нее было полным-полно.

Новое занятие оказалось крайне полезным и принесло Ладе множество увлекательных, но одновременно горьких и страшных открытий.

Однажды вечером у мамы сидела подруга. И вдруг пришел отец. Пораньше вернулся с работы, в тот день у него сильно разболелась печень.

— Светка, — удивилась подруга, — так вы еще не разошлись? До сих пор вместе?

— Да вроде… — буркнула мать. — Звонками одолел…

Лада уже знала, что отец всегда несколько раз в день звонит домой, проверяет, все ли там в порядке.

— Дежурный контрольный звонок! — говорил он сам о своих звонках. — Отцу и мужу полагается.

Звучало это примерно так.

— Как прошел день, Света? — спокойно спрашивал Вячеслав жену.

— Прошел — и спи себе дальше! Ручки под щечку! — отвечала в своем обычном стиле грубиянка Светлана.

— Какие успехи у Лады? — невозмутимо, никак не реагируя на ее тон, продолжал Вячеслав.

— Я вошла десять минут назад! — объявляла никогда не приходящая вовремя жена. — И не в состоянии прямо с порога начать проверку тетрадей. Тебе ясно?

— А что у тебя на работе? — мирно интересовался Вячеслав.

— Все то же! Ни дня без строчки! — кричала Светлана и бросала трубку.

Светлану всегда раздражала пространная и путаная речь Вячеслава. Она предпочитала короткие рубленые фразы. А тут пока до сути и смысла доберешься!

— Флегматичный, как валенок! — отзывалась она о муже.

В семейном раздрызге Лада прожила несколько лет, а когда ей исполнилось шестнадцать, отец ушел, снова женился и родил себе еще одну дочку. А потом вновь развелся и опять женился…

— Ты вся в отца, — насмешливо твердила мать. — Вылитая!

Лада постоянно ловила на себе иронически-изучающие взгляды матери и чувствовала себя под ними очень неуютно, съеживалась и замыкалась.

— Ты не жалеешь ее, Света, — говорила бабушка. — Ребенка нужно жалеть. Чего зря укорять да попрекать? Ладочка хорошо учится, старательная, послушная… Аккуратная.

— Ну да! — весело соглашалась мать. — Я же говорю: вся в отца! Вылитая! Все по часам, все по расписанию. Вон, посмотри, даже листок с распорядком дня прикрепила над столом!

— А что тут плохого? — недоумевала бабушка.

Лада тоже не понимала сути материнских претензий. Дошло до нее все значительно позже: родители никогда не любили друг друга. А зачем поженились и так долго жили вместе — вопрос без ответа…

На первом курсе Лада задумалась о своем будущем.

— Грех это! — говорила бабушка.

— Почему? — спросила Лада отца.

И он объяснил ей, как всегда, обстоятельно.

— Видишь ли, бытует такое мнение, что первый человек, который на заре нашей сознательной жизни подумал о завтрашнем дне, стал погубителем человечества. Обеспокоенный своим будущим, он припрятал от чужих глаз кусок мяса, хотя сам был сыт. На другой день отказал голодному брату в пище, солгав, что ему самому не хватает. На третий день — украл. На четвертый — убил. На пятый — объявил, что все вокруг принадлежит ему. На шестой — соединившись с сильными и взяв над ними власть, изгнал слабых соседей, отняв у них имущество и жен. На седьмой ему остались самые пустяки: выдумать семью, власть, государство, мораль, полицию… Вот истинная история нашей культуры, основанная на том, что человек однажды испугался завтрашнего дня и вместо того, чтобы пойти по пути, завещанному от Бога, пошел по пути нищего, который всегда был и будет грязным, плаксивым, похотливым, зависимым, жестоким и подозрительным трусом, наглым и пресмыкающимся рабом, беспричинным убийцей. Подобно нашему предку, мы ревниво накапливаем богатство и власть, каждый для себя. А когда умрем, к чему все будет это?

— К чему? — эхом повторила Лада.

— Тебе не нужно забивать пока себе голову подобными вопросами, — ласково сказал отец и нежно прикоснулся губами ко лбу дочки. — Живи себе спокойно! Мы обеспечим твое будущее.

Свое обещание отец выполнял и даже после развода не оставлял вниманием старшую дочь. Но что это была за помощь… Чтобы купить новую дубленку, приходилось долго стоять у отца над душой. Чтобы обзавестись колечком с маленьким бриллиантиком, нужно было много раз четко аргументировать, для чего ей понадобился драгоценный камень на пальчик. И Ладе это все надоело.

На студенческой дискотеке, в жару и сигаретном дыму, приправленном душком пота, в навязчивых запахах духов, кремов и вина, к Ладе подсела сокурсница. Вместе молча покурили.

— Тоска, Анфиска! — обронила Лада.

— Тоска, Раиска! — в тон ей отозвалась сокурсница, которую вообще-то звали Мариной. — Грустить не надоело?

— Смертельно опротивело, — призналась Лада. — А что, есть выход?

— Есть. — Марина подвинулась ближе и жарко зашептала…

Через два дня сокурсница познакомила Ладу с Лизаветой Климовой. Они сразу понравились друг другу.

— Сколачиваю свой женский коллектив, — весело поделилась Лиза с Ладой сокровенным. — Хотя могла бы и сама дальше большие деньги в одиночку зашибать… Да меня одной на всех богатеньких не хватит. И знают они уже меня. Скоро наизусть выучат. Небось моя фотка давно но всем ментовкам разослана. — Лиза задорно фыркнула. — Правда, я уже свою внешность не раз меняла: и крашусь-перекрашиваюсь без конца, и стригусь-перестригаюсь, и парики ношу, и очки, и цветные линзы вставляю, чтобы цвет глаз изменить… Но фигура остается та же самая, жесты, походка… Да и нос с губами не поменяешь… До пластики я еще не доросла. Короче, надумала помощниц себе приискать.

— А что нужно делать? — прошептала заинтригованная, но ничегошеньки не понимающая Лада. — За хорошие «бабки» я готова на все… Могу даже кого-нибудь укокошить. Например, отравить…

Лизавета обвела ее задумчивым взглядом. Она искала особенных специфических юных леди, эдакие вместилища всех пороков. И эта Лада… она, по мнению многоопытной Лизаветы, поднаторевшей в общении с людьми, должна иметь потрясающий успех — девица уже так восхитительно испорчена… Кто-то неплохо постарался…

— Нет, никого пока травить не надо. С этим всегда успеется. Европейские языки знаешь?

Лада кивнула.

— Спорт уважаешь? Горные лыжи, например?

— Угу… — неуверенно пробормотала Лада.

— Ну и годится! — уверенно подвела итог Лиза. — Будешь лопоухих мужиков выставлять. На денежки. И о-очень немалые! Но сначала потренируешься и ума-разума наберешься у меня на частных курсах. Тыщу баксов найдешь?

— Отец даст… — не слишком убежденно отозвалась Лада.

— Ну и лады! — заключила Лизавета.