Хмурое утро начиналось гнилым кровавым рассветом. Низкие тучи с закраинами цвета спекшейся крови пластались над искореженными холмами. Шел непрерывный проливной дождь. Будто небеса разверзлись и оплакивали поруганную землю. С раскаленной, огнедышащей почвы испарилось такое количество влаги, что никаким ветрам не под силу было сдвинуть насыщенную парами и пылью массу облаков.
Дождь постепенно смывал гарь и копоть. Кроме шума падающей с неба воды, ничего не было слышно. Ни крика петухов, ни блеяния, ни мычания…
Земля так пересохла за ночь, что на глазах жадно впитывала небесную влагу. Петр осмотрел домишко и объявил, что «рукавичка» еще постоит, главное — крыша на месте. Даже печная труба не развалилась.
Аня с Лизаветой переглянулись, решили истопить печь, нагреть воды для мытья и приготовить поесть. Надо было жить дальше, раз уж Господь сподобился в эту апокалиптическую ночь сохранить их грешные жизни.
Дождь внезапно пресекся, будто на небесах задраили шлюзы, и Ленчик погреб в усадьбу, куда переселил своих солдат ночью. Петр взял в сарае лопату и отправился обследовать огород, очень напоминавший делянку лесорубов, по которой прогулялся пожар. Он дошел примерно до середины и стал усиленно что-то раскапывать. Анна примерно догадалась — что, хотя отнеслась к догадке не без доли недоумения: неужели сейчас это так важно? Однако именно это оказалось самым важным в хмурое утро их возвращения к жизни. Петр вдруг распрямился и призывно свистнул, заложив в рот пальцы. Женщины направились к нему, с опаской наступая на обгорелые сучья. Петра уже почти не было видно: он зарылся по грудь в мусор. Словом, подруги по несчастью кое-как осилили путь с препятствиями, и в самый момент, когда сравнялись с Петром, он выпрямился во весь рост, держа на руках безжизненное тело…
Как только не разорвалось Анино сердце! Петр осторожно держал на весу тело несчастного юноши. Его волнистые кудри цвета лесного ореха трепал налетевший откуда-то ветерок, лицо было на удивление чистым, просветлённым, только с восковым, безжизненным налетом. Петр двинулся к дому, женщины за ним. Он вошел в комнату и положил свою ношу на голый матрас, прикрывавший пружинную сетку железной кровати. Аня встала рядом с Алешей и тихо заплакала. Слезы перепачканной сажей невесты капали на его запястья, перевитые тонкими венами, она прикоснулась пальцами к голубой жилке под сердцем и… замерла. Даже дыхание ее остановилось. Аня не почувствовала, а скорее угадала слабое биение Алешиного сердца…
Он был жив! Он бежал, торопился к ней, а вокруг вздымалась и ревела земля. Но прекрасная Ангелика — его Ангел — хранитель — распростерла над ним спасительный покров. А может быть, это была сама Богородица. Он упал в яму на мягкие листья, и вывороченная с корнями калина прикрыла его ветвями от гнева Господня…
Алеша был жив. Он улыбался. Живыми оказались и все до единого жители хутора. Даже коты и собаки, не говоря уже о крупном рогатом скоте, были на месте. Вот только коровы перестали доиться и куры — нести яйца. Но это, конечно же, временно. Наши герои были живы, и это главное. Недосчитались только полковника и засекреченного клиента. Очевидно, они завершали свою сделку в непосредственной близости от своих «консервов», в которые угодила семизарядная ступенчатая петарда «Огненный дракон», как по велению злобной силы изменившая траекторию полета и разорвавшаяся в самом центре загруженной доверху двадцатитонной платформы.
Алеша был жив, он улыбался, и через час друзья завтракали все вместе за круглым столом. Солдаты активно расчищали дорогу. Хуторяне встречали их как воинов — освободителей. Сосед — инвалид стоял посреди улицы и возбужденно рассказывал:
— …тут он выползает из-за угла… — Кто «он»?
— Танк, говорю тебе! — вдохновенно заливал дед.
Здоровое, молодое ржание целого взвода «освободителей» подбодрило его, и он продолжил:
— Ползет, падла, — а я его — раз! Подсек гранатой, под самое брюхо!
Парни ржали до икоты. Люди целовались, смеялись, плакали, выносили на улицы кружки, пили, но… всех мучил один — единственный вопрос: что с Южной атомной? Никакой связи ни с городом, ни даже с деревней за озером пока не было. Над хутором висел непроглядный кисельный туман. На расстоянии метра проступали лишь бледные силуэты. Слабым утешением могло послужить только то, что взрывные волны уходили в направлении, противоположном атомной (по крайней мере, так утверждал Петр), до которой все-таки было около тридцати километров.
Во второй половине дня туман стал редеть, поднялся ветерок, медленно, но настойчиво сносивший морось к реке. Прояснилось…
И что же предстало глазам изумленных жителей? Хутор, который с востока на север огибала река, а с другой стороны, в низине под яром, смотрелся в лебединое озеро, был со всех сторон окружен водой!
Они остались на острове. Одни. Обгорелые, всеми покинутые, посреди океана воды, объятые зловещей тишиной…