Почему-то она не испугалась. Может быть, оттого, что изрядно выпила. Музыка заиграла громче, перекрывая шум у ворот. Анна, не оборачиваясь, стала раскачиваться в такт. Но кавалер ее недолго оставался неузнанным.
— Я люблю вас, — прошептал ей голос давешнего юноши с такой тоской, что Анино горло перехватило спазмом. — Я люблю вас, я сделаю для вас все, что хотите. У меня есть деньги… Много денег…
Юноша стал целовать ее голые плечи, все так же оставаясь позади и сжимая ей локти. Она высвободила руки и повернулась к нему лицом. Здесь, у воды, лицо его неестественно белело, и он был похож на пришельца из другого мира. Анна вдруг представила, что точно так же когда-то юный Голубятников стоял перед своей мачехой и молил о любви… Боже мой! Как жаль ей стало того несчастного мальчика! А этот вдруг бросился на колени и прильнул губами к ее щиколоткам, затем выпрямился и прижался лицом к плоскому животу, прикрытому тонкой тканью. Ну, не статуя же она, в самом деле! Она почувствовала внутренний жар, который мгновенно охватил ее, полуголую, до кончиков пальцев, внутри у нее все дрожало и сжималось. Анна попыталась поднять мальчишку с колен, но он и сам живо вскочил, стиснул ее запястья, увлек в рощу. Она плохо соображала, что происходит… Приглушенные крики, шум, волшебная музыка, плеск воды… Бледноликая луна взошла над озером. Нежные, удлиненные, как бутоны нераспустившихся лилий, лимонные соцветья коварного лунника шевелили ожившими лепестками, распрямляли и вытягивали их к призрачному лунному свету… Тонкий, едва уловимый чарующий аромат заструился волнами над травой… Горячие губы мальчика запечатали ей рот, и толчками, медленно стала подниматься снизу обжигающая сладость… И с каждым сладким толчком она взлетала все выше и выше, и летела уже где-то далеко, среди звезд, сама превратившись в огненно — сладкую звездную пыль…
Эйфория прервалась выстрелом, прогремевшим, как показалось Ане, над самым ее ухом. Анна оттолкнула парня и жестом приказала ему затаиться. Зеленая ракета зависла над озером, рассыпая веером искры. Проворно вскочив, Анна бросилась бежать. Выбравшись на тропинку, она еще издали увидала Петра. Тот пытался увещевать расшумевшуюся толпу. Потом она увидела, что француз отчего-то взобрался на стол. Вокруг стола столпилась вся депутатская камарилья, во главе с мэром, а между двумя сторонами щитом встала доблестная милиция.
— Какой ты Голубятников? Тьфу на твою французскую морду! Люди, вы в глаза его бесстыжие поглядите! Ишь какие поминки моему Жорочке закатили! — кричала во все горло грудастая баба, вся в черном. — Да в гробу барин наш, Алексей Николаевич, вместе с сыночком перевернется за такого родственника!
— Живо наследничка откопали… — подначивали из толпы.
— Убили нашего наследника! — вопила баба. — Зарезали ночью бандиты проклятые! Только у него еще законный сынок имеется!
Она подняла над головой на вытянутых руках чей-то портрет. С четырех сторон на столбах вдруг вспыхнули прожекторы, ярко осветившие поляну. Преодолев минутную слепоту, Анна раскрыла глаза и уже без труда разглядела в руках бабы портрет волоокого юноши, с которым… рассталась несколько минут назад.
— Я есть гражданин Франции! — оскорбленно доказывал со стола Серж, потрясая заграничным паспортом. — В память о своих предках я хотел делать бизнес… Я хотел иметь усадьбу нашего рода и строить кемпинг… гостиницу… возить туристов…
— Всех уже нас тут поимели, — выкрикнул кто-то.
— Братья и сестры! Стыдно! Разойдитесь, Христа ради! Уважайте память покойного! — взывал к своей пастве высокий худой священник, размахивая крестом и вместе с Петром оттесняя и прикрывая собой напиравших сельчан от грозной стенки вооруженных дубинками стражей порядка.
Серж, отчаянно жестикулируя и путаясь в словах, требовал пустить его к соотечественникам. Последнее слово не давалось французу. Услышав про наследника, он не на шутку взволновался:
— Где есть мой брат или сестра? Где есть наследник? Почему ты мне не сказал про наследника? — обратился он к мэру.
Мэр что-то шептал на ухо полковнику, а тот кивал и озирался по сторонам.
— Вы можете слезть со стола! — как ни в чем не бывало, словно это было предусмотрено сценарием, распорядилась растрепанная затейница, вынырнув, как чертик из табакерки, между мэром и полковником. — Поговорим спокойно. Ну, бывают же недоразумения. Это же крестьяне, народ…
— Я не есть бандит! — продолжал убеждать присутствующих Серж. — Я не убивал моего родственника! Я его имел любить.
Несколько ловких парней окружили стол, бережно, как статуэтку, сняли француза со стола и понесли к машине.
— Я буду жаловаться в Интерпол! Я буду искать, кто есть убийца!
Голос француза затих в глубине машины мэра, толпу оттеснили в сторону, лимузин развернулся и рванул с места гулянки. Милиция разошлась, иномарки стали одна за другой выруливать на шоссе. Только толпа возбужденных митингующих хуторян никак не могла угомониться, поп с Петром продолжали их успокаивать. Анна присела у разоренного стола и с аппетитом закусила холодной отбивной все впечатления сегодняшнего бесконечного вечера. Но оказалось, что до его окончания еще далеко.
Не одной ей романтическая ночь навеяла сексуальные фантазии. Из охотничьего домика вдруг донесся крик. А произошло там примерно следующее. Разогретый спиртным полковник, обсудив с мэром насущные проблемы, уже намеревался отбыть восвояси, предварительно справив малую нужду прямо в кустах за охотничьим домиком. И в самый момент приятного опорожнения его чуткие уши уловили недвусмысленные стоны. Они показались ему знакомыми и доносились из самого домика, точнее, из распахнутого окна, под которым пристроился полковник. Профессионально подобравшись и ступая бесшумно, он скользнул внутрь наспех сложенной избушки, изображавшей уютный приют с охотничьими трофеями. В полутемной зале никого не было, стены украшали живописно развешанные рога парнокопытных и охотничьи ружья.
Но самое главное — внутри не оказалось ни двери, ни щели, ни того самого окна, из которого доносились пакостные стенания. Ничего не понимая, полковник огляделся по сторонам и даже потрогал бревна, явно пытаясь проверить на прочность их кладку, однако и здесь остался ни с чем. Выбравшись наружу и подкравшись барсом к злополучному окну, он снова прислушался. Как и прежде, оттуда были слышны стоны изнемогающей от страсти женщины. Заскрежетав зубами, командор схватился за кобуру и ринулся к окну. Взору несчастного рогоносца предстала дивная картина: освещенный луной и устойчиво расставив ноги, спиной к нему стоял рослый мужчина в кителе нараспашку и очень добросовестно и ритмично двигал бедрами, крепко обнимая при этом соблазнительно изогнувшуюся даму… Полковник щелкнул предохранителем, но, к счастью для всех, в обойме оказались холостые патроны. Огласив округу отборным матом, обманутый муж полез в окно. А перепуганные любовники, не дожидаясь расправы, нырнули в узкую боковую дверь. Анна стала свидетельницей финальной части этого водевиля. Не утруждая себя любопытством к его персонажам, Анна прислонилась спиной к дереву и ждала неизвестно чего.
О Петре она старалась не думать. И ощущения измены ему у нее, как ни странно, не было. А чувствовала она одну лишь смертельную усталость — и от любовных упражнений, и от всей творящейся вокруг кутерьмы. Еще ей безумно хотелось спать. Она, черт возьми, на отдыхе!
Устали и хуторяне выяснять отношения. Они постепенно расходились, надеясь на Божью справедливость и помощь умного человека, каким им показался Петр, никем, разумеется, не узнанный в своем неожиданном амплуа. Разве только священник, отец Павел, напутствовал гостя с определенным намеком.
— Благословляю тебя, сын мой, на новую жизнь, — сказал он, — пусть Господь дарует тебе здоровье и помощь во всех добрых твоих делах.
Петр поцеловал попу руку и крест, а тот осенил его крестным знамением. Анна и предположить не могла такой набожности у своего друга. Все разошлись, включая пеструю обслугу, наряженную в костюмы хористов, и только охранники кормили собак объедками со стола. Про журналистов, кажется, позабыли.