Застывшая кровь

6. Тридорог

Как же давно я не просыпалась с такой лёгкостью в теле. Нет, бёдра и поясницу всё же потягивает после вчерашних нагрузок, но это в сравнении с ледяным ночным кошмаром просто благословение. Лишнее подтверждение тому, что я жива. Вопреки… или благодаря?

Разочарование тоской сжимает рёбра: просыпаюсь одна, плотно прикрытая двумя одеялами, хранящая на себе терпкий мужской запах и согретая до костей, но — одна. Эта пустота ощущается невосполнимой утратой, а воспоминания о подаренных ночью спокойствии и надежности щекочут горло. Приоткрыв веки, ищу взглядом чёрный силуэт в бьющих через ткань шатра рассветных лучах, но не вижу — лишь ненадолго слепну. Если в такую рань уже столь яркое солнце, то день обещает быть жарким. А у меня снова прокатывает по лопаткам неуютный холодок.

Как всё это вообще могло произойти?

Полнейший раздрай чувств и бедлам в мыслях. Несмело приподнимаюсь, достаю из сундука одну из льняных блуз и жилет, а разрезанную котту прячу на самое дно. Успеваю сменить одежду и расплести безобразно распавшийся пучок на голове, когда полог осторожно приподнимается, и в шатёр проскальзывает Анвар с небольшим медным подносом в руках. Опускаю глаза в землю, боясь смотреть на него. Что я встречу, очередные укоризненные вздохи, бахвальство спасителя несчастной мертвечины?

— Как ты? — вопреки всем ожиданиям звучит тихий вопрос, заставляющий всё же найти искрящий беспокойством взгляд:

— Хорошо. Даже отлично, я бы сказала. — Прекращаю нервно расчёсывать пальцами разлохмаченные волосы и устало опускаю руки. — Спасибо, что помог. Ты не должен был.

— Не должен? — в сомнении хмыкает он, подходя ближе и присев передо мной на корточки, а поднос пристраивая прямо на траву: на нём кружка с чаем, тарелка каши с куском масла, хлеб и сыр, и эти запахи моментально сжимают горло. Хочется верить, что только они. — Виола, ты хотя бы представь, что со мной было, когда среди ночи твоё сердце перестало биться. Я слушал его, а оно стучало всё тише, пока совсем не погасло. Рванул к тебе, а ты лежишь… одеревеневшая, без дыхания. Я думал, что сплю, и это мой худший кошмар.

— То есть, кошмар был у тебя. — Я поджимаю губы и с прищуром смотрю в его уж слишком участливые глаза, колдовскую власть которых нельзя пропускать под кожу. И без того ночью было слишком много дозволено, опасно много. — Бедный мой, это же ты день ото дня сходишь с ума от чувства вины, не можешь толком ни спать, ни есть, мучаешься от боли паралича и каждый миг боишься блевануть на кого-нибудь. Но да, кошмар у тебя…

— Да, у нас общий кошмар. Потому что твоя смерть — это и моя смерть тоже, мы связаны, — с ощутимой безнадёжностью в голосе Анвар поднимает правую, обожжённую руку, развернув ко мне ладонью, показывая прошедший поперёк неё выпуклый шрам.

Близнец моих собственных, которые отчаянно печёт, и я нерешительно кусаю щеку изнутри. Не слушать не выходит, а тело само тянется к предложенному теплу. И я повторяю открытый жест, осторожно соприкасаясь подушечками трясущихся пальцев с его, ловя тут же мелко заколовшие крупицы магии. Вспоминая, как связь кровь к крови давала способность слышать мысли друг друга… как бы сейчас этого хотелось. Начать сначала. Верить. Забыть хотя бы на миг, почему всего этого больше не будет.

Но мимолётное наваждение разрушает сам Анвар.

— А теперь расскажи, как давно это началось, — строго, почти с приказными нотками требует он, и я тут же одёргиваю руку, будто обжёгшись.

— Что именно?

— Всё. Когда ты начала застывать, что с тобой вообще происходит… Пыталась ли что-то сделать. Чтобы помочь тебе, я должен это знать, — его требовательный тон мне совсем не нравится, и когда Анвар садится на лежак рядом со мной, почти соприкасаясь бёдрами, я спешно отодвигаюсь.

— Раньше по утрам мне просто нужно было хорошо размяться, — нехотя бормочу я, сжимая и разжимая подрагивающие кулаки и смотря исключительно на них. — Но потом я стала вот так… каменеть после сна, не могу шевелиться. До прошлой ночи мне помогало снадобье Нэмике…

— Кто это?

— Эдсель нашёл в лесу старую колдунью. Оказалось, что она была наставницей мамы, и дала мне это, — вытягиваю из-за пояса пузырёк, пустой почти наполовину. Но толку от него всё равно уже нет, раз это не спасло ночью.

Анвар забирает снадобье, откупоривает и морщится. Даже не утруждается, как Юника, рассмотреть каплю на свет, и попросту закидывает его в дальний угол шатра, разливая все остатки. Я возмущённо приоткрываю рот, на что он небрежно отмахивается:

— Элементарный укрепляющий отвар с таким мерзким составом, что, если будешь знать, какая дрянь попадала в твоё тело — блеванёшь, — бесстрастно поясняет он. — Всё? Надеюсь, никаких зелий, призванных отторгнуть плод, взять у этой старухи не умудрилась?

— Пока что, — раздражённо фыркаю я.

— Прекрати. Виола, я не хочу на тебя давить и прекрасно понимаю, что решать в конечном счёте лишь тебе: сложно иметь право голоса, если я скоро буду закопан в песках. Но ты не должна принимать такие решения из желания отомстить мне или потому что не веришь в свои силы выносить здорового ребёнка. Пока жив, я не позволю тебе по глупости убить его и себя заодно. Если надо, буду тебя связывать, но спать ты отныне будешь только в моих руках. Это ясно? — Анвар решительно сверкает глазами, а от властно зазвеневших низких октав едва не теряю самообладание. Мурашки по позвонкам. Нет, я не боюсь его, но отчаянно хочу поставить на место и прекратить этот разговор с завышенной позиции.

— Не смей мне приказывать. Не забывай, что ты, между прочим, пленник…

— Буду приказывать, раз ты такая упрямая. Как говорит моя матушка: супруги могут хоть драться, но пока они спят в одной постели, в доме будет мир. Возьмём это правило на вооружение. И второе: ты будешь нормально есть. Начнём прямо сейчас.

Он ставит поднос мне на колени, и до меня снова добирается мерзкий кисловатый запах масла и сыра. Вот это точно зря — комок тошноты моментально подкатывает вверх, и я опасливо отклоняюсь назад, нервно приглаживая волосы. Теперь он хочет поиздеваться?

— Ты же знаешь, я это не съем, — с трудом выдавливаю сквозь зубы, пытаясь только не вдыхать слишком глубоко.

— Я знаю, что ты выглядишь смертельно больной, бледной и исхудавшей. Ни один маленький растущий человек не родится здоровым, если его кормить только ягодами. Помнишь, о чём я говорил? Моя магия — твой баланс, и попробовать точно стоит, — с этими твёрдыми словами Анвар замирает с протянутой открытой ладонью вверх рукой, и мне без лишних слов понятна его идея.

Я пытаюсь не смотреть на то, как жёлтый кусочек масла растекается по горячей каше и не чувствовать исходящий от неё пар. Оглядываю шатёр, прикидывая, куда можно будет блевануть так, чтобы не испортить вещи. Это чистое безумие, но после того, как простые касания вытащили из безвременья, можно поверить в любое чудо. А ещё совсем нет желания продолжать спор. В конце концов, языком жестов у нас получается находить компромиссы куда лучше, чем словами. А я смертельно устала пререкаться.

Несмело вложив пальцы в руку Анвара, прикрываю глаза от приятно прокатившей по коже волны искрящего тепла. Шершавая, знакомая до каждой линии ладонь словно вытягивает любые отголоски холода. Сейчас я и впрямь чувствую себя почти нормальной, почти живой. Взяв во вторую руку ложку, поддеваю пару крупинок каши с самого края тарелки, где меньше масла, и осторожно кладу в рот. Горячая. И… потрясающая. С привкусом костра, приятным дымом и незнакомым сливочным оттенком, от которого совсем не крутит живот. Осмелев, зачерпываю чуть больше, и со второй ложкой понимаю, до какой степени я голодна, до лёгкого спазма внутренностей.

— Видишь, надежда есть. Если начать пробовать, — с явным облегчением усмехается Анвар и чуть крепче сжимает мои пальцы, пока я безо всякой заботы о королевских манерах поглощаю еду, забывая жевать и в спешке слегка обжигая язык. Кажется, ничего вкусней этой обычной пшенной каши не ела никогда.

— А ты… уже завтракал? — успеваю бросить перед тем, как сделать глоток чая. Сегодня ромашка совсем не горчит, приятным комком жара опускается в желудок.

— Да, весь лагерь давно проснулся. Не спеши, съешь всё. И сыр тоже. А в Тридороге можно и мясо попробовать, тебе точно не повредит, — я всё-таки тревожно вздрагиваю от такого смелого предложения, на миг отвлекаясь от еды и поднимая на Анвара умоляющий взгляд. А он тянется свободной рукой к моим всё ещё распущенным всклокоченным волосам и аккуратно заправляет за ухо мешающую прядь, вызвав лёгкую оторопь. — Ви, ты понимаешь, что это значит?

— Что теперь ты надеешься подчинить меня с помощью ребёнка, — не задумываясь, озвучиваю я вспыхнувшие от этой нежеланной ласки опасения, и Анвар тут же хмурится. — Удобно выходит, если без тебя я не смогу ни есть, ни спать. И буду вынуждена отменить казнь. Никакого выбора, правда?

— Я не твоей зависимости от себя хочу, а просто пытаюсь…

— Это не я от тебя завишу. А он, — отложив ложку, прикрываю ладонью впалый живот, удивляясь его сегодняшней теплоте. — Двадцать лет я как-то жила, не нуждаясь ни в ком. И очень надеюсь, что хотя бы это ты не планировал, когда упорно лез мне под юбку.

— О, ну конечно, планировал. И беременность, и твой ночной паралич, и в темнице оказаться планировал, и сдохнуть в зале суда, и страну до войны довести. Солнышко, не забывай, я же мерзкий злой колдун, который годами строит козни в своей пещере! Выродок. Если случается какая-то дрянь, то это всегда моя вина, — поток раздражённого ехидства заканчивается усталым вздохом и чуть усилившимся давлением пальцев, сжимающих мою ладонь. — Думай, что хочешь. Только есть не забывай. Больше от тебя ничего не прошу.

Неожиданная волна стыда окрашивает щёки, и я утыкаюсь взглядом в тарелку. Как-то действительно глупо всё это звучит, в чём точно не признаюсь. Новое обращение ко мне сквозит насмешкой, а в слове «выродок» настолько звенит сталь, что в какой-то момент хочется заткнуть Анвара любым путём. Слишком уж… изнутри идёт эта обида. И мне совсем не радостно, что так явно задела его за живое и что-то очень-очень болезненное.

В одном он был прав ещё вчера: мы почти друг друга не знаем.

Рассеянно откусываю от хлеба с сыром, чтобы скрыть смущение. Вкусно до лёгкого головокружения — невероятно уже то, что я вообще ем. Однако увлекаться всё же не стоит, нет никакой гарантии, что едва касание закончится — и моё тело не отторгнет чужеродную пищу. С усилием сглотнув, всё же прерываю повисшую неловкую тишину:

— Почему это так важно? Анвар, тебе жить осталось… от силы пару седьмиц. Но ты явно хочешь, чтобы этот ребёнок родился. И я не могу понять подвоха…

— Нет никакого подвоха. Если в этом мире за что-то и стоит бороться, так это дети. И я буду бороться, даже если ты мне помогать не намерена. Не поверишь, сколько всего можно сделать за несколько дней, особенно в Сахетии, где Волтар подскажет, как сохранить эту жизнь после моей казни. Родители не отказались от меня несмотря на то, кем я рождён, и я тоже не брошу своего ребёнка. Вот, почему я не сбегу. Ты боишься быть привязанной ко мне… но на самом деле это я привязан к тебе. И куда крепче, чем кажется.

Его сиплая, спонтанная речь сквозит такой убеждённостью, что невольно заражает, лихорадит через наше касание. Как же я боялась этого допустить. Но надежда, что с таким фанатиком-отцом ребёнок сможет увидеть свет, уже плотно опоясывает грудь, будто искрит внизу живота. Осторожно вытягиваю пальцы из тёплой ладони, вдыхаю поглубже, пытаясь привести себя в чувство, не верить, не тонуть в так вдохновляюще сверкающей в солнечных лучах прозрачной радужке… Вспомнить, что он никогда и ничего не делал и не говорил без определённой цели. Дать должный отпор, в котором не ощущаю потребности — и уже это абсолютно ненормально.

— Нам нужно отправляться, — неловко кашлянув, поднимаюсь с лежака и шагаю к выходу из шатра, старательно не смотря в глаза Анвара. — Спасибо за завтрак. И за честность. Теперь я хотя бы знаю, что тебя интересует лишь твой магический приплод, а не я сама — это многое упрощает. По крайней мере, следующей ночью можно ограничиться рукопожатием, а не раздеванием, учитывая мою неспособность сопротивляться.

— Серьёзно? — потрясённо вскидывает брови Анвар, на какой-то миг вовсе немея. И ступор на его лице стоил того, чтобы сочинить подобные обвинения. — Теперь я ещё и трогаю тебя против воли? Потрясающе! Просто, кхорры раздери, потрясающе…

Но я уже спешно покидаю шатёр, задавливая невольную улыбку. Эта странная пикировка начинает мне нравиться и бодрит лучше любого чая. Пробуждает всю гамму отмерших после поединка чувств: азарт, осознание своего влияния на него, желание двигаться, жить, играть в полную силу. А выводить Анвара из его кокона равновесия — очень даже неплохой способ разбавить тоску последних дней.

Может быть, дело в еде, или в хорошей солнечной погоде, или же во влитой в меня магии — не знаю. Но сегодня долгая скачка даётся в разы проще, словно измученное тело наконец-то вспоминает, как правильно держаться в седле и не уставать. За старыми боевыми байками Нэтлиана и штуками Юники, к отсутствию манер у которой понемногу начинаю привыкать, дорога проходит быстро и легко. Отряд двигается по тракту так бодро, что ещё до первых закатных лучей мы видим впереди заострённый шпиль храма, а за ним и высокие крепостные стены, целиком сложенные из снежного камня и сияющие белизной. Не успеваю даже порадоваться, что ночь все проведут под защитой графа Элтора Тревийского, управляющего этими лесными землями, как вперёд вырывается пегая лошадка жреца и замирает посреди дороги.

— Благодарим Сантарру, мать всего сущего, — доносится до меня бормотание молитвы, и жрец простирает вверх руки, потрясая козлиной бородкой. — Богиня провела по своему пути и дала узреть священный город недостойным рабам.

— Слава богине, — приходится мне негромко поддержать этот чрезмерно религиозный порыв, который эхом уходит в ряды воинов, шёпотом благодарящих высшую силу за лёгкую дорогу без потерь.

— Вы бывали в Тридороге, Ваше Величество? — спрашивает Нэтлиан, когда отряд снова начинает шагать по тракту, поднимая пыль и бряцая оружием. Уставшая и голодная Шитка подо мной то и дело порывается свернуть с дороги к траве и недовольно ржёт, когда я этого не позволяю.

— Очень давно, тоже проездом. Красивый город, а неподалёку шахты с добычей снежного камня — строить из него стены было самым удачным вариантом, дело ведь не в святости…

— Но теперь Тридорог — ещё и Белокаменный, как говорят крестьяне, — вмешивается Анвар, и сегодня постоянное ощущение его где-то поблизости больше не давит. Уже привыкаю слышать пыхтение Цивала слева от себя, а его всадник приятным низким тоном продолжает рассказ: — Уникальное место. С какой стороны не въезжай в город, всегда впереди будут три дороги на выбор. Например, прямо нас ждёт продолжение торгового тракта, влево можно свернуть на Антилию и Лозван, а вправо — в горы Грании и на Форпорт.

— Вы останавливались тут, когда ехали в Велорию? — не могу я сдержать любопытства, но отвечает мне дерзкий и звонкий голосок Юники, вновь подкравшейся из-за спины:

— Мою лошадь кокнули бандиты на самом подходе к Тридорогу — так что мы решили не доверять местному золотозадому прыщу свою безопасность. Раз он за собственными землями уследить не может, куда ему до семи человек чёрной делегации в своей халупе!

Она презрительно морщит острый нос и откидывает со лба одну из бесчисленного множества кос с жемчужиной на конце. Её замечание заставляет крепко задуматься и кинуть беспокойный взгляд на Анвара, но тот и бровью не ведёт, всё так же ровно и гордо держась в седле. Сглотнув, решаюсь уточнить:

— Тут не любят…

— Нас нигде не любят, кроме родных песков, — невозмутимо отвечает он на оборвавшийся, но понятный вопрос. В прозрачных глазах видится едва заметная пасмурная тень, когда Анвар со вздохом добавляет: — Мой народ давно уже не считает за оскорбление, когда перед темнокожим закрывают ворота просто от греха подальше. Или когда всем послам из других герцогств предлагают разместиться в замке и зовут на приёмы, а для наших не находится места или теряются приглашения. И у нас точно не хватило бы дурости просить ночлег у графа Тревийского, который, судя по слухам, придворными юбками озабочен куда больше, чем охраной своих земель.

— Справедливости ради — люди боятся вас не без оснований. Хотя, конечно, эта проблема требует решения, — задумавшись, я с долей недоверия смотрю на быстро приближающиеся высокие железные ворота с выкованным выпуклым трёхглавым змеем и на устремляющиеся к небу блестящие пики по верху стен. — Вы не чужестранцы, а такие же жители Афлена. И должны иметь право бывать в любом городе, везде встречая одинаково радушный приём.

— О чём и была речь, когда мы только обговаривали наш брак с твоим отцом: первыми показать своё расположение должны члены династии. Пусть джантак2 с корнями не вырвать, и вряд ли это сильно что-то поменяло в один миг… пока мы въезжаем в город, держа флаг с барсом, можем хотя бы не опасаться пущенной со стен стрелы. — Анвар со сдавленным смешком кивает на замелькавших между пиками лучников.

И только сейчас до меня доходит, насколько опасен путь в столицу был для его делегации. Оглядываюсь и с изрядной долей уважения смотрю на темнокожих смельчаков, которые решились сопровождать в столицу своего лорда при столь малом отряде. Помимо уже знакомого мне Миджая и его ятаганов это ещё четверо крепких, подтянутых бойцов в чёрных мантиях, скачущих бок о бок даже сейчас. У одного замечаю извилистый шрам на щеке, у другого — озорную серьгу с янтарём в ухе. Самый старший, с лёгкой проседью в густых волосах, улавливает мой интерес и по-доброму подмигивает: от появившейся улыбки сверкает золотой протез, заменивший передний зуб.

Ёжусь и отворачиваюсь. Не зря Нэтлиан говорил, что каждый воин из Манчтурии стоит десяти столичных. Судя по боевым шрамам, Анвар набирал только самых опытных. Хорошо бы никогда не познать, каково быть их противником.

Мы уверенно приближаемся к городу, и ворота с громким лязгом распахиваются перед отрядом, позволяя ступить под свод белоснежных стен. Выходим на просторную площадь с отстроенными по периметру малоэтажными домами — скорее всего, казармами для бирритов. Мельтешащие алые плащи на фоне окружающей белизны бьют по глазам, как и зелёные полотна с трёхглавым змеем. Цивал, Шитка и гнедой Нэтлиана выходят вперёд, и стражи Тридорога покорно выстраиваются перед нами, преклоняя колени.

— К службе готовы, Ваше Величество! — грохочут они хором традиционное для таких случаев приветствие, и впервые принимать его на свой счёт невозможно странно. Стараюсь держаться уверенно, как можно громче и чётче отвечая:

— Да благословит богиня ваши клинки!

Между двумя рядами бирритов просачивается высокий мужчина в изумрудном сюртуке. Без лишних слов понимаю, что он и есть сам хозяин — это сквозит даже в твёрдой походке и аристократичной выправке плеч, в переливающейся на солнце дорогой ткани одежд. Но, конечно, малейшие сомнения растворяются при взгляде на обхватывающий его голову золотой обруч со вставками жёлтого турмалина. На достаточно длинных, убранных в хвост каштановых волосах смотрится символ власти настолько хорошо, что возникает подозрение в излишней выверенности, пафосности образа. Граф приветственно раскидывает руки, будто хочет нас всех обнять, и улыбается с лёгким лисьим прищуром больших, будто подведённых углем светлых глаз:

— Добро пожаловать в Тридорог, Ваше Величество! Бесконечно рад чести принимать столь высоких гостей. Мы ещё не были знакомы лично, так что позвольте представиться: граф Элтор Тревийский, — он кланяется в пояс, чего от человека его положения точно не требуется, и я сдерживаю желание поморщиться от излишнего лизоблюдства.

Мне следует быть в высшей степени приветливой, так что вежливым наклоном головы и улыбкой принимаю его жест. А факт, что граф был у самых ворот, ясно свидетельствует: нашего прибытия ждали давно.

— Приятно познакомиться, лорд Тревийский. Думаю, я в представлении не нуждаюсь, так что позвольте представить вам ленегата Халрока Нэтлиана и моего супруга графа Анвара Эгертона.

Намеренно называю их не в том порядке: о, мне дико понравилось утром, как Анвар теряет дар речи, это точно нечто новое и до жути забавное. Они с графом обмениваются вежливыми кивками и приветствиями, пока я пытаюсь наконец-то покинуть седло и размяться. Правда, совсем не ожидала, что Элтор кинется помочь. Метнувшись к Шитке, он подставляет руки, и я невольно спрыгиваю прямо в них, моментально стушевавшись от ощущения через ткань блузы тёплых ладоней на талии.

— Эм, спасибо.

— Что вы, я только рад, Ваше Величество, — сахарным тоном тянет граф.

Будто намеренно игнорируя всех остальных, он ловит мой растерянный таким вниманием взгляд, зато я затылком чувствую совершенно иной… морозными мурашками ушедший под кожу. Вздрагиваю, потому что чужие руки на теле задерживаются почти неприлично. Всецело понимаю, какие чувства вызвало у Анвара внимание ко мне от этого опытного любителя юбок — те же, что одолевают меня в отношении Юники. Элтор же негромко добавляет:

— Чувствуйте себя как дома. И всем сердцем соболезную вашей утрате, миледи. Ваш отец долгие годы восхищал меня своими талантами, и погиб он как истинный воин, с мечом в руке, — несколько напыщенные слова однако и впрямь достигают запаянных струн души: граф оказывается почти что первым, кто догадался высказать сожаление, а не поздравлять с получением короны, и я благодарно киваю на продолжение: — Но такова судьба каждого аристократа: принимать бремя власти в дни, когда ещё хочется носить траур по любимым.

— Спасибо за понимание и за ваше радушие. Рада вернуться в Тридорог спустя столько лет: в прошлый раз тут я была ребёнком, — несколько рассеянно отзываюсь я.

Закончив с любезностями, Элтор улыбается и всё же отходит назад, чтобы дать распоряжения по поводу размещения моих людей и их лошадей. А я позволяю себе выдохнуть и искоса взглянуть на Анвара, который уже спрыгнул из седла и теперь о чём-то шепчется с Миджаем. Подчёркнуто безразлично смотрит в спину графа, и на какой-то миг кажется, что сейчас клинок из его ножен вырвется на свободу и пойдёт в ход. Потому что прекрасно замечаю заигравшие желваки и безупречно сдерживаемую злость. Хорошо, что при нём нет тех послушных стрел, лишь колчан с обычными…

А это же восхитительно! Почему вообще лишь я должна мучиться подозрениями в адрес его и Юники, когда у меня в руках прекрасная возможность дать сдачи… Он так долго считал меня маленькой дурой, которой можно вертеть на свой лад — посмотрим, кто теперь будет ходящим за морковкой осликом. От этой торжественным маршем прогудевшей в голове идеи настроение взлетает моментально.

Я знаю по рассказам и сплетням, что за свои пять лет ношения титула граф Тревийский успел трижды развестись, наплодить пару наследников и свести с ума каждую высокородную особу, которая имела несчастье останавливаться в его доме. Пусть так — зато умения встречать гостей у него не занимать. Всех бойцов отряда, жреца и Эда с Холой с комфортом поселяют в казармах бирритов, а королевскую чету и Нэтлиана провожают в само поместье хозяина. К моему удивлению, Анвар отдаёт распоряжение и Юнику взять с собой, негласно подтвердив догадки о её благородном происхождении… И вдобавок вызвав ещё больше вопросов вкупе с лёгким раздражением из-за его нежелания оставлять свою любимицу со свитой. Это лишь выливается в мой новый поток любезностей с Элтором — как и подозревала, на вечер у того уже запланирован официальный приём. С его слов — «скромные танцы в кругу друзей и свежие перепела в карамели».

Предпочла бы просто отдых после дороги и крепкий сон, но приходится проехать по непривычно широким улицам Тридорога и принимать поклоны от его жителей. Надо сказать, красоты и величия вокруг хватает: всё сияет белизной, нет никакого свойственного крупным поселениям запаха пота или нечистот, и даже ни одного бродяги по пути от ворот к центру нам не встречается. Может быть, всё это вылизано до идеальности просто из-за визита королевы, а может, и впрямь тут так всегда — сходу не разобраться. Но мне не приходится играть восхищение, когда любуюсь новой, своеобразной архитектурой: каждый дом будто стремится ввысь, сужаясь кверху острыми шпилями. На многих из них висят вывески с изображением кренделя, молота, сапога или ножниц — понимаю, что это сделано для незнакомых с городом путников, ведь так каждый может найти все услуги, какие могут понадобиться. Хорошую идею мысленно конспектирую на будущее.

В Велории много растений и балконов, тут же явно некогда заботиться о наведении подобных изяществ — почти не встречаются витражные окна, всё просто, но удивительно чисто. Камень и порядок. И невообразимое количество самого разнообразного народа: замечаю и группку низкорослых людей с узким разрезом глаз, наверняка прибывших с Жёлтых островов; и торгующую безделицами из полудрагоценных камней прямо на улице загорелую гранийку; и темнокожего парнишку, который чистит прохожим сапоги за два обишка. Тридорог живёт и дышит, и никакой визит гостей это не останавливает. Люди почтительно кланяются нам, а затем спешат по своим делам — печь хлеба и ковать доспехи, шить рубахи и учить ремеслу детей.

Поместье графа же оказывается довольно скромным по меркам замка короля. Протяжённый, прямоугольный трехэтажный дом с колонными галереями и купольными павильонами из всё того же снежного камня находится за кованым забором, который вряд ли бы защитил даже от воров. Однако подъездная дорожка и милый вишнёвый сад по сторонам от неё создают неуловимый уют — что-то, чего мне порой отчаянно не хватает дома. Чтобы не было лишнего блеска и лоска, простая гармоничность и даже строгость. Внутри убранство ещё скромнее, паркетные полы тёмного дерева, множество картин в изящных рамах и большие прозрачные окна за лёгкими сатиновыми шторами. Будто графу нравится такая открытость для людей, и признаться, я тоже в этом нахожу нечто приятное, всё больше проникаясь местным образом жизни. За всю дорогу Анвар и Элтор обмениваются разве что парой дежурных фраз, что отзывается во мне лёгким азартным покалыванием.

Хозяин поручает слуге отвести Нэтлиана и Юнику в свободные комнаты, а нас провожает лично до самых дверей просторной гостевой спальни. Её явно готовили с особым тщанием, уже разведён камин и ожидает на столике перед ним поднос с вином и бокалами. Никаких ковров, лишь огромный пейзаж во всю стену и каменная кровать без балдахина, правда, заправленная изумрудного цвета покрывалом, гармонирующим с обивкой двух велюровых кресел. В традиционных роду графа тонах выкрашены стены и каминная полка. Замечаю, с какой подозрительной внимательностью осматривает предложенную комнату Анвар и понимаю, что он ищет слуховые окна или нечто подобное, что может стать лазейкой для пронырливых носов. И судя по лёгкому прищуру и подобравшейся фигуре, доверия радушию графа у него нет совсем.

— Располагайтесь, Ваше Величество. Надеюсь, тут вам будет удобно, — приглашает Элтор широким жестом, пока слуги быстро затаскивают наши вещи и бережно складывают в углу. — Если что-то понадобится, что угодно — обращайтесь…

— Так и вы не стесняйтесь обращаться к торговцам из Сахетии, — невинно тянет Анвар, и от вспыхнувших в его радужке обсидиановых смешинок у меня в слабости немеют колени. — Я смотрю, вашу обстановку не мешало бы несколько… облагородить. Могу организовать приезд наших мастеров, и даже абсолютно даром — за всё проявленное радушие…

Я едва сдерживаю смешок, особенно когда вижу, как поджимает губы Элтор: настолько завуалированно назвать его дом халупой, нуждающейся в милостыне, ещё надо было умудриться.

— Очень любезно, милорд, но мы вполне справляемся сами, — холодно сверкает глазами граф и вновь переводит всё своё внимание на меня, явно нащупав лучшую возможность достойно ответить противнику. — Ваше Величество, я не заметил вашей фрейлины, она отстала или посмела бросить столь прекрасную госпожу? — он вопросительно поднимает бровь, и я спешу объясниться:

— О, я путешествую без неё.

— Вы поражаете меня всё больше. Сначала красотой, нисколько не омрачившейся в дороге, а теперь и самоотверженностью, — будто не замечая, что рядом находится мой законный муж, Элтор берёт меня за руку в так и не снятой перчатке и подносит её к губам, мимолётно коснувшись пальцев. Улыбаюсь ему как можно более искренно, подбадривая такие замечательные порывы обихаживать всех дам в округе. Сегодня это мне очень к месту. — Сейчас же пришлю к вам пару толковых девушек. По себе знаю: лучшее, что может быть после долгой скачки — горячая ванна.

— Благодарю за тёплый приют, граф, и буду признательна. Я и впрямь не прочь искупаться, — отвечаю бархатистым тоном, смотря прямо в довольно искрящие светлые глаза графа, и он воодушевлённо поправляет манжеты сюртука. Лисья мордашка буквально светится от довольства.

— Отдыхай, Виола, путь и впрямь был долгим, — нарочито громко прерывает наш разговор Анвар, проскальзывая мимо и едва-едва не толкнув графа плечом. — Лорд Тревийский, я же правильно понимаю, что до приёма ещё достаточно времени? Успею вернуться к казармам и проверить своих людей?

— Безусловно, граф Эгертон, — на титул Элтор неуловимо надавливает, словно хочет подчеркнуть равенство их положений. Но нет, равным наследнику герцога и просто не успевшему принять новый титул Анвару он точно не станет. — Однако вам не о чем беспокоиться, уверяю, все гости размещены с одинаковым комфортом.

— И всё же предпочту убедиться сам. До встречи. Может быть…

Он упругой походкой покидает комнату, и по нему совсем не скажешь, что почти весь день провёл в седле. Ни тени усталости, зато меня она одолевает так стремительно, что дрожат колени, но я это упорно скрываю. То есть как это — «может быть»? Повод сбежать абсолютно глупый, надуманный. Забыл, зачем мы тут? Не хочет делить со мной комнату… или дал мне время отдохнуть. Или же просто уходит, чтобы не видеть моих любезностей с графом?

И почему я вообще должна обо всём этом думать. Вот уж не плевать ли! Да пусть катится к болотным духам.

— Что ж, не буду вас смущать, — откланивается следом и Элтор, наверняка заметив все отразившиеся на моём лице смятения: — Женщине ни к чему лишние глаза, когда она занимается своей красотой.

В чём он оказывается прав — ванна действительно становится большим облегчением. Смыть дорожную грязь, позволить двум скромным служанкам размять ноющие плечи и от души прополоскать в отдающей мелиссой воде волосы. У меня даже остаются силы на перекус из ягодного сока и хлеба. Но едва падаю в кресло у камина, как глаза предательски слипаются. Кутаюсь в мягкий халат, поджимаю под себя ноги, слепо смотря на огонь, наслаждаюсь чистотой. И моментально засыпаю.

Из сна меня выдёргивает приятное ощущение, будто кто-то осторожно пропускает через пальцы мои распущенные пушистые после мытья волосы, раскинутые на спинке кресла. Не спешу открывать глаза и давлю улыбку — я помню, кто больше всех неравнодушен к белым прядкам.

— Анвар? — зову тихо и несмело, потому что видеть хочу именно его. Отголоски холода уже понемногу возвращаются в пальцы ног, так что его руки были бы не лишними, вот только касания чужие, не приносящие того самого, родного тепла.

— Ошибочка вышла, дохлятинка, — колокольчиком звенит Юника, вынуждая меня тут же выпрямиться и оглянуться, стряхивая остатки сна.

— Ты что тут забыла? — строго свожу брови, но замираю, увидев её и потеряв все возмущения.

Немею от столь яркой красоты. Она расплела косички, и пышная копна завитушек вырвалась на свободу, обрамляя треугольное миловидное лицо. Подвела краской и без того большие чёрные глаза, подчеркнула губы насыщенным тёмно-алым оттенком. А кожаный комбинезон сменило удивительное сливовое платье незнакомого фасона, на широких бретелях и безо всякого корсета, атласным поясом затянувшее талию и струящееся по фигуре без лишней пафосности.

— Ротик можно и прикрыть, а то я уже хочу обидеться. — Юника весело улыбается, упирая руки в бока. — Ну правда, почему столько удивления? Да, я могу выглядеть, как женщина! Думаешь, Дастан бы клюнул на дурнушку?

— Да просто… не ожидала, правда, — сглотнув, признаю я, боясь озвучить то, что наверняка отразилось в моих глазах. Что такая красавица, да ещё и колдунья, легко может заполучить любого мужчину. А при чём тут вообще Дастан…

— О-ох, знаю-знаю этот взгляд! Ты мне даже не думай, ясно? Сейчас сделаем из тебя такую фряшечку, что вся эта дурь с ревностью мигом из башки вылетит. Я вообще-то и пришла помочь тебе собраться, иначе мы благополучно опоздаем. — Она деловито подхватывает с каминной полки деревянную щётку для волос.

— А… Анвар? — беспокойно смотрю ей за спину, выискивая его среди нехитрой мебели спальни и до сих пор сваленных в углу походных сундуков.

— Давно ушёл, он собрался, пока ты спала. И позвал меня тебе подсобить, ты же не против?

— Я бы и сама справилась прекрасно. — Мысль, что он тут крутился, пока я дремала, а теперь снова пропадает не пойми где, мне не нравится совсем. — Спасибо, но помощь мне…

— Да-да, только твою служанку я сейчас искать не побегу, уж прости. Но кто-то же должен завязать корсет и привести в порядок вот это безобразие? — больше не слушая никаких возражений, Юника подходит ближе, и я уже хочу вскочить из кресла, как следующие слова останавливают порыв: — Слушай, мне кажется, с дерьма какого-то мы начали. Не надо мне вот всех этих говнистых взглядов и подозрений. Давай я тебе немного расскажу о том, частью какой семьи ты стала. И тогда появится ясность.

Её мягкий тон делает своё чёрное дело. Пусть доверия ей никакого, и я всё ещё склонна думать, что именно она заменяла Маису… но это шанс узнать много нового. Так что, осторожно кивнув, я встаю и пересаживаюсь за туалетный столик, позволив ей начать расчёсывать мои волосы. Неловко до ужаса, да и холодно вдобавок, и я с опаской наблюдаю через зеркало, как чёрные руки ловко порхают у меня над головой. От Юники тонко тянет травами и мёдом, и я вспоминаю, что от Маисы пахло лавандой.

— Расскажи о себе, — прошу я в первую очередь, потому как до сих пор не понимаю, кто она такая.

А сама лихорадочно анализирую, насколько она похожа на мою бедную подругу. Судя по тому, как хорошо управляется с прядками — очень даже. Вот только… нет. Даже её пальцы с чёрными ногтями двигаются иначе, не говоря уж о живой мимике и всех эмоциях, тут же всплывающих на лице: вряд ли получилось бы скрыть такое за чужими глазами. По крохотной капле чаша весов начинает клониться в сторону, где подписано «не она».

— Да нечего. — Тем временем, не обращая внимания на мои сосредоточенные взгляды, между дел говорит Юника: — Вроде как благородная кровь, но не признанная — я одна из дочерей барона Аксона, управителя небольшого поселения в глубине песков. Как можешь сообразить, грязную ведьму в семье иметь он не захотел, но и сжигать не стал, на чём спасибо. До семи лет жила в подвале, а как стала выгорать, меня вытурили из дома ко всем духам. Надеялись, что сдохну на улице, зато ничего у них не спалю. Я же прибилась к каравану и оказалась в Сахетии, где меня и нашёл Волтар.

— Постой, Волтар — и твой учитель тоже? — ахаю я, наконец-то составив в голове общую картину. — Так вот, почему Анвар тебе вроде как брат?

— Да, нас учили вместе. Я хоть и сильно младше, но мы оба выкормыши одного наставника, как сами шутим — дети одного названного отца. Естественно, Анвар меня познакомил с братьями, те возрастом ко мне поближе. Так я и стала их младшей сестрёнкой, компанией по всем шалостям и вечной занозой в заду. А когда мы подросли, и эти засранцы до неприличия похорошели… ох, идиотская же была история. Как-нибудь расскажу, — открытый смешок и блеск её угольных глаз придают словам многозначности, от которой она тут же избавляется: — Так вот и получилось, что теперь я невеста Дастана. Любить одного из близнецов штука непростая, но они безумно разные, Кенай это… шипучка. Непостоянный, гуляка и редкостный балбес. А Дастан умеет сознавать ответственность. И утаскивать в апельсиновые сады по ночам. — Юника подмигивает мне через отражение, и я невольно отвечаю улыбкой откровенного облегчения. Невеста брата, слава Сантарре, она действительно не могла иметь с Анваром никаких постельных интриг.

Кажется, в этот момент я её почти люблю, уже за то, что она мне всё это рассказала и избавила от постоянных ревностных идей. Да и подтверждение своим мыслям о её каком-никаком, а всё же благородном происхождении получить приятно. Покусываю губу, но всё же решаюсь задать и самый страшный вопрос:

— Тогда почему ты поехала с Анваром в столицу? У тебя было особое задание? — пока она шустро заплетает мне какую-то хитроумную косу с ниткой жемчуга, я не теряю возможности выудить главный ответ. Она или нет. Кто убил Маису и занял её место.

— У меня была просьба Дастана, — её тяжёлый вздох невольно пробирает мурашками: кажется, она нисколько не врёт. — Он не мог поехать сам, ведь без Анвара считается наследником Манчтурии. Но мы все понимали, насколько рискованна эта поездка, эта отчаянная попытка породниться с династией. Наше последнее средство стать своими в Афлене. И моей единственной задачей было уберечь брата, не дать белым сгубить его… а я не справилась.

Юника без сил опускает руки, и я в недоумении оборачиваюсь. Ещё ни разу не видела её такой подавленной и пытаюсь поймать потухший взгляд, который она упорно прячет. Кем-кем, а шутом сейчас никак не могу её воспринимать, не после того, что услышала. От кружащей в воздухе тоски сдавливает горло, и я без раздумий тянусь к тонкому девичьему запястью, осторожно его сжимаю. Надеюсь, мои пальцы для неё не сильно холодные.

— Если бы ты не справилась, Анвар был бы уже мёртв, — моя нелепая, неумелая попытка подбодрить неожиданно находит живой отклик, и Юника слабо улыбается:

— Да, но я к его спасению руки не приложила. Он запретил. Сказал, что верит в тебя и то, что между вами. Выходит, наш всезнайка и тут оказался прав?

Как же стыдно. Чувствую, что щёки заливает краска, а желудок сжимает тошнотой. Я не хочу и не могу врать, не сейчас и не ей, открывшейся мне почти по-родственному. Леди Лидианская сильно переоценила меня, да я сама себя переоценила. Лгать всем вокруг о том, что у нас с ним прекрасная семейная идиллия, у меня не получится.

— Выходит, что так. Я не могла позволить его казнить, — усилие, которое требуется для этих слов, вытягивает из тела последние крупицы тепла.

Остальные сборы проходят как в тумане. Юника заканчивает мою причёску, поправляет переливающиеся жемчужины. Бархатное платье без рукавов в традиционных синих оттенках династии холодит кожу, но выглядит достаточно прилично с этой золотой вышивкой из роз по низу корсета и расклешённому подолу. Впервые без траура. Завершают образ штрихи розовой краски на губы, корона с каплями сапфиров, мамины серьги-полумесяцы и кулон в комплект. Всё было бы вполне ничего, если бы сопровождала меня на приём не всё та же Юника, а Анвар, но тот так и не является в спальню. Недоброе предчувствие неумолимо крепнет. Что, если в городе, где не любят его народ, он стал жертвой нападения? Хотя, вероятнее, сам на кого-то напал…

По той же лестнице мы спускаемся на первый этаж, к приёмному залу. Не перестаю удивляться простоте убранства поместья графа: лакированные деревянные лестницы, никаких тяжеловесных статуй или портретов предков, только тёмно-зелёные дорожки в коридорах, пейзажи с самыми потрясающими видами и суженые кверху купольные арки. Стражников впервые вижу лишь у самого входа в зал, двух откровенно лениво подпирающих стены парней в оливковых кителях, которые при виде меня тут же выпрямляют спины и открывают двери. Впереди слышится задорная фортепианная музыка, вполне приятная.

— Ненавижу такие сборища. Надеюсь, хоть на толковые закуски этот золотозадый не скупился, — шепчет мне на ухо Юника, когда мы неспешно идём дальше.

— Побудем тут немного для приличия и уберёмся с чистой совестью, — обещаю я ей, потому как тоже совершенно не испытываю желания веселиться. Скорее — от души выспаться в нормальной кровати, ведь потом отряд несколько дней не ждёт подобной роскоши.

— Это по мне. Я за винишком. — Заметно взбодрившись, Юника исчезает среди не особо многочисленных гостей, зато я уже слышу, как затихает игра клавиш, и глашатай объявляет:

— Поприветствуем, Её Величество королева Виола Артонская! — толпа послушно расступается, освобождая мне путь к центру зала.

Налепив приветливую улыбку, ступаю по получившемуся живому коридору. Мельком оцениваю обстановку. Выстланная паркетом бальная площадка отгорожена от второй половины помещения рядом расписанных извилистыми зелеными змеями колонн, а за ними видятся накрытые фуршетные столики и удобные диванчики. Но больше поражает количество зеркал на стенах — не сразу осознаю, что в сути своей зал не так велик, как изображает оптическая иллюзия. Спасибо придворному механологу, что я знаю такие слова… А граф, кажется, мастер пускать пыль в глаза.

Куда интереснее люди и их реакция. Аристократы Тридорога оказываются куда скромней столичных, приседая в реверансах, как только я прохожу мимо. В тишине, при приглушённой музыке, до моих ушей долетает несколько неразборчивых шепотков из дальних рядов. С лёгким неудобством понимаю, что моё выбранное наугад для путешествия платье слишком вычурное, а местные леди отдают предпочтение лёгким, воздушным тканям нежных пастельных тонов, зато в изобилии украшают себя полудрагоценными камнями: ожерельями из яшмы, жадеита и лазурита.

— Большое спасибо, что решили посетить наше скромное веселье, — громко приветствует меня Элтор, слегка наклонив голову. Он вновь кажется похожим на лиса, которого заботит только целостность своего хвоста и его пушистость. — Счастливы видеть среди нас саму королеву.

— Благодарю за приглашение, граф. Не стоило утруждаться, устраивая такой роскошный приём.

Я почти не задерживаю взгляда на его гладко выбритом бледном лице, скользя дальше в поисках знакомого чёрного сюртука и с облегчением выдыхаю, заприметив Анвара, подпирающего спиной одну их колонн с бокалом в руке.

Он моментально перехватывает этот интерес, и узкие губы трогает лёгкая кривая усмешка. А меня вместе с прошедшим между лопаток холодком окатывает волна раздражения. Прозрачные глаза светятся так победно, что от досады прикусываю губу.

«Да, кхорры тебя раздери, я волновалась, потому что здесь не любят темнокожих, а ты пропал на половину дня! С чего я вообще прихожу сюда без тебя?!» — вложив этот мысленный крик в свой взор, решительно сжимаю кулаки. Посмотрим, кто кого. Мой ход.

— Что вы, меня эти хлопоты нисколько не затруднили! — между тем продолжает распушать передо мной хвост Элтор, попутно хлопнув в ладоши, и музыканты возобновляют музыку из хора3. — Прошу, присоединяйтесь к фуршету. А после нескольких танцев запланирован ужин, перепелов для которого я сам поймал на утренней охоте…

— Как мило, это и правда впечатляет! — навесив маску полнейшей заинтересованности, я подхожу ближе, прекрасно зная, что за каждым жестом и словом следят горящие глаза Анвара. — Признаться, я совершенно покорена вашей заботой. Чудесный город, процветающий под вашим началом, и не менее красивый, уютный дом. Не знаю, как и благодарить за теплоту…

Томный голос изобразить удаётся без труда, а Элтор едва не подпрыгивает от моих комплиментов, улыбаясь почти хищно. На начало новой мелодии вокруг нас понемногу сбиваются пары, и он чуть наклоняется ко мне, от чего чувствую сильный аромат тяжёлого парфюма, чего-то ванильного, от чего начинает мутить.

— Лучшей благодарностью будет танец.

— Тогда с радостью соглашусь. — Я улыбаюсь, но совершенно не потому что рада приглашению. Радость вызвана пониманием: Анвар так ни разу со мной и не танцевал, а этому хлыщу оказана честь, которой сам супруг ещё не был удостоен.

Ненавижу танцы всей душой, но для дела можно и пересилить себя. Пристроить на мужское плечо левую руку поверх изумрудного сюртука, сглотнуть комок тошноты и проигнорировать холодок по коже. Позволить Элтору обвить талию и вложить пальцы в его чрезмерно мягкую, надушенную ладонь. И похоже, затанцевал до неприличия он не одну леди: ловко ловит темп скрипок и виолончелей, утягивая меня в толпу вальсирующих.

Ноги гнутся с трудом. Все силы приходится приложить на то, чтобы не была заметна моя усталость и то, как на шаги подрагивают бёдра, всё ещё будто оставшиеся в седле. Плохая была идея, и ком в горле копится всё сильнее. Сглатываю его, продолжая тянуть улыбку, а граф завершает круг и шепчет:

— Вы прекрасны, миледи. Такая красота не должна пропадать зря…

Видимо, эти речи должны меня восхитить, а мурлыкающий тон — вызвать какие-то желания. Умело их изображаю, чуть крепче стискивая пальцы на его плече:

— Уверена, что в ваших руках не пропаду.

Вновь кружим, и я почти не касаюсь паркета, зато в голове копится тяжесть. Отдалённый стук в затылок, от которого слегка рябит в глазах. Может, именно поэтому я пропускаю момент, когда к танцам присоединяется пара из Анвара и Юники, мимолётно скользнув совсем рядом с нами и всколыхнув воздух елово-медовой смесью ароматов. А ещё — откуда-то взявшимся запахом душистого перца, померещившегося буквально на миг.

Брат. Хах. Да она выглядит как ожившая фантазия любого мужчины, а одного из «братьев» вполне успела превратить в жениха. И от злости не спешу прекращать танец даже несмотря на то, что путаются ледяные ноги, срываясь с правильных шагов вальса. Элтор будто этого не замечает, как и холода моих пальцев, продолжая уверенно вести танец. И вдруг его лицо искажает лёгкая гримаса, словно от боли.

— Эм… миледи…

— Да?

— Нам лучше… Немного прер…

Он не договаривает, шумно и неприлично икает, а затем резко отпускает мою талию на полушаге. В недоумении смотрю, как заливается румянцем бледное лицо, после чего Элтор прижимает ладонь ко рту и стрелой вылетает из зала. Музыка вновь затихает, и я смотрю в удаляющуюся спину, всё ещё нелепо раскинув руки.

— Что это…

— Кажется, милорд себя неважно чувствует, — раздаётся преувеличенно участливый, вызывающий мелкую дрожь хрипловатый голос, поясняя ситуацию переглядывающимся гостям. — Простим его и продолжим танцы.

Но меня не обманешь — резко обернувшись, встречаюсь с откровенным торжеством в горящей обсидианом радужке и возмущённо упираю кулаки в бока. Столько хочется сказать: что разгадала его магию ещё по запаху перца, что травить хозяина дома в высшей степени невежливо, что сражаться с соперником магией — нечестно… Всё бы сказала вслух, вот только от кружения и столь дерзкого разворота тело окончательно предаёт. Паркет плывёт из-под ног, голова словно набита соломой, а картинка перед глазами растекается напрочь.

— Ви? — беспокойно зовёт Анвар, в два шага преодолевая расстояние между нами. — Эй-эй, солнышко, что с тобой? Тебе нехорошо?

«Солнышко». Брр…

— Ещё раз так меня назовешь…

Договорить угрозу не выходит: бальный зал с его зеркалами растекается в туман. Среди него остаются лишь удержавшие меня от падения крепкие ладони на талии и две яркие вспышки — встревоженные прозрачные глаза.