Здравствуйте, я ваша ведьма Агнета. Книга 5

Глава 17-18

Драные чулки

Татьяна потихоньку восстанавливалась. По комнате еще ходила плохо, ее шатало в разные стороны, но она старалась делать зарядку, даже на диване. К ней пару раз приезжал Валера. Привез ей смену чистого белья, какие-то крема, пару книг и нам пару пакетов с продуктами. Телефон и планшет я забрала и не разрешила пользоваться, мало ли что или кто может проникнуть через интернет. Женщина была еще слаба.

Валера про смерть старой родственницы не стал рассказывать, да и про болезнь молодой тоже. Не захотел жену расстраивать. Несколько раз звонили дети из города. Дочь хотела приехать, но Таня ей не разрешила.

Я днем занималась раскладами и не беспокоила нашу постоялицу. Только приносила ей еду и дрова подбрасывала, ну и ведро выносила. Татьяна в основном читала. Как-то увидела у нее в руках крючок и клубочек с розовыми нитками.

— Пинетки вяжу, — пояснила она и улыбнулась. — Валеру в прошлый раз попросила пряжу с крючком, вот он и привез.

— Поздравляю, — разулыбалась я. — Внучка скоро будет?

— Да, через пять месяцев должна появиться. Мне дочь до Нового года сказала, а я тогда уже плохо соображала. Вроде поздравила ее, а сейчас мне так на сердце хорошо и жить хочется. Планы вот строю.

— В больницу на анализы поедешь?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Сейчас же зараза гуляет, а мне еще восстанавливаться и восстанавливаться. Не хочу снова заболеть. Потом, может, летом. Но я съезжу обязательно, мне самой интересно.

— Через полторы недели к Свете обязательно, — напомнила я.

— Да, я помню, — кивнула она.

Позвонила Матрене узнать, как ее дела. Она трубку не берет. Беспокоиться начала, куда моя бабушка пропала. Я, пока Таней занималась, про нее особо и не думала. Вечером Саша приехал, поужинали вместе, и попросила я его свозить меня к Матрене. Летом я бы сама к ней съездила, а вот зимой до нее дорогу не чистят, бабушка сама этим занималась. Мало ли что с ней случилось, крокодильчик мой может и застрять, на «Ниве» проще.

Набрали с ним всяких гостинцев и поехали бабушку проведывать. Как я и думала, дорога к ее дому была заметена. Проехали до того места, где уже можно было застрять, а дальше надели снегоступы и пошли пешком. В одном окне горел свет.

— Это хорошо, — сказал Саша. — Значит, жива.

— А если бы померла, то свет, что ли, за собой погасила? — скептично спросила я.

— Нет, конечно, но верить-то хочется в лучшее, — ответил он.

Кое-как отворили калитку, протиснулись боком. Сердце в груди бешено колотилось. Последние несколько метров почти бежали. Дверь перед нами открылась. Открыл Коловерша. Саша не видел его, поэтому немного удивился, что за дверью никого нет.

— Матрена, Матрена, — позвала я.

— Ох, ох, кто там? — послышала я голос старушки.

— Это я, Агнета, — крикнула я.

— Я туточки, на кровати лежу, встать не могу, — ответила она.

Мы скинули свои пуховики и кинулись на голос.

— Что-то я совсем старая стала, расхворалась, — запричитала она.

— Что случилось? — спросила я.

— Спина у меня отказала, еле двигаюсь.

— Намазать? — предложила я.

— Я ужо и мазала, и горчичники лепила, и пластыри, а всё не то. Не согнуться, не разогнуться, не вздохнуть, не выдохнуть. А уж сготовить себе вообще сил нет.

Саша ушел на кухню ставить чайник и разбирать пакеты с гостинцами. Я позвонила Светлане.

— Ой, Агнета, сейчас не могу, у меня телушка отелилась, вернее, телится. Прости, — ответила она.

— Ладно, — кивнула я.

— Может, Глебу позвонить? — в дверях появился Саша.

— И чего нам привезет твой Глеб из карантина? — поинтересовалась я.

— Ты права. Что делать-то?

— Чаю мне, милок, завари. Черного вкусного, — попросила бабушка Матрена.

— Саша, завари чай, пожалуйста.

Он кивнул головой и ушел снова на кухню. Я подозвала к себе Коловершу.

— Иди сюда, мой хороший, — дала ему конфетку, — бабушке лекарства нужны. Достанешь?

Он проглотил конфетку и согласно тряхнул свой смешной головой.

— Давай для начала диклофенак в ампулах и шприцы.

— Мазь из окопника есть? — спросила я бабульку.

— Настойка, — кивнула она, — только ни фига она не помогает.

— У нас будет комплексная терапия.

Коловерша вытащил из своего зоба лекарства и шприцы и положил всё на стол. Сбегал на кухню и притащил бутылёк с настойкой.

— Еще бинт надо широкий или тряпочку, целлофан и теплый платок.

Бесенок всё нашел. Правда, половину вещей выкинул из шкафа, потом их запихивал назад всеми четырьмя лапками.

— Сначала укол, потом компресс на спину. Затем чай с пирожками. После надо будет поспать. Завтра снова приеду.

— Делай что хочешь, — махнула старушка рукой.

Я влепила ей укол в пятую точку. Легонько растерла спину и положила компресс, замотала в пуховый платок. С Сашей мы ее аккуратно посадили в подушки. Принесли чай и пирожки. Посидели немного, поболтали. Велели ей спать ложиться, завтра приду, еще укол сделаю.

— Совсем раскисла бабка старая, — рассмеялась Матрена, — я встану всем врагам назло.

Она смешно потрясла кулаком и ойкнула.

— Спасибо вам, родные, хоть не забыли про старуху.

— А чего не позвонила? — принялась ее ругать. — Мы бы приехали, не звери какие.

— Так у тебя своих забот полный рот, еще со мной возиться.

— Если помрешь, тоже не позвонишь? — строго спросила я.

Все залились громким смехом.

— Я к тебе помощника тогда своего отправлю или сама приду, — махнула на меня рукой Матрена. — Это ведь он, паразит такой, мой телефон спрятал, чтобы вы перепугались и ко мне приехали.

Коловерша перестал жевать конфетки из вазочки и быстренько спрятался за настольную лампу.

— Пусть ваш помощник вернет вам ваш телефон, — сказал Александр. — Завтра почистим вам дорогу до ворот. Агнета, ты пока посиди, а я снег до калитки раскидаю.

Он встал и ушел во двор.

— Хороший мужик, — подмигнула мне Матрена. — Чего не поженитесь?

Я аж чаем поперхнулась.

— Зачем? — спросила я. — Меня и так всё устраивает.

— А его?

— Если бы не нравилось, то жить бы мы вместе не стали.

— У меня вот там в шкафу под бельем есть похоронные деньги. Похорони меня в платье в горох, к нему есть шляпка такая же и туфли-лодочки.

— Что за разговоры? — возмутилась я.

— Не перебивай, — рассердилась бабулька. — Там лежит упаковка с плотными чулками. Не нужно мне этих стремных бабуличьих чулок в резинку. И гроб хочу бархатный с шелковыми оборочками, и памятник из черного мрамора.

— Ну, разошлась бабушка Матрена, мне, пожалуйста, всё это списком и на почту, а то вдруг у меня склероз наступит раньше, чем вы помрете. Только не боитесь, что платье в горох сносится еще до вашей смерти, а чулки моль сожрет? — сердито спросила я.

— Моль не жрет нейлон, — строго мне ответила Матрена.

— Нейлон жрут какие-то жучки. Мне вас в гроб в драных чулках класть?

— Вот окаянная, я же теперь спать не буду, пока не проверю, сожрала моль мои чулки или нет, — проворчала старушка.

— Ага, а еще нужно проверить, влезете вы в свой сарафан гороховый или нет, да еще неизвестно, что там со шляпкой. Может, там мыши себе гнездо свили.

— Иди ужо домой, смутьянка, и настроиться на похороны не даст спокойно, — махнула она на меня рукой и отвернулась лицом к стене.

Я встала со своего места и пошла к выходу.

— Завтра приду, спокойной ночи, — сказала я.

— И тебе приятных снов, — буркнула бабушка.

В коридоре поймала Коловершу.

— Бабушке верни телефон и чтобы беса большого ко мне отправил, когда с ней чего случится. Понял? Тот помотал лохматой головой.

— Веди себя прилично и за бабушкой смотри, — пригрозила ему пальцем.

Он вытащил из своего зоба телефон и понес в спальню.

— Закройся, — крикнула я ему, выходя во двор.

Саша дочистил уже снег до калитки и поставил лопату в веранду. Мы с ним надели снегоступы и пошлепали до машины.

— Так у нее все дома странно, — сказал он.

— Что странно? — поинтересовалась я.

— Я пока чайник ополаскивал, рядом со мной на столике появилась пачка с чаем и мешочек с травами. Потом дверца открылась в шкафчике, и оттуда пузырек какой-то выплыл. Я его пытался поймать, но меня кто-то невидимый по руке шлепнул. При этом бутылек резко пропал. Насыпал сухого чая в заварник, кто-то туда же кинул щепотку трав. Да и лопату мне прямо выдали. Чертовщина какая-то, хорошо, что у нас дома пока такого нет.

— Пока, — подняла я вверх палец и засмеялась.

— Ой, не надо такого, — испуганно замахал он руками, — А то я с ума сойду.

— Привыкнешь, — подмигнула я.

Утром проводила своих по школам и работам, проведала Татьяну и своих козюлек и пошлепала к бабушке Матрене. Дорога до дома у нее была уже почищена, видно, Саша вечером Михаилу позвонил, а тот с утреца уже трактором прошелся.

Дверь мне открыл Коловерша. Я сняла с себя верхнюю одежду и прошла в спальню. Матрена охала и стонала, перебирая в шкафу одежду.

— Вот ты, зараза, — ответила она мне на мое приветствие, — Я полночи не спала, думала про эти чертовы чулки. Рано утром сорвалась с кровати. Посмотри, вон они.

На кровати лежали плотные нейлоновые чулки в огромных дырах.

— Сожрали, гады подлые. Хоронить теперь меня не в чем, и в платье в горох я не влезаю. Половина гардероба уменьшилась, ушил кто-то, — сердилась она, — И помереть теперь спокойно не могу. Да и не хочу я теперича бархатный гроб, а какой хочу, еще не решила. Платье теперь покупать надобно новое. Столько дел переделать еще осталось. Да и автопарк я кому свой оставлю, а это тьмо куда деть прикажешь? — она ткнула пальцем в Коловершу.

Я стояла и только посмеивалась над деятельной бабулькой.

— Мазь принесла какую-нибудь? — спросила она.

— Принесла на пчелином яде.

— Мажь давай и укол мне ставь, вечером не приходи, сама себе компресс поставлю.

— Я супчик принесла и каши, — сказала я.

— Это хорошо, хоть не стоять мне около плиты. Мажь и пошли чай пить. Не фиг валяться, как старой колоде. Столько дел, столько дел, — вздохнула она.

На кухне я ей рассказывала про события прошедшей недели.

— Ого, — только и удивлялась Матрена, — Вот такого чудика, как у твоей Светы, я ни разу не видела, только слышала про таких. Ей своего помощника беречь надо, а то мало ли охотников на него найдется. Кстати, ты не заметила одну особенность?

— Какую? — спросила я.

— Людей со способностями становится всё больше и больше. Раньше я такая одна на всю область была. Хотя вру, была еще тетка, порчи наводила. Так вот, нас было всего двое на всю область. А теперь в каждой деревне по лекарке да по ведьме, да еще не одной, и несколько штуков. В какой двор ни зайди, везде маги да колдуны.

— Это из-за интернета доступна магия стала для обычного человека.

— Нет, — мотнула головой бабушка, — Если нет дара, то и ни одно заклятие не сработает, хоть в лепешку расшибись. С той стороны собираются полчища, и с этой стороны будят народ, чтобы готовы были к разным нехорошим событиям.

— От демонов отбиваться будем? — усмехнулась я.

— Не знаю, — покачала головой Матрена, — Но что-то в воздухе уже витает.

— Пусть дальше витает, а на землю к нам не опускается, — ответила я.

Болтать долго не стала. Помогла старушке всё убрать в шкаф и поскакала домой. Сегодня Валерий обещался приехать за своей Татьяной.

Не все о себе думают

Домой пришла вовремя, как раз подъехал Валера. Он вытаскивал из багажника пакеты с одеждой для Татьяны и еще какие-то тюки. Помогла все это занести в дом.

— Вот тут новое постельное белье, два комплекта, здесь подушки, здесь одеяла, ночные сорочки разных размеров, полотенца махровые и льняные, — объяснял он мне, показывая на тюки. — Всё новое.

— Хорошо, — кивнула я. — Танюшку забирать будешь?

— Буду. Я еще пакет воска привез для свечей и мазей, — сказал Валера. — Если что-то еще нужно, то скажи, привезу. Я не знаю, как другие постояльцы, но вот решил таким образом тебя отблагодарить. Еще две индюшки привез. Сейчас принесу.

Он убежал к машине. Я подобрала кульки с Таниной одеждой и отнесла их в летнюю кухню. Следом за мной заскочил Валера.

— Птицу я оставил на кухне. Если надо, то могу и порубить. Она огромная.

— Саша разрубит или Славка, когда из школы придет, — махнула я рукой. — Я в дом, как соберетесь, так заходите попрощаться.

Валера кивнул и принялся свою принцессу одевать. Таня была слаба и еле стояла на ногах, потому он ее усадил и стал натягивать на нее одежду, что-то ласковое ей шепча. Через полчаса они зашли ко мне в дом.

— Спасибо тебе, Агнета, за Танюшку, — начал Валерий.

— На здоровье. Езжайте домой аккуратно. Спасибо за вещи, пригодятся для других постояльцев. А индюшку мы сами с удовольствием съедим, — улыбнулась я.

Проводила их до автомобиля. Мужчина посадил жену на переднее сиденье, пристегнул ее и накрыл ноги пледом. После подошел ко мне еще раз поблагодарить и попрощаться.

— Вчера бабку Зину похоронили, — сказал он мне. — Я всё сделал, но на похороны не пошел и на поминки тоже. Хватит с меня и финансовых вливаний.

— Жене сказал про смерть родственницы? — спросила я.

— Сказал, — усмехнулся он.

— И?

— Говорит, пусть земля ей пухом будет, — горько рассмеялся он. — Пухом... Земля промерзла так, что ее несколько землекопов разбить не могли. Долбали ломами, поломали несколько штук. Советские ломы, представляешь? Которым по семьдесят лет, настоящие, не Китай. Они разлетались от удара об землю, как стеклянные. Даже земля эту дрянь старую принимать не хочет. Кое-как яму выдолбили, думали, что придется спецтехнику нанимать. Похоронили ее практически на поверхности. Весной придется перезахоранивать.

— Надо было ее в божедомку сдать.

— Божедомку? — удивился он. — Что это?

— Раньше так ледяные избы с покойниками называли. Их туда складировали на зиму, а по весне родственники разбирали своих покойников и хоронили, как положено, — пояснила я.

— Сроду не знал, что раньше такое было, — подивился он.

— Как племянница там поживает? — спросила я.

— Увезли ее на скорой в день похорон. Совсем плохо стало.

— А подружка ее?

— Костяная нога? Дома сидит, на похороны даже не пошла к бабке Зине, — ответил Валера.

— Кто же был на похоронах у старухи?

— Такие же бабки, как она, да местные алкоголики, да те, кто помогал с похоронами. Сама знаешь, на похороны не зовут, люди сами приходят, если считают нужным. Ладно, поехали мы. Созвонимся еще. Приезжайте к нам в сауну, для вас всегда двери открыты. Ну и в гости заглядывайте, мы будем рады, — улыбнулся он и махнул рукой.

— Всего доброго, и счастливого пути.

— Ой, у меня тут вопросец есть один, — Валера остановился около машины. — А это нормально, что теперь людей, которым я калитку открываю, вижу?

— В смысле вижу? — не поняла я.

— Ну вот алкоголики приходили, которые могилку рыли, или ритуальщик забегал, да та же соседка заглядывала.

— И что же ты у них видишь? — спросила я.

— У алкашей — чертей и еще каких-то существ, у ритуальщика фигня какая-то на голове непонятная, у соседки — белый комок на плече.

— А в обычной жизни? — поинтересовалась я.

— Ничего такого, — помотал он головой. — То есть они у меня в калитке как в рентгене просвечиваются. За калитку зашел — и всё, ничего не вижу.

— А ты их запускал?

— Нет. Алкашня сама не зашла, да я их и не пустил. Ритуальщик сказал, что ему некогда, я ему за ворота деньги вынес. Вот соседка заходила, это ее индюшки, я привез.

— То есть когда ты через столбы на них смотришь, то всё видишь всякое, а с той или с обратной стороны всё пропадает? — поинтересовалась я.

— Ага, — кивнул он.

— Интересный феномен, — подивилась я. — Объяснений у меня нет, — развела я руками. — Всё, езжайте, а то я уже подмерзла, да и Таня там сидит, ждет, когда мы наговоримся.

— Жаль, объяснений нет, но очень интересно, — кивнул он. — Я вначале подумал, что свихнулся. Поехали мы, всего доброго.

Он прыгнул в автомобиль и потихоньку покатил в сторону трассы. Ко мне подошел Исмаил и сел рядом.

— Уехали, — вздохнул он.

— И хорошо, — кивнула я. — Как жизнь?

— Веселая, — ответил он грустно.

— По тебе заметно, — улыбнулась я. — Я печень размораживаю. Принести кусочек?

— Давай. Оденься только, а то простынешь. Дед Корочун не дремлет, так и ждет, на кого морозом подышать и хворью заразить.

Вернулась в дом, отрезала кусочек печени, бутерброды с салом сделала, чай в термос налила, насыпала в карман конфет. Натянула на себя пуховик и сапоги, подхватила всю еду и вышла на улицу. Исмаил сидел на лавке уже в человеческом обличье и курил. Разлила по стаканам чай и протянула ему вместе с бутербродом.

— Лепота, — он отпил немного горячего чая и откусил сразу половину бутерброда. — Садись.

Он кивнул на скамейку.

— Ну уж нет, я лучше постою, — махнула я рукой. — Холодно сидеть, всё седалище отморозишь.

— А мне не холодно, — улыбнулся он.

— Конечно, ты как та елка, и зимой, и летом одним цветом: в кирзачах и ватнике.

— А еще в галифе, — рассмеялся он.

— Смотрите, какой модник, — засмеялась я следом за ним. — А почему ты только в одном виде передо мной предстаешь, а не как Шелби? Тот вечный франт, то в одном, то в другом.

— В том мире, откуда я пришел сюда, у нас нет одежды, в ней нет необходимости. Здесь я появился и скопировал внешность того, кто мне понравился, если можно так сказать. Это был волк. Человеку было страшно со мной общаться, и я стал похож на какого-то здоровяка, который проходил вместе с караваном через нашу деревню, — пояснил Исмаил.

— Почему на здоровяка, а не, например, на хрупкую девушку? — мне было любопытно.

— Потому что в вашем мире изначально все уважительно относятся к мужчине. Стариком я не мог показаться, потому что он немощен и дряхл, хотя, может, и мудр. Он будет вызывать не только уважение, но и жалость. Ты сама прекрасно знаешь, мы сильные существа, и человек должен был это чувствовать.

— Интересно. А почему ты сейчас не в том образе? Но и современности ты не соответствуешь, — полюбопытствовала я.

— История эта довольно старая по вашим меркам, — улыбнулся он и достал еще один бутерброд.

— Расскажешь? — попросила я.

— Почему бы и нет, давно ты со мной не разговаривала. В то время я был свободен и мотался по земле, черное время тогда было, разгул всякой нечисти и смерти. Пришли на землю силы страшные и затмили человеческий разум, закрыли его глаза и заставили поверить, что белое — это черное, а черное — это белое. Бомбили школы и больницы, бесчинствовали и убивали. Госпиталь переезжал из оккупированного города в другое место. Одна машина отстала, да сломалась. Местный дедок к себе на постой медсестричек и раненых бойцов определил.

Потом они узнали, что немцы идут. Он их спрятал к себе в погреб, всех. Они там сидели, как селедки в бочке. Враги пришли, смотрят, грузовик стоит, а людей нет. Они прошли по всей деревне, никто ничего не знает. Молодых нет, ушли еще раньше, а старикам не страшны угрозы. Но, видно, все же кто-то показал на него. Немцы его бить стали и пытать. Дедок сказал, что ушли люди в лес. Он тогда просил высшие силы помочь спасти его постояльцев.

— И ты пришел? — спросила я.

— И я пришел, такой силы его молитвы и просьбы были. Не за себя просил человече, а за других людей. Я тогда заморочил немцев, глаза закрыл на погреб. Они хатку дедовскую спалили, а погребку так и не нашли.

— А с дедом что стало?

— Повесили они его. Сказали, что на такую собаку и пули жалко тратить, — ответил мне Исмаил. — Они тогда всю деревню спалили и ушли. Я тем раненым и санитаркам помог выбраться из погреба. Принял его образ и помог.

— Так ты вроде не дед. Мужик, конечно, среднего возраста, но явно не старый.

— Я и принял его образ, когда он был не старым. Они еще удивлялись, что, дескать, я вовсе не дед никакой, а обычный мужик. Странно, что им это показалось вначале.

— А потом они увидели висельника?

— Ну да, и у них все на место встало. Вот только меня уже рядом не было, — покачал головой Исмаил. — С тех пор и хожу в этом образе. Нравится он мне, напоминает о том, что не все люди алчные, эгоистичные и только о себе думают.

— Ну да, дед не для себя спасения просил, а для своих постояльцев.

— Угу, — кивнул Исмаил. — И не сдал их ради своей жизни или каких-то других благ.

Он допил оставшийся чай из термоса, докурил папироску, забрал пакет с сырой печенью и ушел куда-то в сторону поля, а потом пропал. А я все смотрела ему вслед и думала, что иногда такие существа человечнее, чем некоторые «люди».