Все последовали за Дженивой, и как только они вошли в дом, их окружила веселая толпа. Дженива смеялась вместе со всеми, а потом они сложили собранные омелу и травы с остролистом и плющом рядом с рождественским поленом.
В мраморном холле тоже царило веселье, казалось, что возбужденные голоса отражались от стен и звучали еще громче, а сотни свечей в хрустальных канделябрах сияли еще ярче.
Слуга с поклоном принял у Дженивы накидку: в холле было тепло от присутствия стольких людей и стольких свечей, несмотря на то, что камин еще только ожидал рождественского полена. Она взяла предложенную кружку подогретого сидра и грела об нее руки, стараясь не думать о том, что произошло в саду, но невольно ее взгляд неотрывно следовал за Эшем. Маркиз стоял около полена, пил, смеялся, очевидно, обсуждая, как снять с полена войлок, в который его обернули, и положить в камин. Как хорошо он умел скрывать свои чувства! Вероятно, сказывалось то, что его всю жизнь готовили к службе при дворе, где без высочайшего соизволения не позволялось даже чихнуть. Жизнь, как он говорил, на лезвии ножа. Но разве можно узнать человека, если он скрывается под столькими слоями притворства?
И все же Дженива понимала, что в их беседе были минуты, когда он говорил искренне. А вот Дамарис Миддлтон, топтавшаяся около Эша, не столь хорошо скрывала свои чувства. Может быть, именно она и нужна ему? Женщина, которая удовольствовалась бы тем, что у нее есть господин и муж, и не стала бы доводить его чувства до крайности, — чем не достойная спутница жизни?
— Дженива! Дженива, дорогая!
Она повернулась и увидела Талию, махавшую ей рукой с другой стороны холла, с ней была и леди Каллиопа, кресло которой катил лакей.
Дженива тут же поспешила в спасительную сень.
— Какое великолепие! — восклицала Талия. — Вот это омела! А сколько ягод! Хороший признак.
— Признак суровой зимы, — проворчала леди Каллиопа. — Достань-ка нам пунша, дорогая.
Дженива сделала знак одному из лакеев, разносивших подносы с бокалами, и передала два дамам.
— Счастливого Рождества, — подняла она свой бокал.
— И пусть таких будет еще много! — провозгласила Талия, залпом осушая половину бокала.
Ее сестра тоже выпила, но молча.
— Что-нибудь не так, леди Каллиопа? — осведомилась Дженива. — У вас ничего не болит?
— Не больше, чем обычно. — Она посмотрела на Джениву. — Эшарт не для тебя, девочка, поэтому не наделай глупостей.
Лицо Дженивы невольно вспыхнуло.
— Калли! — воскликнула Талия. — Как тебе не стыдно!
— Конечно, нет, — как можно спокойнее ответила Дженива.
— Я бы сказала, что эта помолвка — глупость, которую сотворила Талия, если бы добровольные глашатаи не узнали эту историю по дороге сюда. Вон тот толстый красноносый субъект и его тощая женушка. Встретили в Лондоне Броуксби и услышали удивительный рассказ о помолвке маркиза с компаньонкой его теток, приправленный намеками на распутство. Что еще хуже.
Дженива взглянула на пожилую пару и от души пожелала им провалиться в преисподнюю.
— Никто не обратит на это особого внимания, дорогая, — попыталась успокоить сестру Талия, — вы уже помолвлены и скоро поженитесь.
— А если этого не случится, я буду дурой, позволившей себе слишком много вольностей.
— Это скоро забудется, — решительно заявила леди Каллиопа, — но ты можешь гордиться хотя бы тем, что вообще сумела заинтересовать Эшарта. Если только не совершишь глупость.
Дженива прекрасно понимала, что она имеет в виду.
— Я не их тех, кто совершает глупости.
— Слава Богу, нет. Не такая, как эта мисс Миддлтон. Глупая курица! Но он вполне может позволить ей поймать его. К тому же она из довольно приличной семьи и богата.
— Я считаю, что это будет настоящим позором, — надувшись, сказала Талия.
— Не все так плохо. — Леди Каллиопа посмотрела на Джениву. — Мы надеемся, что сможем уговорить тебя, дорогая, пожить в нашем доме в Танбридж-Уэллз и остаться нашей компаньонкой. У тебя будет собственная комната, горничная и все удобства. Я уверена, это не продлится дольше весны, когда в Уэллз прибудет множество неженатых джентльменов…
Глотая слезы, Дженива отвела глаза, она была тронута, но и растеряна. Это предложение, хотя и сделанное из жалости, стало бальзамом на ее раненое сердце. Должно быть, ее видно насквозь, как и мисс Миддлтон, и она ненавидела себя за это.
Более того, она не могла принять это предложение, потому что не смогла бы жить в доме, где ей, возможно, пришлось бы встречаться с Эшартом и даже танцевать на его свадьбе.
Что-то, внезапно ударив по ноге, спасло ее от ответа. Она поддержала маленького Френсиса Маллорена, который, по всей видимости, направлялся к креслу леди Каллиопы, и малыш потопал дальше, остановившись у закутанных одеялом колен старой леди.
— Д-день, — без всякого смущения сказал он. Испуганная горничная бросилась к нему.
— Простите, миледи! Это мастер Френсис Маллорен… Дженива ожидала услышать выговор, но вместо этого леди Каллиопа внимательно посмотрела мальчику в глаза.
— Что привело тебя к старой карге, мастер Френсис Маллорен, когда тебя ждут сладкие пирожки и засахаренный чернослив?
Мальчик похлопал ее по колену:
— Сюда!
Леди Каллиопа усмехнулась:
— С ног до головы Маллорен. Ладно, посадите его, и мы вместе поедем на этой каталке. А ты, Дженива, иди развлекайся. Только будь осторожна!
Талия взяла Джениву под руку.
— Давай поможем разобрать омелу, дорогая.
Дженива могла бы попытаться найти место с краю, но Талия направилась прямо на середину зала, где женщины делали из зелени букеты. Дженива заметила, что они перевязывают ветки новыми лентами, так что битва за экономию оказалась напрасной. А это значило, что экономия была лишь предлогом.
Тогда, во время разговора с Порцией, она узнала, что Маллорены, если отбросить блестящую оболочку, обычные люди, но лорд Родгар безжалостен, когда дело касается защиты их интересов. Однако зачем было сообщать ей об этом? Неужели они настолько переоценили ее влияние?
Впрочем, теперь это уже не имело значения. Она сказала Порции правду о помолвке, и слава Богу, ей вовсе не хотелось становиться заложницей в этой игре.
— Может, я даже получу поцелуй, — сказала Талия, глядя на огромный букет омелы, только что подвешенный к центральной люстре достаточно низко, чтобы джентльмены могли срывать ягоды. — Я уверена, Ричард бы не возражал.
Дженива подтолкнула Талию под омелу и оглянулась в поисках подходящего джентльмена. Когда она остановила взгляд на Эше, который в эту минуту посмотрел на нее, ее сердце на мгновение замерло, неподвластное воле.
Затем она выразительно посмотрела на маркиза.
На его лице появилось озадаченное выражение, но он тут же с улыбкой подошел к ним. На нем по-прежнему была простая одежда для верховой езды, в которой Дженива впервые встретила его, но когда он поклонился, то выглядел как настоящий красавец придворный, словно он был в пудреном парике, атласе и кружевах.
— Послушайте, Талия, если вы мечтаете о крепком поцелуе, то вы слишком неосторожны.
Талия засмеялась.
— Ах ты, нехороший мальчик, вот и поймал меня!
Она подставила щеку, но он, крепко обняв, поцеловал ее в губы. Талия густо покраснела, что было совершенно естественно, и улыбнулась такой сияющей улыбкой, какой прежде Дженива у нее никогда не видела.
Она и сама боялась, что ей не удастся скрыть довольную улыбку, — при всех своих недостатках Эшарт умел быть чрезвычайно обаятельным.
Он сорвал ягоду, и Талия сказала:
— Какой же ты очаровательный мерзавец, Эшарт! — Затем она потянула Джениву под букет омелы: — А вот тебе и награда.
Дженива едва ли могла протестовать, глаза всех присутствующих, включая «глашатаев», устремились на них. И все равно ей хотелось отказаться при ее смятенных, но глубоких чувствах поцелуи под омелой вряд ли покажутся ей сладкими.
Маркиз взял ее за руку, уводя в сторону.
— Мужчине не требуется повод для того, чтобы поцеловать свою будущую жену, Талия, так что я оставлю ягоды для менее удачливых джентльменов.
Поднявшийся шум свидетельствовал о том, что не все слышали эту новость. Стоявшие поблизости поздравляли их и желали им счастья, но Дженива видела, что очень многие удивлены. Она надеялась, что ее румянец сочтут за девичью радость, и была благодарна Эшу за то, что он увел ее и избавил от всеобщего внимания.
— Как я все это ненавижу! — невольно воскликнула она.
— Вы хотите разорвать помолвку прямо сейчас? Слишком рано, но мы как-нибудь справимся.
По-видимому, маркиз говорил серьезно, но она отрицательно покачала головой.
— Вы сами сказали, что еще рано, нам следует доиграть эту игру до конца, хотя все это ложь, а я не люблю лгать.
Эшарт взял ее руку.
— Тогда считайте себя помолвленной еще некоторое время. Конечно, я никому не обещал, что действительно женюсь на вас. А вы клялись выйти за меня замуж?
Наконец он заставил ее улыбнуться.
— Нет, конечно, нет.
— Вот видите. Все очень просто.
Просто? Едва ли, но зато он помог ей выразить свои мысли.
— Я сожалею о том, что сказала ранее. Это было несправедливо.
— Вовсе нет. Вам пришлось многое пережить… Дженива покачала головой:
— Не надо мне сочувствовать. В моей жизни нет ничего необычайного.
— Возможно, я забыл, какой может быть женщина.
— Любая женщина, Эш. Не забывайте, грань существует и в простейших местах. В комнате с идеей. В кухне с горшком. В детской с ребенком. Женщины, сражающиеся с берберскими пиратами, ничем не лучше тех, что заботятся о своих семьях дома.
— Но ты, — просто сказал он, — это ты.
Дженива, затаив дыхание, смотрела на него, а когда он вдруг отвел взгляд, ей показалось, что перед ней захлопнулось окно.