Зимнее пламя

Глава 40

Должно быть, это вино все еще бурлило в ее крови, приводя в лихорадочное возбуждение. При первом же прикосновении его губ рассудок покинул Джениву, и обжигающее желание овладело ею.

Когда они поцеловались, она распахнула его камзол и расстегнула пуговицы длинного жилета — они плохо поддавались, и Дженива отрывала их, чтобы скорее обхватить руками это сильное тело и почувствовать его тепло под тонкой батистовой рубашкой. В глубине ее сознания даже мелькнула мысль: «Еще немного, и я просто выброшу эти бриллианты!»

Ее мысли сосредоточились на нем и его горячих губах, руках, теле, разжигавших в ней пламя страсти. Она хотела этого давно, казалось, всю жизнь, и больше не могла сопротивляться.

Ее губы оторвались от его губ и стали покрывать поцелуями его скулы, уши, шею. Дженива чувствовала удивительный вкус и запах, от которых из ее горла вырывались урчащие звуки удовольствия.

Шейный платок мешал ей, и она, выдернув бриллиантовую булавку, отбросила ее в сторону, а затем развязала узел и стянула с его шеи длинную полоску шелка и дорогих кружев. Раздевать, целовать, чувствовать горячую кожу, вдыхать его — единственного мужчину, доводившего ее до экстаза, — вот чего ей сейчас хотелось больше всего.

Пока маркиз смеялся и что-то шептал, лаская ее, Дженива вытащила рубашку из его панталон, и он, отступив, через голову снял и отбросил ее.

Чтобы удержать, она положила ладони на его плоские соски и стала любоваться им.

— Даже для женщины, видевшей не одну обнаженную мужскую грудь, твоя выглядит великолепно.

— В самом деле? — Он тоже положил руки ей на грудь. — И ты не разочаровываешь меня, pandolcetta.

Пока они целовались, Эш с ловкостью опытного развратника расстегнул ее одежды. От прикосновения его рук платье соскользнуло с плеч, а развязанные нижние юбки упали на пол. Она оставалась лишь в корсете поверх сорочки, и он провел руками по ее бедрам.

— Ты поразительно хороша, Дженни.

— Я хочу быть такой. Для тебя.

Словно изголодавшись, Дженива была готова съесть его целиком. Вот она, минута предвкушения!

Дженива стояла неподвижно, пока Эш искал в ее волосах шпильки и вынимал их, распуская волосы и наблюдая за тем, как они рассыпаются по плечам. Затем он зарылся в них лицом, и его дыхание стало походить на дыхание человека, вынырнувшего из воды.

Они сплели объятия, она — целуя его крепкую шею, а он — сжимая ее тяжело дышащую грудь. Затем, подняв Джениву на руки, Эш откинул покрывала и положил ее на гладкие простыни, продолжая пристальным горящим взглядом смотреть на нее.

Судя по тому, какой у него был вид, она могла представить, как выглядит сама: смеющаяся, растрепанная, полуголая и сходящая с ума от желания. Медленно, наслаждаясь каждым возбужденным взглядом этих глаз с тяжелыми веками, она расстегивала корсет, пока не обнажились ее полные груди, чуть прикрытые тонким шелком сорочки.

Эш не отрываясь смотрел на них, и она положила их на свои ладони и предложила ему. Он опустился на нее, упираясь локтями, и взял в губы один сосок, затем другой.

Горячая волна пробежала по бедрам Дженивы, сладостной болью отдалась внутри ее тела, и она требовательно прижалась к нему.

На мгновение в ее душе шевельнулась тревога. Слишком поздно, слишком поздно, теперь она уже не лишит себя этого, даже под угрозой виселицы.

Эш встал над ней на колени, сдвигая вверх сорочку и раскрывая ее наготу. Еще ни один мужчина не видел Джениву голой, но его полный страсти восхищенный взгляд убеждал, что так и должно быть. Она помогла снять с себя сорочку, затем легла на спину, предоставляя делать с ней все, что он пожелает. Сегодня она будет принадлежать ему, и точка.

Потрясающе прекрасный в свете камина и свечей, Эшарт расстегнул уже натянувшиеся в паху бархатные панталоны и медленно раздвинул ширинку, с улыбкой наблюдая, как Дженива глотнула воздух и облизнула пересохшие губы.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Статуи Родгара позавидуют тебе! Эшарт рассмеялся:

— Может быть, я и тверд как камень, но, поверь, далеко не холоден.

Когда он лег рядом с ней, Дженива заметила что разделась не до конца: чулки все еще оставались на ней, и она потянулась к черной подвязке…

— Оставь их! — хриплым голосом приказал Эш.

Он опустился на нее, прижав ее руки к подушке, и приник губами сначала к одной, а потом и к другой груди. Ее тело, лишенное свободы, с неудержимой силой выгибалось под ним. Продолжая ласкать соски, Эш коленом раздвинул ее ноги, заставляя раскрыться…

Дженива радостно отдавалась ему, беспокоясь лишь, что ее девственность, возможно, несколько испортит это наслаждение.

Она услышала собственный гортанный требовательный голос и почувствовала, как откликается его тело на бушующую в ней страсть.

Она повторяла: «Скорее, скорее…» — и вдруг вскрикнула: «Да!» — когда он резко и глубоко вошел в нее.

Что это было, укол? А может, совсем ничего? Ее тело слилось с его телом. Теперь они соединились друг с другом, чего Дженива так жаждала.

Он вышел из нее и затем проник еще глубже, и так повторялось снова и снова. Пораженная его силой, Дженива растерялась на мгновение, но почти сразу подхватила его ритм, наслаждаясь и входя в экстаз от этих быстрых скользящих движений, не доставлявших ничего, кроме чистого ослепляющего наслаждения.

Когда она подумала, что достигла его предела, Эш сумел возбудить ее так, что ей показалось, будто пламя вспыхнуло в голове, заставляя забыть обо всем, кроме его тела, слившегося с ней.

Затем Эш содрогнулся и расслабился.

Огненные звезды все еще вспыхивали в голове, и Дженива впилась зубами в его плечо. Она отпустила Эша, только когда они медленно опустились на постель, и он еще долго лежал на ней, обмякшей, обессиленной, удовлетворенной.

Дженива гладила его, вдыхая и выдыхая, как будто училась дышать. Это было безумие, и это было чудесно. Бросившись в губительное пламя, она хотела сделать это опять, но ей уже говорили, что мужчинам требуется время, чтобы набраться сил. Однако как скоро это произойдет? Ночь не принадлежала им. Талия хватится ее, и к тому же в любое время сюда может вернуться Фитцроджер.

Внезапно Дженива похолодела. А заперли ли они дверь?

Как будто прочитав ее мысли, Эшарт повернулся на бок и, покрыв ее всю поцелуями, встал с постели. Обнаженный он выглядел не менее божественно, чем в бархате и бриллиантах. Сделав несколько шагов к двери, он запер ее на ключ и посмотрел на Джениву так, словно она была самым прекрасным существом во всей вселенной, без слов обещая ей, что продолжение последует.

Затем он подошел к столу и налил в бокал бренди. Один бокал? Взяв его и стоя около постели, Эшарт смотрел на нее с таким выражением в глазах, что она готова была от восторга провалиться сквозь кровать в нижнюю комнату.

— Что это? — спросила Дженива и инстинктивно прикрылась простыней.

Улыбаясь, Эш сел на край кровати лицом к ней, нисколько не смущаясь своей наготы, и ей показалось, что вся ее жизнь сжалась в одну эту минуту.

Окунув палец в бренди, он провел им по ее губам. Опьяняющий запах щекотал ее ноздри, а когда она облизнула губы, ее язык слегка обожгло.

Эш сделал глоток, затем поцеловал ее, делясь с ней дурманящим напитком.

Сдвинув простыню, он брызнул бренди на ее ногу чуть выше подвязки и слизнул капли языком.

— Как бы мне хотелось, чтобы у меня были тончайшие чулки, — вздохнула она, — с вышитыми цветами и кружевными подвязками.

— Они такими и будут, — прошептал он. — Ты будешь снимать шелковые чулки для меня, будешь голая плавать со мной в теплом греческом бассейне…

Он капнул бренди на ее пупок и слизнул каплю.

— Мы будем слизывать сливки и мед друг с друга так, как сейчас бренди. — Он лег на спину рядом с ней и вылил бренди из бокала себе на грудь.

Засмеявшись от его безумства, Дженива принялась облизывать его.

— Мы будем проводить долгие ночи любви в постели, — сказал Эшарт, играя ее волосами, как музыкант играет на своем инструменте. — И мы ускользнем во время празднества, чтобы быстро и тихо удовлетворить свою страсть в алькове, куда едва доносится шум толпы…

Нарисованная им картина возбудила ее.

— И все за одну ночь? — неуверенно спросила она.

— Наверное, нет.

Дженива замерла, не осмеливаясь дышать. В смятении она не могла понять все, что он говорил, но в одном была уверена: он описывал их будущую жизнь — он и она вдвоем.

— Мы будем проводить время в креслах в тихих беседах, — продолжал Эш, пока его пальцы скользнули между ее ног, как будто он искал пружину. Пружину ее желания. — А еще в постели и в других местах.

Он дотронулся до места, прикосновение к которому снова заставило ее тело выгибаться.

— Я говорю с тобой, Дженива Смит, как я никогда не говорил ни с одной женщиной, и это для меня дороже самых дорогих рубинов. Будь моим разумом, Дженни, пожалуйста.

Вне себя от счастья, Дженива обхватила его голову, и их пахнувшие бренди губы слились в поцелуе.

— Да, да, Эш. Я навеки останусь твоей.

Он перевернул ее под собой и просунул руку между ее бедрами. Ее тело тотчас же откликнулось, а он все сильнее возбуждал ее. Она ласкала, целовала его тело, ослепленная уверенностью, что он навеки принадлежит ей.

Любовь и страсть сделали ее нетерпеливой, она снова хотела его.

— Ну скорее же! — вырвалось у нее.

— Сейчас, любимая. — Его ласки становились все более бурными, и наслаждение росло и росло. — Ещё раз, — сказал он, входя в ее все еще разгоряченное тело, и все повторилось, а потом еще и еще раз. Возможно даже, что она в какой-то миг потеряла сознание и теперь, очнувшись, медленно возвращалась в эту жизнь откуда-то издалека, из темного, раскаленного, безвоздушного, удивительного места в еще более удивительное.

Дженива гладила его горячую, покрытую потом кожу вниз от плеча по спине и бедру в полной уверенности, что ради этого рушились целые империи. Он принадлежит ей и будет принадлежать, пока смерть не разлучит их.

Фитц не спеша шел по коридору с намерением наконец-то лечь спать, когда кто-то позвал его:

— Фитц! О, Фитц!

Он обернулся и увидел чокнутую тетушку Эша Талию, которая, запыхавшись, с трудом поспевала за ним.

— Что такое, леди? Что-то случилось?

— Случилось? Нет, дорогой мой мальчик. Но мне так хочется, чтобы ты был моим партнером в висте. — Старушка подхватила Фитца под руку, и ему ничего не оставалось, кроме как повернуть обратно и отправиться с ней.

— Должно быть, прошло сто лет с тех пор, как мы играли вместе, дорогой мальчик. Пойдем же, пойдем скорее…

Перед лицом такой бодрой древности ни один джентльмен не мог бы сослаться на усталость, тем более что еще не было и десяти. По правде говоря, Фитц сбежал от общества, чтобы избавиться от мисс Миддлтон, он сделал все, как и просил Эш, но это привело его в дурное расположение духа. Ему было неприятно так открыто выступать заменой Эша, но Дамарис умела казаться умной и занимательной, ее отец был в своем роде мошенником, хотя и весьма удачливым, и иногда в ней проскальзывало сходство с ним, однако, поскольку Фитц сам считал себя мошенником, это его не слишком огорчало.

Зато когда Дамарис пыталась изображать настоящую леди, маркизу, Фитцу нестерпимо хотелось улизнуть от нее. Он знал, что Эш, вероятно, сделает ей предложение, несмотря на то что любит Джениву Смит, поскольку считает это своим долгом и решительно настроен исполнять этот долг, подавляя все свои личные желания.

Впрочем, раз уж Эш вырыл себе могилу, то пусть и ложится в нее. Вот только при чем здесь мисс Миддлтон, которая ни в чем не виновата, кроме амбиций, бесспорно, кем-то вбитых ей в голову.

Фитц флиртовал с ней и из кожи лез, чтобы задержать ее, но, даже несмотря на то что девушка умело поддерживала эту игру, он понимал: ее внимание, как и у любого хищника, никогда не отвлекается от намеченной жертвы.

Наконец он передал ее влюбленному в нее Ормсби и скрылся в бильярдной, однако, так как он играл лучше всех, ему и там стало скучно. Выпив еще вина, Фитц решил, что на сегодня достаточно…

И вот теперь его волокли обратно.

— Знаешь, дорогая наша Дженива умеет предсказывать будущее, — не умолкала леди Талия. — И делает это очень хорошо.

Фитцу не слишком понравилось это замечание, он все еще был убежден, что эта мисс Смит скорее всего обыкновенная авантюристка.

— Такие люди обычно используют всякие хитрые трюки, чтобы их предсказания сбывались.

— О нет, дорогой, — беспечно отмахнулась леди Талия. — Трюки! Это я и сама умею!

Спаси его, Боже, от них ото всех! Все же Фитц позволил леди Талии втащить его в гостиную, где она согнала со стула доктора Игана, сидевшего напротив нее. Слава Богу, того это лишь позабавило. Возможно, мрачно подумал Фитц, библиотекарь, как и он сам, рад лечь спать пораньше.

В конце концов, поняв, что деваться ему все равно некуда, Фитц сел и сосредоточился. Как бы ни была чудаковата леди Талия, в карты она могла обыграть самого дьявола и терпеть не могла несерьезную игру.

Эш слегка пошевелился, и его рука легла на ее грудь.

— Бесценная жемчужина. Моя милейшая Дженни…

— Так называл меня отец.

— Ты не против? — Он поднял голову.

— Нет, конечно, нет. — И тут Дженива рассказала Эшу об отце и Эстер, обо всем хорошем и о печальном. — Думаю, это не ее вина. Дело во мне, — закончила она.

— Нет, любовь моя, вы просто разные. Все же хорошо, что ты будешь далеко от них, в своем собственном доме.

— Ты хочешь сказать, в раю. — Она потянулась к нему за поцелуем. — Главное — это то, что я буду с тобой. Мы обязательно сохраним наше счастье, даже если не все пойдет идеально. Я это докажу тебе.

Он прижался к ней.

— Тут нечего доказывать. Я тоже сделаю все, что смогу. У тебя будет все, чего ты захочешь, — драгоценности, шелка… даже заводные игрушки, если они тебя действительно интересуют.

Дженива засмеялась:

— А как же экономия? Впрочем, для себя я ничего не хочу, только тебя.

— Разве что пищи время от времени?

— Разве что, — с улыбкой согласилась она.

— И может быть, дрова зимой?

— Да, наверное, потребуются.

— Тогда, может, чуть-чуть одежды? Расхохотавшись, Дженива толкнула его, и они, щекоча и пощипывая друг друга, свалились на простыни со следами пролитого бренди.

Когда они успокоились, Эш, вдруг став серьезным, сказал:

— Я хочу сделать тебе драгоценный подарок, Дженни. Я хочу подарить тебе луну и звезды.

— А я хочу, чтобы ты тратил деньги на свою землю и своих людей. Обещаю, что постараюсь не ворчать на тебя за это.

— Не могу придумать ничего лучшего, чем слушать, как ты ворчишь на меня.

Она с нежностью провела рукой по его груди.

— Разве это не лучше?

— Нет, не лучше. — Он улыбнулся, и она поцеловала его.

— А это? Или, может, вот это… — Дженива опустила руку и дотронулась до того приятного и мягкого, что немедленно стало твердеть под ее рукой. Она улыбнулась.

— О Боже! Ты выиграла. Хорошо, не ворчи, а говоря о… Эш лег так, что Дженива сразу поняла, чего он хочет. Не спуская глаз с его лица, она села на него, затем приподнялась и медленно ввела его в себя, настороженно следя за выражением его глаз, не делает ли она того, чего не следует делать.

Она даже не могла представить, что ей станет так хорошо, и тут же полностью опустилась на него.

— Кажется, это гораздо лучше, чем ворчать, — сказала она с хрипотцой в голосе.

— Я это запомню. — Эш прикрыл веки, и Дженива поняла, что он весь там, в том самом месте.

Она наклонилась вперед, знакомясь с новыми приятными ощущениями. Ее волосы упали налицо и грудь, и он окутал ими ее груди, не отрываясь от сосков. Она жадно глотнула воздух и крепко обхватила его бедрами, уже почти не владея собой.

Эш приподнимал ее и опускал, снова приподнимал…

— Может быть, мне все же поворчать для контраста, — спросила она дрожащим от восторга голосом, проводя волосами по его груди.

— Любимая, ты можешь работать своим острым язычком сколько хочешь, сейчас меня это не интересует, — хрипло сказал Эш.

Закрыв глаза, Дженива вместе с ним погрузилась в горячий водоворот страсти и любви. Пусть ему будет хорошо. Позднее, мокрая от пота, она заметила:

— Я уверена, что могу делать это еще лучше. Я имею в виду — ворчать.

Он лишь засмеялся, и Дженива поняла, что он сейчас чувствует. Похоже, у него не осталось сил даже на то, чтобы думать. Ей и самой не хотелось шевелиться, зато хотелось, чтобы их тела никогда не разделялись. Если бы только эта ночь могла длиться вечно!

Вероятно, в конце концов они оба задремали. Лишь когда часы, пробив одиннадцать, разбудили ее, Дженива возбужденно воскликнула:

— Боже! Нас наверняка уже ищут!

Вскочив с постели, она стала лихорадочно оглядываться в поисках своей одежды…