Зловещее сокровище

Глава IX. Выяснение отношений

До конца рабочего дня в музее оставалось чуть более трех часов, но, судя по перечисленным объемам, обойти его, а тем более внимательно изучить все представленные внутри экспонаты – это получилось бы вряд ли; на самом деле точно так и случилось, причем невзирая даже на тот существенный факт, что для большей эффективности поисков соискатели преднамеренно разделились; как бы там ни было, но все равно им удалось обследовать лишь третью часть экспозиций, а искомая частичка Проклятого сокровища так и не была никем из них обнаружена. В семнадцать часов сотрудники службы безопасности стали вежливо просить посетителей, чтобы те не торопясь начинали собираться на выход.

Спорить оказалось бы бесполезно, тем более что, прислушиваясь к здравому смыслу, еще и не хотелось привлекать к себе излишне пристальное внимание; следовательно, воодушевленные правильным мнением, предприимчивые путешественники поспешили выполнить вполне законные требования, предъявляемые как к ним, так, впрочем, и ко всем остальным, чрезмерно загулявшимся, посетителям.

Оказавшись за пределами Зимнего дворца, по общему мнению, было решено отужинать в расположенном недалеко ресторане, манящим к себе иностранным названием «Gronland». Помещения внутри выглядели довольно уютными, исполненными в стиле древнерусского, так сказать, простецкого кабака; выпирающие внутрь кирпичные стены выглядели окрашенными белой краской сильно яркого цвета; между «отсеками», в каждом из которых было установлено от пяти до десяти столов, имелись сводчатые проемы; столы устанавливались в основном деревянные, а их верхняя часть была исполнена в виде гладкого полового паркета; стулья также представлялись изготовленными из дерева, но имели мягкое сидение, в основе своей тряпичное, созданное из мягкого поролона; у столов, находившихся вблизи стен, приставлялись широкие лавки.

Удобно устроившись в тихом, уютном местечке, кладоискатели принялись за еду. Вместе с тем Аркадий к изысканной пищи решил заказать еще и дорогостоящего вина. Через какое-то время опьянев, он сделался неприлично развязным, а как следует «набравшись» (то ли наглости, а то ли и смелости), начал приставать с навязчивыми вопросами ко второму «попутчику»:

– Слушай, «мент», а ведь я хотел тебя сдать в полицию, да меня с большим трудом Викуля отговорила… парился бы ты сейчас где-нибудь на тюремных нарах.

Вся интеллигентность и воспитанность у Ковальского успешно «испарялась» по мере попадания в его кровь бодрящего алкоголя; лицо его чуть деформировалось, приняв звериное выражение. «Очевидно, утверждение, что в каждом из нас скрывается дьявол, оказалось совершенно правдивым», – подумал про себя Королев, вслух же (отлично притом понимая, что искать разум у пьяного бесполезно) тем не менее произнес:

– Чем же лично тебе, Аркаша, я смог так серьезно не угодить, когда вот, к примеру, твоя спутница жизни считает, что я появился как нельзя более вовремя?

– Это ее полное право, – «кривя харю» в презрительной улыбке, заплетавшимся языком промолвил влюбленный, изрядно уже разогретый горячительными напитками, – но, если бы мне дали право выбирать, я бы тебя, поверь, «засадил», и как можно отсюда подальше, – будешь знать, как в чужом обществе появляться! Жили мы, значит, нисколечко не тужили, а тут ты – такой «красивый»! – явился, и все наши личные планы полетели, что называется, в тартарары; сразу стало нужно куда-то ехать, кого-то спасать, словом, весь привычный уклад нашей размеренной жизни взял да и резко нарушился.

– Так тебе, получается, наше путешествие является в тягость? – зло усмехнулся Семен негодованию пьяного компаньона. – То-то, я гляжу, ты сам в него напросился! Однако еще не поздно вернуться – или ты не доверяешь своей несравненной возлюбленной? – комплимент вырвался у него случайно и возымел совсем не тот эффект, какой, казалось бы, ожидался.

– Ну всё, хватит! – резко сказала прекрасная спутница уже привычную фразу. – Я полагаю, сейчас не время, а главное, не место, чтобы выносить на обсуждение наши личные отношения?!

– Да, правильно, – осоловевшее лицо оппонента приняло чуть смущенное выражение, – пойдем-ка, Сеня, покурим.

Полицейский не курил; с другой стороны, он отлично понимал, зачем его отзывает Аркадий; следовательно, спорить офицер не стал, напротив же, охотно согласился на предложенную прогулку, по сути не совсем и увеселительную:

– Я тоже считаю, что настало время немного «припудрить носик», поэтому я охотно возьмусь совершить увлекательный и познавательный променад.

Против того чтобы мужчины отошли выяснить отношения, Виктория возражать не стала: каждой женщине приятно, когда оказывается, что она является объектом всеобщего вожделения; она не сомневалась, что дело обстоит именно так, а не как-нибудь по-другому, и нетерпеливо ждала, чем же внезапно вспыхнувшая ссора в итоге закончится.

Спустившись в туалет, Ковальский неторопливо снял очки и положил их на раковину белоснежного умывальника. Затем, развернувшись к Семену и придав себе чрезвычайно нахальный вид, развязно, вызывающе так, промолвил:

– Я вижу, «мент», как на тебя Викуля посматривает… очевидно, ты решил, что раз ты «в погонах», то тебе все будет дозволено? В этом случае даже не думай, а не то я тебе…

Не договорив фразу, полупьяный женишок, претендующий на руку прелестной красотки, расправил на правой руке пятерню и занес ее высоко вверх, как бы изготовившись для удара.

– Не то, что? – спокойно спросил участковый, ехидно улыбаясь и еще больше подзадоривая новоявленного знакомого, внезапно перешедшего в разряд непримиримого недруга. – Поколотишь, что ли, меня? Так вначале я хочу задать тебе один, совсем нетрудный, вопросик?

– Какой? – опуская руку, произнес неугомонный влюбленный.

– Аркаша, может, не надо?

– Это почему же еще?

– Знаешь ли, – злорадно усмехаясь, продолжал подначивать неприятеля полицейский, все более предвкушая неотвратимую стычку, – как говаривал в свое время один небезызвестный литературный герой, занятие сие сильно уж хлопотное, – немного переврал он высказывание, пришедшее на память из прочитанного в далеком прошлом романа.

– Вот мы сейчас и посмотрим, – уже не в силах далее сдерживаться, прохрипел полупьяный Ковальский срывавшимся от гнева голосом и, широко размахнувшись, направил свой правый кулак в лицо не вовремя появившегося соперника.

Для опытного бойца, каким являлся Семен, подобное нападение не смогло бы стать чем-то неожиданным либо из ряда вон выходящим; во всяком случае он ловко увернулся, резко отстранил корпус в сторону и одновременно повернул его на девяносто градусный угол, сделав левой ногой небольшой полушаг… несмотря на грубое нападение, сам он никаких ответных движений пока проводить не стал. Между тем его пьяный противник, разошедшийся уже не на шутку, попытался нанести «врагу» еще не менее пяти похожих ударов, попеременно чередуя левую и правую руку; однако ни один из них так и не достиг назначенной цели, потому как Королев, словно бы издеваясь, сложил за спиной ладони и «уходил» от нападения способом, аналогичным проделанному, – отклонялся корпусом то вправо, то влево.

Вдоволь намучившись с избиением пустого пространства, Ковальский решил сменить тактику нападения и произвел выпад правой ногой, направляя ее вперед и намереваясь попасть в паховую область излишне ловкого недруга. Однако и в указанном случае обученный полицейский нисколько не сплоховал: резко переведя из-за спины руки вперед, он скрестил их как ножницы, перехватил опасное маховое движение и, замкнув своеобразный «замок», заключенный правой кистью на пятке, левой же на носке, произвел резкое скручивающее воздействие. Даже подготовленный человек, причем полностью трезвый, в создавшейся ситуации был бы обречен на болезненное падение – чего уж говорить про изрядно подвыпившего поляка! – словно мешок с песком, он плюхнулся на переднюю часть своего туловища, ударившись (в том числе и всем лицом) о кафельное покрытие туалетного пола; из носа у него сразу же потекла разноцветная кровь (смешанная со слизистым выделением), под глазами подплыло – можно было не сомневаться, что его переносица сломана. После такого столкновения, то бишь поражения, у кого угодно отпало бы желание продолжать поединок; но тем не менее, чтобы закрепить достигнутый им успех, участковый уполномоченный запрыгнул на спину Ковальского, резким движением завел его правую руку за спину, уперся в нее своей аналогичной ногой, создав сильное болевое воздействие; затем привычным манером, необходимым при проведении любого приема, недружелюбно скомандовал:

– Левую руку расслабить и немедленно завести назад!

Поскольку сопротивляться дальнейшего смысла не было, побежденный «вояка» исполнил отданное ему приказание, в результате чего Королев с легкостью добился искомого результата. Когда верхние конечности соперника были надежно между собой скреплены, опытный боец обхватил подбородок недавнего, чересчур «распетушившегося», бойца обеими ладонями снизу и, натягивая переднюю часть шеи, болевым приемом завел голову назад, и немного напряг. Аркадий закряхтел. Убедившись, что все внимание недоброжелателя в последующем будем «приковано» исключительно к доводимым им фразам, полицейский начал декламировать, по его мнению, прописную, неоспоримую истину:

– Вот, знаешь ли, «дорогой друг», ну, никак я не хотел залезать в ваши с Викою отношения, но, извини, после всего здесь случившегося поступить так буду просто обязан. А если же вдруг случится, что она неожиданно выберет мою незначительную персону, то это будет ее свободный выбор, и ты, паршивец, ты, эдакий, ничего сделать не сможешь; выражаясь понятнее, пускай девушка сама решит, кто ей наиболее дорог, – надеюсь, моя нехитрая мысль понятна?

Ковальский «хрюкал» что-то нечленораздельное и невразумительное, в общем, совсем непонятное. Поняв причину, Семен сразу же ослабил захват, закрепленный на его подбородке, и, чуть-чуть освободив у побежденного голову, повторил вопрос, произнесенный им буквально секунду назад:

– Так как, Аркаша, все ли тебя понятно?

– Да, да, я все уразумел, – еле слышно проговорил несостоявшийся хулиган, от полученных телесных мучений враз протрезвевший и как-то поникший.

Королев снял болевое воздействие и помог незадачливому сопернику встать с пола на ноги. Далее, он протянул ему руку и доброжелательным голосом произнес:

– Давай так: не стоит, я думаю, сориться из-за какой-то незначительной ерунды. Твоя женщина не давала пока еще никакого повода, чтобы думать про нее как-нибудь плохо. То же обстоятельство, что она посматривает на меня с чисто женской оценкой, примеряя на предмет вероятности возможного полового партнера – ну и что? – ты ведь тоже на других, красивых женщин и девушек, смотришь… или же, скажешь, я в чем-то неправ?

Ревнивый мужчина хотя и с явной неохотой, но тем не менее осуществил вынужденное рукопожатие. Алкоголь постепенно покидал его просвещенную голову; оставалось же в ней лишь легкое непонимание сложившейся ситуации, сопряженное с невольным оцепенением. Аркадий вновь приобретал привычное для себя интеллигентное выражение. Умывшись и немного оправившись от нервного потрясения и, наверное, сотрясения головного мозга, он сделал вполне закономерное заключение:

– Да, видимо, я сегодня перебрал, и, похоже, значительно.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – произнес победитель, хлопая недавнего разъяренного неприятеля по плечу и весело улыбаясь, – давай сделаем так: пока нет никаких признаков, указывающих, что твоя возлюбленная выказывает мне слишком уж откровенную симпатию, мы неприятную тему поднимать не станем; ну, а потом – если вдруг что? – пусть свой выбор сделает Вика, а проигравший пускай с честью отодвинется в сторону; сразу скажу, активных действий, направленных на привлечение к себе ее пристального внимания, в нашем случае я предпринимать не буду, но и отвергать ее благосклонность – когда вдруг такая возникнет – я тоже не собираюсь. Еще раз спрошу: готов ли ты играть честно?

– Да, – печально ответил Ковальский, – будь что будет.

Когда враждующие стороны вернулись к прекрасному «объекту» своих мысленных вожделений, иначе молодой женщине, бесцеремонно оставленной ими для выяснения отношений, она, наигранно нахмурив недовольный лобик, но и притворяясь вместе с тем равнодушной, спросила:

– Вы что, настолько заняты своими насущными проблемами, что и про меня совсем позабыли? Я уже начала подумывать, что никогда не дождусь вашего возвращения, и уже даже предположила, что про меня компаньоны и вовсе забыли, а сами, «гадкие», отправились спасать Мир в полном мужском одиночестве.

Королев, кивнув недавнему спарринг-партнеру, взял на себя обязанность объяснять причину вынужденной задержки:

– Аркаше вдруг стало плохо, – прицепилось же к языку имя, что называть нового знакомого как-нибудь по-другому он уже просто не мог, – он потерял равновесие, после чего, конечно же, упал и ненадолго лишился сознания, – пришлось оказывать ему первую помощь, – сказал серьезно, но внезапно, решив свести ситуацию в игривую шутку, улыбнувшись, добавил: – И даже делать искусственное дыхание!

– Фи, – придав своему лицу оттенок жуткого отвращения, с недовольством выдохнула Багирова, хотя и отлично понимала, что выдвинутая ей версия является полной неправдой; в следующий миг, невольно подыгрывая, она тем самым неумышленно оскорбила верного ей избранника: – Как все это неприятно.

Аркадий старался держаться, однако от взгляда опытного полицейского все-таки не ускользнула «легкая тень» озлобленности, на долю секунды исказившая его побитую сущность. «Надо бы за обиженным парнем приглядеть повнимательней, а то как бы чего не вышло?..» – логично размыслил бывший оперативник.

Все прекрасно понимали, что дальнейшее нахождение в ресторане является неуместным и стали собираться на выход. По пути в отель решили все же заехать в травм-пункт и проверить у Ковальского часть лица, поврежденную в непродолжительной драке; в итоге переносица у него оказалась не сломанной, но перегородка напрочь отклонилась в правую сторону; впрочем, даже без оперативного вмешательства медработники умудрились вернуть ее на прежнее место, после чего зафиксировали двумя тампонами, засунув их в обе ноздри и заявив, что так нужно будет ходить не менее месяца. Как нетрудно догадаться (причем и вопреки протестам возлюбленной), сражу же по выходу на улицу, пострадавший извлек их наружу, вполне справедливо для себя рассудив, что рано или поздно все само собой образуется.

Таким образом, вечер в тот день затянулся, а значит, попасть в кровать у участников экспедиции получилось уже после глубокой полуночи.