В самолете во время полета в Калифорнию Спенсер смотрел в иллюминатор. Он наконец согласился, после нескольких телефонных звонков от Элизабет из Сан-Франциско. Она настаивала, говорила, что будет весело, приедут оба ее брата, много друзей. Не то чтобы Спенсер не хотел ехать, но он не знал, что будет там делать. В течение нескольких месяцев он чувствовал ее тонкое влияние, нежно убеждающее его в том, что она говорила верно, там, на Палм-Бич, после Рождества, – что они отличная команда, и это лучшее, что может предложить жизнь. Он еще не был полностью убежден в этом, но признавал, что они отлично проводили время в постели, что редкая женщина сравнится с ней. Он пытался было увлекаться всеми подряд, чтобы доказать себе, что она лучше, но не слышал музыки и поэзии. Громы и молнии, как она это называла. Он встречал смертельно наскучивших ему женщин, с которыми он не знал о чем говорить более получаса и считавших, что Наполеон – это только десерт. Он устал от них, ни в ком не было ее огня. И лишь самолюбие его тешилось, если одна из них хотела его так же сильно, как Элизабет. Он знал ее больше года, и, надо сознаться, ему не было с ней скучно. Он дал себе зарок не допускать никаких безумств в Калифорнии. Через неделю ему возвращаться, а он еще мечтал побывать в Буневилле у Бойда и Хироко и... может быть... совсем случайно встретить Кристел.
Он знал, что ей сейчас что-то около восемнадцати, и представлял, как она изменилась за два года, но, наверное, осталась такой же красивой, волшебной, необыкновенной. Он помнил, как она на него смотрела, в душе у него все сжималось при этих воспоминаниях. Он знал, что Элизабет посмеялась бы над ним, расскажи ей об этом. По сравнению с Элизабет Кристел была неискушенным ребенком. Сейчас она, должно быть, повзрослела. Ему очень хотелось увидеть ее, несмотря на то что эту встречу трудно себе представить.
Самолет приземлился в Сан-Франциско, и Спенсер намеревался взять напрокат машину и ехать прямо к озеру. Элизабет говорила, что это в шести часах езды от города, а он не хотел терять попусту время. У него было только шесть дней. Он остановился у рекламного табло, чтобы выбрать машину, когда услышал позади себя знакомый голос:
– Ищешь машину?
Он повернулся и увидел улыбающуюся Элизабет. На ней были белые спортивного покроя брюки, красный свитер, нитка жемчуга, которую она носила всегда, блестящие каштановые волосы тщательно уложены под маленькой соломенной шляпкой, в ушах – крошечные бриллиантовые сережки, подаренные матерью. Он был тронут, что она приехала встречать его в аэропорт. У нее был вкус, и это ему тоже очень нравилось. Он внезапно попенял себе, что постоянно сравнивает ее, взвешивает ее актив и пассив, «за» и «против». Все рациональное претило ему. Всегда, всю жизнь он был романтиком. Но с Элизабет романтике не было места. Об этом не могло быть и речи.
– Что ты здесь делаешь? – неловко спросил он, целуя ее, хотя это и так было понятно.
– Я приехала за тобой. Думаю, ты слишком устал, чтобы вести машину. Как полет?
Ни тебе «я скучала», «я люблю тебя», но в конце концов она здесь, и это кое-что значило.
– Спасибо, что приехала, Элизабет. – Он нежно посмотрел на нее своими синими глазами. – Как доехала?
– Я приехала в город вчера.
Она – сама практичность и организованность. Его это восхищало. Они прошли через багажное отделение, и она подшучивала над ним, что он взял с собой дипломат.
– Это дало возможность чем-то заняться во время полета.
– Жаль, что ты не летел со мной, я бы нашла, чем тебя занять.
Это ему тоже в ней нравилось. Она была, выражаясь на местном южном диалекте, девушка с огоньком.
– Кстати, ты взял принадлежности для гольфа?
– Нет, только теннисные ракетки. – Он засунул их в чемодан вместе с вещами.
– Да ладно, братья дадут тебе свои.
Откровенно говоря, он ненавидел гольф, но не хотел оскорбить ее чувства – все мужчины в ее семье играли в гольф.
– Еще мы собираемся послоняться по округе, а мама категорически настаивает на деревенских танцах и катании в повозках.
– Звучит весело. Как поездка в летний лагерь. При себе иметь футболку с вышитой эмблемой, бойскаутский нож и вещмешок.
– Ладно, заткнись. – Она чмокнула его в щеку, и они пошли к машине. Это была новая модель «шевроле». Они купили его специально для летнего отдыха у озера. Она рассказала ему все семейные новости, о том, что Иэн и Сара приехали вчера. Они были в прекрасном настроении и через две недели собирались в Европу, к родителям Сары, на их ферму в Шотландии. Они ездили туда каждый год. Элизабет говорила об этом с гордостью, ведь так шикарно – иметь летнюю резиденцию. Спенсер положил чемодан на заднее сиденье и предложил вести машину.
– Ты уверен, что не очень устал? – Она заботливо посмотрела на него, и он улыбнулся, почувствовав радость от того, что приехал сюда, несмотря на все свои сомнения.
Он, однако, не был готов к тому грандиозному зрелищу, которое представлял их летний дом: огромное каменное строение с прекрасной территорией и полдюжиной домиков для гостей. Эти так называемые домики были больше, чем дома у иных людей.
Они прибыли за полночь, но дворецкий ожидал их с горячим шоколадом и сандвичами, которые Спенсер мгновенно уничтожил. Немного позже подошли Иэн с Сарой и старший брат Элизабет, Грег. У всех было отличное настроение после ночного купания в озере, которое, заверила Сара, было очень холодным. Завтра они собирались рыбачить и пригласили Спенсера с собой.
Жизнь протекала просто, счастливо, полная смеха и интересных встреч. Из Сан-Франциско приезжали гости, и в доме проходили великолепные обеды, когда все собирались в огромной столовой и сидели за длинным столом. Элизабет чудесно выглядела при свете свечей, и Спенсер приятно проводил время в долгих беседах с ее отцом. Он даже играл с ним в гольф, беспрестанно извиняясь за плохую игру. Но судья Барклай, казалось, не обращал внимания, ему нравилось беседовать со Спенсером, он считал, что его дочь сделала хороший выбор. Для Спенсера неделя окончилась неожиданно быстро. Он намеревался уехать на день позже, ему очень не хотелось возвращаться в Нью-Йорк, в адвокатскую контору.
– Почему бы тебе не отпроситься еще на недельку? – предложила Элизабет, когда они лежали в лодке, нежась под теплыми солнечными лучами. Спенсер рассмеялся, глядя на нее. Ей, видимо, кажется, что все такие важные, как ее отец.
– Не думаю, что они будут очень рады.
– Не хочу, чтобы ты уезжал. – И добавила печально: – Мне будет одиноко без тебя.
– В окружении семьи и сотни друзей? Не будь глупой, Лиз.
Но он признавал, что тоже будет скучать по ней. Он уже не собирался к Вебстерам в Александровскую долину. Времени немного, а здесь все так приветливы. Ему даже стало казаться, что он любит ее.
– Когда ты приедешь в Нью-Йорк?
Они прокрадывались друг к другу в комнаты все это время, и ему вдруг стало тоскливо провести без нее следующий месяц.
– После Дня независимости. А потом вернусь в эту чертову школу. – Она повернулась на живот и мрачно посмотрела на него.
Они лежали в одной из двух барклаевских моторок.
– Ты говоришь о ней как о тюрьме. – Он мягко рассмеялся, и она улыбнулась, нежно касаясь пальцами его губ.
– Правда? Без тебя это действительно как тюрьма.
Ему вдруг захотелось, чтобы она была с ним в Нью-Йорке. Теперь он знал, что хочет быть с ней, что наконец засверкали молнии. Он сидел, прислушиваясь к себе, не ударит ли еще гром.
– О чем ты сейчас думаешь? – Она смотрела на него, сощурившись, стараясь разгадать, что у него на уме. Вечно он ускользает.
– Думаю, как буду скучать без тебя.
Это все озеро. Он никогда не видел места красивее, с высокими соснами, великолепными горами. Здесь все так просто, так чисто, натурально и счастливо. Он любил такие места и хотел, чтобы эта неделя не заканчивалась. Элизабет посмотрела на него с нежностью. Она любила смотреть в его глаза, слушая, что он говорит.
– Я тоже буду очень скучать о тебе, Спенс. – Он улыбнулся глупому имени, но оно было не глупее Лиз, которое ей вовсе не шло. Не говоря ни слова, он обнял ее и поцеловал, а потом сам удивился, произнеся то, что она ждала от него со дня их первой встречи: – Мне кажется, я тебя люблю.
Она счастливо улыбнулась:
– Да, тебе понадобилось много времени. Он засмеялся:
– Что ты несешь? Я наконец осознал, что люблю тебя, а ты намекаешь, что мне следовало сделать это раньше.
– А я уже начала думать, что останусь старой девой.
– Ну, в двадцать один я бы не стал беспокоиться.
Тут до него дошел смысл того, что она сказала, понял, что должен сделать что-то еще. Она действительно стала ему близка и действительно что-то для него значила. Как она когда-то сказала, вместе они многого добьются.
– Ты выйдешь за меня, Элизабет?
– Это что, формальное предложение? – спросила она взволнованно.
Тогда он опустился перед ней на одно колено и улыбнулся:
– Да, ты согласна?
– Черт, конечно, да! – вырвалось у нее радостное восклицание. Она обвила его руками, чуть было не перевернув лодку.
– Осторожно! Ради всего святого, не опрокинь нас, а то все обернется трагедией.
– Нет, любимый. Это я тебе обещаю. Будет очень счастливый конец.
Он поцеловал ее, тоже уверенный в этом, и они поплыли назад, объявить всем домашним. Он чувствовал себя немного по-дурацки. Довольно трудно делиться своим личным с целой семьей.
Они нашли отца в гостиной разговаривающим по телефону с Вашингтоном. Он закончил разговор и повернулся к ним с улыбкой. По его улыбке Спенсер понял, что он уже обо всем догадался. Элизабет выглядела так, будто проглотила целую стаю канареек.
– Что, Элизабет? – спросил он, улыбаясь им обоим. Элизабет прекрасно знала, что отец без ума от Спенсера.
Она не стала дожидаться, пока Спенсер заговорит, ей хотелось поскорее сообщить все самой.
– Спенсер сделал мне предложение! – Она вся светилась и обернулась к своему будущему мужу, как бы ища поддержки.
– Мне следовало это сделать намного раньше, сэр. Вы нас благословляете?
Гаррисон Барклай поднялся с места, пожал Спенсеру руку, доброжелательно глядя на них:
– Желаю вам счастья. – Он обнял дочь и посмотрел на нее серьезно. – Когда вы планируете свадьбу?
– Боюсь, не раньше, чем через год. Мы еще обговорим это.
– Что касается меня, я бы хотел, чтобы Элизабет закончила школу, но полагаю, что два года – слишком много для влюбленных. Значит, через год. Вы можете пожениться... ну, скажем, через год. А на последний год Элизабет может перевестись в Колумбию, если вы планируете жить в Нью-Йорке.
– Насколько я знаю, да. Июнь – вполне приемлемо.
Спенсер остался доволен, а Элизабет выглядела очень разочарованной.
– Почему я должна оставаться в школе? – захныкала она, совсем как ребенок.
Отец твердо ответил:
– Потому что ты слишком умна, чтобы оставить ее, а Вассар – отличная школа. До июня осталось только десять месяцев. Мы объявим о помолвке и отпразднуем ее, а потом ты будешь занята, планируя свадебную церемонию с твоей мамой.
Как раз в этот момент в комнату, широко улыбаясь, вошла его жена.
– Прицилла, у нас грандиозная новость. – Он произнес это, переводя взгляд со Спенсера на дочь. – Дети обручились.
– О дорогая... – Она обняла дочь и поцеловала будущего зятя, у которого было впечатление, что его подхватила волна и несет в открытое море. За минуту он успел обручиться и уже жениться в июне.
Но он же этого хотел.
Все возбужденно переговаривались, и за ленчем объявили о помолвке. Иэн был доволен, Сара пришла в восторг. Спенсер позвонил родителям. Пришли к соглашению, что помолвку отпразднуют в Сан-Франциско после Дня благодарения. Спенсер заверил, что убедит родителей прилететь на праздник. Элизабет заявила, что хочет венчаться в кафедральном соборе. Она все не могла успокоиться, что ей предстоит провести еще год в этой школе, но Спенсер постарался утешить ее, убедив, что она будет приезжать в Нью-Йорк каждый уик-энд.
Этот день вымотал Спенсера. Он пошел в свою комнату и стал ждать Элизабет. Он с трудом переспал с ней, едва не уснув в ее объятиях, убеждая ее вернуться к себе в комнату, а потом было уже утро. Элизабет отвезла его в город, проводила в аэропорт. Она сказала, что проведет в городе несколько дней, ей нужно кое-что купить. Целуя ее на прощание, он все еще испытывал изумление. Он сел в самолет и смотрел, как уплывает под ним Сан-Франциско, как они подлетают к Нью-Йорку. Он действительно собирается жениться на Элизабет Барклай.