Звездолов

15.

Очнулась Марсали от громкой ссоры и сначала решила, что это ей снится, но мужские голоса были слишком знакомыми, и ругались они прямо у нее над ухом. Что бы им успокоиться поскорее! Стук сердца гремел у Марсали в ушах, больно отдавал в висок, и чувствовала она себя донельзя глупо: надо же, в кои-то веки упала с коня…

— Ты говорил, ей ничто не угрожает!

— Два месяца назад ты что-то не пекся так о ее безопасности!

— Я никогда не посадил бы ее на необъезженную лошадь!

— Ты был готов отдать ее в жены изменнику и трусу!

— Вряд ли он потащил бы ее, бесчувственную, через вонючую клоаку!

— Эй, она приходит в себя, — зазвенел третий голос, — и ваша ругань ей вовсе ни к чему.

— Бедная девочка! — вздохнул четвертый.

До Марсали донеслась приглушенная брань; затем все стихло. Она знала, что на нее смотрят, и, рассудив, что чему быть, того не миновать, осторожно пошевелилась, проверяя, целы ли кости, потом приоткрыла глаза, моргнула… Голову пронзила острая боль.

Над нею склонились четыре встревоженных лица. Она была в хижине, лежала на одеяле у стены против очага. Она не бредила и не спала, слух не обманул ее, все было именно так: у ее изголовья на коленях рядышком теснились Патрик и Гэвин.

Неужели и Гэвин взят в заложники? Но вел он себя совсем не как пленный…

— Гэвин?

— Ага. Этот душегуб говорил, что ты в безопасности, но я решил убедиться сам. В безопасности?! Хм!

Он кипел от гнева, но Марсали ясно видела, что этот гнев приутих, стоило ей очнуться.

Решил убедиться сам. Значит, он здесь не в плену, а по собственной воле. В голове у Марсали неожиданно прояснилось.

— Вы заодно?

Гэвин усмехнулся:

— Ты, оказывается, не разучилась соображать. Разумеется, мы заодно.

— Но как… с каких пор?.. — Язык не слушался Марсали.

— Ох, любишь ты задавать вопросы, — с тайной гордостью отозвался Гэвин. — Вечно хотела дознаться, отчего это луна встает ночью, а солнце — днем.

— Черт бы тебя побрал, — рассердилась она. Сердце болело, и отгадывать загадки совсем не хотелось. Что за человек ее брат! Она вопросительно взглянула на Патрика. — Патрик?

— Родная моя, — растерянно откликнулся тот. Его слова были лучше всякого бальзама для ее синяков, согревали лучше огня в очаге, она вбирала в себя звук его голоса, расслабленно нежилась в нем.

Хирам протянул ей полную чашку. Она машинально отпила глоток — в чашке оказалось вино, — проверяя, слушается ли ее тело, руки, ноги, пальцы. Вроде все на месте — все, кроме рассудка. До сих пор Марсали силилась и не могла понять, что здесь делают вместе Патрик и Гэвин.

Морщась от боли, она повернула голову, и ей в щеку ткнулись два мокрых носа, а два длинных тельца, отталкивая друг друга, пристроились в сгибе ее руки.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно хмурясь, спросил Патрик.

— А как, по-твоему, она может себя чувствовать? — вскинулся брат, готовый немедленно возобновить спор о ее безопасности.

— Не надо винить Патрика, — возразила Марсали. — В этом, — многозначительно добавила она.

— Это я виноват, — заговорил Хирам. — Не надо мне было кричать ей, когда вы показались, и тем более позволять ей ездить верхом, но… — И он сокрушенно развел руками.

— И ты не виноват, — запротестовала Марсали. — Я сама зазевалась.

Она попыталась сесть, но голова раскалывалась от боли; тогда, рухнув обратно на одеяло, она внимательно посмотрела на Патрика, затем на Гэвина, снова на Патрика и нахмурилась.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она Гэвина, стараясь не обращать внимания на шум в ушах. — Ты ведь… не заложник?

Ответил Патрик:

— Я привез его сюда, чтобы он увиделся с Быстрым Гарри и с тобой. У вас у обоих такие тревожные глаза, что мне захотелось успокоить вас.

— Но… — начала Марсали, и тут новая волна боли обрушилась на ее голову, и она бессильно прикрыла глаза.

Патрик рванулся к ней, и в тот же миг ласки оставили свое уютное гнездышко в сгибе руки Марсали, а Изольда вспрыгнула ей на грудь, громко вереща.

Гэвин рассмеялся, поднял Изольду за шкирку, но та извернулась и укусила его, и он от неожиданности уронил ее на Марсали.

— Раньше она никогда так не поступала.

— По-моему, — заметила Марсали, — сейчас они оба сердиты на весь род мужской, и я не могу их в том винить.

На нее устремились четыре укоризненных и сконфуженных мужских взгляда.

— Все вы с вашими секретами, — продолжала она, кипя от гнева, и даже голос ее постепенно окреп. — И с вашими войнами и драками. Нас, женщин, вы считаете неспособными думать и понимать поведение мужчин, а мы понимаем, и намного лучше вас самих, потому что это нам приходится лечить ваши раны, ждать вас и оплакивать, когда вы не возвращаетесь. Сидеть дома и мучиться от неизвестности куда тяжелей, чем махать саблями на поле боя. Да, для этого требуется побольше мужества.

Договорив, она снова попыталась сесть, и Патрик тут же взял ее за руку, чтобы помочь.

Марсали вырвала у него руку и сердито сверкнула глазами на четверых мужчин. Потом, стиснув зубы, уперлась ладонями в пол, поднялась на руках и села, прислонившись к каменной стене. Зверьки не отходили от нее и скалили зубы.

— Господи, Марсали, я и не знал, что у тебя такой крутой нрав, — опасливо заметил Гэвин.

— Ты никогда не трудился узнать, — огрызнулась она. — Тебе нужен был лишь ухоженный, прибранный дом, и я старалась изо всех сил сделать его таким, и любила тебя, и хотела только… — На этих словах ее голос сорвался.

— Хотела только?.. — мягко повторил Гэвин.

— Чтобы… со мною обращались как с человеком. Чтобы… меня тоже любили.

— Мы любим тебя, — недоуменно сдвинул брови брат.

— Тогда отчего ты хотел продать меня Эдварду Синклеру?

Гэвин отвел взгляд.

— Отец считал его хорошим мужем для тебя.

— Не считал он его хорошим мужем для меня. Он считал, что для него Синклер будет хорошим союзником в войне. Его я еще могу оправдать: он ослеплен яростью и горем, но ты? Мой брат? Ты же с самого начала не был согласен с отцом, тебе не нравился Эдвард, но ты ничего не сказал! Так ведь?

— Верно, — сокрушенно признал Гэвин. — Мне надо было бы бороться за тебя, но я понимал, что за Патрика отец все равно никогда тебя не выдаст. А с Эдвардом, по крайней мере, ты жила бы недалеко от нас.

У него был настолько жалкий вид, что Марсали уже не могла на него по-настоящему сердиться; кроме того, от гнева у нее еще сильней разболелась голова. Но она решила не уступать.

— А ты… — И она негодующе взглянула на Патрика. — Ты бросил меня в этой глуши на целых три дня одну сходить с ума от тревоги, думая, что вы где-то с Гэвином убиваете друг друга!

— Марсали, — робко возразил Патрик, — мы с Гэвином встречались за день до того, как я привез тебя сюда. Я же говорил тебе тогда…

— Но не сказал, что вы остаетесь друзьями. Не пожелал ответить, о чем вы говорили, как прошла ваша встреча, — просто промолчал. А из того, что было мне известно, я могла лишь гадать, какое ты примешь решение. Я хорошо знаю настроение твоего отца. Вдруг бы ты решил, что Гэвин — твой враг на всю жизнь и его надо убить при первой же встрече?

Патрик покосился на Гэвина. Гэвин беспомощно пожал плечами. Хирам жался в дальнем углу, тщетно стараясь сделать вид, что ему ни до чего дела нет. Быстрый Гарри и стараться не стал: он жадно слушал.

Патрик решил отстаивать свою правоту:

— Лучше было никому не знать, о чем мы договорились с Гэвином.

— Но Хирам ведь знал, правда? — возразила Марсали. — И Руфус, наверное, тоже.

Виноватый взгляд Патрика подтвердил ее догадку.

— Кто еще знает? — спросила она.

— Никто, — ответил Патрик. — Клянусь. Гэвина мне пришлось привести сюда, чтобы он увиделся с Гарри. Я боялся, что иначе Гарри не останется с нами, а силком его удерживать не хотел.

— А меня, значит, можно удерживать силком? — взвилась Марсали, но взрыв гнева породил новый приступ боли в висках и затылке.

— Нет, родная, и тебя я держать не хочу, — сказал он, и голос его сразу потеплел. — Совсем не хочу. Вот еще поэтому я и привел к тебе Гэвина, чтобы ты узнала, что мы вместе и этот план не только мой. — Он помолчал, в глазах мелькнуло сомнение, но продолжал говорить:

— После всего, что случилось, я не знал, поверишь ли ты мне, если твой брат не подтвердит моих слов.

Марсали хотела что-то сказать, но он приложил ей к губам палец.

— Дай мне договорить, девушка. Прошу тебя. Мне непросто говорить такое. Я научился слушать себя однрго и жить только своим умом, но вот я понял, что не прав. Я просил тебя о том, чего сам не согласен был дать. Я хотел, чтобы ты мне верила, а сам я поверить не сумел. Даже тебе.

Он просил понять его. Он раскаивался. Более того, он признавал, что не прав.

Их взгляды встретились. Палец Патрика, все еще лежавший на губах Марсали, легко скользнул по ним, отвел, едва касаясь. Эта простая ласка сразу согрела ее, тепло разлилось по всему телу до самых кончиков пальцев, и гнев растаял, не в силах противостоять его искреннему раскаянию.

Гэвин кашлянул.

Марсали вдруг вспомнила, что они с Патриком не одни в комнате. Левый уголок губ Патрика, видный только ей, дрогнул в грустной улыбке: Патрик тоже забыл, где они, и признавал это.

Оглядевшись, Марсали увидела, что Быстрый Гарри ретировался в свой дальний угол, Хирам топтался возле двери, а Гэвин, наоборот, по-прежнему стоял поблизости. Тристан и Изольда, сердитые, со вздыбленной на загривках шерстью, готовы были немедля напасть на Патрика при малейшем подозрительном движении с его стороны.

Нет, это было уже слишком. К тому же голову снова сжало как в тисках, и Марсали болезненно поморщилась.

— Хирам, — позвал Патрик, — принеси ей на голову мокрую холодную повязку. Давай, родная, я помогу тебе лечь.

Он осторожно опустил ее на одеяло. Она закрыла глаза. Пальцы Патрика ощупали чувствительное место над правым виском, в месте ушиба. Марсали вздрогнула, потянулась дотронуться до головы сама и обнаружила шишку — довольно большую, но и только. Ни ссадины, ни ранки.

— Девочка моя, — вздохнул Патрик, — я так испугался, когда увидел, что ты падаешь.

— Я не падала.

— Ну да, конечно.

— Вы с Гэвином как из-под земли выросли. — Ей стало немного легче, но стоило повернуться слишком резко, и в голове снова начинался шум, точно там обосновался кузнец, без конца лупивший молотом по наковальне.

— Да, этим-то и ценны здешние места, — ответил Патрик. — Мало кто о них знает, а попасть сюда можно только одним путем — с юга, по узкой горной тропке. И все же, если Быстрый Гарри согласен, мы устроим его в пещере наверху, где держали лошадей. Там вообще можно ничего не бояться.

Тут у изголовья Марсали бесшумно возник Хирам с мокрой тряпкой, и Патрик осторожно положил ее на лоб. Затем, не вставая с колен, откинулся на пятки и взглянул на Быстрого Гарри.

— Ты можешь выйти наружу?

— Да, если мне помогут, — ответил тот.

Хирам поспешно подал раненому руку, помог подняться, подставил плечо и, поддерживая, вывел его из хижины. Гэвин вышел следом. Патрик подождал, пока закроется дверь, и обернулся к Марсали.

— Они ведь ждут тебя там, чтобы без помех обсудить, что вам делать дальше? — обиженно спросила она.

— Нет, — возразил он. — Довольно с нас секретов, любимая. Хирам пошел задать корму коням, Гэвин хочет поговорить с Быстрым Гарри с глазу на глаз. А я хочу побыть с тобой. — Он не сводил с нее тревожного взгляда, без конца косясь на ушибленный висок. — Если б я мог взять твою боль себе…

— Ничего. — Боль в голове и впрямь ничего не значила по сравнению с чудесным теплом, разлившимся по всему телу от его слов.

— Я один виноват. Во всем, что ты выстрадала за это время, виноват я один. Неделями ты сидела взаперти у себя в спальне, на хлебе и воде, потом тебя, опоенную, увезли из родного дома, оставили беззащитную перед злобой моего отца, потом притащили сюда и снова оставили одну…

— Тс-с-с. — На этот раз она прижала палец ему к губам.

Он схватил ее руку, поцеловал кончики пальцев, и лицо его исказилось, как от сильной боли.

— У меня сердце оборвалось, когда я увидел, что ты падаешь.

— Я никогда не падаю.

— Знаю, — согласился он. — Иначе я ни за что не разрешил бы Хираму дать тебе сесть в седло.

Разрешил. Это слово резануло ей слух и всколыхнуло противоречивые чувства. Да, Патрик называл ее любимой, но ей хотелось, чтобы ее любили как равную, а не как слабую. Между тем он начал осторожно массировать ей виски, боль чуть отпустила, и вместе с болью ушло раздражение. У него такие ласковые руки…

— Элизабет по тебе скучает, — шепнул он. — И я тоже.

У Марсали сладко заныло сердце, но вопросы все не давали ей покоя.

— Что вы с Гэвином задумали?

Патрик вздохнул, сел рядом с ней, но стоило ему подвинуться ближе, чтобы опереться на ладонь, как один из зверьков воспользовался этим, бросился, вонзил острые, как иглы, зубки ему в запястье — и тут же ретировался и уютно свернулся клубочком, довольный тем, что отомстил обидчику.

— Изольда! — укоризненно ахнула Марсали, но та, лишь едва повернув мордочку, лукаво оскалилась и примостилась к Тристану, думая, что теперь ее никто не видит.

С руки Патрика капала кровь. Марсали с трудом приподнялась, оторвала полоску ткани от подола рубахи и, хмурясь, перевязала крохотные ранки.

Патрик сидел смирно, не мешая ей, и неловко улыбался.

— Хорошо, что у тебя нет ручных леопардов.

Она улыбнулась в ответ, тоже робко, несмело, и хотела лечь, но он обнял ее за плечи и привлек к себе. Не противясь, она послушно прильнула к нему, положила голову ему на грудь.

— Как тебе удалось справиться с Тристаном и Изольдой?

— Оказывается, они не прочь клюкнуть, — широко улыбнулся Патрик. — Я обнаружил, что, пропустив рюмочку, твои приятели делаются куда любезнее. Но сейчас, видимо, они маются похмельем, а виноватым считают меня.

Марсали засмеялась, но он продолжал уже серьезно:

— Я привез их, потому что не знал, как долго пробудет здесь Быстрый Гарри и придется ли тебе остаться с ним. Но он вроде держится молодцом, так что я хотел бы вернуться с тобою вместе.

— В Бринэйр?

— Да.

У Марсали сразу испортилось настроение. Конечно, она любила Элизабет, но Бринэйр для нее все равно был тюрьмой. Здесь у нее было хоть немного свободы, и она чувствовала, что делает что-то полезное.

— Я бы лучше осталась, — сказала она. Патрик помолчал.

— Не знаю, безопасно ли здесь, — ответил он наконец.

— Ты говорил, никто не знает о хижине.

— Не совсем так, — поднял он бровь. — Кто-то ведь донес моему отцу, что Маргарет встречается здесь с любовником.

Марсали обвела изумленным взглядом тесную каморку с закопченными стенами.

— Так это было тут?

— Да.

— Ты хочешь оставить Быстрого Гарри здесь?

— Да, но только не в хижине, а в пещере, где Хирам держал лошадей. Скорее всего ему и так ничего не угрожало бы, но я предпочитаю не рисковать совсем — ни им, ни тобою.

— Я тоже могла бы остаться в пещере.

Патрик не отвечал, и она подняла на него глаза. Он заметно помрачнел.

— Тебе так плохо в Бринэйре?

— Твой отец не хочет меня там видеть, я чувствую, как он ненавидит меня, а тебя никогда нет дома, — честно ответила Марсали.

— Ты не можешь остаться с Быстрым Гарри одна, — вздохнул он, — а Хирам нужен мне самому.

Конечно, он был прав. Если кто-то знает об этом месте, она не сможет защитить ни себя, ни раненого, а попасть в плен еще к кому-нибудь ей хотелось меньше всего.

И потому Марсали снова задала вопрос, который был для нее самым важным.

— Что вы с Гэвином задумали?

Патрик надолго замолчал, но потом наконец кивнул:

— Пожалуй, ты должна знать.

С растущим изумлением она выслушала его рассказ. Замысел был просто великолепен — ничего лучше ей никогда не приходилось слышать. Мало-помалу она начала улыбаться, а к концу рассказа головная боль почти прошла.

— И что же, Гэвин согласился?

— Да. Кое-что даже сам придумал.

— Кто еще знает?

— Руфус. Он сейчас нанялся к Синклеру — вдруг удастся что-нибудь обнаружить. Хирам. Теперь ты. Со временем, конечно, догадаются и другие, — поморщившись, признал Патрик, — но мы очень тщательно отбирали людей для набегов. У них у всех есть родные и друзья в обоих кланах, и потому они без крайней надобности не применят силу. Нам нужно только время. Боюсь, у Синклера лопнет терпение и он пойдет на чрезвычайные меры, — с тревогой закончил он.

— Какие меры? — беспокойно спросила Марсали.

— Еще один набег, — мрачно ответил Патрик. — Теперь он наверняка злится, что его план не удается, и не станет долго ждать.

Марсали ласково дотронулась до его раненого запястья, заглянула ему в глаза.

— Расскажи, что вы узнали про тетю Маргарет. Если бы мы раскрыли эту тайну…

— Да, — кивнул он, — Маргарет — ключ к решению. Потому мне так нужно время. Мои люди сейчас ищут тех двух, что пришли тогда к моему отцу с россказнями о ее измене, а потом куда-то бесследно исчезли.

— Так ты не веришь, что она изменяла ему?

— Не верю. Элизабет говорила мне, что Маргарет искренне любила отца и даже считала, будто он тоже ее любит. Кто-то потрудился на славу, чтобы заставить его поверить в ее неверность, и я думаю, что это был Синклер.

Все так, все так…

— Как ты думаешь, она еще жива? — медленно спросила Марсали.

Патрик стиснул зубы.

— Сомневаюсь. Но клянусь тебе, родная, я докопаюсь до правды.

— А мое исчезновение из Бринэйра? Как ты его объяснил?

— Сказал правду — по крайней мере, наполовину. Все знают, как ты умеешь лечить, — вот я и сказал отцу, что ты выхаживаешь по моей просьбе одного моего знакомого и его жену, а Хирам остался охранять тебя.

— И он поверил?

Патрик невесело рассмеялся:

— А что ему оставалось — назвать сына и наследника лжецом? Я слишком нужен ему, чтобы он стал так рисковать. Клан подчиняется лэрду, а не титулу маркиза и может избрать нового лэрда, если пожелает. Отец не может позволить себе расколоть клан. И Гэвин тоже не захочет, чтобы его клан разделился надвое, потерял силу и стал легкой добычей для Синклера.

До Марсали дошло наконец, насколько серьезно то, что говорит Патрик, и в ушах у нее снова застучало. Старшие в кланах присягали вождям — Дональду Ганну и Грегору Сазерленду, долгие годы сражались бок о бок с ними и рассчитывали на их поддержку и защиту. Более молодые могли взять сторону Патрика и Гэвина, но подобный выбор расколол бы кланы, натравил бы отца на сына и сына — на отца.

— Гэвин не сделает ничего такого, что могло бы ослабить клан, — пробормотала Марсали. — Удивляюсь, как ты уговорил его участвовать в своей затее. Если отец узнает, он лишит его наследства!

— Да, — согласился Патрик, — нас обоих лишат наследства, если наши отцы узнают, что мы затеяли. Но мы оба — и я, и Гэвин — считаем, что важнее всего прекратить войну, и сделаем все, что для этого потребуется.

Мысль о том, что Патрик и Гэвин действуют сообща, согревала ей сердце. Вместе они горы свернут, она всегда верила в это.

Она взяла руку Патрика, прижалась к ней щекой, потерлась носом и улыбнулась тихому, невнятному звуку, сорвавшемуся с его губ. Ей нравился этот звук. И еще ей нравился ровный, мощный стук его сердца.

Ласки спали у нее на коленях. Она осторожно сдвинула их и повернулась на бок. Теперь ее лицо было совсем близко от лица Патрика — потемневшего, осунувшегося, с грубой черной щетиной. У Марсали чаще забилось сердце, а когда ей в глаза полыхнуло изумрудно-зеленое пламя его глаз, мурашки побежали у нее по спине.

Они остались одни. На несколько драгоценных минут они были только вдвоем.

Патрик склонился к ней, коснулся губами ее щеки, ласково куснул мочку уха, поцеловал в шею, затем в плечо. Здесь его губы задержались, разжигая в ней огонь, тут же охвативший ее всю.

— Марсали, — пробормотал он, поднимая голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и убирая непокорные прядки волос со лба и щек. А затем поцеловал долгим поцелуем, одновременно нежным и каким-то неуловимо властным. Губы его были жадными, голодными, и их голод был так же силен, как ее томление.

Ее рука шевельнулась в его ладони, и Марсали подивилась, как сильны его жесткие, мозолистые руки, способные на столь нежные ласки. И лицо его тоже было обманчиво, но теперь она знала, какие мысли и чувства скрываются под суровой маской.

Теперь она лучше понимала, что таилось в его сердце и благодаря каким качествам своей души он снискал глубокую привязанность таких людей, как Хирам. Она восхищалась его благородным сердцем, в котором достало мужества пойти против воли отца, чтобы спасти других от беды. Да, Патрик вечно будет тянуться к звездам, мечтать о несбыточности и подчас добиваться цели, в то время как на долю других останется повседневная, скучная обыденность.

Она робко дотронулась до его лица, до страшного шрама, разгладила его кончиками пальцев, чтобы стереть запечатленную в нем боль, и ощутила, как дрожат мускулы под кожей в ответ на каждое ее прикосновение.

— Марсали, — повторил он и привлек ее ближе к себе, прижал осторожно, будто боялся сделать больно.

Она откликнулась на этот зов, закинула руки ему на плечи, жарко и смело прильнула губами к его губам, а он вернул ей поцелуй с удвоенной силой. Она чувствовала, как на них накатывают волны страсти, таяла от его ласк, ее сотрясала сладкая дрожь, а растущее напряжение прижатого к ней сильного и большого тела наполняло ее непонятным восторгом и сладким ужасом.

Она не поняла, как получилось, что теперь они уже полулежали на ее одеяле грудь к груди, крепко обнявшись, но ей хотелось быть к нему еще ближе, совсем близко, так близко, как только могут быть мужчина и женщина. Никогда прежде с нею такого не случалось. Желание, овладевшее ею, было столь острым, что, казалось, оно погубит ее.

И точно, что-то внутри как будто надломилось, когда рука Патрика легла ей на грудь, и грудь под грубой тканью платья налилась тяжестью и истомой. Марсали задохнулась и тихо застонала от неожиданности и наслаждения. Его губы двинулись вниз, проложив теплую дорожку из поцелуев по горлу, шее, а ловкие пальцы меж тем расшнуровывали на ней платье. Теперь грудь прикрывала только тонкая сорочка, и вдруг горячий рот коснулся острого твердого соска.

Марсали обдало жаром, она ахнула, а затем пришло блаженство, равного которому она не знала еще ни разу в жизни. Несколько долгих, как века, мгновений — и вдруг Патрик резко отстранился, выругался вполголоса, с глухим стоном оттолкнул ее от себя.

— Господи Иисусе, о чем я думаю? — Он провел трясущейся рукой по лицу, судорожно вздохнул. — Просто безумие какое-то. В любой момент сюда могут войти.

Марсали вся дрожала и дышала часто и прерывисто, как и он. Да, увы, Патрик совершенно прав, но, боже правый, у нее болела и ныла каждая жилка, и вовсе не от падения. Просто ее мучила такая жажда любви, какой она еще не знала. Она так любила Патрика, так хотела быть частью его, так хотела увидеть, куда заведет ее это новое, волшебное чувство…

— Нынче ночью? — шепнула она и густо покраснела от собственной Дерзости.

Он сдвинул брови, и они слились в одну темную линию.

— В Бринэйре?

— Да, — ответила она, все еще дрожа.

И снова ее согрела его улыбка — новая улыбка, какой он никогда еще ей не дарил. Эта улыбка стерла с его лица долгие, мучительно трудные годы, и Марсали на миг увидела человека, которому так долго мечтала заглянуть в душу. Она провела пальцем по его чувственно изогнутым губам.

Он поймал этот палец ртом и не отпускал, снова сводя ее с ума, неотрывно глядя ей в глаза, и Марсали показалось, что никогда еще его взгляд не был так глубок и ясен. Задыхаясь, она ждала ответа.

Патрик выпустил из губ ее палец, и его глаза стали неожиданно серьезными, и она испугалась, что сейчас он откажет ей.

— Сначала нам надо обручиться, — сказал он.

Она смотрела на него как зачарованная. Патрик рассмеялся:

— Что так изумило тебя, любимая? Поверь, я хочу ждать не больше твоего. — Он вопросительно приподнял бровь. — Мы могли бы объявить об обручении перед Гэвином, Хирамом и Быстрым Гарри.

— А как же твой отец? — расширив глаза, спросила Марсали.

Патрик покачал головою:

— А вот ему лучше пока оставаться в неведении. Но тебя обручение защитит, если у нас будет ребенок.

Страсть настолько захлестнула Марсали, что эта мысль даже не пришла ей в голову. При его словах она почувствовала, как начинают пылать ее щеки, но что в том дурного? Как чудесно — и у ребенка будут зеленые глаза, глаза Патрика…

Улыбнувшись, она кивнула:

— Хорошо, я согласна. Но ты уверен, что Гэвин согласится быть у нас свидетелем?

— Не знаю, — честно признался Патрик. — Но и он должен понимать: обручение спасет тебя от Синклера. И твоя честь не пострадает, если что-нибудь случится со мной.

— Ничего с тобою не случится, — яростно запротестовала она.

Он легко дотронулся до ее подбородка.

— Конечно, нет, любовь моя. Ты ведь не позволишь, правда?

И вдруг Марсали почувствовала, как он выпрямился, напрягся, взглянул на дверь, а секунду спустя сама услышала приближающиеся голоса. Слух у него намного острее, подумала она, торопливо помогая Патрику зашнуровать на себе платье. Только они управились, дверь распахнулась.

На пороге возникла широкоплечая фигура Гэвина. Он тоже увидел Марсали и Патрика, и глаза его опасно сузились. Хотя они уже не лежали обнявшись, как недавно, Патрик все-таки еще обнимал ее, а она прильнула к его груди.

Гэвин нахмурился.

— По-моему, нам уже пора, — безапелляционно заявил он.

Патрик нежно помог Марсали улечься и встал навстречу входившим в хижину Хираму и опиравшемуся на его плечо Быстрому Гарри.

— Я хотел бы поговорить с тобой, — обратился он к Гэвину. — Выйдем.

Марсали видела, как заметался взгляд Гэвина между нею и Патриком, но лицо его оставалось непроницаемым. Потом он молча кивнул и вышел. Патрик ободряюще подмигнул Марсали и последовал за ним.

Оставшись одна, она попыталась собраться с мыслями.

Обручение… Конечно, не о такой свадьбе она мечтала, но ничего, сойдет и так. Отлично сойдет. Для обручения достаточно было при свидетелях заявить о своих намерениях — и можно жить вместе год и один день, а потом решить, венчаться или нет. Если нет, это не пятнало ничьего доброго имени.

Но им нужно было согласие Гэвина. Его присутствие как свидетеля от семьи невесты будет жизненно необходимо, если кто-то пожелает усомниться в законности обручения. Марсали прикусила губу, нервно заломила руки, даже не заметив, что делает. Брат не обрадовался, застав ее в объятиях Патрика. А что, если они подерутся из-за нее? От страха она невольно вздрогнула.

Но что могла она поделать? Только сидеть, считать минуты, тянувшиеся как годы, и ждать, пока два самых дорогих для нее человека решат ее судьбу.