Она сидела у его изголовья и смотрела, как он просыпается. Вот открыл глаза — красные, воспаленные. На щеках пробилась густая щетина. Осторожно потянулся, вздохнул…
В окно лились потоки солнечного света. Патрик заморгал, сразу ослепнув, потом прозрел, нашел взглядом Марсали и, как она и надеялась, улыбнулся ей той медленной улыбкой, которую она так любила.
Он хотел сесть, но ее рука мягко, но непреклонно удержала его на месте.
— Лежи, — строго сказала Марсали.
— Из-за какой-то царапины, — проворчал он, но тем не менее послушался, и это ее встревожило, правда, ненадолго: рассеянный спросонья взгляд необычайно шел Патрику. — Ты у меня такая красивая, — еще раз улыбнулся он так нежно, что у нее сжалось сердце.
— Я волнуюсь, что бы ты там ни говорил, — ответила Марсали, сердясь на мужа за его беспечность. — Ночью тебя лихорадило.
— Я просто устал. Мне ничего не нужно, кроме отдыха. И твоей ласки.
— Сейчас принесу тебе поесть, — будто не слыша, продолжала она. — Вот, это тебе от Гэвина. — Она подала ему листок.
— От Гэвина?
— Он прислал в Бринэйр Джинни, чтобы я не скучала. Во всяком случае, предлог такой.
Патрик приподнялся на локте и с некоторым усилием сел. Одеяло сползло, но он, казалось, не замечал этого. Его нагота мгновенно пробудила в Марсали уже знакомые ощущения: сладкую боль в лоне, учащенный стук сердца. Она чувствовала, как заструился по жилам горячий огонь.
Патрика, похоже, происходящее ничуть не смущало. Он внимательно прочел записку Гэвина и, морщась, попытался встать на ноги.
— Тебе еще рано садиться в седло, — всполошилась Марсали, уже знавшая, что написал ее брат. Гэвин просил Патрика о встрече. Сегодня же.
— Я должен, — твердо сказал Патрик. — Он с Хирамом почти незнаком.
— Давай я поеду, — предложила она.
— И как же ты выберешься из Бринэйра? Мой отец строго-настрого приказал тебе не выходить за стены замка.
— А Алекс?
— Алекс уже уехал, — ответил Патрик, делая первый неуверенный шаг.
— Нельзя тебе этого делать.
— Я и так уже залежался в постели, — отрезал он. — Слишком много всего надо успеть.
— Тебе нужно полежать еще несколько дней, — не унималась Марсали. — Хирам говорит, у тебя девять жизней, но сейчас, глядя на тебя, можно подумать, что восемь ты уже израсходовал.
— И это удручает тебя? — устало прикрыв глаза, спросил Патрик. Господи, как он может такое спрашивать после того, что случилось за последние дни…
— Нет, не это, — ответила Марсали. — А та боль, которую тебе пришлось вытерпеть. — Она закусила губу. — И еще то, что я… прижигала…
— Ты сделала то, что необходимо было сделать, — мягко возразил он, — и я только благодарен тебе. Зачем мне жена-трусишка, падающая в обморок при виде крови. — Он взял ее за руку. — Никогда не думал, что… господь наградит меня такой смелой, умной и доброй женой.
Таких чудесных слов Патрик никогда еще ей не говорил — и никто не говорил. От женщины только того и требовалось, что удачно выйти замуж и нарожать детей — именно это всегда внушал ей отец. Да и Гэвин тоже…
И вот теперь ее муж хочет идти, рисковать своей жизнью ради других: ради своей жены, своей семьи, своих друзей, ради обоих кланов.
Удастся ли ей когда-нибудь удержать такого человека при себе? Или он вечно будет сражаться во имя очередной благородной цели? Такая перспектива отнюдь не вдохновляла и не радовала Марсали — ей становилось страшно за мужа, хотелось убежать вместе с ним далеко-далеко, туда, где нет войн, сражений и ненависти. Но куда бежать, она не знала. Да и Патрик не успокоится, пока не завершит начатое.
Он притянул ее к себе, будто прочел ее мысли.
— Я возьму с собою Хирама. Но ехать я должен, Гэвин будет ждать меня.
— Лучше бы я не отдавала тебе письмо, — вздохнула она.
— Нет, родная моя. Ты знала: я все равно поеду. — Он прижал ее к себе, легко коснулся губами лба и отступил. — Помоги мне одеться, — попросил он как ни в чем не бывало, вынуждая ее стать своей сообщницей в деле, против которого она так горячо возражала.
Марсали проглотила вставший в горле ком.
— Девочка моя?
Она неохотно подошла к огромному шкафу, достала чистую рубаху и плед, понимая: плед и двумя здоровыми руками закрепить на себе непросто, а одной — почти невозможно. Интересно, что бы он делал, откажись она помочь? К несчастью, нашел бы кого-нибудь еще, кто согласится…
Надеть через голову рубаху — это еще полбеды, теперь перекинуть угол пледа через плечо и обернуть другой конец вокруг бедер. Потом застегнуть тяжелым кожаным ремнем. Удивительно: с каждым движением к Патрику возвращалась сила. По ее расчетам, он должен был уже рухнуть на пол от напряжения.
— Как там наши драконы? — спросил Патрик. Наверно, чтобы отвлечь ее от ужаса, слишком явно написанного на ее лице.
— Драконы?
— Изольда с Тристаном, — пояснил он, улыбаясь одним уголком рта. — Ну и имена ты им придумала.
— Они очень обрадовались, увидев Джинни, — съязвила она в ответ, стараясь шуткой заглушить тревогу.
— А есть еще кто-нибудь, кроме меня, кого они не жалуют?
— Нет, — ответила Марсали, застегивая ему на плече плед пряжкой с гербом клана; потом отступила на шаг и оглядела его. Темные волосы Патрика были спутаны, щеки черны от щетины, но ей казалось, что никогда еще она не видела такого красивого мужчину. Его зеленые глаза ярко блестели — потому ли, что жар не совсем спал, или потому, что обращенный на нее взор горел страстью и нежностью.
И она почувствовала, как внутри разливается тепло. В присутствии Патрика она всегда словно таяла: ноги слабели и подгибались, сердце начинало учащенно биться, мысли и слова безбожно путались…
Прикосновение его руки наполнило ее новым теплом, огонь опалил кожу, проник к самому сердцу.
— Не смотри на меня так, девочка моя, — шепнул он, — а то я никогда не уйду.
Марсали тут же постаралась придать себе еще более обольстительный вид, но в подобных ухищрениях у нее не было опыта. Она никогда никого не любила, кроме Патрика, а он пропадал на чужбине столько лет… И даже теперь, после обручения, они так мало бывали вдвоем.
— Не грусти, — попросил Патрик.
— Я не грущу, — с негодованием возразила Марсали, — я тебя соблазняю. Он рассмеялся.
— Постараюсь запомнить разницу, — поддразнил он, нежно обводя указательным пальцем ее губы и поднимая вверх печально опущенные уголки рта. — Но ты всегда обольстительна, любовь моя.
— Поешь хотя бы бульона с хлебом, пока ты здесь!
— Конечно. Гэвин пишет, что будет ждать у водопада в полдень. — Он взглянул в окно, на солнце. — До отъезда у меня целый час.
— Сейчас принесу еду и скажу Хираму, чтобы глаз с тебя не спускал, — все еще сердито сказала Марсали и заметила озорной блеск в глазах мужа.
— Смотри не напугай его.
Он расслабленно опустился на скамью под окном, вытянул ноги. Даже прикрытые пледом, они показались Марсали необыкновенно привлекательными. Прежде она никогда не обращала внимания на мужские ноги, но на Патрика Сазерленда ей почему-то хотелось смотреть постоянно, не пропуская ни одной детали. И все в нем казалось ей совершенным.
Она посмотрела ему в глаза — и покраснела: оказывается, все это время он с улыбкой наблюдал за нею! Щеки у Марсали запылали, и она выбежала, несмело улыбнувшись человеку, в присутствии которого почему-то вела себя так глупо.
Марсали оказалась права: и горячий бульон, и хлеб с сыром, которыми она почти насильно накормила Патрика, были ему совершенно необходимы. Рука сильно болела, но, останься он в постели, она болела бы все равно.
Хирам молча ехал рядом. Он тоже возражал против этой встречи. Теперь, вопреки обыкновению, губы его были угрюмо сжаты, и он бурчал нечто неразборчивое себе под нос. Вряд ли хвалил друга за благоразумие.
— Говори вслух, — не выдержал Патрик долгого молчания.
— Тебе надо лежать.
— Насколько я помню, ты и с худшими ранами не лежал в постели больше суток.
Хирам снова пробормотал что-то невразумительное.
Патрик улыбался, несмотря на жгучую боль в плече. Черт бы ее побрал, эту рану: дома еще было вполне терпимо, но скачка растревожила плечо, и с каждой минутой становилось все хуже.
Надо было как-то отвлечь себя.
— А по-моему, тебя на самом деле беспокоит вовсе не моя рана, — обратился он к Хираму.
— Ты все равно никого не слушаешь, — буркнул тот.
— Ну что ты, Хирам, как можно! Я всегда прислушивался к советам твоим и Руфуса.
Кустистая рыжая бровь Хирама поползла вверх, красноречиво выражая его отношение к подобным абсурдным заявлениям.
— Тогда отправляйся домой, а с этим малым встречусь я.
— Он с тобой незнаком, — возразил Патрик. — И я не знаю, как он настроен. Может, потребуется мое присутствие, чтобы уговорить его продолжать дело.
— Ты слишком рискуешь.
— Я ставлю на будущее, — мягко возразил Патрик.
— Тогда забирай свою девушку и уезжай. Никому, кроме тебя, мир здесь не нужен.
— Не правда, нужен. Быстрому Гарри, Гэвину, моим братьям по клану — и его соплеменникам. Никто из них не хочет воевать. Все это затеял Синклер, и, клянусь богом, я положу этому конец.
Хирам помрачнел еще больше.
— Весь мир тебе все равно не спасти, как ни старайся.
— У меня куда более скромные цели.
Патрик помолчал немного. Они с Хирамом не имели привычки вторгаться в личную жизнь друг друга, поэтому он чувствовал себя немного неловко, когда спросил, стараясь придать лицу самое невинное выражение:
— Марсали сказала тебе, что к ней Джинни приехала?
— Да, — ответил Хирам, как-то странно посмотрев на него.
— Ты, кажется, недавно вспоминал о ней? — осторожно продолжал Патрик.
— Может быть, — кивнул Хирам.
— Она все такая же хорошенькая?
— Да, — подтвердил Хирам после некоторой заминки и больше ничего не сказал.
Патрик украдкой улыбнулся: поглупевший от любви Хирам ему очень нравился. Во многом этот человек был ему ближе родного брата; он знал, что бесстрашный великан на самом деле робеет и избегает женщин. И теперь, изведав чудо взаимной любви к женщине, завладевшей его сердцем, он хотел, чтобы мимо Хирама это счастье тоже не прошло стороной.
Остаток пути они оба молчали. К водопаду Патрик подъехал первым: Хирам никогда еще тут не был и дороги не знал.
Они спешились, и Патрик присел на низкий плоский валун. Снова одолевала дурнота и накатывала слабость. Перед глазами все медленно плыло. Вдруг он услышал свист — тот самый условный свист, которым они с Гэвином окликали друг друга в детстве; тот свист, которому он сам научил Руфуса и Хирама.
Хирам недоуменно уставился на него; Патрик пожал плечами, свистнул в ответ и тут же заметил наверху, в скалах, какое-то движение. Миг спустя Гэвин уже стоял перед ним, с подозрением косясь на Хирама.
— Твоя сестра не дает мне и шагу ступить без него, — пояснил Патрик.
— Один из ваших разворотил ему плечо, — бесцеремонно вставил Хирам. — Кровь до сих пор никак не остановится.
Взгляд Гэвина тут же скользнул к странному бугру под пледом и неестественно прижатой к туловищу левой руке друга.
— Кто? — выдохнул он.
— Черный Фергус.
— Где он? — прорычал Гэвин.
— Ест и пьет в свое удовольствие у нас в зале. Он и еще семеро — наши почетные пленники. Если хотите разбить нас наголову — пошлите к нам в плен еще кого-нибудь. Они объедят нас до полного поражения.
Но Гэвин даже не улыбнулся.
— Все живы-здоровы?
— Все, — кивнул Патрик. Гэвин взглянул на него в упор.
— А ты серьезно ранен?
Патрик досадливо дернул здоровым плечом. Он успел уже устать от подобных вопросов. Далась им всем эта царапина!
— Ты хотел встретиться?
— Да. Отец отослал в парламент гонца с прошением объявить тебя вне закона. По-моему, ты тоже должен послать кого-нибудь в свою защиту.
Патрик кивнул.
— Я хочу знать, что происходит, — продолжал Гэвин. — Надоело врать отцу.
— Мне тоже, — кратко ответил Патрик. Боль в плече становилась почти нестерпимой. — Думаю, нам осталось недолго ждать. Я заслал одного человека к Синклеру, и он говорит, что Синклер тоже теряет терпение. Он готовит новый набег. — Патрик помолчал. — Гэвин, сколько людей ты можешь отрядить на охрану приграничных ферм?
— Сотню, — не задумываясь, ответил Гэвин. — Или даже больше.
— Отошли женщин и детей в Эберни. Собери на каждой ферме человек по десять, но пусть не высовываются. А другие пусть ждут в лесу — и непременно верхом, чтобы могли быстро доставить донесение и позвать людей туда, где начнется атака. Я тоже пришлю тебе кое-кого. У них будут черные повязки на рукавах и обычная одежда, не пледы Сазерлендов. Не хочу, чтобы Ганны их перебили.
Гэвин слушал короткие, четкие распоряжения и мрачнел на глазах.
— Но тогда Эберни и все наши стада останутся совсем без охраны, — заметил он.
— Да, — твердо ответил Патрик. Вот и пришло время проверить, насколько Гэвин доверяет ему. Он просил друга оставить замок — а значит, и всю семью — безо всякой защиты.
— Отец ни за что не согласится.
— Согласится, если будет знать, что Сазерленды собираются напасть на его арендаторов.
Гэвин вздохнул, отвел взгляд. Патрику очень хотелось знать, о чем сейчас думает друг, но он понимал, что настаивать нельзя. Гэвин должен решить сам.
Он оперся на правую руку, чтобы хоть немного умерить давящую боль в плече, и Хирам тут же кинулся к нему. Патрик отрицательно качнул головой; Хирам остановился, перебегая взглядом от него к Гэвину и обратно, и отошел на прежнее место, поняв, что вмешиваться не стоит — Патрик должен справиться сам.
Прошла минута, другая…
В конце концов Гэвин обернулся к другу, взглянул ему в глаза и кивнул.
— Постараюсь сделать, как ты просишь, — сказал он. — Придется соврать отцу, что Марсали предупредила нас о набеге через Джинни. Ни во что другое он не поверит.
Патрику эта мысль не очень понравилась, но выбора не было. Если что-то вдруг не удастся, он, конечно, приложит все силы, чтобы отвести от Марсали и Джинни даже тень подозрения.
Он шагнул к Гэвину, и друзья обменялись крепким рукопожатием. Взгляд Гэвина снова метнулся к его раненому плечу.
— Береги себя, — сказал Гэвин. — Передай привет моей сестре.
— Ладно, — кивнул Патрик.
Гэвин оглянулся на Хирама, но тот лишь насупился, очевидно, виня всех Ганнов в том, что Патрик страдает от раны.
— Береги его, — сказал он Хираму, и лицо у того немного просветлело.
— Пойду приведу коней, — буркнул он, и Патрик с Гэвином ненадолго остались одни.
— Как там коровы? — улыбнулся Патрик.
— Устали, — ответил Гэвин. — Теперь отец считает всех Сазерлендов лентяями. Возмущается, как можно было довести скотину до такого состояния.
— Когда все закончится, бедные животные будут рады не меньше нас.
— А у кого останутся эти паршивые твари? — воинственно поблескивая глазами, осведомился Гэвин. — Собственность, знаешь ли…
Патрик попытался рассмеяться, но проклятое плечо болело слишком сильно.
— Мой шпион, тот, что сейчас у Синклера, рассказал, что прослышал о каком-то тайном месте… кажется, острове. Тебе ничего не приходит на ум?
Гэвин озабоченно сдвинул брови.
— Разве что Крейтон, но там уже много лет никто не живет, с тех пор как море размыло дамбу. Теперь это остров.
— Ага, — нахмурился Патрик. — А я думал, буря там камня на камне не оставила.
Гэвин уставился на друга.
— К чему это ты клонишь?
Патрик отодвинулся от спасительного камня, на который опирался: на тропе показался Хирам с конями.
— Может, и ни к чему, — ответил он, берясь за поводья здоровой рукой. Оказавшись в седле, еще раз взглянул на Гэвина. — Жди Хирама с вестями. Он уже бывал раньше в Эберни, его никто ни в чем не заподозрит.
Гэвин кивнул.
— Завтра вечером пошлю людей на границу, — продолжал Патрик. — Но там должны быть и Ганны, если мы собираемся ловить Синклера. Одним Сазерлендам твой отец не поверит.
— Они там будут.
Патрик смотрел на друга детства и вспоминал веселые дни, проведенные вместе, игры, приключения, тайны, которыми они делились…
Теперь они разделяли нечто большее: ответственность за судьбу своих кланов.
— С богом, Гэвин, — сказал он.
— Скорее с чертом, — хохотнул Гэвин.
* * *
Алекс сидел высоко на дереве, почти незаметный среди ветвей, и сочинял стихотворение. Его музой была Марсали. Он относился к ней с благоговейным восхищением и завидовал Патрику, на которого она так нежно смотрела.
Время от времени он оглядывал сверху лес — не идет ли кто, но вот уже полтора дня ничего не замечал, кроме мирной возни белок да изредка пробегавших в траве кроликов. Ночью он совсем продрог, хотя и кутался в плед, но костра разводить не решился, боясь, что дым его выдаст, а на рассвете снова влез на дерево, горя желанием быть полезным старшему брату.
К полудню он уже был почти уверен, что никто не придет, перестал следить за лесом с прежним вниманием и занялся стихотворением, которое решил потом положить на музыку.
Вдруг до него донесся тихий свист, похожий на пение какой-то птицы, но только за то время, что он провел на своем посту, птицы не пели ни разу. Алекса охватил озноб, сердце забилось чаще: вслед за свистом он услыхал тихое конское ржание. Осторожно выглянув в просвет между листвой, он увидел одинокого всадника. Все мысли о стихосложении улетучились в мгновение ока. Неизвестный всадник приближался к условленному месту.
Когда он подъехал совсем близко, Алекс узнал долговязую фигуру Руфуса, поспешно спустился по стволу до нижней ветки и спрыгнул наземь.
Руфус вскинул пистолет, и на мгновение Алексу стало жутко, но тот уже опустил оружие и сердито насупился.
— Бог с тобою, парень, разве никто тебя не учил, что нельзя вот так падать людям на голову?
На минуту Алекс потерял дар речи, ноги стали ватными, и он старался только не упасть. Затем, заикаясь от смущения, принялся объяснять:
— М-меня п-послал Патрик…
Руфус неожиданно дружески усмехнулся:
— Я думал встретить здесь Хирама. У него тоже есть привычка прыгать с деревьев.
— Хирама? — изумленно переспросил Алекс. — Но он ведь такой здоровенный!
— Да, сынок, ты бы удивился. Он лазает по деревьям, как кошка, куда мне до него.
Алекс усмехнулся в ответ, вдруг почувствовав, что ему легко разговаривать с этим закаленным в боях воином. В конце концов, это друг Патрика… Среди знакомых Алексу воинов Руфусу не было равных во владении клинком. Как-то он разбил наголову пятерых Сазерлендов одного за другим, а потом воткнул меч в землю и заявил, что тягаться тут не с кем.
Руфус спешился. Затем подошел к мальчику, положил ему руку на плечо, и они пошли к стволу упавшего дерева.
— Должно быть, Патрик здорово доверяет тебе, если послал сюда. Никто не знает о моей службе у Синклера, кроме Хирама и твоего брата.
Алекс изо всех сил пытался сдержать довольную улыбку, но рот расплывался сам собою. И почему он не владеет своим лицом, как Патрик?
— Я уж боялся, что ты не придешь.
— Меня задержал Синклер: ему ни с того ни с сего пришло в голову поохотиться со мной. Слава богу, ты меня дождался, — ухмыльнулся Руфус, развалившись на бревне. — Я его так измучил, что ему теперь долго еще не захочется на охоту. И все же времени у меня мало. Я обещал Синклеру добыть вепря или оленя. Да, в общем, и кролик сойдет. Скажи брату: Синклер собирается перейти границу завтра на рассвете и напасть на фермы Ганнов в пятнадцати милях к северо-востоку от Килкрейга. Это недалеко от северной границы межу Ганнами и Сазерлендами.
Алекс лихорадочно старался зафиксировать в памяти поток сведений, разобраться в сумятице разрозненных фактов.
— Северная граница? — переспросил он. — Я ее хорошо знаю.
— Молодчина, — кивнул Руфус. — Значит, на рассвете. И еще передай ему: Синклер держит женщин в какой-то крепости, которая называется Крейтон. Там они ткут пледы, как у Сазерлендов. Лично я бы не удивился, если бы там прятали еще кого-нибудь.
— Что-что? — изумился Алекс.
— Считается, что крепость давно заброшена, — пояснил Руфус. — Но туда посылают стражу, и там живут какие-то женщины. Ну а ты что подумал?
— Даже не знаю.
— Может быть, там держат пленных?
Алекс понимал, что пора догадаться, на что намекает Руфус; он смотрел на него так нетерпеливо, будто сказал даже больше, чем следовало.
— Твоя мачеха, — наконец сдался Руфус. — Патрик точно знал, что твой отец не убивал ее, хотя мне непонятно, почему он так в этом уверен. По-моему, от маркиза можно ждать решительно всего. А леди Марсали так же твердо убеждена, что ее тетка никогда не наложила бы на себя рук.
Мысли в голове у Алекса путались. Он и сам сомневался, что отец способен убить беззащитную женщину. Даже в порыве бешенства. Для него слишком много значила честь. Алексу не однажды приходило в голову, что это единственное, что было ему дорого.
А если Маргарет действительно жива, если ее держат в плену, тогда…
— Но зачем бы Синклеру сохранять ей жизнь? — спросил он.
Руфус пожал плечами:
— Вот этого не скажу. Все это только предположение, сынок. Но я считаю, Патрик все должен об этом знать. А теперь давай-ка беги домой с новостями.
Алекс кивнул.
— Я привязал коня в лесу, чуть поодаль отсюда.
— Умница, — одобрительно улыбнулся Руфус.
От «умницы» Алекса слегка покоробило. Он уже успел почувствовать себя взрослым мужчиной. Патрик, тот в шестнадцать ушел на войну. И все же его распирало от гордости: друг самого Патрика счел его умным. С этими мыслями Алекс решил поскорее отправляться в обратный путь, пока не наговорил глупостей.
Оглянувшись, он увидел, что Руфус тоже садится на коня. Алекс пошел быстрее. Патрик ждет его.
Патрик будет им доволен.