А что если?

Глава 53

Наша гостиная заполонена вторсырьем, из которого нам предстоит сделать рождественские украшения. После соевых полотенец это второй по величине проект Клодии.

Перед нами на кофейном столике лежат втулки от туалетной бумаги, которые она уже пару месяцев не разрешает выбрасывать.

— Я знаю, что вы скажете, девочки, на первый взгляд втулки от туалетной бумаги не очень подходят для украшений. Но из них можно сделать такую красоту!

— Насчет красоты не уверена.

— Ну же, Макс, пробуди свои творческие способности, включи воображение!

Мое воображение иссякло на моменте изготовления подарков ко Дню матери в начальной школе. Помню год, когда я сделала шкатулку для украшений из коробки от камамбера, наклеив сверху макароны, раскрашенные в разные цвета. Это было потрясающе красиво.

Я кошусь на Самию и вижу, что она держит в руках несколько втулок и складывает их.

— Что ты делаешь, Самия? — шепчу я. — Прекрати, не поощряй ее.

— А что? По-моему, это классная идея — сделать украшения из вторсырья.

— Спасибо, Самия. Хоть кто-то меня понимает и готов бороться со сверхпотреблением, которое нам навязывают в праздники.

— Я бы не была так уверена, учитывая десятки подарков, которые ты уже купила для Инес. Но не сомневаюсь, что нам будет очень весело.

Я настроена скептически, но несколько минут с улыбкой смотрю, как они суетятся. Складывают, клеят, вырезают… Попытки превращения втулок от туалетной бумаги в елочные игрушки.

Я встаю, чтобы заварить чай, он нам не помешает. На ходу включаю радио для фона.

Когда я возвращаюсь в гостиную, они сосредоточенно трудятся. Я тоже беру несколько втулок, в конце концов, может быть, и у меня есть творческие способности, о которых я не подозреваю.

Они все здесь, разложены в ряд перед нами. Наши украшения. Самодельные украшения, думаю, уточнения не нужны.

— Это…

— Авангардно?

— Оригинально?

— Отвратительно! — с досадой вздыхает Клодия.

Мы с Самией смеемся.

— Я на минутку испугалась, что ты сочтешь эти… штуки красивыми. Надо смотреть на вещи здраво, мы начинали со втулок от туалетной бумаги, чем это могло стать, кроме кривенько украшенных втулок?

— Вообще-то в пинтересте это выглядит совсем не так.

— Это как в инстаграме[30], все дело в фильтрах. Ладно, нам же все равно было весело, вот, выпей чаю, я заварила твой любимый, имбирь и туя.

Видя настороженное лицо Самии, я незаметно киваю на второй чайник, который приготовила для нас, ванильно-карамельный чай, химозный и очень вкусный.

По радио звучит песня, и я начинаю подпевать:

— It’s like wayhihay-y-y-y-y for your m-m-m-m-m day, it’s a free ri-i-i-ide of yours month anyway-y-y-y…[31]

Клодия с Самией переглядываются и смеются.

— Эй, что? Красивая песня, разве нет?

— Очень красивая. Мы просто не понимаем, на каком языке ты ее поешь, ну и…

— Могу петь хоть йодлем, если захочу! Isn’t it ironic, don’t you think? It’slikewayhihay-y-y-y-y-y…[33]

Я встаю, беру наш провальный рождественский венок и пользуюсь им как микрофоном. Пою во все горло, сопровождая представление выразительной мимикой.

— Продолжим? — предлагаю я. — Нет ничего лучше, чем поорать любимые песни, после того как дали волю своей творческой жилке.

— Тихо! — перебивает меня Самия. — Слушай.

— Чего это тихо? Ты запрещаешь мне самовыражаться! — протестую я, смеясь.

— Ты слышала? Они устроили конкурс в поисках нового голоса! Тебе это ничего не напоминает?

— Нет, а что?

— Разве ты не говорила про какой-то конкурс на позицию радиоведущего, который выиграла в том сне «Назад в будущее»?

— Да, но…

— Ну так вперед! Самое время! Ты забыла, что сама твердила про знаки Вселенной? Тебе надо участвовать, Макс, это твой шанс.

И правда, это, наверное, знак. Шанс, о котором можно только мечтать. Почему же у меня нет желания попробовать? Что со мной не так?

Глава 54

И зачем только я рассказала о моей параллельной жизни? Об этом призе на конкурсе талантов, о карьере журналистки? Сидя на кровати, накрашенная Клодией — органической косметикой, естественно, — я с тревогой смотрю на Самию и Одри, которые суетятся за камерой, позаимствованной у отца последней после долгих уговоров и обещания обращаться с ней как можно аккуратнее.

— Девочки, может, не надо так усердствовать?

— Ты шутишь? Свет, картинка — это главное. Ты должна выглядеть божественно.

— Да ладно, они же ищут голос, а не модель.

— Обозреватель на радио — это только начало, дорогая, мы смотрим дальше. Я думаю о телевидении, о кино. Райан Гослинг и ты в романтической комедии.

Я смеюсь.

— Серьезно, Макс, с тех пор как мы знакомы, ты прожужжала нам уши историей про школу журналистики, про сломанную лодыжку и знаки Вселенной. Ты даже видела это во сне. Так что теперь, когда у тебя появился шанс, мы не дадим тебе отступить.

— Вот именно. Мы терпим твои «а что если» постоянно, — добавляет Самия, — так что теперь потерпи ты.

Я вздыхаю.

— Ладно. Но это же не займет весь день? Я должна встретиться с учениками в лицее по поводу газеты. Сегодня они принесут мне идеи статей. И у меня тоже есть для них парочка мыслей.

— Плевать на учеников и на газету! Когда они увидят твое видео, члены жюри точно выберут тебя. И больше не нужна будет эта преподавательская работа.

— Но…

Одри жестом останавливает мои протесты. Потом считает на пальцах. Пять, четыре, три, два, один — и камера поворачивается.

— Добрый день. Я Максин. Но все зовут меня Макс.

— Стоп! — кричит Одри голосом режиссера в ожидании «Оскара». — Ты не могла бы вложить больше энергии, больше убедительности? Ты как омар перед кастрюлей с кипятком.

Самия рядом с ней прыскает.

— Одри-Спилберг, здесь присутствующая, пытается тебе сказать, что у тебя не очень воодушевленный вид…

— Ладно, начнем заново. Обещаю, на этот раз я выложусь по полной.

Одри снова загибает пальцы, я кусаю губу, чтобы не рассмеяться. Она делает мне знак, я улыбаюсь как можно шире и фиксирую улыбку на своем лице.

— До-о-о-обрый де-е-ень! Я Максин, но все зовут меня Макс…

— Стоп! — повторяет Одри.

— Да что такое? Я вложила всю энергию.

— Что это за вымученная улыбка? У тебя запор? Нет, точно, у тебя запор. Правда, Самия?

Я падаю на свою кровать.

— Твоя прическа! — кричит Самия. — Ты испортишь всю укладку.

Меня вдруг одолевает хохот. Я сажусь и смотрю на лучших подруг.

— Что? — спрашивает Одри, изо всех сил подавляя смех.

Я не могу ни остановиться, ни произнести ни слова. Мне так трудно сдержаться, что мочевой пузырь, предатель, вот-вот откажет. Одри хватает подушку с кровати и швыряет в меня, тоже заразившись смехом.

— Я не уверена, что косметика Клодии водостойкая, — говорит она. — Зато теперь мы сможем снять видео на Хэллоуин.

Обе падают рядом со мной, и мы смеемся вместе несколько долгих минут. Дарси прыгает и лает у кровати, лихорадочно виляя хвостом.

— Думаю, лучше бросить это дело, — говорю я, отдышавшись.

— Нет-нет! Начнем сначала, в этот раз ты будешь идеальна. Ты была под давлением, и…

— Нет, я хочу сказать, что вообще не надо делать это видео. Я не буду участвовать в конкурсе.

— Почему?

— Кажется, я только сейчас поняла, что совсем не хочу быть журналисткой и работать на радио. Дело в том, что твои слова, Одри, были очень верными.

— Ну вот, ты признаешь! — ликует она, подмигнув.

— Ладно, не зазнавайся. Ты сказала, что плевать на учеников и газету. И что, если я выиграю, мне не придется больше преподавать. Вот только… Вообще-то мне нравится быть преподавателем. Мне нравится проект газеты, я исписала идеями кучу страниц. Я просто сама этого никогда не сознавала.

— Но а как же твоя параллельная жизнь? Твоя карьера? Ты с таким воодушевлением нам о ней рассказывала.

— Да, это был интересный опыт. Но не то, что я была радиоведущей. Выдвинуть проект, выложиться, иметь последователей — вот что возбуждало. Знаете, на днях я спросила Летисию: что, если бы что-нибудь помешало ей стать стоматологом? Она ответила, мол, нет ничего, что могло бы ей помешать. Я думаю, она права. Когда чего-то по-настоящему хочешь, когда это западает в душу, нас ничто не остановит. Я в тот день сломала лодыжку, но ничто не мешало мне снова прийти на конкурс через год.

— Не говори мне, что ты больше не веришь в знаки!

— Не в этом дело… Но я думаю, я ими пользуюсь, прячусь за ними, чтобы не признавать, что на самом деле выбор делаю я. Вроде карьеры преподавателя. Вот только мне было удобнее сказать себе, что это вынужденная мера.

— Вот уж никогда бы не подумала! — восклицает Одри. — Ради бога, не говори мне, что ты уверовала и будешь сопровождать свои фразы формулами Пифагора и других математиков, прыщавых, близоруких и с вялым…

— Эй, оставь Пифагора в покое, — возмущается Самия, — что он тебе сделал?

— Ничего, ничего, я не открою в себе страсти к математикам. Просто прекратите меня переубеждать! Я вообще-то счастлива. Я не хочу другой жизни, другой себя. У меня есть все, что нужно.

Я сажусь на кровать и глажу собаку, которая взглядом умоляет разрешения разлечься с нами на покрывале.

— Но что мы будем делать с этой камерой? — вдруг спрашивает Одри. — Раз уж она здесь…

— Стриптиз! — восклицаю я, охваченная внезапным озарением. — Для нашего сексуального директора.

Не раздумывая, я подкрепляю слова делом и встаю на кровати, напевая «You canleaveyourhaton!»[34].

— Ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля, это для тебя, Ильес! — пою я с надутой обиженной миной и начинаю расстегивать рубашку. Рядом со мной хохот все громче.

— Не обращай на них внимания, Ильес, они того не стоят.

Я вращаю плечами, едва не теряю равновесие и врезаюсь головой прямо в камеру.

— Одри? Почему эта штука мигает? Не говори мне, что…

— Упс. Кажется, я ее не выключила!

Глава 55

Что может быть интереснее в субботу утром, чем жарить сосиски и вкладывать их в булочки? Если я отвечу «что угодно», наверное, прослыву занудой?

Стоя у гриля и пытаясь сдержать тошноту, я переворачиваю десятую порцию сосисок. Мне кажется, я согласилась участвовать в этом дне открытых дверей приюта «Клыки&К» много месяцев назад. Подозреваю, что Клодия добилась моего согласия, пока я спала.

— Ну что, Зоэ? Ты довольна, что начала активно заниматься журналистскими расследованиями?

Когда Клодия напомнила мне об этом сомнительном обещании, я воспользовалась случаем и рассказала о дне открытых дверей ученикам, участвующим в создании газеты. Идеальный момент, чтобы предложить тему защиты животных. Зоэ тут же вызвалась добровольцем. И вот мы обе стоим в палатке с хот-догами, что звучит как наказание. Цель этого мероприятия — собрать деньги, чтобы приют мог продолжать работу. Развлечения тоже предусмотрены: продажа хот-догов и забег на 12 километров. Самия и Одри записались, и я заранее смеюсь.

— А можно отнести приготовление сосисок в категорию «журналистских расследований»? — робко спрашивает меня Зоэ.

— Раз это сосиски из растительного мяса, я бы сказала, что да. Особенно заметно это станет в момент дегустации.

Перед нами действительно лежат десятки белесых сосисок, под кожицей которых просвечивает что-то зеленое…

— Все хорошо, девочки? — спрашивает Клодия, заглянувшая в палатку проведать нас.

— Лучше не бывает. Этот прекрасный запах сосисок идеален субботним утром, — отвечаю я, подмигивая.

— Спасибо, что пришла, Зоэ. Макс сказала, что ты пишешь статью о приюте для лицейской газеты?

— Да. Скоро Рождество, а через полгода, ближе к летним каникулам, на дорогах будут находить массу брошенных собак, которых дарили с красными бантами под елкой. Шестьдесят тысяч каждое лето. Так что моя миссия — тронуть сердца людей!

— А ты, Клодия? Ты в порядке? К забегу все готово?

— Да, все отлично. Я рада, записалось почти пятьсот человек. Сарафанное радио хорошо сработало. Надо ускоряться с сосисками. Пробежав двенадцать километров, люди проголодаются.

Но вряд ли будут рады вегетарианским сосискам, думаю я.

— Ты слышишь, Зоэ? На нас дело чрезвычайной важности.

— Кстати, знаешь, кто записался на забег?

— Помимо двух моих лучших подруг, которые за свою жизнь пробежали не больше пятисот метров? Нет, не знаю.

— Твой красавчик-директор!

— Ильес? Я хочу сказать, месье Дюпюи, — поправляюсь я, смущенно покосившись на Зоэ.

— Ты знаешь других директоров-красавчиков? Да, Ильес. Я думаю, парень, который участвует в благотворительном забеге, — хороший парень. Тебе бы надо назначить ему свидание.

— Прекрати, Клодия! Он мой начальник, так нельзя, — отвечаю я, пытаясь дать ей понять движением головы, что рядом со мной ученица и разговор не для ее ушей.

— Ваша подруга права. Месье Дюпюи очень сексуальный. Мы-то слишком молоды, но вы достаточно старая для него. То есть я хотела сказать…

Клодия весело хохочет.

— Вот видишь, дети все понимают!

Через три часа сто пятьдесят сосисок пожарены и готовы лечь в безглютеновые веганские булочки, чтобы ими утолили голод или хотя бы попытались перекусить оголодавшие бегуны.

Зоэ пользуется перерывом, чтобы расспросить волонтеров приюта об их работе. Она лихорадочно записывает все в белый блокнот, который, как сказала мне, купила специально для этого случая. Я лопаюсь от гордости. Проект газеты обретает форму. Мы выбрали пять рубрик для первого номера, который должен выйти на следующей неделе. Статья Зоэ присоединится к статьям Анаис и Жюльена, текст которых мне не терпится прочесть: «За или против брокколи в буфете».

Я подхожу к стенду, где Клодия раздает номера записавшимся бегунам. Самия и Одри, очень сосредоточенные, разминаются. Я достаю из сумки телефон, чтобы их сфотографировать. Никогда не помешает иметь компрометирующие снимки, на всякий случай.

— Тебе помочь? — предлагаю я Клодии.

— С удовольствием, я уже не знаю, куда бежать. Вот, возьми этот список.

Пытаясь разложить номера в алфавитном порядке, я вдруг слышу, как кто-то произносит мое имя:

— Максин?

Я поднимаю голову. Этого типа я, кажется, знаю, но откуда…

— Да?

— Ты не узнаешь меня? Это же я, Жермен! Мы ужинали вместе несколько месяцев назад.

Ах да, точно, Жермен. Бухгалтер.

— Да-да, Жермен, конечно, я тебя помню!

И мое самолюбие тоже, добавляю я мысленно.

— Я не знала, что ты будешь здесь.

— Я регулярно участвую в забегах и ярый сторонник защиты животных, так что о подобном мероприятии можно было только мечтать.

Что он там писал мне в сообщении? Ах да, что я недостаточно стабильна, что ему нужна женщина, на которую можно положиться. Кстати…

— Клодия?

— Да?

— Я хочу познакомить тебя с моим другом. Клодия, Жермен, Жермен, Клодия.

— Добрый день, — отвечают они одновременно с широкой улыбкой, а щеки Клодии заливаются краской.

— Клодия — волонтер в приюте и член ГОБЕС. Мы вместе снимаем квартиру.

— Член ГОБЕС? Я почти вступил в эту организацию в прошлом году!

— Да ну? А почему еще не вступили? Мы планируем много акций, некоторые из них будут очень громкими.

Я смотрю, как они оживленно беседуют, и не могу удержаться от улыбки. Эти двое нравятся друг другу, это очевидно. Холод стоит собачий, и я предлагаю им зайти в палатку и продолжить знакомство за кофе. Забыв, зачем она здесь, Клодия соглашается. Они уходят. Будь мы в романе, можно было бы подумать, что автор сделал это нарочно[35].

Все еще улыбаясь, я беру список Клодии, чтобы заняться записавшимися, которые ждут своих номеров.

— Добрый день, Максин.

Опять знакомый голос… Неужели это разнашиватель обуви? Черт, у меня в запасе больше нет свободных подруг. Нет, не могу подложить такую свинью Одри.

— А, до-добрый день, Ильес, — бормочу я, увидев перед собой директора лицея. — Только вас и жду. Я хочу сказать, моя подруга Клодия сказала мне утром, что вы записались. Вот ваш номер. Специально его отложила.

Я несу эту чушь и не замечаю, что сняла защитную бумагу с номера и уже наклеиваю его ему на грудь, несколько раз надавив. Торс у него крепкий и мускулистый, как я и думала.

— Спасибо, думаю, он хорошо приклеен.

Осознав свой жест, я поспешно отдергиваю руку.

— Простите, я… Это все из-за растительных сосисок.

Почему? Понятия не имею. Но Ильес весело смеется.

— Хорошего вам забега, Ильес!

— Надеюсь, вы будете на финише и поздравите меня.

Поздравлю вас, раздену вас, поцелую вас, все, что вы захотите.

— Можете рассчитывать на меня.

— Нет, девчонки, это несерьезно! Не успел забег начаться, как вы уже уселись на скамейку.

— Мы совершенствуемся, глядя на технику других бегунов, — отвечает мне Одри. — Не понимаю, что в этом плохого!

Я подталкиваю их, чтобы сесть рядом.

— Точно, вот у него классная техника, — говорю я, показывая на типа с выпирающими ягодицами. — Я бы ею вдохновилась.

Поскольку мы не бежим, то принимаемся подбадривать пробегающих мимо участников. Когда забег подходит к концу и мы встаем, направляясь к линии финиша, в кармане моего пуховика вибрирует телефон.

— Это наверняка Клодия со своими сосисками призывает меня к порядку.

— Макс, смотри, Ильес бежит, — поддразнивает меня Самия. — Вот кем ты вдохновишься, чтобы усовершенствовать технику, правда?

Ильес действительно пересекает линию финиша. Свежий и красивый, как греческий бог, он машет нам рукой.

Мой телефон снова вибрирует.

— Надо же, какая настырная Клодия! — фыркает рядом со мной Самия.

— Это не Клодия, — говорю я, набирая ответ.

— Кто же?

— Никто. Идемте, поздравим бегунов.

Глава 56

Последний день занятий в лицее. Сегодня вечером начинаются рождественские каникулы. Я стучу ногами от нетерпения и от страха тоже. Мне не терпится улететь к родителям с братом и сестрой, но страшно снова сесть в самолет. Летисия и Жюльен утрясли свои графики. У меня мелькает мысль обо всех пациентах с острой болью и глубокой депрессией, которым придется потерпеть целую неделю.

Мы вылетаем завтра рано утром. Мой чемодан еще не собран. У меня проблемы с самоорганизацией.

Мама была так счастлива, когда я сообщила ей, что мы прилетим. Поначалу я думала сделать ей сюрприз, но это лишило бы ее удовольствия подготовиться к нашему приезду.

— Спасибо вам, что вы все пришли на это совещание. Я знаю, что вам не терпится уйти на каникулы, и обещаю, что не буду говорить много…

Ильес собрал нас всех, чтобы подвести итоги по разным проектам, призванным превратить наш лицей в любимое место учеников. Завершится речь раздачей первого номера «Грантс», лицейской газеты. Редакционная коллегия сформировалась с самого начала. Теперь в проекте участвуют пятеро. Должна сказать, я довольна этим первым номером. Он, конечно, самодельный, и статьи написаны слегка неуклюже, но это результат увлеченной командной работы. Я горжусь моими учениками и счастлива, что помогла им воплотить в жизнь этот проект.

С тех пор как я поняла, что люблю эту работу и никогда на самом деле не хотела ее сменить, все стало иначе. Я веду уроки с энтузиазмом.

Конечно, к Флоберу у моих учеников по-прежнему не лежит душа, но я не отчаиваюсь.

— Максин, вы представите нам работу ваших вторых классов?

— С большим удовольствием!

Я вручаю каждому по экземпляру газеты и даю пару минут, чтобы полистать.

— Статьи написаны учениками, рубрики формировали тоже они. Тематика будет варьироваться от номера к номеру. Мы попытались охватить максимально широкую аудиторию, чтобы было интересно всем. В каждом номере будет опрос-анкета. В этот раз анкета касается необходимости подавать брокколи в буфете, и без сюрпризов — ответ на заданный вопрос отрицательный. Я уже могу открыть вам тему следующей анкеты: нужна ли в жизни математика?

— Что? — возмущается Самия. — Конечно, нужна!

Я смеюсь.

— Подожди, пока к тебе с опросом придут мои ученики. И в твоих интересах подготовиться и привести аргументы. Их нелегко убедить.

— Большое спасибо, Максин, за эту работу. Я желаю долгой жизни лицейской газете. Хочу поблагодарить вас за ваши усилия. Труппа мюзикла, фотоателье, шахматный клуб, а теперь еще газета — вот что нам было нужно, чтобы возродить жизнь в нашем лицее. А теперь, когда мы все обсудили, предлагаю немного выпить и попробовать рождественское печенье, которое ученики из кулинарного кружка испекли сами.

Мы поднимаемся с радостным гомоном, свидетельством приближающихся каникул, и направляемся к столу, где расставлены бокалы с шампанским и полные тарелки восхитительного на вид печенья.

— Ваше здоровье, девочки! — чокаюсь я с Самией и Одри. — Когда ты уезжаешь к кузенам в горы, Одри?

— В воскресенье. Мне не терпится. Будем осваивать лыжные трассы.

— А ты, Самия? Когда едешь к матери?

— Э-э… В общем, я не еду.

— Ну нет, ты не останешься одна на Рождество! — возмущаюсь я. — Если так, я увезу тебя силой со мной и Летисией. Уж как-нибудь незаметно спрячем тебя в багажном отсеке.

— Я сказала, что не еду, это не значит, что я буду одна… Жиль… Он вчера прислал мне сообщение. У него с актрисой все кончено, и… в общем, скоро Рождество… И потом, он скучает по дочери. А я…

— Не говори мне, что ты его простишь? — взвивается Одри. — После того, как он с тобой поступил!

— По правде сказать, я не знаю. Я на него обижена, конечно, но в то же время, думаю, я все еще люблю его. Так что посмотрим…

Я не успеваю ничего ответить, нас прерывает Ильес:

— Дамы, позвольте выпить с вами за окончание года.

Мы чокаемся с ним по очереди, глядя в глаза, как полагается по традиции. Что-то здесь жарковато, а?

— Максин, — продолжает он, — я хотел еще раз поблагодарить вас за газету. Вам действительно пришла отличная идея. Я всегда знал, что могу рассчитывать на вашу преданность делу.

— Благодарить стоит не меня, а учеников, — отвечаю я, краснея от комплиментов. — Это они сделали всю работу.

— К шампанскому не хватает печенья, ты не находишь, Самия? Идем, сходим за ним, — предлагает Одри, дернув Самию за рукав.

Что они задумали? Ильес не двинулся с места.

Я стараюсь не думать о запахе его одеколона, таком соблазнительном. Не вспоминать его мускулистый торс. Не смотреть на его улыбку, которая почти срывает с меня одежду. Стараюсь, но не получается.

— Максин? Я подумал… В общем, мне пришло в голову, что, может быть…

— Да?

— Вы согласились бы поужинать со мной? Я знаю, мы работаем вместе, но если…

— Знаете? Конечно, я хочу поужинать с вами. С удовольствием.