Адам и Ева

Глава девятая

— Я понимаю, что это всего лишь репетиция, но все же немножко больше души, Адам, — с некоторым раздражением заметила Иона. — Куда делись твои чары? Мы на тебя так надеемся. Завтра тебе предстоит завлечь кучу народа, чтобы люди выложили как можно больше денег за эти безделушки. В конце концов, дорогой, не забывай, это же благотворительный аукцион.

— Вероятно, мои чары утратили силу воздействия, — с неподдельной горечью ответил Адам.

Они с Ионой сделали маленький перерыв и отдыхали за столиком в клубном баре. Иона потягивала коктейль с шампанским. Адам склонился над двойным мартини.

— Лаура Эшли? — с понимающей гримаской спросила Иона.

На лице Адама не дрогнул ни один мускул, но и никаких протестов не последовало.

— Да, милый, это ж надо сломаться именно на такой женщине, подумать только... потерять сердце...

— Да хватит тебе, не драматизируй, — усмехнулся Адам и постучал себя в грудь. — Мое сердце, кажется, на месте.

— Я и сама знаю, — улыбнулась Иона. — У тебя доброе сердце, Адам. Итак, что за проблема с твоей беспамятной красоткой?

— Я запутался, — искренне признался Адам. — Мне кажется, что отчасти это связано с ее... обстоятельствами. Она об этом особенно не распространяется, но можно себе представить, что за страдание — не знать, кто ты.

— Я думала, что твоя бабушка устроила ей визит к какой-нибудь знаменитости из мира психиатров специально по поводу ее обстоятельств.

Адам только пожал плечами.

— Устроить-то устроила. Лаура пару раз к нему сходила, но тот решил, что сеансы терапии не помогут, пока она сама не будет готова взглянуть на свое прошлое. И бабушка с этим согласилась. Братья тоже. Лауру нельзя подталкивать, и никто этого делать не хочет. Может, они и правы. Все дело во времени. Лучше не торопить события. Она, по-видимому, начнет собирать прошлое по крохам, когда придет время. Так что лучше не дергаться.

Иона отхлебнула вина и посмотрела сквозь бокал на Адама. Взгляд ее был задумчив.

— Нда, хотела бы я знать, что такое ей предстоит увидеть.

Адам тоже хотел бы знать, хотя его отношение к этому было далеко не однозначно. Он давно заметил, что Лаура смотрела на него с испугом, когда он предлагал ей попробовать раскрыть тайну ее происхождения. Чего она так боится? На что она боится взглянуть?

— Если б я была на твоем месте, Адам, то едва ли предпочла бы сидеть, сложа руки, и ждать у моря погоды, пока память не вернется к ней. — Иона отставила в сторону свой бокал и наклонилась над столом. — Саманта Макфи знает одного надежного частного детектива. Ты меня не выдавай, но как-то она нанимала его, чтобы навести кое-какие справки об одном своем поклоннике. Как выяснилось, ее поклонник не заслуживал даже поклона. Какие-то там аферы по почтовому ведомству и прочая подозрительная деятельность.

Адам почувствовал холодок в животе.

— Я убежден, что в случае Лауры никакой уголовщины нет, — с твердой уверенностью сказал он. — Никакая амнезия не может скрыть ее душевные качества... ее цельность... ее поразительную искренность... это же видно невооруженным глазом...

Иона дружески похлопала его по руке.

— Тем более тебе нечего бояться. Кем бы она ни была в действительности, вам обоим было бы лучше взглянуть правде в глаза. Почему бы, Адам, не встретиться с этим «недреманным оком» Саманты и не посоветоваться с ним? — Иона немного помолчала, собираясь с мыслями, ей не хотелось обижать Адама. — Послушай, Адам, если тебе кажется, что это огорчит Лауру — ну, если ей станет известно об этом расследовании, — то ведь можно сделать так, что она и не узнает. Ты первым разберешься в подробностях, а там уж найдешь как-нибудь время и способ ей помочь... узнать самой. Лично я считаю, что она будет только благодарна потом. И ты тоже.

Адам не мог не признать, что в предложении Ионы есть смысл. Пожалуй, не так уж плохо попробовать провести частное расследование. В конце концов, он имеет право хоть что-то узнать о женщине, которая вдруг стала так много значить в его жизни, — увы, слишком много. Он слышал голос, который упорно нашептывал ему: Правильно, выясни, кто она такая, и, как знать, может, если тебе не понравится то, что ты узнаешь, будет не так трудно с этим покончить. Тем самым ты окажешь сам себе большую услугу. Но только смолк первый голос, зашептал другой: Остерегись! То, чего ты не знаешь, не причиняет тебе лишней боли — и не даст потерять Лауру.

— Ладно, Адам, возьми, по крайней мере, его визитную карточку, — проговорила Иона, одновременно запустив руку в свою сумочку. — Куда это она подевалась?

Но не успела она выудить из своей сумочки злополучную карточку, как их внимание привлек голос диктора по телевизору в баре:

«...у входа в универмаг Форчэнов только что произошла стычка между группой пикетчиков и президентом компании Питером Форчэном. Смотрите репортаж об инциденте Эрика Лоусона, присутствовавшего на месте событий...»

Адам вскочил из-за столика и бросился в бар, чтобы посмотреть, что произошло. На экране можно было видеть, как Пит вышел из универмага. Он явно намеревался обратиться к столпившимся перед входом пикетчикам. Но не успел Пит открыть рот, как сквозь толпу пробрался молодой человек и начал ругать его. Адам сразу узнал Гранта Симмонса, того агитатора-смутьяна из универмага, с которым он сам пререкался неделю тому назад.

Репортер подробно освещал происходящее, но Адам его не слушал. Он, не отрываясь, следил за тем, как Питер поднял руку, пытаясь утихомирить сердитого молодого человека, а тот вдруг ударил кулаком Пита прямо в челюсть. Отклонившись немного в сторону, Пит сумел смягчить удар, но Адам увидел, что удар достиг цели. Сам того не сознавая, Адам сжал кулаки и нахмурился, видя, как Пит покачнулся.

В следующий миг Адам увидел Лауру, которая, как оказалось, стояла позади Питера. В тот самый момент, когда Питер получил удар в челюсть, она схватила его за руку и поддержала, чтобы он не упал. И тут же выскочила из-за спины Пита, и с горящими глазами бросилась на Симмонса.

С беспокойством и восхищением Адам смотрел, как Лаура бесцеремонно толкнула Симмонса в грудь и продолжала наседать на него. Вероятно, дело было во внезапности, а не в силе ее удара, но парень так и сел на свою задницу. Он, правда, мгновенно вскочил, и тут в дело вступили остальные пикетчики. Группа полицейских, до сих пор спокойно наблюдавших за событиями, стоя неподалеку, бросилась в толчею. В общей сумятице оператор явно потерял из поля зрения Пита и Лауру.

Иона с огорчением вздохнула, видя, как Адам выбежал из бара. Кого теперь ей искать на роль ведущего на благотворительном аукционе?

Адам примчался в универмаг Форчэнов в четверть восьмого. У входа еще толпились группки бастующих, поскольку магазин работал до девяти. Вопреки бесчинствам, показанным по телевизору, пикетчики соблюдали порядок и спокойствие. Покупатели входили и выходили беспрепятственно, если не считать сыплющихся на них листовок.

Адам искал глазами Симмонса среди бастующих: его бы сейчас ничто так не порадовало, как возможность расквитаться с Симмонсом. Но того нигде не было видно, и Адам умудрился проскользнуть в магазин не узнанным.

Он сразу направился в административное крыло. Как только миссис Сондерс заметила его, она вскочила из-за стола.

— О, мистер Форчэн, как замечательно, что вы объявились. — Бедная секретарша была расстроена и возбуждена. — Сегодня ужас что творилось. Эти хулиганы на улице...

— Где она? — резко прервал ее Адам.

Миссис Сондерс прикусила язык и дрожащей рукой показала на кабинет Питера Форчэна. Не теряя ни секунды, Адам бросился туда.

Он ворвался в кабинет и тут же встал как вкопанный при виде двух фигур в позе, которую, как ни гадай, можно было определить как «страстное объятие». Одна из фигур, а именно женская, распростерлась на роскошном, тончайшей коричневой кожи диване. Вторая фигура, то бишь мужская, склонилась над вышеупомянутой женской, причем его лицо находилось в непосредственной близости от ее лица.

— Я думал, вам обоим нужна помощь, — с деланной бойкостью промолвил Адам. — А вы, видать, прекрасно без нее обходитесь.

Адам растерялся еще больше, когда ни Питер, ни Лаура не сделали ни малейшей попытки отскочить друг от друга или, по крайней мере, хоть как-то выказать смущение оттого, что их застигли врасплох.

— Разумеется, — как ни в чем не бывало, проговорил Питер, ни на йоту не отодвинувшись от Лауры. — Наконец соизволил объявиться. Вот уж воистину тебе время некуда девать.

— Ах, так я еще и смешон! — выпалил Адам. — Чего же вы не смеетесь? Издайте хоть один смешок!

Лаура мягко отстранила Питера и бросила на Адама ядовитый, но одноглазый взгляд — именно одноглазый, потому что второй глаз был закрыт пакетом со льдом. Пакет закрывал глаз, но не закрывал иссиня-черный синяк вокруг него.

У Адама отвисла челюсть.

— Ха-ха, — бесцветным голосом пропела Лаура.

Питер с нескрываемой издевкой смотрел на Адама, потирая пострадавшую челюсть.

— Лично я, старший брат, не вижу в этом ничего смешного.

Адам не отрывал глаз от Лауры.

— Это Симмонс? Ах, ублюдок! — Он сжал кулаки. — Ну подожди, я его проучу. Ударить женщину...

Словно по команде, дверь распахнулась за спиной Адама, и кто, вы бы думали, явился на сцену? Грант Симмонс собственной персоной.

— Не надо, Адам! — выкрикнули в один голос Лаура и Питер.

Но было поздно. При виде Симмонса Адам побагровел и молниеносно врезал ничего не подозревающему молодому человеку прямо в челюсть. Симмонс спикировал в открытую дверь в приемную и ударился о бронзовую вешалку. Агитатор и тяжелая вешалка рухнули к ногам миссис Сондерс.

Старшая секретарша возопила что есть мочи, увидев несчастного молодого человека, погребенного под грудой плащей и пальто. Прекрасно нанесенный Адамом удар поверг его противника в нокаут.

Адам был явно доволен собой, чего нельзя было сказать о Питере, который, напротив, остался крайне недоволен поведением брата. Проклиная все на свете, Питер промчался мимо Адама в приемную, чтобы как-то привести в чувство пострадавшего.

Лаура отбросила пакет со льдом и обессилено взглянула на Адама.

— Ах, Адам, Адам. Это не Симмонс подбил мне глаз.

Адам опешил.

— Не Симмонс?

Лаура неторопливо поднялась и подошла к нему. Адам не мог глаз отвезти от ее изувеченного лица.

Ну ладно, положим, с Симмонсом я просчитался. Но пусть Лаура только скажет мне, кто виновник, и я из-под земли его достану. А что касается Симмонса, то я с ним рассчитался.

— Но кто же, Лаура?

Наступило гробовое молчание. Его нарушил не кто-либо из них, а Питер, который закричал, что Симмонс приходит в себя, и что он отправит его под присмотр медработницы компании.

Лаура взглянула на Адама, но откликнулась на голос Питера:

— Отлично. Правда, когда он встанет со стола в медпункте, будет чудом, если он сядет за стол переговоров.

— Он явился сюда на переговоры? — выпучил глаза Адам.

— Да, Адам, — сухо отозвалась Лаура. — А если б ты был здесь с нами пораньше, то мы бы избежали всей этой кутерьмы.

Адам ничего не ответил. Он чувствовал себя маленьким и жалким. А, судя по настроению Лауры, она не собиралась особенно нянчиться с ним.

— К сожалению, Адам, твои братья правы. Эти несколько недель, которые ты провел в конторе Форчэнов, были для тебя всего лишь забавой. Ты это делал только для того, чтобы произвести на меня впечатление. Кстати, можешь занести в свой реестр: кое в чем ты действительно преуспел. Временно, правда. А когда мишура спала...

— Лаура...

— И вот что еще, раз уж ты так интересуешься моим положением. Да будет тебе известно, что это Питер подбил мне глаз.

Адам и вовсе лишился дара речи.

— Пит ударил тебя?

— Нечаянно. Он хотел втащить меня в магазин, когда кучка протестующих пикетчиков совсем разбушевалась, а мой глаз, на беду, оказался на пути его локтя.

Она улыбнулась с некоторым торжеством.

— А теперь слушай. Ты хотел смеха. Так вот тебе самое смешное: Грант Симмонс вечером ворвался сюда с новыми требованиями, увидел фонарь у меня под глазом и решил, что это его рук дело, поскольку он-то помнил, что вовсю размахивал кулаками. Симмонс готов был сквозь землю провалиться, так он расстроился. А когда я рассказала ему, как все было на самом деле, его словно подменили. Я так понимаю: он зауважал меня за то, что я не воспользовалась случившимся, чтобы обвинить его в избиении женщины. Он даже согласился внимательно ознакомиться с нашими предложениями и затем вернуться и сесть с нами за стол переговоров, чтобы попытаться выработать пакет взаимоприемлемых соглашений. Но сейчас что-то подсказывает мне, что какое-то время у него будет настроение не для взаимных соглашений.

— Лаура, я очень сожалею. Сначала я увидел в программе «Новости», как Симмонс врезал Питеру. Потом являюсь сюда и вижу у тебя синяк под глазом. Естественно, я решил... Господи, ну кто бы мог подумать!

Лаура не могла оправдать Адама, однако она была тронута мотивами, толкнувшими его на этот поступок. Она не могла сдержать улыбки.

— Ты часто так делаешь?

Адам улыбнулся в ответ.

— Последний раз я ударил человека в подготовительной школе на соревновании по боксу. Если говорить правду, то я никогда прежде не попадал в такую историю. Ты первая женщина, с которой я... которой подбили глаз. — Он чуть придвинулся к Лауре. — Лаура, очень болит?

Она ответила вопросом на вопрос:

— Почему ты не приехал сюда днем, Адам? Тебе ведь звонила бабушка и все объяснила. Я разговаривала с ней, и она сказала, что ты вернулся в Денвер до трех. Я была уверена, что ты приедешь прямиком сюда. Ты так был нужен здесь.

Адам вздохнул и долго смотрел на Лауру.

— А как, ты думаешь, я должен был себя чувствовать, проснувшись утром и найдя твою записку, Лаура? Мы пробыли вместе эти невероятные сутки, а потом ты убегаешь ни свет ни заря, будто мы провели случайную ночь в номерах. Мне казалось, я заслужил лучшего отношения к себе. Ты даже не подождала меня и не дала возможности как-то объясниться.

Лаура опустила веки, опасаясь, что он увидит в ее глазах тоску и любовь.

— Этого-то я и боялась: что тебе удастся меня уговорить, — искренне призналась она.

Адам начал мерить шагами кабинет.

— И вот, прошатавшись по улицам Сан-Франциско, мучимый тоской и отчаянием, я возвращаюсь в апартаменты, и тут раздается звонок, и бабушка велит мне лететь, не теряя ни минуты, сюда, потому что ты отчаянно нуждаешься во мне.

Он перестал ходить по комнате, но не решался встретиться с ней глазами.

— Естественно, мне показалось, что ты передумала.

— Понимаю, — только и сказала Лаура.

Адам поднял голову и наконец посмотрел ей прямо в глаза.

— Может, я действительно из всего делаю проблему.

— Это было бы трудно отрицать, — улыбнулась Лаура.

Они находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Адам выглядел таким несчастным и растерянным, что у Лауры ладонь невольно потянулась к его лицу.

— Ты что, Адам, действительно думаешь, что я не могу постоять за себя?

Он прикрыл ее руку своей. Достаточно было одного ее прикосновения, и все в душе его моментально улеглось, и он опять почувствовал себя Адамом Форчэном.

— У меня голова кругом идет от одной мысли, что тебе кто-то может причинить боль.

— Ну, не такая уж это боль, — прошептала Лаура. — Питер от всего этого мучается гораздо сильнее. Хотя это чистая случайность, и он пытался спасти меня от обезумевшей толпы, он прямо скорбит оттого, что поставил мне фонарь. — Лаура не могла сдержать улыбку. — Но лично я не считаю, что это подмочит его репутацию.

С необыкновенной осторожностью и нежностью Адам притронулся пальцами к ее подбитому глазу.

— Бедненькая, — прошептал он. Адам внимательно изучал ее лицо: сначала, не отрываясь, смотрел на ее глаза, затем на губы, затем еще ниже.

Грудь Лауры поневоле начала вздыматься. Она опустила глаза.

— Все проходит, Адам, — прошептала она так тихо, что сама не была уверена, услышал ли он ее.

Адам ничего не отвечал и продолжал пожирать ее глазами. Лаура почувствовала беспокойство — и возбуждение.

— Я должна... пойти проверить... Симмонса.

Она попыталась ускользнуть, но Адам схватил ее за руку.

— Ты о чем-нибудь сожалеешь, Лаура?

Она раскрыла рот, но не могла произнести ни слова.

— О чем? — наконец пролепетала она. — О нас? О том... что... между нами... было? — Она прикрыла глаза. — Нет.

— Ты боишься, что потом пожалеешь?..

Эти слова он выдохнул во впадину между ее шеей и плечом.

— Это нечестная игра, Адам, — запротестовала Лаура. — Я... в проигрышном положении.

Он чуть-чуть отстранился.

— Послушай, Лаура, если все, что произошло, кажется тебе несколько экстравагантным... ради Бога, только скажи! Я могу... изменить стиль. Будем ездить на рейсовых автобусах, заберемся в горы... и никакой икры — перейдем на сардины.

На лице Лауры появилась гримаса.

— О, только не сардины, умоляю.

— Отлично, отлично — никаких сардин. Клянусь. Только скажи, что ты от меня хочешь, Лаура. Только скажи — и это твое. — Адам улыбался, но был серьезен.

Лаура едва не выдала то, что было у нее на уме, с губ ее чуть не слетели слова, которые бы Адаму вряд ли пришлись по душе, но в которых заключалось то, чего она по-настоящему хотела от него. Однако она, как и Адам — хотя совсем по другим причинам, — была пленницей мира иллюзий.

Лаура пыталась собраться с мыслями и навести порядок в чувствах. Ну какой может быть смысл в этой безнадежной, беспомощной, бессмысленной любви к человеку столь неподходящему? Всего несколько недель длился их безумный роман, а она уже мечтает о том, как выйдет за него замуж, вырастит детей и будет тихо-мирно доживать с ним свои дни в любви и — как это она чуть не забыла? — бедности. Но печальная истина заключалась в том, что в поведении Адама не было абсолютно ничего, что поощряло бы подобные фантазии. Страсть, обожание, готовность сделать для нее все, что она пожелает, — таков Адам, но брак совершенно определенно не входит в его программу — и он об этом заявил прямо и честно с самого начала, винить его здесь не в чем.

Адам внимательно следил за выражением лица Лауры. Он видел, как в ней борются противоречивые чувства. Всю жизнь Адам привык получать то, что хотел. Как говорила Лаура, все давалось ему слишком легко. Поначалу так было и с Лаурой. Она свалилась в его объятия — по другому и не скажешь, — ее изумрудно-зеленые глаза излучали благодарность, а потом — и очень скоро — в них появилось обожание. И все то время, что они были вместе, Адам неколебимо верил в то, во что верил всегда, а именно: что он ведет светскую жизнь.

— Послушай меня, Адам, — наконец промолвила Лаура, когда молчание уже стало невыносимым. Дыхание перехватило. И все же она решилась и должна была теперь все высказать начистоту. — Тут ничего не поделаешь. Ты такой, какой ты есть — невероятно красив, очарователен, в расцвете сил, жизнелюбив, щедр до расточительства, романтик до мозга костей...

— В жизни не чувствовал себя столь гадко от комплиментов.

Лаура постаралась ободряюще улыбнуться.

— Но это в самом деле комплименты, Адам. Ты ужасный человек. Могла ли я мечтать... — Лаура не договорила и отвела глаза. — О, Адам, ни один из нас не готов к серьезным отношениям. Лучше порвать сейчас — тогда у нас... останутся хотя бы прекрасные воспоминания.

Адам бросил на нее подозрительный взгляд, почуяв в ее голосе какие-то новые нотки — впечатление было такое, будто она сама поражена, что вспоминает об этих днях с теплотой.

— Но я не хочу останавливаться, Лаура. И не верю, что ты этого хочешь.

— Адам...

— Посмотри мне прямо в глаза, объяви во всеуслышание, чего ты хочешь. Скажи: «Я хочу с этим покончить, Адам».

— Адам... — Дальше имени она двинуться не могла.

— И никаких теперь записочек. Никаких ускользаний на рассвете. Чтобы я просыпался, желая обнять тебя, а тебя уже след простыл. Нет, на сей раз лицом к лицу, — жестко настаивал он. — Скажи, что ты хочешь с этим покончить.

— Сейчас не время для дискуссий такого рода. В компании кризис, — запротестовала Лаура, больше для того, чтобы оттянуть время.

Адам грубо потряс ее за плечи.

— Скажи, Лаура, от чего ты хочешь бежать: от меня или от своего прошлого? Или что-то начинаешь припоминать? Может, ты боишься? Боишься того, как я это восприму?

— Ах, Адам, все так запуталось. Я просто ума не приложу... В голове какая-то каша. На душе кошки скребут. — Рука ее потянулась к его груди. — Мне просто не продохнуть. Особенно когда ты рядом.

Адам одарил ее одним из своих обворожительных взглядов.

— Почему это — особенно когда я рядом? — Он не сомневался, что знает ответ, но ему ужасно хотелось услышать это из ее уст. Вернее даже, чтобы она услышала.

Лаура тяжело вздохнула, и в ее вздохе слышалось отчаяние.

— Ты сводишь меня с ума, вот почему. У меня колени подгибаются от одного твоего вида. Я не могу выкинуть из головы воспоминание о том умопомрачительном ощущении, когда мы занимались любовью. — Она бросила на него взгляд, полный безнадежности. — Мне даже кажется, «умопомрачительном» не то слово. Из-за тебя мне приходится заниматься словотворчеством, потому что привычные слова не подходят. — Все это она выпалила на одном дыхании, а в конце толкнула Адама в грудь — не настолько сильно, чтобы он грохнулся на пол, но достаточно, чтобы чуть сдвинулся с места. — Ну что, — бросила она, — теперь твоя душенька довольна? Ты счастлив? — Не дожидаясь ответа, она кинулась к двери. — Но это ничего не меняет. Я все равно уезжаю, Адам. Вот только... помогу Питу покончить с этой забастовкой. Это лишь потому, что все вы были ко мне так добры, и я столь многим вам обязана. Я пообещала твоим братьям сделать все, что в моих силах, чтобы им помочь. И я их не подведу.

Лаура выбежала в приемную. Когда она проходила мимо стола старшей секретарши, которой надо было бы превратиться в бездушный камень, чтобы не слышать разговора Лауры и Адама, потому что дверь в кабинет была нараспашку, миссис Сондерс сделала вид, будто поглощена почтой, хотя она всю ее привела в порядок еще в начале рабочего дня. Лаура же вся вспыхнула, когда ненароком встретилась глазами с миссис Сондерс, но, впрочем, обе тут же смущенно отвернулись друг от друга.

— Лаура, — прокричал Адам из недр кабинета.

Лаура не останавливалась и не откликалась.

— Апартаменты в «Фэйермонте» за мной, Лаура. Яхта ждет нас до конца следующей недели. А я ведь еще не показал тебе парадного зала.

— Кому-то надо и работать, Адам, — бросила она наконец, не останавливаясь.

— Ну, так сначала поработаем, — крикнул он ей вдогонку, но Лаура уже скрылась за двойными дверями.

Миссис Сондерс продолжала делать вид, что занята изучением почты. Однако, почувствовав на себе упорный взгляд Адама, не могла устоять и взглянула на него. Она всеми силами пыталась соблюсти приличия и придать своему взгляду как можно большую индифферентность, пытаясь показать, что не интересуется личной жизнью шефа.

Сам Адам на всякие приличия чихал. Он одарил секретаршу игривой улыбкой.

— От этой женщины я просто сатанею, миссис Сондерс. Сатанею от страсти. Тело, кожа, глаза, даже синяк — я от всего этого готов взорваться. Представьте себе: достаточно увидеть ее — и я просто распадаюсь, от меня остается один пшик.

Миссис Сондерс вспыхнула как маков цвет, но в голове у нее мелькнула при этом одна мысль: Если бы какой-нибудь мужчина так любил меня, уж я бы его из рук не выпустила.

Когда Лаура вошла в медпункт на двенадцатом этаже, вид у Пита был унылый. В комнате, кроме него, не было ни души.

— Что случилось с Симмонсом и медсестрой? — с беспокойством спросила Лаура. В голову ей лезло невесть что: медсестра в дикой спешке увозит на «скорой помощи» беднягу Симмонса, который находится в коматозном состоянии.

— Они оба отправились по домам, — сообщил Пит, к ее величайшему облегчению.

— Значит, с ним все в порядке?

— Физически, пожалуй, да. А вот душевно, честно говоря... нельзя сказать, чтоб у него был... э-э... здоровый настрой. Когда он пулей вылетел отсюда, то упомянул что-то похожее... на судебное преследование.

У Лауры упало сердце.

— Это он про Адама? — Она тяжело опустилась на ближайший стул. — О Боже! Только этого не хватало. Это ужасно.

— Нда, — согласился Пит. — Так прямо и вижу газеты с крупными заголовками: «Братья Форчэны укокошили служащего».

— Но ведь и вы можете угрожать судебным преследованием, — нашлась Лаура, — в конце концов, разве Симмонс не ударил тебя? Это все видели в программе «Новости».

— Видишь ли, — со вздохом ответил Пит, — когда дело доходит до прессы, то, сама подумай, какое сообщение будет помещено на первой странице, а какое на десятой? — Пит взглянул на Лауру. — Когда речь идет о читателе, нетрудно догадаться, на чьей стороне его симпатии. Без сомнения, на стороне побитого щенка. Вот на чьей. Удар за удар, конечно, но удар Адама... как бы это сказать... несколько весомее, чем Симмонса, если ты понимаешь, о чем я.

К несчастью, Лаура прекрасно понимала, о чем он.