Ален

Глава 14

Мы выехали почти к восьми вечера, оставив детей на нянек, гувернантку и слуг, граф и графиня Лариаль должны были выехать собственным экипажем, и быть уже на месте. Хорошо что в карете не зажигали фонарь, я нервничала, мяла в руках листки с песнями, постоянно вздыхала, не люблю я большое скопление народа, боюсь. Сесиль протянула небольшую бутылку:

— Здесь успокоительное, сделай глоток, — я послушно проглотила, — теперь еще один и выдохни. — Так и сделала, действительно полегчало, а к этому времени мы приехали. Арлийский помог спуститься жене, потом мне, придержав за руку. Супруги пошли вперед, а я на полшага позади и вошли в дом. Еще вчера здесь было тихо, а сегодня — куча разодетого в пух и прах народа гуляет по галерее, часть скопилась в зале, и все прибывшие подходили в первую очередь к имениннику. Мы также подошли к графу.

Маэль с бокалом шампанского стоял, окруженный молодыми дамами и парой молодых людей. Сесиль весело заметила:

— Вижу моему дорогому братцу здесь совсем не скучно, весь цветник, розариум собрал возле себя, друзьям хоть дам на танец оставил? — целуя брата. — Я тогда заберу баронессу, — и отступила, чтобы явить меня графу.

— С днем рождения, Маэль, — протянула симпатичную открытку, собранную из атласа, гипюра, бархата и различных ленточек. Он, как завороженный смотрел на меня, жадно, восторженно, совсем не скрывая своих чувств, взял мою руку с открыткой и поцеловал. Пожалуй, он меня за подарок принял, дай ему волю, то затащит в спальню и начнет разворачивать. В реальность его вернул смешок Арлийского:

— Граф, ты девушку так смутил, что она от тебя сбежит прямо сейчас, так и не подарив основного презента, кстати, заказанного тобой. — Граф смущено улыбнулся:

— Изабелль, я в восхищении и с трепетом жду своего подарка. — На мое счастье, к графу подошли другие только что приехавшие гости, и он был вынужден выпустить мою руку, чем я воспользовалась, чтобы сбежать, провожаемая его взглядом. Я хотела увидеть Арвиаля, хотя бы со стороны, ведь он в последний месяц был очень холоден со мной и общался сквозь зубы, будто ему очень противно, но необходимость заставляет.

Арвиаль обнаружился в лоджии, где он стоял с бокалом шампанского, облокотившись на перила, и разговаривал с двумя молодыми людьми. Я жадно его разглядывала, стараясь запомнить его облик до малейших деталей. Он был одет в стального цвета камзол с серебром, по которому рассыпались черные волосы, слегка завитые, белую рубашку с кипой белоснежных кружев, штаны такого же цвета, что и камзол. Подбородок выбрит, как всегда, начисто, на руках несколько дорогих перстней с драгоценными камнями, ногтями, очевидно, занимался мастер маникюра, они были безупречны.

Мажордом ударил трижды о пол и громко возвестил:

— Его Сиятельство, граф Маэль Энзо ла де Вивирель приглашает всех гостей к праздничной трапезе, — все потоком устремились в трапезную, где напротив каждого стула были поставлены специальные карточки, чтобы потом не возникло обид, не пришлось рассаживать людей заново. Я зашла в числе последних, есть много мне было нельзя, а вот, чтобы мой желудок не перекричал меня саму, перекусить совершенно необходимо.

В трапезной столы были поставлены в пять рядов, пятый — во главе всех четырех, там и сидел именинник со своими родственниками. Мне было жутко неудобно ходить, когда все едят, и было совсем собралась улизнуть из трапезной, когда меня заметил Маэль и что-то шепнул сидящему рядом Жану, который сразу же направился ко мне:

— Изабелль! Изабелль, не уходите, Вас приглашает к своему столу Маэль… — его речь была прервана появлением трех богато одетых, даже слишком богато, особ: достаточно пожилой пары и молодой девушки, наверное, их дочери. Граф быстро пошел им навстречу, чтобы лично поприветствовать их, наверное, какие-то высокопоставленные лица, и мы с Жаном пошли следом за ними. Моя карточка обнаружилась рядом со стулом Маэля с правой стороны, а с другой — левой стул самого Жана, только вот незадача, девица, ехидно меня оглядев, плюхнулась прямо на мой стул. Жан не растерялся, и, любезно улыбнувшись прибывшим, уступил своем место главе семьи, сунув свою тарелку и бокал слуге, велел принести чистые приборы, а меня провел к другому столу, где как раз были свободные места.

Усевшись, наконец-то за стол, подняла глаза на соседа напротив и благословила ту девицу — передо мной сидел Арвиаль. Я тихо прошептала:

— Добрый вечер, Ваша Светлость, — он проглотил, что жевал, запив вином, кивнул:

— Добрый, баронесса, — на нас с любопытством уставились другие соседи, поэтому возможности продолжить разговор не было, зато я могла свободно любоваться предметом своего вожделения, изредка закусывая чем-то, даже не замечая вкуса, отпивая по чуть-чуть вино. Арвиаль перевел свое внимание на соседа справа, разговаривая с ним вполголоса, иногда бросая взгляды на окружающих.

Маэль продумал все: Изабелль сядет рядом с ним, рядом будут сидеть его родственники, пусть поближе с ними познакомиться, ей полезно привыкать к мысли, что у него вполне серьезные намерения на нее, и отпускать ее он не намерен: не зря же он тридцать четыре года был свободен, теперь пора семью заводить, а с баронессой он очень даже готов.

Она вошла в трапезную, и граф восхищенно смотрел на нее: ни одна женщина, находящаяся здесь, не могла быть равной ей. Окинув взглядом столы, она было направилась к выходу.

— Жан, проводи мою гостью ко мне, — склонившись к брату и помощнику, сказал Маэль. Жан быстро направился к его фее и перехватил недалеко у выхода, но тут неожиданность — появилось семейство посла королевства Ленуар: герцог Норийский, двоюродный дядя Арлийского, его супруга и дочь. Пришлось пойти и лично приветствовать гостей, которых не ждали (оказалось, что они только что прибыли и решили остановиться у Арлийских) и не звали (молодая герцогиня Норийская давно не давала проходу графу). Молодая нахалка спокойно уселась на стул, предназначенный баронессе, и Жан, натренированный в юридической конторе находить лазейку там, где ее нет, увел его Изабелль в зал. Теперь она сидела спиной к нему, и граф только вздыхал, глядя на девушку, а рядом тарахтела Норийская. И ведь не пошлешь!

Как только ужин был завершен, все отправились в бальный зал, где должен был быть небольшой концерт. Граф быстро перенаправил руку герцогини Норийской в руки Жана, а сам бросился искать Изабелль. Сердце сжималось и испуганно билось: она не поймет и не простит, а он не сможет… Боже, как больно уже сейчас!

Изабелль стояла возле музыканта и друга семьи барона Лезара де Лесье, который подал ее небольшой флакон («Настойка», — догадался граф), заставив отпить, и что-то продолжил ей говорить. Маэль подошел и взял девушку за руку, поцеловав, раскаянно прошептал:

— Изабелль, прости, пожалуйста, прости! Я не звал их, и, тем более, Норийскую… — Барон громко хмыкнул и отошел, чтобы не мешать разговору. Баронесса непонимающе смотрела на него:

— Ничего страшного, Маэль, мне без разницы было, где сидеть или с кем, ведь это только на сегодня, а то, что ты мой друг, я и без всяких доказательств знаю, так что прощения просить не за что. Ты прости, мне нужно идти, готовить твой подарок, — улыбнулась она и отошла.

Что делать? Плакать или смеяться? Она впервые назвала его на «ты», но перечеркнула все его старания пробудить в ней любовь, и видит только друга, а не мужчину, претендующего на нее. Как это неправильно, подло и жестоко! Графу хотелось все пинать, крушить, ломать, выгнать взашей эту Норийскую, которая перепортила ему весь праздник, ведь он хотел сегодня поцеловать Изабелль. Глубоко вздохнув несколько раз, он постарался успокоиться, поймав сочувствующий взгляд Сесиль, криво улыбнулся сестре и пошел слушать концерт.

Арвиаль приехал, когда большой часть гостей уже прибыла, ждали только герцога Арлийского с супругой и еще пару таких же близких родственников. Поздравив именинника, прошелся по галерее, бальному залу и улыбнулся — везде чувствовалась рука Сесиль. Конечно же, не сама она делала, куда ей с малышом на руках, но кого-то научила из своих. Поблизости оказался знакомый, которого давно не видел, сам собой завязался разговор, официант принес бокал шампанского и они вышли на балкон. Пока разговаривал, ему казалось, что на него кто-то смотрит, но скосив глаза, никого не увидел.

Разговор о предстоящем празднике в королевском дворце был прерван мажордомом, который позвал всех в трапезную. Соседом по столу справа оказался один из его сотрудников, который работал обвинителем, и, разумеется, общих тем у них уйма. Арвиаль стал расспрашивать о продвижении дела, которое им дали для доработки, сотрудник тихо отвечал, и в целом, герцог расслабился, пока не появились Норийские. Сосед тихо засмеялся, и Арвиаль кинул на него вопрошающий взгляд. Пока прибывшие только что гости шли к столу, усаживались, сосед поведал ему:

— В один день к герцогу приехала троюродная тридцатилетняя сестрица, незамужняя, но очень в этом заинтересованная, а граф часто посещал Арлийских, и влюбилась, причем открыто сделала ему предложение своей руки, сердца и хорошего приданого, Вивирель был в шоке и бежал, — сосед не смеялся, а давясь, ржал. — Прятался, как мальчишка, переезжая из одного города в другой, а она практически следом за ним, пыталась даже в его спальню пробраться, несколько раз пробралась-таки, но Вивирель умудрялся сбегать прямо с постели, чуть ли не голым, а потом просто собрал на нее компромат, и при личной встрече показал ей, потребовав оставить его в покое. Прошло уже три года, а пыл этой особы не утих, раз пришла сюда с родителями. Может, решили засватать нашего графа, чтобы не сбежал, посмотри, как хорошо он смотрится в родственных тисках.

Арвиаль посмотрел на графа, который выглядел весьма удрученным. Жалко человека. Засунув в рот кусок мяса, стал жевать и чуть не подавился, когда услышал тихое:

— Добрый вечер, Ваша Светлость! — Изабелль! Поднял глаза и чуть во второй раз не подавился — девушка чуть улыбалась, грустными глазами разглядывая его, и выглядела просто потрясающе, зеленый цвет платья изумительно шел к ее глазам, а маленькие серьги с бриллиантами были изысканным дополнением и в меру скромным. Он, прожевав, ответил:

— Добрый, баронесса! — и отвернулся к соседу, который с интересом таращился на баронессу. Это было Арвиалю неприятно, потому поспешил занять соседа разговором, изредка бросая взгляды на Изабелль, которая больше крошила в тарелке, чем ела, бросая на него такие взгляды, что сердце заходилось. «Может, я все-таки ошибся, и Изабелль действительно что-то чувствует ко мне? — который раз он спрашивал себя, и отвергал. — А если ошибаюсь, тогда что?»

Когда все встали и направились в бальный зал, баронесса исчезла из вида, и сердце неожиданно сжалось, повертев головой, он увидел, как ее держит за руку граф, что-то говоря ей, а она отвечает с легкой улыбкой. «Она держит все под контролем, успевая кокетничать, и чтобы поклонник не „уплыл“ в чужие руки», — с горечью заметил сам себе, отворачиваясь от них. Потом присоединился к группе знакомцев и последовал в бальную залу.

Концерт начался с песен и музыки приглашенных музыкантов и певцов, которые за время нашего праздничного ужина создали в зал атмосферу легкого полумрака, когда свечи неясно освещают поющих, чтобы не смущать, но и не закрывать или прятать лица, а влюбленные могут в более укромных местах побыть вдвоем и даже целоваться.

Потом право петь передали мне, доставив сразу два больших канделябра, и на мое шиканье:

— Зачем? И так хорошо было, — ответили:

— Приказ Его Сиятельства. — Все обратили внимание на меня и Лезара, который сел за рояль. Улыбнувшись гостям, сказала:

— Его Светлость граф Маэль де ла Виверель вошел в мою жизнь другом в тяжелый для меня момент, и я горда, что он мой друг. На мой невысказанный вопрос, что ему подарить, он написал мне, что хочет в подарок песни, которые когда-то пела я. Сегодня, Маэль, я исполняю Вашу просьбу и спою несколько песен.

С Лезаром была давно обговорена очередность каждой песни, поэтому он начал музыку к романсу «Любовь — волшебная страна»

Я, словно бабочка к огню,

Стремилась так неодолимо

В Любовь, волшебную страну,

Где назовут меня любимой…

Где бесподобен день любой,

Где не страшилась я б ненастья.

Прекрасная страна- Любовь,

Страна Любовь,

Ведь только в ней бывает счастье…

Даже не ожидала, что зал с замиранием будет слушать эту песню, а уж аплодисментов и вовсе не ждала. Не дожидаясь, пока замолкнут рукоплескания, Лезар заиграл на гитаре «Сталь подчиняется покорно»

Сталь подчиняется покорно:

Её расплющивает молот,

Её из пламенного горна

Бросают в леденящий холод.

И в этой пытке,

И в этой пытке,

И в этой пытке многократной

Рождается клинок булатный.

Вот как моё пытают сердце:

Воспламеняют нежным взглядом,

Но стоит сердцу разгореться,

Надменным остужают хладом.

Сгорю ли я,

Сгорю ли я,

Сгорю ли я в горниле страсти

Иль закалят меня напасти?

Потом одна за другой песни «Любовь, зачем ты мучаешь меня», «Есть только миг», «А напоследок я скажу», «Как жизнь без весны», «Аллилуйя» менялись лишь музыкальные инструменты или добавлялись. Потом пел Лезар, Сесиль, еще другие гости, но по одной песне, кто-то танцевал, кто-то шептался, а кто-то с замиранием сердца слушал музыку и песни.

Я давно уже стояла в стороне, спрятавшись от чужих взглядов, отыскивая глазами интересующий меня объект, но не видела и очень досадовала. Прошла к окну и натолкнулась на того, кого искала: Арвиаль стоял сложив руки на груди, вслушиваясь в голос поющего, поскольку его не было видно с того места, где стоял герцог.

Увидев меня, он улыбнулся и сказал:

— У Вас чудесный голос, баронесса, даже не ожидал, особенно после того отпора, который Вы мне дали в Вашем поместье. — Я чуть улыбнулась:

— А Вы так и не использовали свое право. — Арвиаль рассмеялся:

— А если сейчас попрошу, сможете, при всех? — Меня что, на «слабо» берут? Ха, сейчас я ему устрою, приготовила ему сюрпризец. Взяла его за руку и повела к роялю:

— Чтобы Вы не сказали, что я своих слов не выполняю. — Его рука была приятно-горячеватой и держала мою крепко, мне казалось, что сердце бьется прямо в горле, хотя это все длилось только несколько секунд. Арвиаль остался возле кресел зрителей, я же прошла за рояль, один из выступающих только встал. Кинула взгляд в сторону, где стоял Арвиаль и усмехнулась сама себе: он стоял прямо за креслом, в котором сидел граф. Глазами показала ему сместиться, но тот или не понял, или не захотел.

Попросила убрать один канделябр, обилие света раздражало глаза. Положила руки на клавиши, выдохнула и медленно начала вступление песни «Спроси мое сердце».

Ты не заметишь в зеркалах чужую тень,

И не расскажет обо мне ушедший день…

Ты не узнаешь по глазам — не говорят,

Не прочитаешь по губам — они молчат,

Лишь только с тем, что там внутри -

Поговори…

Спроси мое сердце, с кем хочет оно спеться,

Спроси мою душу, запреты все нарушив,

Узнаешь этой ночью,

С кем слиться сердце хочет…

Не оставляй со мной рассвет, не уходи,

Моя не смелая любовь в моей груди,

В моей груди моих надежд незримый след,

Немой упрек, немой вопрос, немой ответ…

Ты знаешь все, что прячу там -

Тебе отдам…

Спроси мое сердце, с кем хочет оно спеться,

Спроси мою душу, запреты все нарушив,

Узнаешь этой ночью,

С кем слиться сердце хочет…

Практически всю песню я смотрела на Арвиаля, и молила про себя: «Пойми, пойми, что именно это хочу до тебя донести, это не просто песня». Он стоял у кресла, погруженный в задумчивость, в той же позе со сложенными на груди руками, черные глаза его почти не отрывались от моего лица, точно пытались там что-то найти, давно потерянное. Я пела и, глядя в глаза герцогу, теряла связь с реальностью. «Молю, услышь мое сердце» Гром аплодисментов вернул в действительность. Провела по щеке — слезы. Я плакала? Опустила глаза, чтобы встать со стула и не упасть, а когда поняла их, герцога уже не было.

Граф сиял, очевидно, он думал, что песня предназначена ему, и сразу после нее подошел ко мне:

— Изабелль, Вы, как всегда, неподражаемы, благодарю за такую музыкальную композицию, — граф, потянув меня в сторону, поставил лицом к прибывшим позднее всех гостям. — Ваша Светлость, разрешите представить баронессу Изабелль Абеларию де ла Барр, — я поклонилась герцогу и его семье. Герцог улыбнулся:

— Замечательно поете, мадемуазель, просто превосходно, — и протянул мне руку, я, обалдевшая (ведь он намного выше меня по социальной лестнице), подала, чтобы получить поцелуй Его Светлости и представление. — Аделард Эль Юлин герцог Норийский, моя дражайшая супруга Вивьен, — я поклонилась ей, — и моя дочь Надин, — и ей, но не столь почтительно, — это практически вся наша семья, сын должен тоже приехать сегодня ночью.

— Ваша Светлость, для меня огромная честь познакомиться с Вашими близкими и Вами. — Он улыбнулся, подхватив жену, повел ее вперед — бальная зала готовилась к танцам. Когда оглянулась, Арвиаля нигде не было, аж тоска взяла. Граф, подхватив меня под локоть, повел в сторону, но к нам привязалась молодая герцогиня, которая подхватила его под руку и принялась фальшиво расхваливать мое пение, хотя косилась на меня так, что если взгляд мог убить, я уже лежала бы в луже крови бездыханная. Бедный граф только закатывал глаза, я извинилась:

— Извините, мне нужно отойти ненадолго, — и ретировалась от этой парочки, поймав по ходу движения Жана. — Жан, там Ваш брат страдает от нападающей на него Норийской, еще немного и он попрощается с целомудрием, уж больно она плотоядно на него смотрит, — Жан захохотал и пошел выручать кузена, по совместительству и босса. Я же пошла искать Арвиаля, сегодня у меня есть шанс добиться взаимности, попробую.

Арвиаль слушал пение Изабелль, стоя у окна. Смысл песен был настолько глубок, что над каждой можно было бы размышлять часами, но увлекал голос — зовущий, трепещущий, тянущий за какую-то струну в сердце, заставляя его звенеть, как хрусталь, и искрить, как сталь, о которой пела баронесса. Потом кто-то еще сел за инструмент. Вообще-то герцог не любил концерты, они навевали на него скуку и зевоту, только не в этот раз, а может, потому что певец, точнее певица оказалась интересной ему.

Мысленно произнес: «Изабелль», и, вздрогнув, поднял глаза — она стояла перед ним, сердце опять бешено скакнуло. Она что-то говорила, он машинально улыбался и отвечал, пока не взяла его за руку и не повела к роялю. Только начался проигрыш, как герцог понял, что это будет не просто песня, а что-то особое. А потом Изабелль запела, раскрывая свое сердце ему, песня была для НЕГО, поэтому она так смотрела в его глаза, пела и плакала, ей было больно по-настоящему, для обмана так петь невозможно, просто невозможно… Пальцы летали по клавишам, а глаза смотрели только в глаза.

Музыка затихла и еще несколько секунд стояла полная тишина, а потом один робкий хлопок, второй, третий, пока весь зал не взорвался овациями, а Белль не пришла в себя и не встала, отведя глаза. Сердце билось у самого горла, жар то и дело обдавал его тело волнами, в голове стучало: «Дурак, какой же я дурак! Влюбил в себя девочку, а сам не пойму, чего хочу», и шагнул в темноту, вышел на открытую лоджию, чтобы хотя бы холодный воздух остудил жар.

Герцог стоял не осознавая ни времени, ни пространства, ни звуков: «Что со мной творится?» — только это крутилось у него в голове. Отличный сыщик, чувствующий подвох сразу же, как и открытое отношение, становился полным идиотом, когда что-то касалось его личной жизни, как же так?

— Ален, — тихий голос и девичьи руки опустились на плечи. Он вздрогнул и обернулся, Изабелль всматривалась в его лицо, потом нежные руки охватили лицо, потянув к себе. — Почему ты ушел? Тебе не понравилось?

Он сходит с ума, вот сейчас он сойдет окончательно. Герцог обхватил девушку за талию и притянул к себе, накрывая ее губы поцелуем, так должно быть, так и будет, потому что сейчас это правильно.

Арвиаля я нашла на балконе, точнее на открытой лоджии. Он смотрел вперед, но ничего не видел и не слышал, погруженный в себя, ему похоже тяжелее, чем мне. Я осторожно положила руки ему на плечи и позвала:

— Ален, — он развернулся, в глазах клубился дым и огонь, такая тоска и боль, что невольно обхватила его лицо руками. — Почему ты ушел? Тебе не понравилось?

Он обхватил меня за талию, прижимая к своему телу, поцеловал, поцеловал так, что сердце билось в самом горле, голове смятение, полное помутнение рассудка, и руки мои невольно обвились вокруг его шеи, прижимая его к себе еще теснее. Мое! Мое!! Мое!!! Плевать на всех и вся, Ален мой, не собираюсь его ни с кем делить, никому отдавать. Мы не могли оторваться друг от друга, нас, что называется, «прорвало». Его руки скользили по моему телу, а губы целовали шею, по напряжению в руках и паху, я поняла, что желание затмевает ему разум, чуть отстранившись, прошептала:

— Ален, мы не одни, сюда могут выйти, — погладила ему лицо, и уткнулась ему в плечо, гладя по спине, от души сочувствуя, так как помочь ничем не могла. Постепенно он успокоился, но не отстранился, чего я очень боясь. Мне было уютно в коконе его рук, даже не хотелось шевелиться, все, что мне было нужно, сейчас было со мной — мой мужчина.

Я не знаю, сколько мы так простояли и очнулись только тогда, когда услышали веселые голоса, идущих к лоджии гостей, желавших освежиться. Арвиаль слабо улыбнулся и провел тыльной стороной пальцев по моей левой щеке:

— Пойдем, потанцуем? — я ответила ему с улыбкой:

— А я танцевать не умею. — Положив руку мне на талию, он повел меня к другой двери, выводящей из балкона в коридор, а оттуда в бальный зал, проговорив:

— Будем учиться: ты танцам этого мира, а я твоего. — От этих слов, как бы банально и глупо не звучало, у меня запорхали бабочки в животе, а радость заполнила меня до краев и, наверное, даже отсвечивала в глазах. Он, похоже, давно догадался, кто я, раз так спокойно об этом говорит. Это даже к лучшему, не надо никому лгать или выкручиваться, поэтому ответила с легким сердцем и небольшим намеком:

— Только танцы моего мира мы сможем танцевать либо у Арлийских, либо в моих поместьях, в других местах вряд ли поймут. — Он хмыкнул:

— Мои слуги не болтливые. — О Боги! Это он мне так говорит о нашем совместном будущем? От счастья чуть слезы с глаз не брызнули, но сдержалась:

— У главы сыска всегда найдется статья закона, чтобы привлечь болтливого к ответу, не так ли, господин глава?

Он только сильнее стиснул руку на талии и ввел меня в бальный зал, и, не дожидаясь начала новой композиции, у края танцующих, совершенно не стесняясь, стал показывать движения, кивая на других женщин, которые сейчас танцевали:

— Просто копируй танцующих дам и все, — или оттого, что я сейчас была безумно счастлива и довольна, или оттого, что память тела все еще помнит, что учила Абелария, движения выходили красивыми и изящными, а я не могла оторвать глаз от своего Алена. Потом начался другой танец, очень похожий на вальс, мы понеслись по всему залу, кружась, уже не боясь кого-то задеть. Все-таки любовь — хороший учитель, потом пили вино и сок и опять танцевали, выходили на балкон и целовались, или стояли, обнявшись, любуясь звездами, слушая только стук собственных сердец.

Бал подходил к концу и Арвиаль предложил подвезти меня, уехать чуть раньше, чтобы поговорить без помех в его карете. Я без колебаний согласилась и нашла Арлийскую:

— Сесиль, я хочу вернуться домой чуть раньше, меня герцог Арвиаль отвезет, — она только чуть вздернула в удивлении бровь, но промолчала, не задала вопросов, и согласно качнула головой:

— Езжай, я сама сообщу Маэлю.

Быстро прошла к выходу, чувствуя, как мою спину буквально буравит чей-то взгляд, но мне сейчас было все равно, я шла к Алену.

Ален впервые чувствовал себя свободно, будто крылья за спиной расправились, его больше не интересовал выбор, и не было сомнений, кого он хочет видеть возле себя, это впервые после Сесиль. Сейчас он твердо был уверен, что его судьба — Изабелль, она не мечется между ним и еще одним мужчиной, или несколькими мужчинами, нет, она выбрала его и только его, как и он выбрал ее, и с этим выбором согласно его сердце. Первый раз ему было по-настоящему легко и радостно, но все же предстоит серьезный разговор, а для него нужно было не просто уединение, а полная гарантия, что никто не помешает им. Белль убежала сказать Арлийским, что уезжает с ним, а он подошел попрощаться с графом, который сухо ответил ему и одарил тяжелым взглядом:

— Спасибо, что прибыли на мой праздник, — и отвернулся. Арвиаль отошел к двери и стал ждать Изабелль, которая вскоре подошла, сияя улыбкой, и протянула ему руку:

— Идем, я уже предупредила Арлийскую, так что могу со спокойной совестью ехать с тобой. — Он взял ее за руку, переложив затем на свой локоть, и они вышли, направляясь через все коридоры, фойе к карете герцога.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить, Ален? — спросила Изабелль, сев в экипаже напротив герцога, который на пару секунд задержался возле кучера, поясняя тому маршрут, помог ей подняться в карету, лишь после этого устроился сам. Мужчина стукнул по передней стенке кареты, и когда зацокали копыта четверки лошадей, он вполголоса заговорил:

— Я хочу сразу прояснить пару вопросов, чтобы у тебя не было обиды: во-первых, пора расследование не закончено, тебе придется находиться у Арлийских, потому что меня могут отстранить от дела, заявив, что я заинтересованное лицо. — Он взял ее руки в свои. — Я не отказываюсь от тебя, а прошу лишь немного подождать, дело вот-вот закроют. — Девушка тяжело вздохнула:

— У меня все равно нет выбора, буду ждать. Что же второе?

— Во-вторых, сегодня ночью должна приехать моя мать и ее протеже, завтра я объявлю им о своем решении и попрошу переехать во дворец, но обычно переезд решается в несколько дней, так как своих постоянных и закрепленных за ними комнат у них нет, а впереди королевский бал, поэтому мне придется их терпеть несколько дней. Я тебя предупреждаю об этом, чтобы ты не думала ничего лишнего.

Изабелль вздохнула еще тяжелее:

— Ален, у меня нет выбора, буду ждать, а думать и ревновать все равно буду, здесь, увы, ни логика, ни трезвые суждения не помогут — такова любовь.

Арвиаль пересел к девушке и обнял ее, пряча в ее волосах лицо:

— Ревность — это пустая трата времени, я хочу быть с тобой, — баронесса сильнее сжала его руки и прошептала:

— И я! Я очень хочу быть с тобой, засыпать и просыпаться рядом, быть и днем, и ночью вместе. Я могу помогать тебе в расследованиях, ведь многое из моего мира еще неизвестно здесь и может реально помогать тебе распутывать дела. — Герцог отпустил ее лишь на секунду, чтобы повернуть лицом к себе и, склонившись, сказать:

— Я очень рад, что мы смогли найти общий язык в этих двух вопросах, и от помощи никогда не откажусь, если только ты не будешь лезть под пули и мечи, — и, наклонившись, поцеловал, чувствуя, как его охватывает эйфория от этого прикосновения и просыпается вполне материальное физическое мужское желание.

Я была удручена услышанным, особенно это касалось графини, которая была знатнее, богаче и красивее меня. Конечно же, Алену я верила, ему просто не было смысла обманывать: если бы не хотел быть со мной, то сказал бы это. Но протеже его матери за те несколько дней, которые проведет под крышей его дома, может сыграть с ним злую шутку, особенно, если услышит, что он решил выбрать другую. Очевидно, герцог почувствовал мое состояние и, пересев ко мне, стал целовать такими крышесносящими поцелуями, что мозг отключался, как глючащий процессор, а в глазах мелькали звездочки. Наш поцелуй прервался остановкой — карета подъехала к дому Арлийских. Я с сожалением вздохнула:

— Мне нужно выходить, а не хочется. — Арвиаль провел нежно по моему лицу пальцем:

— Нужно просто немножко подождать, Изабелль, только чуть-чуть. — Согласно качнула головой, вздохнув:

— Понимаю и жду.

— Ты умница, — и легкий поцелуй скользнул по моим губам, я задержала его руку на своей щеке, положив поверх его руки свою ладонь:

— Когда мы увидимся еще?

— Завтра или послезавтра, как только поговорю с матерью и графиней и решу вопрос с их проживанием во дворце. — С большой неохотой отпустила его руку:

— Тогда до встречи, — он еще раз коснулся моих губ, вылез и помог мне покинуть карету, быстро поцеловав в щеку и коварно скользнув по губам:

— До встречи, Изабелль, спокойной ночи. Иди, я подожду здесь.

Я пошла по дорожке к дому, открыв тяжелую дверь ворот, вошла в нее, потом быстро пробежала до двери входа, позвонила и через пару минут уже вошла в дом, отдала перчатки и легкий плащ, метнувшись к окну, чтобы увидеть, как отъезжает экипаж герцога. Когда же Ален будет целиком и полностью мой?!

Спустя двадцать минут, я уже лежала в постели, отмытая от макияжа, расчесанная, переодетая в удобное ночное платье, подумала, что нужно утром сходить на молебен, попросить Богов о помощи, и мечтала о том дне, когда смогу соединить свою судьбу с Арвиалем перед алтарем Храма, пока не заснула.