Проснулась от суматохи на первом этаже, посмотрела за окно — солнце уже высоко, значит, примерно десять утра, Арвиаль запретил меня будить, хотел, чтобы я побыстрей поправилась. Соскочила и сразу же в ванную умываться. Здесь у меня всего одна комната (ведь это не замок и не новая постройка, как у Арлийских), но достаточно уютная, и имеет свою ванную (горячую и холодную воду носят ведрами, зато есть слив) и гардеробную. Воду мне приготовили с вечера, так что привела себя в порядок без проблем, выпила необходимые микстуры и положила новый компресс на горло, потом направилась вниз, узнать, что за суета.
Приехали работники сферы обслуживания, которых бы я назвала современным языком — стилист по прическам, мастера маникюра и педикюра в количестве двух человек, мастер макияжа, по совместительству косметолог, и Софолии привезли платье, которое она отвозила вчера чего-то там доделать. Сейчас две модистки возились возле нее на полу, доделывая подол, а еще одна поправляла кружева на рукавах, но платье, конечно, было великолепным — королевского синего цвета с серебристыми кружевами морозных узоров, оно очень шло графине.
Я вошла, но на меня никто не обратил особого внимания, еще бы, я одета, как служанка богатого дома, а слуги друг друга не приветствуют: герцогиня сидела с закрытыми глазами и маской на лице и шее, а графиня меня в упор старается не замечать. Меня раздражало то, что все это дамы устроили в центральной гостиной, хотя могли бы переместиться в свое крыло, где была малая гостиная, если против слуг сферы обслуживания я ничего не имела, очень даже была не против обзавестись нужными связями — мне же герцогиней становиться, на балы ездить, надо достойно выглядеть, то графиня в последнее время меня раздражала все больше и больше, впрочем, как и я ее.
Пройдя чуть дальше от всей этой суеты, я села на кресло: завтракать не хотелось — уже скоро обед, а вот посмотреть на работу визажиста этого времени очень даже хотелось. У Сесиль тоже был визажист талантливая девушка, из пигалицы меня фарфоровую статуэтку сделала, но сидела я закрытыми глазами, соответственно наблюдать не могла, и платила она ей баснословно дорого. Интересно, за чей счет вся эта муть? Если за счет Арвиаля, то мозги ему промою, нечего привечать всяких там графинь, а если мама вздумает их возить, то пусть живут во дворце и носа сюда не кажут, нечего моего мужчину соблазнять. Упс, чего это я разошлась? Он еще не мой, а я уже ревную?!
Софолия зашла за ширму, где ей аккуратно сняли платье, переодев в домашнее платье, и принялись за маникюр, который с моей точки зрения и так был в норме, а она так косо глянула в мою сторону и протянула:
— Ах, Ваша Светлость, если бы Вы знали, как Ален красиво музицирует на рояле! Я в таком восторге! Вчера вечером он играл просто небесную музыку. — Я сжалась и стала внимательно слушать — ясное дело, что это она до меня хотела донести, иначе бы давно уже герцогине рассказала. — Мы пили вино, а потом он опять играл так, что душа витала в облаках. Я никогда бы не подумала, что мужчина может быть настолько романтичным. — Ее Светлость открыла глаза, с которых сняли примочки, и увидела меня:
— Доброе утро, Изабелль! Не вставайте! — махнула она свободной рукой.
— Доброе, Ваша Светлость! — Мне хотелось после всей излитой на меня информации скрежетать зубами — песни он ей пел, играл, ну, ну, попоешь, когда эта грымза уедет, проучу тебя, чтобы отучился песни чужим женщинам петь. Господи, продержаться бы еще сутки, а завтра адьюс, гуд бай, беби Софи! А герцогиня, видя мое раздраженное лицо и весьма не добрый взгляд, спокойно сказала:
— Мой сын обладает многочисленными талантами, Софолия, Вам просто повезло, раз Вы смогли услышать музыку, которую он играет, обычно эту грань он не демонстрирует девушкам. К моей радости, он обладает совершенными светскими манерами и никогда не позволит себе выгнать или оскорбить человека, даже когда он ему мешает.
Что-что? Моя будущая свекровь оправдывает сына передо мной? Конечно, ее слова можно истолковать по-разному, но ее взгляд был устремлен на меня, когда давала ответ Софолии. Это что-то новое! Но это мне примирило с тем, что вытворяет эта девица, потерплю, немного осталось.
Немного полюбовавшись на красивый наряд графини и на их новый облик, покинула их и ушла на кухню, где вовсю готовили обед. Прихватила пару яблок и ретировалась в небольшой сад, находящийся по традиции позади дома, там, на качелях, сгрызла яблоки, стала думать, чем мне заняться в этом доме, все-таки нельзя целыми днями балду гонять, а вышивать цветочки и кудахтать перед уставшим мужчиной не дело. Чем могу заняться? Тем, что умею. А что я умею? Как медсестра ухаживать за больными, как недодизайнер могу эскизы новых платьев или костюмов детских и женских нарисовать, или мебели, могу даже сажать и ухаживать за овощами, нас в детдоме учили, с ужасом, но поухаживать за животными, быть может, и корову подоить, если уж совсем-совсем некому (был страшный опыт). Приуныла, оказывается, я совсем ничего не могу. Может, вязанием или плетением увлечься? Ладно, придумаю что-нибудь. Тут вышла служанка и позвала на обед. Еда — это хорошо, а то желудок уже рапорт писать на меня начал…
Арвиаль приехал на обед и после обеда уже никуда не уезжал, его тоже заставили принять различные процедуры. Я только хмыкала, трясясь от смеха, представляя депиляцию ног или груди герцога, но он понял это по-своему, взглянув на меня виноватыми глазами:
— Изабелль, может, и Вы примите процедуры? — я покачала головой:
— Я остаюсь здесь, так что мне процедуры без надобности, — но герцогиня покачала головой:
— Вам, как молодой девушке, обязательны процедуры ухода за кожей, — потом она обратилась к косметологу, — Альнари, госпожа Изабелль остается дома из-за болезни, так что проведите ей весь спектр косметологических услуг, как только освободитесь, и запишите все на мой счет. — Я, кажется, начинаю влюбляться в свою будущую свекровь, она просто прелесть, вон как перекорежило графиню.
Больше мне не пришлось скучать, как только косметолог и остальные освободились, занялись мной. Мр-р, массаж (были в шоке от моих почти сошедших гематом), потом обертывания, аккуратный пилинг всего тела, маски тела, лица, волос, маникюр, педикюр — словом, все-все, что только можно и заняло это у нас около трех с половиной часов, когда герцог и герцогиня с графиней удалились, даже не заметила. Я, насладившись процедурами и проводив гостей, блаженствовала, поужинала, правда, в одиночестве, зато досыта наигралась на рояле, не боясь, что кто-нибудь зайдет в неподходящий момент, потом отправилась спать в самом приятном расположении духа.
Глубоким вечером Арвиаль вернулся домой: так он еще никогда не был разозлен — графиня решила сделать из него посмешище. Он даже ей поверил, что она успокоилась, готова заняться другими перспективными молодыми людьми, а она вместо этого вешалась ему на шею в открытую, рассказывая налево и направо всем знакомым о том, как они «чудесно провели вчерашний вечер». Намеки знакомых становились все прозрачнее, пока один из них не спросил:
— Так Вы, Ваша Светлость, сегодня собираетесь открыто предложить руку и сердце графине де Лордэ? — Он холодно улыбнулся:
— Разумеется, нет, зачем мне не в меру болтливая жена? Жена должна стать тылом, а не находкой для шпиона. — И после этого начался еще больший кошмар, она практически не давала ему прохода, выставляя себя и его посмешищем, не слушая совершенно свою покровительницу, герцогиня де Шанталь была в культурном шоке. Настроение было испорчено настолько, что Арвиаль еле дождался возможности уехать домой, попросив очень вежливо мать не пускать как можно дольше эту ненормальную в его дом.
Вот сейчас он сходил в винный погреб, прихватил оттуда две бутылки вина разных сортов и пошел в оружейную, где в отдельном углу был тир. Не утруждая себя даже тем, чтобы налить вино в бокал, герцог цедил его прямо из бутылки. Оприходовав одну бутылку, принялся за другую, попутно стреляя из пистолетов в мишени и перезаряжая пистолеты. Злость постепенно отступала, но облегчение не приходило, и чего, спрашивается, так завелся?
Проснулась в полпервого ночи от далеких выстрелов пистолета, даже соскочила со страху, только позже дошло, что это в оружейной Арвиаля. Чего это среди ночи? Немного помучившись, встала, накинув домашнее платье прямо на ночную рубашку (оба до самых пяток), пошла узнавать, что случилось страшного, что такой грохот стоит на весь дом среди ночи.
Дверь в оружейную и по совместительству в тир была открыта, поэтому и грохот от выстрелов раздавался по всему дому. Зашла и наплотно прикрыла дверь, дождавшись, когда выстрелы стихнут, и герцог начнет перезаряжать пистолет, спросила:
— Что случилось, Ален? — он посмотрел на меня слегка окосевшими глазами. Пьяный? Подошла поближе и увидела пустую бутылку и початую. Хмуро посмотрела на него. — Что это?
Он пожал плечами:
— Не знаю. Обычно, когда у меня неприятности, я выпиваю бутылку вина, ну, две, засыпаю сном младенца, наутро решаю проблемы с лету, а это, вот никак не берет.
— Может, расскажешь, что случилось? — он мотнул головой.
— Нет, потом, хорошо? Только не обижайся. А давай потанцуем, выпьем вина?! — Э-э, не-э. Но он уже плеснул из бутылки в два фужера, и один подал мне. — Пей, и давай потанцуем. Пей, вино розовое, девушки его особо любят из-за приятного послевкусия и запаха цветов.
Я выпила полный фужер, как и он, потом он достал какой-то кристалл и прикоснулся к нему, вдруг зазвучала негромкая музыка, похожая на вальс. Арвиаль подхватил меня и закружил в танце. Вино прилило к лицу, зажигало тело какой-то непонятной веселостью, будто пузырьки воздуха лопались и летали под кожей, стало легко-легко, хорошо-хорошо, а герцог был такой большой, милый и особенно красивый. Танец закончился, Ален налил еще по бокалу вина, мы опять выпили и вновь понеслись в танце, смеясь каким-то глупым смехом просто от того, что было хорошо, еще танец, еще вино. А Ален становится еще притягательнее, еще милее, еще сексуальнее, уже мало того, чтобы руки просто лежали на талии, хочется прижиматься к его телу, но я не смею его просить об этом, только закручиваясь в очередном пируэте.
Он остановился неожиданно и приник к губам одуряющим поцелуем, прижимая к себе сильнее и сильнее, точно хотел выпить дыхание, я закрыла глаза, никогда мне не было так хорошо, как сейчас, его руки ласкали мое тело, а губы истерзав мои, перешли на шею. Я чуть отодвинулась и открыла глаза: нет, так нельзя, хотя тело кричит и молит о продолжении. Он поднял на меня глаза: если есть демоны, то один из них точно передо мной сейчас — его глаза пылали таким пожаром, что вместо крови по моим венам побежал жидкий огонь. Арвиаль подхватил меня на руки и посадил на стол, где перезаряжал пистолеты и расстегнул три пуговицы домашнего платья, я попыталась отодвинуть его и прошептала:
— Ален, нет, так нельзя… — и все, потом его губы просто заткнули мне рот мозговышибающим поцелуем. Герцог, тяжело дыша, покрывал порхающими и нежными, как крылья бабочек, поцелуями мое разгоряченное тело, вызывая сладкое томление внизу живота, а его руки творили все, что только желал их хозяин, а он желал многого, и понятие воздержание для него было, похоже, совсем не знакомо. Последняя попытка моего сознания вынырнуть из клубка страсти была в комнате герцога, когда он разорвал ночную рубашку, не желая ее снимать, но очень желая добраться до моего тела целиком, а не только до шеи, декольте и лица. Прохлада скользнула по моему разгоряченному телу, которое тот же миг накрыло обнаженное тело Алена, а губы захватили в плен розовую вершинку груди, чуть сдавив и обласкав языком. Я тихо всхлипнула и проскулила, пытаясь вернуть в норму свои и его окончательно расплавившиеся мозги:
— Ален, нам нельзя так делать… — но спорить с мужчиной в опале страсти и в диком возбуждении, да еще и раздетой догола было невозможно, мой рот просто был закрыт поцелуем, мозг отправлен отдыхать до утра, а тело полностью перешло во власть Его Светлости герцога Арвиаля.
Утро, как всегда, началось с тихого стука Леннона:
— Ваша Светлость, Вас ожидает завтрак через двадцать минут, — Арвиаль почувствовал, что кого-то обнимает, а этот кто-то сладко сопит у него под мышкой, уткнувшись в грудь, перекинув руку через все тело, открыл глаза и в шоке уставился на баронессу. Черт! Что произошло? Воспоминания, нечеткие, но внятные: он пил, затем начал сгонять злость, стреляя из пистолетов, пришла разбуженная выстрелами Изабелль, вместе выпили вина, танцевали, а потом… О, не-ет! Он сам, сам захотел перейти рубеж и обладать этой девушкой, сейчас доверчиво прижимающейся к нему, как котенок.
Осторожно снял ее руку с себя и вылез с кровати, накинув на обнаженную девушку одеяло. Пошел искупаться, сейчас это просто необходимо, чтобы мозги окончательно встали на место, и в ванной обозрел свой орган, н-да… Наскоро помылся холодной водой, быстро побрился, переодевшись в чистое в гардеробной, вышел в спальню. Дверь в оружейную открыта, и одежда разбросана, как в комнате, так и дальше. Ален пошел вниз, собирая по дороге вещи. «Что-то здесь нечисто. Ну, не мог у него так заглючить мозг, не мог. Да, у него давно не было женщины, но он никогда не бросался на женщин, в каком бы „голодном“ состоянии не был, а это девственница, да еще несколько раз за ночь». Он занес одежду в комнату и кинул ее в кресло, а сам спустился в оружейную. «Нет, здесь что-то не то». Арвиаль задумчиво покрутил бутылку с остатками розового вина и нюхнул — запах тот же, да и вкус, кажется, был тот же. По голове ударило будто обухом: у него нет и не могло быть розового вина! Он давно его не покупал, уже года два точно, исключительно красное и белое полусухое, да еще кое-какой алкоголь.
Герцог прошагал из стороны в сторону: так нельзя сейчас рубить наобум, надо провести расследование, полное, с дознанием, а обе бутылки на экспертизу, прямо сейчас. Прихватив тару из-под вина, он решительно прошел в столовую. Завтрак был накрыт, Арвиаль позвал повара:
— Мирран, когда мы покупали розовое вино? Повар откровенно вытаращился на хозяина:
— Дак, Ваша Светлость, давненько не брали, ужо годочка два, Вы ж не приказывали!
— Хорошо, иди, позже поговорим. — Быстро и аккуратно съел завтрак и поставил в известность Леннона. — В спальне уберетесь после обеда, пока не заходите. Все понял? — Дождавшись ответа от слуги, прихватив бутылки, вышел и срочно выехал в сыск. Неужели с ним кто-то хочет сыграть в кошки-мышки? Неужели графиня опять что-то затеяла? Ведь больше некому этим заниматься.
Я проснулась от какого-то разговора, будто кто-то уговаривал кого-то немного нудящим голосом, но второй не хотел поддаваться уговорам, отвечая довольно громко. Слышала резкий стук и дверь открылась, я разлепила глаза и обозрела графиню, которая сама опешила и тут же взъярилась, завопила, как баньши:
— Ты, дрянь нищая, уже и в постель к нему залезла! Вот почему он со мной порвал помолвку, из-за тебя, подстилка! — подлетела и пощечина обожгла мое лицо. — Дрянь, дрянь, дрянь! Из-за тебя он сбежал с бала, бросив меня на посмешище!
Я только хлопала глазами, пытаясь хоть что-то понять из ее воплей, а также пытаясь осознать — кто он? Она опять замахнулась, но в комнату влетел личный слуга Алена, не поднимая глаз на меня, Леннон аккуратно обхватил графиню и выволок коридор, а служанка, защищавшая спальню герцога от проникновения, заскочила внутрь и захлопнула дверь, закрыв на засов. Из коридора доносились оскорбления графини, а у меня по щекам текли слезы: самое ужасное в моей жизни свершилось — я обесчещена и брошена. Эта зараза теперь всем растрезвонит, если только Ален не защитит… Эта мысль ударила в голову — Ален, где он? Я повернулась к служанке, которая стояла, опустив голову вниз:
— А где хозяин, Эмма? Почему нет Алена? — Она, теребя передник, ответила, не поднимая глаз:
— Так хозяин еще утром уехал на работу, не велел заходить в спальню, а раз хозяин не велит, значит, у него почивает барышня. Это завсегда так было.
Мои щеки опалила краска стыда: Боги, как же стыдно! Какой позор! У него всегда оставались женщины, и он уподобил меня этим женщинам, даже не оставшись рядом. Неужели так тяжело было разбудить меня, поднять и отправить в мою спальню? Господи, как же жить теперь, как людям в глаза смотреть? Вопли в коридоре стихли. Я оттерла слезы с щек и осипшим расстроенным голосом попросила:
— Эмма, пусть Эмилья принесет два ведра горячей воды в мою спальню. — Служанка присела в поклоне и с облегчением убежала, я же поднялась и, найдя домашнее платье, быстро надела его, не решившись выходить через коридор, прошла через оружейную, быстро пробежала по холлу, коридору и зашла в свою спальню. Очень хотелось плакать, но сейчас это означало бы слабость и дало повод заклевать меня, нет, надо крепиться и дать отпор, иначе будет очень-очень плохо.
Эмилья приготовила мне воду в ванной, пока я ходила со стороны в сторону в спальне, потом я ее отослала за завтраком, хоть и не хотелось есть, но без сил я ничего не смогу. Когда девушка ушла, я зашла в ванную, скинув платье, залезла в воду, в промежности уже начиналось раздражение от стянутой кожи, рассматривать я не решилась, хватит и так мук совести. Тщательно, до скрипа кожи и волос, вымывшись, вылезла и надела все чистое. Эмилья принесла мне завтрак и забрала платье на стирку. Кое-как поклевав кашу, отставила и выпила молока. Что делать? Только это и кружилось в голове. Не прятаться, однозначно.
К обеду вышла из комнаты и спустилась в гостиную. Герцогиня спокойно со мной поздоровалась, графиня фыркнула и вышла, кинув что-то вроде: «С подстилками не могу находиться в одной комнате». Я ухмыльнулась и сказала вполголоса: «Я тоже, только меня взяли по любви, а некоторые хотят залезть насильно, когда на них даже смотреть и вспоминать не хотят так, что предпочитают напиваться». Герцогиня ничего не сказала, отвернувшись улыбнулась. Похоже, эта стервочка и ей уже надоела.
Арвиаль приехал на обед очень хмурый и сердитый, я смотрела на него, пытаясь понять почему, но за обедом не решилась задать вопросы. Однако как только мы вышли из-за стола, я спросила его:
— Что такое должно было случиться, что Вы бросили меня одну в Вашей комнате? — Он скользнул по моему лицу и ответил:
— Случилось, баронесса, что нас с Вами опоили: в розовом вине был препарат — сильнейший сексуальный возбудитель, и сейчас я буду проводить дознание, кто его мне мог подсунуть, — затем прошел в свой кабинет.
Да, это было бы неплохо узнать, кто с нами сыграл такую злую шутку.
Затем был допрос с записью показаний — вначале всех слуг, потом нас, высокородных гостей Его Светлости, чем больше он допрашивал, тем сильнее хмурился. Ужин прошел в тревожном ожидании, но герцог ничего не сказал, даже не указал на дверь графине, как обещал, а утром уехал в сыск, кинув, чтобы его не ждали на обед. Я его совершенно не понимала, он делал вид, будто ничего не произошло, будто все идет так, как запланировалось, а мне это абсолютно не нравилось. В тревоге металась по комнате, гостиной, саду, дому, но душа никак не могла успокоиться. Герцогиня увозила графиню на званые обеды и праздники, сумела ей таки заткнуть рот, за что была Ее Светлости очень благодарна.
Так прошла неделя, Арвиаль не разговаривал толком, ограничиваясь односложными вопросами и ответами, на восьмой день состоялся суд над еще одним пойманным пособником баронов фон Лабор. Герцог лично отвез на суд, а когда мы ехали обратно в его особняк, я попросила:
— Могу ли я съездить к графине де Лариаль? Ведь я уже очень давно дома одна. — Ален скользнул по мне равнодушным взглядом и спокойно сказал:
— Нет, сейчас все еще для Вас опасность не миновала, — но я чувствовала, что не дело совсем в этом, Ален будто отдалился от меня, закрылся после той ночи, а сейчас как будто за что-то наказывает. Я взяла его руку и посмотрела на него.
— Я вижу, что тебя что-то печалит, гнетет, поделись со мной, может, я смогу помочь, — он с печальной усмешкой забрал свою руку.
— Изабелль, если Вы действительно желаете вступить с семью Арвиалей, то супруга, как минимум, нужно называть на Вы. — Я просто потеряла дар речи нас только, что замолчала на несколько минут, уже когда мы подъезжали к его особняку, спросила:
— А если я пожелаю остаться Вашим другом, могу называть Вас на ты? — Опять кривоватая усмешка:
— Мужчина не может стать женщине другом. — Я с трудом сглотнула ком, внезапно образовавшийся в горле:
— Вы можете сказать, черт возьми, что происходит? — Он открыл мне дверцу и сказал:
— Ступайте в дом, поговорим в другой раз, — и как только я вылезла из кареты, дверка захлопнулась и экипаж отъехал, а меня вышел встречать Леннон, чтобы проводить в дом.
Мне это совсем-совсем не нравилось, если герцогиня была вежливо-равнодушной, а графиня напыщенно-горделивой, то я терпела, как данность, но почему Ален меня отталкивает? Что он узнал такого, что я стала ему безразлична? На меня нашла апатия, на обед я не спустилась, ужин попросила принести в комнату и немного в нем поковырялась, прежде чем отставить. На другой день немного позавтракала, немного пообедала, но легла спать пораньше, еще до ужина и впервые заперлась на запор, что делала в последующем каждый вечер. Так прошло еще пять дней, я стала тихо плакать: по факту я сижу в тюрьме, комфортной, удобной, но тюрьме, где со мной обращаются, как со зверушкой в зоопарке — чистят, убирают, кормят и все. Ален за прошедшую неделю не поинтересовался мной, почему я не хожу на ужины, толком не выхожу из комнаты, именно это меня все сильнее и сильнее беспокоило и ужасало. Ведь это говорило о полном остывании ко мне, как к женщине.
Ночью я опять плакала, и мне приснилась Лия, которая гладила меня по волосам, пока я захлебывалась слезами даже не в силах пожаловаться на герцога, герцогиню и графиню. Просто гладила по волосам и спине, пока мои всхлипы не прекратились:
— Лия, я так по тебе скучаю, только тебе я была нужна, только тебе! — вздохнула. — Мое одиночество мне, наверное, на роду написано, а ведь ты обещала, что будешь со мной, постоянно будешь со мной. — Лия оглянулась куда-то и качнула головой, точно спрашивая разрешения, и на лице ее расцвела улыбка, погладила меня еще раз, и вдруг что-то появилось у нее в руках, какой-то сверток:
— Возьми, — она протянула этот сверток, — ты не будешь одна, я буду с тобой, как и обещала.
Я с удивлением взяла это и посмотрела на Лию, а она, еще раз светло и легко улыбнувшись, растаяла, оставив меня с этим подарком, и я проснулась. Еще с земной жизни знаю, что если покойник во сне что-то дает надо брать, это к хорошему. К хорошему, то к хорошему, только моей проблемы с Арвиалем этот призрачный подарок не решит, надо настоять и поговорить с герцогом.
Утром проснулась пораньше, чтобы застать Арвиаля за завтраком, что и успела сделать, он как раз выходил из столовой. Я остановила его, заступив ему дорогу:
— Доброе утро, Ваша светлость, — он мне кивнул, одевая перчатки. Ну, нет, сегодня ему от меня не удастся сбежать. — Мне необходимо с Вами поговорить. — Он поджал губы и чуть скорчил лицо, по которому можно было прочесть: «Ну, вот, опять двадцать пять, надоела», но мне было все равно, и его пантомима меня мало интересовала, это он понял.
— Хорошо, сегодня после обеда в моем кабинете, позвольте откланяться, — и вышел. Я вдохнула и выдохнула воздух, ничего, подожду, терпение — добродетель.
Немного погуляв, тоже позавтракала и вернулась в свою комнату, практически просидев в ней до самого обеда, читая свод законов в качестве ознакомления. Но к обеду Арвиаль не явился, как и к ужину, а встав утром следующего дня к его завтраку, не застала в столовой никого, даже на кухне. Я набралась смелости и прошла в оружейную, а оттуда в спальню Арвиаля, но никого не нашла — постель была застелена, он дома не ночевал.
Дождавшись часов десяти утра, я потребовала запрячь карету, чтобы меня отвезли в сыск, но Леннон под ручку твердо сопроводил меня в мою комнату, отвечая на все:
— Его Светлость велел Вам находиться в доме, — меня посадили под домашний арест без предъявления обвинения и вынесения какого-либо постановления. Я спокойно отобедала, а потом, переодевшись в старое платье, тихо выбралась из дома с оставшимися деньгами. По дороге поймала карету, и меня доставили прямо к сыску.
Дорогу к кабинету Арвиаля я знала хорошо, была там не раз, и быстро поднялась на нужный этаж, пройдя к комнате герцога. В приемной сидел его помощник Жертан, который что-то писал.
— Добрый день, Его Светлость у себя? — Помощник поднял глаза на меня и кивнул. Не узнал, что ли, а в прочем это неважно. — Можно к нему пройти?
— Минутку, — он заглянул в кабинет начальника. — Ваша Светлость, Вас спрашивает какая-то женщина, впустить?
— Пусть проходит, — послышался голос герцога, и тут же Жертан сказал, открывая мне дверь:
— Входите, — я зашла, и дверь за мной захлопнулась. Арвиаль что-то писал, не поднимая глаз, сказал:
— Проходите, садитесь. Чем могу помочь? — Я внимательно посмотрела на него:
— Многим Ваша Светлость, хотя бы ответив на некоторые вопросы, которые меня интересуют, но Вы избегаете давать на них ответы. — Он поднял глаза, которые недовольно блеснули:
— Изабелль, я занят. — Я кивнула ему головой:
— Я Вас понимаю и надолго не задержу, просто ответьте на вопросы и все, мне много не надо. — Мужчина тяжело вздохнул, откладывая перо.
— Задавайте, я Вас слушаю. — Прогресс! В лесу стая волков от радости сдохла.
— Для начала я хочу знать результат Вашего расследования по бутылке с розовым вином, которую мы с Вами пили. — По его губам пробежала грустная улыбка:
— Конечно, странный вопрос, но раз он задан… Опросив всех слуг и гостей моего дома, записав показания, я пришел к выводу, что бутылку с вином «особого» содержания подложили Вы, Изабелль.
Я неприлично вытаращила на него глаза, хватала воздух открытым ртом и возмущенно сказала:
— Да Вы с ума сошли, Ваша Светлость! Зачем мне это было нужно, и как бы я сделала это?
— Только Вас, кроме повара и Леннона, видели спускающейся в винный погреб за все это время, но и повар, и Леннон у меня работают больше десятка лет и до этого не были замечены в каких-либо грязных делах. — С трудом проглотила обиду, но я действительно шаталась по дому и заходила в винный погреб.
— Хорошо, а для чего я, по-вашему, это сделала? — Он хмыкнул:
— Чтобы стать моей законной супругой, ведь графине я отказал, место вакантно. Я достаточно богат, чтобы содержать Вас и Ваши поместья. — Я скрипнула зубами:
— Даже так! А Вы не подумали о том, что я могла добиться с легкостью того же и без спаивания с графом Вивирелем или герцогом Норийским?
— Думал, очевидно, я для Вас более привлекателен оказался, тем более я не собираюсь отказывать Вам в Вашем праве, я виноват, что не смог сдержать в себе животных порывов, лишив Вас, таким образом, чести, как и обещал, закрою дело баронов, сразу на Вас женюсь.
— Так… А где бы я взяла эту гадость, которую засунула в вино, если не выходила из дома Арлийских, ведь ни Сесиль, ни ее супруг такого дома не держат? За все это время я только пару раз выезжала куда-либо и только с сопровождением, тем более, что у меня и в мыслях не было переезжать в Ваш дом, герцог. Как удобно, не правда ли, валить все на меня? Графиня по-прежнему живет в Вашем доме, хотя давно уже должна была убраться вон, ведь бал прошел больше двух недель назад. Накануне этого бала она соблазняла Вас, внезапно появилась непонятная бутылка, из которой меня опоили наравне с Вами, а виновата во всем осталась я, так как от любопытства залезла в Ваш винный погреб. Те, кто меня видел, видели в моих руках бутылку с вином, да еще с таким дорогим? — Я встала, вытащила монеты и показала их герцогу. — Это все мои деньги, Ваша Светлость, все. Я согласилась на переезд в дом герцога Арлийского только потому, что сама не в состоянии снимать себе жилье так долго, сколько продолжается расследование.
Убрав монеты, вздохнула и прошла к выходу, развернувшись у самой двери:
— Стройте свою жизнь как Вам заблагорассудиться, Ваша Светлость, мне не нужен ни Ваш титул, ни Ваши деньги, ни-че-го, мне не нужен муж, который мне не будет доверять. Я обещаю Вас не беспокоить больше. Пусть Ваш кучер отвезет меня в Ваш особняк, чтобы Вы лишний раз не переживали.
Герцог кивнул головой и, вызвав помощника, приказал ему доставить меня в особняк. Через пять минут мы уже ехали в знакомой карете, а еще через двадцать я слезла возле особняка Арвиаля и зашла в дом под внимательный взгляд Жертана.
Внешне я была спокойна, но внутри меня бушевал ураган из обиды, злости и слез, которые я благополучно заперла изнутри. Леннон уже с беспокойством носился по дому, разыскивая меня, и вздохнул с облегчением, увидев, как я вошла в дом.
— Госпожа, Его Светлость запретил Вам покидать дом. — Я посмотрела на него:
— Вам Его Светлость выдали казенную бумагу о моем аресте, Леннон? Вы знаете, чем грозит незаконное задержание благородной дамы без соответствующих бумаг? — Слуга растеряно захлопал глазами. — Я и только я решаю, куда пойду и что буду делать, и сейчас в этом доме нахожусь добровольно и принудить меня никто не имеет право.
Выдав опешившему слуге тираду, я спокойно вошла в свою спальню. Немного почитаю, потом пораньше поужинаю и лягу спать, а завтра поеду к графине Лариаль и попрошу кучера до моего ближайшего поместья, мне здесь больше делать нечего. Так и сделала: плотно поужинала разогретой едой, оставшейся от обеда, потом легла спать чуть ли не с петухами, не забыв запереть дверь на засов.
Проснулась рано утром, аккуратно сложила свои вещи в чистый мешок, в котором их привезла и поблагодарила Богов этого мира, что не взяла вместо мешка сундук. Пока возилась, прошло время завтрака Арвиаля, судя по захлопнутой двери, он уехал, и я спустилась на завтрак. Быстро поев, поднялась в спальню и, забрав мешок, вышла через парадную дверь, которую никто не охранял, стараясь, как можно меньше шуметь.
Утро было свежим, осень вступала в свои права, раскрашивая листья в разные цвета — желтый, оранжевый, красный; студеный воздух подобен воде чистого горного ручья, такой же хрустально-прозрачный и холодный, будто не вдыхаешь, а пьешь эту божественную прохладу. Через переулок поймала извозчика, указала адрес и оплатила проезд. Впервые наслаждалась свободой в полной мере, после тех умозаключений, которые мне выложил Арвиаль и которые буквально растерзали мне душу, я уже перестала бояться боли или смерти: сейчас я уеду и буду от него далеко физически, как он отдалил меня от себя душевно, поставив преграду между нами, ведь это тоже смерть, маленькая смерть нашей с ним любви. «Расставанье — маленькая смерть», — пела Пугачева. Я глупо посмела надеяться на взаимную любовь, и в результате на счастливый брак, который так редко бывает в семьях сильных мира и сего, и земного, но оказалось, что брак Арлийских скорее исключение, чем закономерность, ведь и здесь все решается деньгами, статусом или подставами. Если нет доверия друг к другу, то и смысла заводить общую семью нет.
Карета остановилась возле дома Лариалей, на мой стук открыла, сонно щурясь, Анна, которая быстро завела меня в дом и принялась хлопотать, но я ее быстро остановила:
— Анна, пожалуйста, позовите Эленор, я знаю, что она отдыхает, но мне нужно очень срочно. — Анна ушла, а я приготовилась к расспросам. Младшая сестра Сесиль была непосредственна, как любой ребенок, но и уже мудра. Она быстро спустилась, я без всяких предисловий попросила у нее кучера и карету, чтобы доехать до дома. Если поторопиться, то поздним вечером я буду дома, а завтра вечером кучер вернется. Эленор не стала расспрашивать, только спросила:
— Изабелль, что все настолько плохо? — Я кивнула, горло сдавили слезы, которые до этого успешно прятала в себе, с трудом проглотив ком в горле, вытерев пару слезинок, сказала:
— Он верит всем, кроме меня, Эленор, а это значит, что у нас никогда не будет семьи. — Она позвала Анну и что-то сказала ей, потом вернулась ко мне:
— Сейчас Пьер отвезет тебя в поместье, может что-то передать Арвиалю?
— Передай, если сам тебя найдет и поинтересуется мной, чтобы он меня больше не доставал, что я имею право на собственную жизнь, а вызовы в суд пусть передает с нарочным, буду являться, как и положено.
— Карета заложена, — сказала Анна, я спешно попрощалась с Эленор, Анной, велела поцеловать Сесиль и передать приветы Арлийскому, графу Вивирелю и другим, кого хорошо знала, а через пять минут уже мирно ехала в сторону своего поместья. Вот сейчас, с этой самой минуты, у меня начинается новая жизнь, жизнь без герцога Арвиаля.