Амори

XXXVI

Амори подписал паспорт, получил у банкира чеки и деньги, приказал, чтобы его походная коляска, запряженная почтовыми лошадьми, в половине седьмого ждала его во дворе господина д'Авриньи, и провел в мелких, но необходимых заботах остаток дня.

На встречу он пришел без опоздания.

Садясь за стол, каждый посмотрел на стул, который прежде занимала Мадлен. В этот ужасный момент взгляды отца, сестры и возлюбленного встретились.

Амори почувствовал, что он сейчас вновь зарыдает. Он встал, быстро вышел из столовой, прошел через гостиную и спустился в сад.

Через десять минут господин д'Авриньи сказал:

— Антуанетта, сходи за братом.

Она встала и спустилась в сад. Она нашла молодого человека под аркой из лилий, жимолости и розовых кустов. Ни одного цветка не было на ветвях, словно растения тоже надели траур. Он сидел на скамье, на которой он поцеловал Мадлен, и это убило ее.

Одну руку он запустил в волосы, другой он держал платок и кусал его.

— Амори, — сказала девушка, протягивая ему руку, — вы причиняете боль нам с дядей.

Ни слова не говоря, Амори встал и, как послушный ребенок, последовал за Антуанеттой в столовую.

Они вновь сели за стол, но Амори отказался съесть что-либо. Господин д'Авриньи настаивал, чтобы он хотя бы выпил бульон, но Амори сказал, что это невозможно.

Господин д'Авриньи, с видимым усилием вышедший из своей задумчивости, вновь погрузился в нее.

Наступило глубокое молчание. Господин д'Авриньи опустил голову и, казалось, не замечал ничего вокруг, думая только о дочери.

Но молодые люди думали не только о любимой Мадлен, но и о тех привязанностях, которые они вот-вот потеряют. Вне всякого сомнения, кроме сожаления о смерти, они прочли в душах друг друга горечь расставания, потому что Амори сказал, прерывая молчание:

— Я буду самым покинутым. Один раз в месяц вы сможете встретиться, но кто расскажет мне о вас? Кто расскажет вам обо мне?

— Амори, не пишите мне, — сказал господин д'Авриньи, выйдя из состояния задумчивости, — я не буду читать письма.

— Вот видите, — уныло сказал Амори.

— Но почему бы вам не написать Антуанетте? — продолжал голос д'Авриньи. — И разве Антуанетта не сможет вам ответить?

— Вы разрешаете, мой дорогой опекун? — спросил Амори в то время, как Антуанетта с тревогой взглянула на дядю.

— По какому праву я могу запретить брату и сестре изливать в письмах их печаль и смешивать слезы, которые они проливают над одной могилой.

— А что скажете вы, Антуанетта? — спросил Амори.

— Амори, если это вас утешит хоть немного… — пробормотала Антуанетта, опустив глаза и покраснев.

— О! Благодарю вас, Антуанетта, — сказал Амори, — я уеду, столь же печальный, но более спокойный.

Больше не было произнесено ни слова, настолько их души были угнетены.

В половине седьмого коляска Амори стояла во дворе господина д'Авриньи. Экипаж хозяина дома тоже уже был заложен. Жозеф доложил, что экипажи поданы. Господин д'Авриньи улыбнулся, Амори вздохнул, Антуанетта побледнела.

Господин д'Авриньи встал, молодые люди бросились к нему, он снова сел, и они опустились перед ним на колени.

— Дорогой опекун, обнимите меня, — воскликнул Амори.

— Дорогой дядя, благославите меня еще раз, — сказала Антуанетта.

Господин д'Авриньи со слезами на глазах обнял их обоих.

— Будьте спокойны и счастливы, — сказал он им. — Спокойны в этой жизни, счастливы в вечной.

И пока он целовал их в лоб, рука Амори коснулась руки Антуанетты. Они вздрогнули и обменялись взволнованными и растроганными взглядами.

— Поцелуйте ее, Амори, — сказал доктор.

Амори поцеловал Антуанетту в лоб.

— Прощай, Антуанетта.

— До свидания, Амори.

Их голоса дрожали, их сердца сжимались.

Господин д'Авриньи оставался самым спокойным. Он встал, чтобы положить конец тягостному расставанию. Они тоже встали, обменялись взглядами и рукопожатиями.

— Едем, — сказал господин д'Авриньи, — едем, и прощайте, Амори.

— Едем, — машинально повторил Амори. — Не забывайте мне писать, Антуанетта.

Антуанетта не нашла в себе силы ни ответить, ни идти за ними. Они поклонились ей, затем дверь за ними закрылась.

Но едва они вышли, силы вернулись к ней, она побежала к окну своей комнаты, которое выходило во двор, и открыла его, чтобы взглянуть на отъезжающих еще раз.

Она увидела, что они обнялись и что-то сказали друг другу.

— В Виль-Давре, к моей дочери, — сказал доктор.

— В Германию, с моей невестой, — сказал Амори.

— А я, — воскликнула Антуанетта, — я остаюсь в этом пустынном доме с моей сестрой… и моей любовью, — добавила она, отходя от окна, чтобы не видеть отъезжающие экипажи и, положив руку на сердце, чтобы заставить его замолчать.