Ангел в эфире

Глава 25 Я УХОЖУ[119]

– Будьте добры, Кери Дивайн, – обращаюсь к очень высокой и худой секретарше в шикарной приемной.

У женщины такое выражение лица, будто под языком она держит кислющий ломтик лимона: губы брезгливо втянуты, скулы заострены.

– Вам назначено? – чревовещает она, едва двигая ртом, а глазки так и бегают, оценивая мой наряд: толстый шерстяной шарф, туго намотанный на шею, черную дутую куртку, мешковатые джинсы и сбитые ботинки из буйволовой кожи.

– Нет, – переступаю с ноги на ногу. – Вы просто скажите, что пришла Энджел Найтс, она сама захочет встретиться.

Улыбка осведомленности трогает кончики губ незнакомки. Она пристально смотрит на меня. Натягиваю шарф на лицо.

– Энджел Найтс? Хорошо, сейчас я ее вызову.

Кери появляется несколько мгновений спустя из невидимой двери, встроенной в ослепительно белую стену по левую руку от меня. Одета подруга, как всегда, безупречно: обтягивающая черная водолазка с горлышком и еще более тесные черные брючки-стрейч. Она сильно смахивает на тоненькую палочку лакричных конфет, только добавьте сверху копну светлых волос по пояс и сверкающую улыбку. По правде говоря, Кери так и светится от счастья – никогда ее такой не видела.

«Еще бы она не радовалась», – горестно думаю я, растягивая сухие бледные губы в скупой улыбке. Она чмокает меня мимо щечки.

– Энджел, дорогая, как ты себя чувствуешь? – эмоционально выдыхает она, препровождая меня к двери.

– Ох, ты не представляешь…

– Да. Прости, ты, наверное, не могла дозвониться: у меня были планы на выходные. Но, милочка, как все это ужасно. Представляю, каково тебе сейчас: на тебя смотреть страшно.

«Спасибо, Кери, здорово утешила». Проходим в ее кабинет.

– Надо поговорить, – бросаю я, небрежно шлепаясь на одно из хромированных кожаных кресел, будто созданных, чтобы вызывать чувство неловкости у женщин с нормальными пропорциями.

– Да уж понятно. – Подруга захлопывает дверь. – Поплакаться пришла.

– Поверь, слез с меня достаточно: Мег порядком пришлось с носовыми платками побегать.

Начинаю разматывать свой зимний камуфляж. Кери присаживается на краешек девственно чистого письменного стола.

– Места себе не находишь, бедняжка, – вздыхает она. – Потеряла своего ненаглядного, а ведь так давно вместе – со школы не разлей вода. С трудом верится, что все кончено, после стольких-то лет.

Болью отозвались ее слова: впервые кто-то откровенно сказал, что мы с Коннором расстались навсегда. Зажмуриваюсь, чтобы не дать воли горючим слезам, и опускаю голову.

– Откуда ты знаешь, что все кончено? – спрашиваю я дрогнувшим голосом.

Кери непринужденно смеется, встряхнув лоснящейся гривой.

– Так все же яснее ясного, ты что, газет не читаешь? Да после такой кошмарной статьи от тебя любой бы сбежал, дорогая моя. А кроме всего прочего, у меня информация из первых рук. Видишь ли, ему надо было где-то переночевать и…

Мигом поднимаю на нее взгляд.

– Ты приютила Коннора! – взвизгиваю я. – Он поселился у тебя, и ты мне даже не сказала. – Делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с голосом. – Как он? Он еще там? Кери, мне обязательно надо с ним увидеться, я Должна объяснить ему, что не все в этой статейке правда. У нас с Дидье ничего не было.

– Вот как, ты даже и в мыслях не держала?

– Да ведь ты сама мне все уши прожужжала, что пока я тут сохну от одиночества, Коннор седлает все, что движется, – огрызаюсь я.

– Никогда я такого не говорила, Энджел, – невозмутимо отвечает подруга. – Люди слышат то, что хотят услышать.

Неистово трясу головой.

– К тому же ты все-таки его поцеловала.

Опускаю глаза.

– Потеряла голову, и только на миг. Мне не хватало тепла. Слушай, я люблю Коннора, и мне надо с ним переговорить. Где он сейчас?

Кери равнодушно пожимает плечами, будто я спросила о таком пустяке, как то, что она смотрела вчера по телевизору. У меня сил нет выносить ее показное безразличие, я достаточно натерпелась.

– Понятия не имею. Сегодня утром он ушел.

Я так и впилась клыком в нижнюю губу: лишь бы не чувствовать невыразимой муки, терзающей грудь.

– Кстати, он очень страдал, если тебе, конечно, от этого легче. Даже слез сдержать не смог. Как видно, еще долго будет тебя оплакивать. – Кери поглаживает руки, точно наносит увлажняющий крем. – Какая жалость.

– Жалость? – вторю я, не в силах поверить своим ушам. – И ты так запросто об этом рассуждаешь? Да это не жалость, Кери, а катастрофа, кошмар, конец света. Мне кровь из носу надо поговорить с Коннором, а я не могу его даже найти, потому что кое-кто слишком много наушничал, и теперь он вообще говорить со мной не желает.

На гладком безупречном лбу пролегли морщины. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не сорвать на подруге все зло, что накопилось во мне с тех пор, как ушел Коннор.

– И ничего я не наушничала. Может быть, он просто так понял.

– Ах, ну да: мы слышим то, что хотим слышать.

Кери снова откидывает с лица волосы.

– Знаешь, бывает, мы неверно понимаем, что нам пишут.

Ах да, совсем забыла про этот междусобойчик. Сдвигаюсь на самый край жесткого сиденья.

– Кстати, ваша переписка заслуживает отдельного разговора. Что это вам взбрело в голову обмениваться сообщениями? Честно говоря, Кери, я уже начинаю подозревать, что ты не только моя подруга. Ты тайно списываешься с моим парнем, приглашаешь его перекантоваться у себя и даже не ставишь меня об этом в известность. Так ты с кем, с ним или со мной?

Думаете, я к ней несправедлива? Пытаюсь свалить с больной головы на здоровую? Плевать, зато на сердце легче стало. Кери сдвигает со стола свой холеный задик, распрямляется, опустив руки на бедра (не меньше двадцати шести дюймов[120]), и смотрит на меня сверху вниз.

– На что это ты намекаешь? Я не сделала ничего предосудительного, не хитрила и не подстраивала; и между прочим, Коннор тоже мой друг, не забывай. Мы с ним знакомы даже дольше…

– Дольше, чем со мной, – саркастическим тоном перебиваю я.

– В конце концов, надо же было его кому-то приютить после того, что ты натворила. Бедняга, да если бы я знала, чего ты добиваешься, то разубедила бы его, чтобы не пытался порадовать тебя своим приездом.

– Ничего я не добивалась. Я только…

Тут я умолкаю на полуслове и прокручиваю в голове последние слова нашего разговора.

– Минуточку, – наконец начинаю въезжать, – Так ты знала, что он сюда собирается?

Кери горделиво вскидывает голову.

– Ну, разумеется, я…

И закусив губу, умолкает, поняв, что проболталась. Скрестив руки на груди, стою и смотрю на нее.

– Так вот зачем он тебе написал. Просто сообщить, что хочет устроить мне сюрприз ко дню рождения. А мы-то с Мег, как наивные, думали, у вас личная переписка, и ты, между прочим, даже не пыталась нас разубедить. – Тут меня как озарило; в голове начала складываться определенная картина, я даже нахмурилась. – А ты, случайно, не пыталась заставить меня разувериться в Конноре? То-то я смотрю: переписка, джакузи…

Кери прижимает руку к сердцу, будто мои слова ее смертельно ранят, только я еще не закончила.

– … и насколько я понимаю, именно ты уговорила Дидье подбросить меня домой с вечеринки, прекрасно зная при этом, что утром приедет Коннор. И еще ты равнодушно смотрела, как я мучаюсь из-за той девицы в номере, хотя его самого в гостинице просто физически быть не могло – он уже летел через океан меня повидать. Так чего ради все это, Кери? Будь добра, объясни – мне страшно хочется услышать твою версию.

Я, как, мисс Марпл, в самый кульминационный момент, за которым последует неминуемая развязка, делаю многозначительную паузу, давая подозреваемому возможность чистосердечно раскаяться. Однако мы не в детективном кино, и молчи хоть весь день, наша хладнокровная красотка и не думает признаваться в злом умысле.

– Мег тоже знала, что он приезжает, – огрызается она. – Я ей рассказала.

Недолго размышляю.

– Да ведь ты ей то и дело рот затыкала. По своему обыкновению.

– Я не заставляла Дидье у тебя ночевать.

– Было уже поздно, я вся в слезах, а в нем проснулось рыцарство, к тому же в его гостинице устроили настоящую осаду, поэтому ты вполне могла предположить, что он у меня задержится.

Так вот мы уперлись друг перед другом, и ни одна не желает от своего отступиться; подруга ни за что не признает вину, которую я пытаюсь на нее возложить. И вдруг дверь открывается, и в кабинет, деловито цокая каблучками, заходит миниатюрная женщина с очень громким голосом.

– Кери, на одно слово, – пронзительно пищит она, и, несмотря на более чем скромные размеры, ей удается производить довольно внушительное впечатление.

– Эмбер, вообще-то я немного…

– Слушай, нам нужны фотографии той диджейской шлюшки с французским певцом; срочно, на эту неделю. Так что пусть твой дружок берет руки в ноги и мотает в бульварную газетенку за снимками, а то скоро каждая тараканья титька будет эту историю на свой лад пересказывать. Вот и умница, живее, живее.

Она выскакивает из кабинета, даже не потрудившись завершить беседу: ни здрасьте, ни до свидания. Меня как к месту пригвоздило: стою ошарашенная, ничего не соображаю, и вот – будто в голове что-то чпокнуло и взвилось красочным фейрверком. Ох ты, Господи. Фотографии. Кери. Ее приятель. Бульварная газетка. Ну, все ясно. Тот человек с фотоаппаратом, который щелкнул нас в коридоре, и незнакомец в вестибюле гостиницы – одно лицо. И когда мы поцеловались в ресторане, я тоже заметила вспышку… Как же я раньше не догадалась? Подруга именно его представила на вечеринке своим приятелем, то ли Джеффом, то ли Джеймсом – да не важно. У меня руки плетьми обвисли, так шатнуло, словно кто-то невидимый здорово наподдал: меня предали. Кери, приоткрыв рот, стоит и смотрит осоловелым взглядом Из горла рвется крик, а звука не слышно – в легких ни грамма кислорода не осталось. По щеке скатилась слеза.

– Эх, Кери, – шепчу я пересохшими губами. – Что же ты наделала? Ну зачем?

Она меня подставила. Та самая девчонка, с которой мы дружили тринадцать лет, все подстроила Я, конечно, и сама виновата, что поцеловала Дидье, – Коннор имеет все основания мне не доверять, – да только я бы никогда до этого не дошла без посторонней помощи Без Кери тут не обошлось.

Мы стоим друг перед другом и молчим – и кажется, уже целый час прошел, и, как ни горько, я понимаю, что подруги у меня больше нет. Наконец Кери решает заговорить. Ее голос неумолим.

– Он был моим, – спокойно начинает блондинка – Я положила глаз на Кон нора Маклина, когда тебя еще и в помине не было, Энджел. Мне всегда был нужен только он.

Я моргаю, как во сне, стараясь понять смысл ее слов.

– Пусть мы не гуляли, однако ни одна девчонка не смела и близко к нему подойти, – шипит Кери.

Ее глаза горят ненавистью, я пячусь назад.

– И тут вдруг ты откуда-то свалилась, тра-ля-ля, хиханьки-хаханьки, музычка и эта дрянная группа, как их там…

– «Джеймс», – хрипло вставляю я, потрясенная жестокостью ее слов.

– «Джеймс», – сплевывает она, качая головой. – Ненавижу этих трубадуров.

Из моих глаз хлынули слезы, а в мозгу гулко пульсирует тупая боль.

– И вдруг, – вспоминает она, будто в трансе, – «Энджел сказала так», «Энджел решила этак», и даже Мег назвала тебя «здоровской». А потом вы с Коннором стали встречаться Плевать, что я и красивее, и лучше одеваюсь, – он на меня даже и не взглянет. – Теперь и Кери разрыдалась.

Она перешла на крик:

– Он забыл про меня, и про все, что у нас было. А мне что – смотреть, как вы друг друга любите и вами восхищаются? Я и с тобой подружилась, только чтобы быть поближе к нему Меня никогда никто не любил, один Коннор, остальные ненавидели за красоту.

Качаю головой, и мне кажется, что вот-вот наступит развязка этой затянувшейся шутки и мы вместе посмеемся.

– Я ненавижу тебя, – взвизгивает она, и ее прекрасное лицо искажает ужасная гримаса. – Я так и не смогла найти другого такого же. Уж поверь, кое-кого я успела попробовать.

«Кое-кого»? Ну, это явный недобор.

– И когда ты сказала, что он хочет на тебе жениться, я места себе не находила. Поклялась вернуть его и доказать, что я – лучшая награда для любого мужчины. Я не могла так запросто отступиться!

– И ты решила кое-что предпринять. – Сама удивляюсь, откуда во мне взялось такое спокойствие.

Знаете, странное ощущение охватывает человека, когда вдруг выясняется, что его ненавидят, да еще готовы, поддавшись силе своего чувства, прибегнуть к любым ухищрениям, лишь бы сломать ему жизнь. Особенно тяжело, когда это одна из двух лучших подруг. Как быстро я растеряла близких людей: Коннор, Дидье – и теперь вот Кери Если и Мег с Дэном последуют их примеру – прямой путь в отшельницы.

Собрав волю в кулак, гордо задираю подбородок и смотрю в упор на Кери.

– Да, решила, – огрызается она, – и мне было очень приятно, хотя все равно ничего не получилось. Не хочет он меня. Уж я к нему как только не ластилась – а эта скотина взял и оттолкнул меня! – Она отчаянно трет кулаками глаза, размазывая по щекам безупречно наложенную тушь. – Ты способна в это поверить? – Всхлипывает Керн. – Знаешь, как обидно? Он посмеялся. Да, в лицо посмеялся! Этот парень, видно, идиот, раз предпочел такую, как ты, мне.

Она с силой стучит себя в грудь кулаком, и тот звучно ударяется о жесткую кость. Я невесело улыбнулась – вспомнился тот лобстер в жестком панцире.

– Да ладно, Кери, – говорю я, будто ребенку. – Главное – что у человека внутри. А теперь, когда твоя сущность для меня наконец открылась, я просто не в силах находиться рядом. Ты злой, эгоистичный человек, Кери, и мне, честно говоря, тебя жалко. Я не твоему горю сочувствую – мне жаль ту одинокую, всеми отвергнутую отщепенку, в которую ты превратишься.

Слова застряли в горле, и я замолчала, чтобы отдышаться. Вдруг так душно стало вокруг, будто весь воздух пожрала ее всепоглощающая злоба. Возможно, надо было наорать на Кери, потаскать за волосы, выцарапать глаза – но я не стала. Хочется одного: поскорее вернуться в мир, где живут хорошие люди, которые поступают друг с другом по-доброму.

Плотно сжав губы, беру в охапку вещи и молча выхожу. Прощания неуместны.

Я в шоке: рванула бегом, едва оказалась за дверью кабинета. Колкий декабрьский ветер хлестал в лицо; промерзла до мозга костей – как бы замертво не рухнуть. Бегу по Ренфрю-стрит к отелю, где совсем недавно гостил Дидье. У кинотеатра с восемнадцатью залами, где мы, прокразшись со служебного входа, смотрели фильм, сворачиваю направо и пускаюсь прямиком по Уэст-Найл-стрит. Миную любимый «Старбакс» Кери, где в тот памятный день за чашечкой зеленого чая она мне поведала, что к нам едет французская знаменитость. Сглотнув ком в пересохшем горле, бросаюсь через дорогу, даже не дождавшись, когда загорится зеленый, и бегу по тротуару, небрежно задевая снующих по дневным делам пешеходов, туристов и просто зевак. Все слилось перед глазами: единственное, что я вижу перед собой, – бесконечные красно-серые полосы обочины. Сворачиваю на Бьюкенен-стрит и окунаюсь в тень. Натягиваю шарф повыше – уши мерзнут, и пускаюсь со всех ног, стараясь не глядеть влево, на огромное здание торгового комплекса «Бьюкенен гэллериз», где когда-то в сентябре Коннор, с дрожью в коленках предвкушая решающий миг, купил мне обручальное кольцо, которое и по сей день лежит в своей серебристой коробочке. Он хотел показать, как сильно любил меня тогда. Да, «любил», потому что теперь, кажется, наши отношения все-таки стали достоянием прошлого.

Уже дальше по Бьюкенен-стрит останавливаюсь отдышаться и поворачиваюсь к стеклянной витрине по правую руку от меня. Вот Мег в фирменной одежде музыкального магазина; на голове – рыжие кудри вразлет, горят, как солнечные лучики. Она беседует с покупателем, выдавая сотню слов в минуту и демонстрируя ему что-то. Время от времени Мег вскидывает голову и заходится веселым смехом, будто только что услышала самый забавный анекдот на свете. Чуть помедлив у витрины, пускаюсь дальше, радуясь – насколько возможно говорить о радости при таких обстоятельствах, – что хотя бы ее я пока еще вправе считать своей подругой. И пусть Мег со школьной скамьи никто не держал за человека – не так она хороша и не столь желанна, как Кери, – ее это не слишком беспокоило. Может, у толстушки и не такая шикарная работа, как у меня, зато она довольна. Мег – добрый, веселый человек и преданный друг, она стоит десятка таких, как Кери или я. Остается надеяться, что однажды какой-нибудь счастливец все-таки ее рассмотрит.

Бегу дальше мимо Принсес-сквер – здесь мы с Коннором, бывало, встречались после работы, чтобы полюбоваться золочеными лестницами и дорогими магазинами с дизайнерской одеждой. Уже на набережной реки Клайд сворачиваю вправо и, спотыкаясь, бегу по тротуару. Мимо проносятся автомобили, а по мосту над головой со скрежетом проехал состав. С разбегу влетаю в наше здание – и пулей, точно на секретном задании, в лифт, который, по счастью, как раз ждал с открытыми дверьми. Двери закрываются, и только теперь позволяю себе перевести дух – пробежала на одном дыхании.

По пути на пятый этаж разматываю шарф, расстегиваю куртку и шарю в сумочке в поисках зеркальца. Лицо бледное, даже какое-то зеленоватое. Щеки ввалились, а там, где когда-то светились карие глаза, теперь тускло мерцают две бесцветные точки, как пуговки на лице тряпичной куклы. Выгляжу ужасно, впрочем, нельзя забывать, какой сегодня день: по понедельникам лишь добросовестные счастливчики являются на работу в наилучшем виде. Нарисовать губки и всем улыбаться – авось никто не заметит.

– Ерш твою медь, рыба-ангел, ну и видок у тебя! Кошмар, – восклицает Дэн, едва я выхожу из лифта.

Заметил-таки.

Дэн кладет мне на плечо руку и препровождает в студию.

– М-м… я тут кое о чем, хм, – начинает он и умолкает, прищелкнув языком.

– В газете прочел? Ага, все знают, у кого в кармане нашлась мелочь на вчерашнюю газетенку.

– Пренеприятная история, верно?

– Ага.

– Жаль, что с Коннором так получилось. – Он неловко откашливается, останавливаясь у двери нашей студии и переминаясь с ноги на ногу.

– Спасибо. Откуда знаешь?

Заходим в студию, тяжело опускаюсь в кресло.

– Мег позвонила и все рассказала.

– А-а.

– Ну и?.. – Он нервно присвистывает. – Э-э, надо думать, день рождения не удался?

– Дэн, – смотрю на него в упор, – давай покончим с любезностями и просто примем как данность, что я превратила свою жизнь в кошмар, втянув в пренеприятную историю родных и близких, и перейдем к следующему этапу моего публичного унижения, а именно – к шоу.

Он неслышно смыкает ладони: Дэну явно стало легче.

– Ну и ладушки. Только один момент, рыба-ангел: кажется, тебя хотел видеть З. Г.