Ангел в эфире

Глава 9 ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ…[37]

Выхожу из метро на Хиллхед, сворачиваю направо и направляюсь по Байрс-роуд домой. Однако, дойдя до нужного здания, прохожу мимо, склонив голову навстречу холодному октябрьскому ветру. Мне нужно подумать, а лучшее место для размышлений – ботанические сады, уютно пристроившиеся в конце моей улицы, – тихий приют для жаждущих уединения.

Здесь безлюдно, все вокруг проникнуто покоем; я захожу в двойные железные ворота и направляюсь вперед по узкой дорожке, мимо кирпичных будок привратника, к Дворцу Киббл. Серая белка, торопливо прыгавшая куда-то по своим делам, завидев меня, замирает и стоит, склонив набок голову и прислушиваясь к перестуку каблучков моих тряпичных легких туфель по асфальту.

– Ну что, Орешкина Душа, никого здесь больше? – ласково спрашиваю я, звук шагов кажется таким громким на фоне тихого перешептывания листвы и шума дороги где-то вдалеке. – Посидим за кофейком с пирожными, послушаешь мои горести?

Пушистая компаньонка поднимает на меня глазки и, обнажив передние резцы, припускает бегом по безупречно подстриженному газону.

– Не хочешь, как видно, – вздыхаю я и тут же даю себе мысленную оплеуху: ну давай еще расстройся, что грызун с огромным хвостом не захотел составить тебе компанию.

Да, явно пора брать себя в руки.

Дворец Киббл представляет собой огромную растянувшуюся на газоне по правую руку от меня оранжерею. Его венчает внушительного вида купол, чем-то напоминающий Тадж-Махал, только разве что мельче, не выдержан в классическом индийском стиле и не так популярен среди иностранных туристов. Местами и ржавчина проглядывает, не все стеклянные рамы дожили до наших дней, но все равно: есть в нем какое-то дворцовое величие. Когда открываешь дверь и заходишь внутрь, первым делом поражает роскошная коллекция папоротников, размещенных под самым куполом. Мне нравится здесь бывать. Обожаю вдыхать этот живой растительный запах, слушать плеск воды в фонтанчиках – сразу погружаешься в некую спокойную безмятежность, не нарушаемую даже толпами отдыхающих, которыми изобилуют парники летом. Здесь вы не увидите табличек с надписью «Соблюдайте тишину» и строгих служительниц, присматривающих за порядком. Само окружение взывает к почтительности и действует даже на подобных мне граждан, которых так и подмывает выкрикнуть в библиотеке грубое слово или громко распевать в автобусе, полном молчаливых пассажиров. Здесь есть и другие парники, с тропическими растениями и редкими орхидеями, однако я всегда начинаю с Дворца Киббл: тут можно присесть на лавочку и купить что-нибудь поесть. Главное же, что меня сюда манит, – волшебный прудик у самого входа, куда бросают монетки, загадав желание. Сегодня мой черед.

– Будьте добры, чашечку горячего шоколада, – роясь в рюкзаке в поисках бумажника, говорю молоденькой девушке за прилавком кофейни. – Нет, лучше самую большую порцию. Со взбитым кремом. У вас есть что-нибудь наподобие шоколадной крошки или хлопьев?

Девушка улыбается, кивает; на солнце вспыхивает ярко-синий гвоздик в губе – серьга. О, молодые годы! Ты можешь вставить в губу сережку и не чувствовать себя овцой, рядящейся под ягненка, или толстушкой Лулу,[38] косящей под Кайли Миноуг. Готова поспорить, эту девчонку не волнуют такие вещи, как семья, будущее и приятель, укативший на другой конец света с разбитными девицами. Хотя зачем я лукавлю? В ее возрасте только и думают что о будущем, приятелях и девицах с большими буферами. Улыбаюсь ей как можно хладнокровнее, будто желая сказать: «Как я тебя понимаю, от мужчин одни неприятности»; к счастью, удается соблюсти дистанцию и обойтись без фамильярной присказки «подруга».

– И кусочек вон того шоколадного торта, – говорю я, пристально рассматривая содержимое витрины. – Побольше, если можно. Или лучше уж взять два? И что-нибудь из тех пирожных.

– Вот то, здоровенное, с шоколадной стружкой? – спрашивает она, приподняв очень тонкую, нарисованную карандашом бровь.

– Хм, да, здоровенное, с шоколадной стружкой. Хотя, по правде, не такое уж оно и большое.

Сосредоточенно покусываю нижнюю губу и протягиваю деньги.

– Неудачный поход в парикмахерскую? – неожиданно задает вопрос девчушка.

Вскидываю на нее взгляд и провожу рукой по своим коротеньким иголочкам.

– У меня что-то не так с волосами?

«Ишь, мерзавка, острить вздумала».

– Нет, дружище, у тебя классная прическа.

– Спасибо.

– Не за что, Я так, в общем. Нелегкий денек выдался?

Пожимаю плечами, тормоша вилкой кусочек шоколадного торта с усердием собаки, откапывающей любимую сахарную косточку.

– Нелегкий денек для любви и брака, – бормочу я со ртом, полным тягучей шоколадной массы. – Гораздо хуже, чем неудачный поход в парикмахерскую.

– Заметно, – смеется она, и моему взору открывается гвоздик на языке в глубине рта. – Этой порции хватило бы на целую конференцию любителей шоколада.

Утыкаюсь в тарелку со сластями, содрогаясь в душе: а ведь она права. Сюда бы Розмари Конли, гуру фитнеса и диет, она бы при виде этого безобразия отвела меня в сторонку и высекла пучком сельдерея. Уже чувствую, как бедра утолщаются, а ведь съела всего пару ложечек.

– Кошмар, да? – спрашиваю как бы себе в укор. – На-ка, это тебе. – Протягиваю ей пирожное с шоколадной стружкой.

– Не-а. Хотя ладно, пусть. Съем. Спасибо.

– Не за что… э-э…

– Вайнона.

«Ну конечно, Вайнона. Такая цыпочка не может носить простецкого имени. Кейт или Шарон для нее слишком примитивно».

– Не за что, Вайнона. Не оголодаю.

Облокотившись с обеих сторон прилавка, молча вкушаем кондитерские лакомства, жадно впитывая в себя окружающие звуки и влажные ароматы, исходящие от почвы и растений. Наверное, проходит минут пять, прежде чем мы снова заводим разговор.

– Так что твой-то? Больше не прикалывает?

– Да нет, – вяло улыбаюсь.

– Бросил, что ль?

– Нет.

Господи, только не снова: я сама себе уже надоела с этими разговорами о замужестве, а вот с ней точно не стану обсуждать подобную тему. Войдет в привычку, начнешь лезть со своими проблемами к незнакомцам на остановках – и так до первой грубости. Бывали же раньше другие темы, до того как Коннор сделал мне предложение…

– Ну так что тогда? Запал на другую телку?

«Очаровательно, Вайнона, ты всегда так изысканно выражаешься?»

– Э… вообще-то нет.

«По крайней мере надеюсь, что нет». Перед глазами мгновенно пронеслось видение: лицо Коннора, утопающего в прелестях «силиконовой долины» мисс Бюст.

– Просто он в Америке и уже несколько дней не звонит.

– А если точнее?

Что мне нравится в подростках – так это их прямота.

Сжимаю ладонью подбородок, будто надо хорошенько поразмыслить, – так бывало в школе, когда на вопрос, сколько вы встречаетесь, приходилось делать над собой усилие, чтобы не завопить: «Четыре недели, три дня, восемь часов и сорок пять минут», а вместо этого безразлично, как бы между прочим, проговорить: «Где-то с месяц».

– Хм… дней пять.

Вайнона шумно втягивает воздух, звучно чиркнув по зубам гвоздиком-серьгой. Как люди умудряются осуществлять физиологические процессы с такими штучками во рту – скажем, есть, разговаривать, целоваться, не выбив себе зубы или не зацепившись за партнера? Однажды мои зубные пластинки спутались со скобами Дэниела Дженнигса, вылитого Джо Найнти (я тогда западала на мальчиков с умными лицами). Почти всю большую перемену нас без помощи плоскогубцев и кусачек пытались расцепить двое учителей, а потом мы еще дольше объясняли, как произошло, что наши зубы скрепились таким печальным образом. Заявление, что мы проводили научный эксперимент, затрагивающий магнетические свойства зубных приспособлений, продемонстрировало находчивость двух двенадцатилетних подростков, хотя и звучало не слишком убедительно.

– Когда в последний раз парень так долго мне не звонил, – говорит посерьезневшая Вайнона, пробуждая меня от задумчивости, – выяснилось, что он спит с Мэги Гордон из нашего класса. Запудрил ей мозги, ну и – сама знаешь, как бывает.

– Черт, не слишком обнадеживает. Сколько ей тогда было?

Девчушка пожимает плечами, словно такое происходит на каждом шагу.

– Да как и мне. Четырнадцать.

«Четырнадцать!» Подумать только, когда мне было четырнадцать, я толком и не знала, что такое настоящий секс. Во всяком случае, находилась на том головокружительном этапе развития, когда девочки хихикают, тыча пальцами в мальчишеские пипки из учебника по биологии. Четырнадцать лет – уму непостижимо. Черт, когда я незаметно для себя успела превратиться в старую ворчливую ханжу?

Хлебнув на нервной почве порядочную порцию горячего шоколада, слизываю с верхней губы коричневые усики. Послушаешь, как сурова жизнь к шестнадцатилетним подросткам, так и о своих проблемах забудешь. Только веселее от этого почему-то не становится…

– Подумаешь… Я и не собиралась за него выходить. Парень-то был так себе, гуляка, да и девица – та еще стерва. Мне вообще семья не нужна – глупости все это. И подружки со мной согласны, удобнее так: надоел – бросила.

И эти детки еще говорят, что институт брака почил с миром, – наивная простота.

– Ну а ты со своим давно трахаешься? – невинно интересуется Вайнона.

И как это, по-вашему, называется?

– Давно ли мы?.. – Почесываю нос, стараясь держаться как можно непринужденнее. – Э-э-э, мы трахаемся уже без малого тринадцать лет.

– Ого, ну ты даешь, подружка! – голосит Вайнона, разинув рот и выставив на всеобщее обозрение все свои гвоздики и прочие прибамбасы. – Тринадцать лет! Да я столько себя и не помню!

Зардевшись, закладываю в рот щедрую порцию шоколадного торта; Вайнона хохочет, как гиена, которую ткнули вилами.

– Тринадцать лет, ха-ха! Надо же, ты совсем не выглядишь такой старой. Значит, вы двое, что же, сошлись, когда мне было всего три? Ха, дела! Смех да и только.

– Смешно? – раздраженно вторю я, внезапно проникнувшись острым желанием взмахнуть своей дряхлой старческой ногой и выбить этой дурехе глаз.

Мало того, что Коннор не звонит, мало того, что мой единственный стоящий упоминания родственник отказывается говорить на темы, не касающиеся футбола, так меня еще высмеивает шестнадцатилетняя соплявка, подторговывающая пирожными по субботам, да так, что я чувствую себя бодрящейся старушонкой, одной ногой уже стоящей в гробу. Кто ее вообще сюда взял? Здесь мое место.

– Мне пора, – хрипло говорю я, отодвигая остатки внезапно переставшего меня привлекать лакомства. – Дел по горло.

– Что ж, – улыбается Вайнона, – мне все равно скоро закрываться, а я еще в клуб собираюсь, перекинуться бы надо.

«Ой, умоляю, избавь меня от своих издевок. Хватит твоего веселья, оставь меня, пожалуйста, в покое; я хочу уйти и полистать журнальчик с кроссвордами».

С вялой улыбкой забрасываю рюкзак за спину и отворачиваюсь, чтобы уйти.

– Знаешь что, подружка, – выкрикивает мне вслед Вайнона, пока я не успела сбежать, – не жди, пока он позвонит! Это не прикольно.

– Я не… – Над моей головой загорается огромная неоновая вывеска с огромной, направленной прямо на меня, стрелкой: «Неудачница».

– Тебе просто нужно придумать что-то, голову чем-нибудь занять. Здорово помогает. Можешь не сомневаться, уж он там, в Америке, времени зря не теряет – вот и ты тут развлекайся. Делом займись.

Я стою и, разинув рот, смотрю на эту молоденькую девчушку, которая смотрит на меня, как ни в чем не бывало поигрывая сережкой на губе, и даже понятия не имеет, что высказала такую умную мысль, до какой мои подруги и дойти не сумели. К своему немалому удивлению, я вдруг ощутила себя наивной и незрелой в суждениях по сравнению с девчонкой, которая лишь пять минут назад чуть ли не в лицо назвала меня старухой.

– Спасибо тебе, Вайнона, – киваю я, нисколько не лукавя, – ты дала мне отличный совет, подружка.

Она отмахивается и говорит с улыбкой:

– Да не за что, подумаешь. Главное, не бери в голову плохого…

– Энджел, – подсказываю ей.

– Ух ты, классное имя, подружка. Ну все, еще увидимся, Энджел.

Выхожу из кофейни, едва держась на ногах – немудрено, столько кофеина принять, – зато страшно воодушевленная. Направляюсь к волшебному прудику и, облокотившись на железные, доходящие до талии перила, шарю в сумочке в поисках мелкой монеты. А ведь дело девчонка сказала: надо найти увлечение. Да, рано созрел ребенок, и гвоздей во рту у нее больше, чем во всех вместе взятых бутсах «Мэн юнайтед», а как здраво мыслит – любой взрослой женщине на зависть. Обращусь к чему-нибудь интересному; хватит гадать, чем он там занят, пусть делает что хочет. Ведь, по сути, от меня все равно уже ничего не зависит. Отвлекусь, чтобы не ломать целыми днями голову над этим несчастным предложением и воображать, что я отвечу через пять месяцев. Тут уж на посторонних пенять не приходится – все только в моих руках. Я взрослый человек и сама должна за себя отвечать. Кроме того, у папы, например, и так достаточно проблем – и день за днем их меньше не становится, – чтобы еще вешать на него свою несуразицу; Мег с Кери приходятся мне подругами, а не костылями, чтобы я без них шагу не могла сделать. Выше нос, настраивайся на лучшее и думай, как провести время и реализовать собственные амбиции. Рискую повторить старую истину, да только нельзя осчастливить другого, пока несчастен сам. Вот и выходит: оттого, что я займусь собой, Коннор только выиграет.

У самой поверхности всплеснула плавником рыбка; опустив голову, вижу мерцающие на дне серебряные и медные монетки. Интересно, сколько среди них моих? Помнится, как-то я загадала щенка на день рождения – уж очень мне хотелось, чтобы по дому бегало живое существо. В декабре будет два года, как это случилось. Собаку мне так и не подарили, зато Коннор принес из зоомагазина золотую рыбку: решил, что для начала надо поэкспериментировать с живностью попроще – ведь рыб даже выгуливать не надо. Так что некоторым образом мое желание все-таки осуществилось. Правда, научить Джеймса Понда[39] выбегать на улицу мне не удалось, равно как и исполнять нехитрые команды, наподобие «сидеть» и «голос». Правда, один трюк несчастная рыба все-таки освоила: она выпрыгивала из аквариума и неистово била хвостом по ковру, требуя, чтобы ее обнаружили и водрузили в естественную среду обитания (фокус с запрыгиванием обратно так и остался за гранью возможного). Однажды я сделала лишний шаг, чтобы заглянуть в аквариум, и в результате наш питомец и владелец домашнего водоема встретил весьма скользкий конец. Бр-р-р, никогда не забуду, как по голой стопе размазались мокрые чешуйки. Клянусь не заводить домашних животных в качестве нового хобби.

Зажав в пальцах десятипенсовик, заношу руку над водой. Последний раз в этом прудике мне попалась крупная рыбешка. Я как раз собиралась на собеседование по поводу работы на «Энерджи-FM» и, чтобы получше подготовиться, решила прослушать все свои диски. Я уже чуть было не установила рекорд, как вдруг – отлично помню – в проигрывателе застрял Пол Веллер из «Джема»:[40] напряжение скакнуло, колонки перегорели, и замкнуло все приборы в доме. У меня самой чуть крышу не снесло – спасибо, что Коннор, неудачно пошутив на тот счет, что Полу Веллеру как вокалисту «Джема» на роду написано везде застревать, вооружился отверткой, выпроводил меня из квартиры с пригоршней монеток и запретил выходить из ботанического сада, пока не успокоюсь. Три часа спустя, поведав трепетно внемлющим растениям все свои горести и печали, а также заручившись поддержкой волшебного прудика, я вернулась домой. Все сбылось – я получила работу и с тех пор прониклась незыблемой верой в чудодейственные силы сего замечательного водоема.

– Точно! – радостно вскрикиваю я, будто пытаясь в чем-то убедить собственное отражение. – Господи, как же я сразу не догадалась. Уж что-что, а на «Энерджи-FM» шороху навести не помешает.

Хлопаю в ладоши, стараясь не растерять монетки. Какая же я все-таки умница – даже улыбнулась, радуясь своей сметливости. Пока Коннор в отъезде, я могу погрузиться в работу, и времени свободного будет в обрез – вот и забуду о всякой ерунде. А что? Кери именно так в последнее время и поступает. Конечно, в работу она ушла еще не с головой, поскольку принадлежит к счастливой породе людей, кому в искусстве бить баклуши нет равных, зато ее назначили ответственной за колонку сплетен, и с тех пор она заметно переменилась к лучшему. У подруженьки вроде как цель в жизни появилась (если, конечно, не считать целью беготню за всеми сколько-нибудь примечательными парнями в радиусе пятидесяти миль).

Отличная идея, гениальная! Итак, передо мной месяцы упорного труда на пути к стабильному карьерному росту. «Энджел в эфире» оставляет желать лучшего, и не кому-нибудь, а мне, слабой женщине, предстоит оспорить фундаментальные азы радиовещания. Сколько, по-вашему, надо прокрутить бородатых шлягеров «Шейкинг Стивене» и Элвина Стардаста, чтобы осознать, насколько хрупок под тобой лед? Дэн, уверена, воспримет мое предложение на ура, так что его поддержка мне обеспечена. Что ж, тогда вперед! Переговорим с начальством, вытрясем из него разрешение составлять музыкальный ассортимент на свой вкус, пригласим на передачу звездного гостя. Немного усердия и энтузиазма – и горы свернем! Все лучше, чем мыкать горе в ожидании, пока кто-то другой ворвется в мою жизнь со светоносным факелом.

Исполнившись решимости засучить рукава и взяться за новое предприятие, закрываю глаза, крепко стискиваю в кулаке монетку и разжимаю ладонь. (Предварительно убедившись, что поблизости не плещется какая-нибудь рыбка, – не хотелось бы стать виновницей гибели еще одного обитателя пресных вод.)

– Желаю, – шепчу я, будто опасаясь чужих ушей, – чтобы мне достало сил и воображения сосредоточиться на работе и поднять передачу на приличную высоту. Спасибо.

Луч октябрьского солнца заглянул в открытую раму на самом верху купола. Сразу стало как-то веселее на душе, солнечнее – поскорее бы взяться за дело. Сегодня суббота, и до понедельника можно набросать кое-какие планы, чуть-чуть потревожить заспавшееся серое вещество – пусть поработает в кои-то веки. Какое счастье – теперь у меня есть цель!

Тут же вспоминаю о монетке в другом кулаке и, прищелкивая языком, начинаю лихорадочно соображать: что бы еще такого придумать. Наконец желание готово – шепчу его еле слышно и бросаю в воду заветную мелочь. Дело сделано: подобрав с пола сумку, с девичьей радостью и феминистской уверенностью в себе (за тем малым исключением, что истая «поджигательница лифчиков» скорее умрет, чем станет при всех бегать вприпрыжку и покажется на публике в джинсовых ботинках с каблуком в три дюйма) направляюсь к выходу.

– Спасибо, Вайнона! – кричу, проходя мимо кофейни, где та готовится к закрытию. – Отличный совет!

«После стольких-то поисков».

Вайнона, которая только что сменила форменный зеленый фартук и скромные черные полуботинки на обтягивающую футболку с надписью «Блинк 182» и суперстильные красные с черным кроссовки, сделанные под конькобежный сапожок, подмигивает, взглянув на меня в упор:

– Не за что, Энджел. Всего тебе, подружка.

Киваю в ответ и подпрыгиваю от неожиданности – зазвонил телефон: тишину оранжереи нарушила выбранная мною мелодия Мейси Грей «Почему ты не звонил?». Нажимаю кнопку и прикладываю трубку к уху, скрестив пальчики на удачу, затаиваю дыхание, надеясь, что это не отец на последней стадии алкогольной невменяемости.

– КОННОР! – радостно вскрикиваю я, чуть не пробив кулаком небеса.

Итак, второе желание сбылось и, надо сказать, довольно быстро.

Вайнона, взглянув на меня, улыбается со знанием дела.

– Привет, малыш, – отвечает Коннор; голос теплый, хотя и едва слышный – связь плохая.

Сердце пускается в восторженный танец футбольных болельщиц: «Делай «К», делай «О», делай «Н», делай…» и так далее. Феминистический настрой благополучно отправился в небытие.

– Как ты там? – весело чирикаю я.

Коннор в тот же миг отвечает:

– Я не могу долго разговаривать. У меня все прекрасно.

– Почему? Где ты? – спрашиваю я.

Из-за разницы во времени практически невозможно нормально вести разговор. Думаю, замолчу, пусть слова долетят сначала, – и как назло Коннор тоже решил так поступить: молчим оба, слушаем, а на линии тишина, только статика потрескивает.

– Так как?.. – начинаем одновременно.

– Прости, говори ты.

– Ох, извини, продолжай.

Какой-то кошмар. Это словно провальная попытка взять интервью, пользуясь спутниковой связью. Откашливаюсь.

– Не сердись, пожалуйста, что не звонил. Я не мог, – перехватывает инициативу Коннор.

– Ничего страшного, – отвечаю с напускным спокойствием, – я очень рада тебя слышать.

– И я тоже, Энджел, душа запела. Целыми днями о тебе думаю.

Надо же, душа у него поет. Я чуть не растаяла от сладких слов и не растеклась по полу оранжереи мягкой вязкой лужицей – благо вновь обретенная независимая струнка щелкнула меня по уху.

– Спасибо, – замечаю спокойно. – Сама тоже закрутилась. Навешала на себя массу дел.

«А что? Да, навешала, пять минут назад».

– Я никак телефон не мог найти, – говорит он виновато. – Нас завезли в глушь какую-то. Натурные съемки.

– На природе? Господи, класс! Все получается?

– Да, хорошо. Девочки отлично смотрятся в кадре, совсем освоились – твердо стоят на ногах.

«Да что ты? А я думала, они в основном лежа на спинке трудятся».

– Отлично, просто потрясающе, – расплываюсь в довольной улыбке, – и у меня здесь все прекрасно. Решила засучив рукава взяться за свою передачу, подтянуть ее насколько возможно. Дэн меня во всем поддерживает – как следует потрясем «Ангела в эфире», давно пыль надо было выбить.

Ну, если Дэн об этом и не знает, то слукавила я совсем чуть-чуть – в самом ближайшем будущем мы действительно кое-что изменим.

– Фантастика! Я тобой страшно горд. Даже не сомневайся – тебе все по силам. Ладно, малыш, мне пора бежать – Феррари разрешила позвонить со своего телефона. Я просто хотел сказать, что все в порядке, я соскучился. Целую, пока.

Попал-таки в уязвимое место, не закаленное решимостью. Слушаю Коннора, а сердце так и дергается, так и дрожит, к горлу ком подкатывает. Стиснув трубку, прижимаю ее к самому уху; хочется просто закричать: «Вернись, пожалуйста, скорее, мне одиноко без тебя. Я хочу спать с тобой, вкушать твой запах, твой вкус и целовать тебя!» Только нет, нельзя, иначе желание пойдет насмарку: с таким же успехом можно было и не начинать вообще. Собрав волю в кулак и хищно потянув носом ароматный папоротниковый воздух, отвечаю с улыбкой в голосе (обычный трюк радиоведущих):

– И я соскучилась.

– Ну все, тогда пока. Займись передачей – время незаметно пролетит, вот увидишь.

Киваю, а внутри все переворачивается – слышу какой-то радостный визг на заднем плане. Прижимаю трубку к самому уху, чуть ли не осязая подкоркой микроволны.

– Малыш, мы снова трогаемся, – говорит Коннор, не дав возможности поинтересоваться, что это за похотливая дрянь там у него горланит. – Скоро позвоню. Пока.

В груди закипает мерзкая ревность, этакий зеленый монстр – того и гляди, одежда полопается и на свет Божий выйдет волосатая туша (нерадостная перспектива: зрелище будет не из приятных). Ревность людей не красит, и меня в том числе. Ни за что на свете не стану сейчас впадать в истерику и, будто нервозная психопатка, подозревать всех и вся. Проглотив недовольство, призываю на помощь резервные силы, таящиеся в каких-то непостижимых уголках души. Изображаю улыбку и непринужденно отвечаю:

– Пока, не скучай там.

«И передай Феррари лично от меня, что, если она даст тебе больше, чем просто попользоваться телефоном, я проткну ее надувные бублики вязальной спицей».