Английский для миллионера

25

Сегодня Марианне не хотелось работать. Неделя выдалась тяжелая, а уроки в воскресенье не для слабых духом. Но Петр Аркадьевич настаивал – не хотел терять времени. Погружение так погружение. И они погружались в английский семь дней в неделю.

Во время урока Марианна то и дело ловила себя на том, что прислушивается: не слышен ли голос Аракчеева в доме? Или его шаги? Может, он придет посмотреть, как у них идут дела?

Но Дашиного отца не было ни видно и не слышно, на обед он не явился.

– Петр Аркадьевич не дома? – спросила Марианна у Олечки и покраснела. Она отчего-то конфузилась, когда ей приходилось произносить его имя.

– Он в офис уехал, – удивилась Олечка.

Даша обрадовалась, а Марианна немного огорчилась.

После обеда ее работа закончилась. Но, конечно, потратить свободное время на себя не получилось. Язык не поворачивался попросить Дашу уйти. Впрочем, Марианне и не хотелось оставаться одной.

– Давай устроим пикник, – предложила она. – Мы давно собирались. Сегодня солнечно. Прохладно, но без ветра. Самая подходящая погода! Погуляем по лесу, а потом сядем перекусить во дворе. Костер у вас устроить можно?

– В конце участка есть мангал и специальное место для костра. Но его при мне ни разу еще не разжигали.

– А мы разожжем, – решила Марианна. – Попросим у садовника Иваныча угля или дров. Хотя, наверное, надо сначала папе твоему позвонить… спросить разрешения…

– Да не надо! Если Иваныч разрешит, то и ладно. Или тетя Валя.

И тетя Валя, и Иваныч отнеслись к идее благосклонно. Садовник пообещал принести к костровой яме угля, Валентина посоветовала взять у поварихи сосисок, чтобы жарить на огне. Марианна и Валентину позвала на прогулку, но та отказалась – ей нужно было в город к косметологу.

Марианна сунула в пакет сосиски, хлеб, большой помидор и пяток сырых картошек. Заставила Дашу одеться потеплее, и они отправились.

Они ушли в бор – далеко за пределы участка, прочь от поселка. Сворачивали на незнакомые тропинки, спускались в овраги. Видели белок и пожалели, что не принесли для них орешков. Белки были наглые и прикормленные: одна долго бежала за Дашей и громко возмущалась, когда не получила угощения.

Даша их сфотографировала, и видео сняла, чтобы выложить на ютуб. Потом она попыталась было уткнуться в телефон, но Марианна это дело пресекла. Ее осенила блестящая педагогическая идея:

– Знаешь, что это за дерево? – она показала на полуголый дрын, на котором едва-едва появились первые лепестки.

– Понятия не имею! Береза?

– Да ты что, ну какая береза! Вот ты темная. У тебя в телефоне есть специальное приложение*. Наведи объектив, нажми кнопку, и поисковик тебе скажет, что перед тобой. Вот, попробуй… ха, это, оказывается, черемуха! По-английски, между прочим, bird cherry. Давай теперь определим, что за цветок… ну-ка, что нам пишет гугл? Эрантис или весенник! Прикольно! Я и сама не знала, что этот желтенький лютик так красиво называется.

Даша мигом увлеклась игрой. Как и все дети, она любила крутые гаджеты, но и понятия не имела о всех их полезных возможностях. Теперь она старательно наводила камеру на каждую былинку и вслух читала описания, пока не села батарея.

Они шли долго, и забеспокоились, когда решили, что заблудились и не найдут дорогу назад. Но потом услышали шум шоссе, и поняли, куда нужно идти. Солнце уже клонилось к горизонту, между сосен протянулись длинные тени, а верхушки стали золотыми.

Вскоре показались стены усадьбы. Они подошли к костровой яме, где заботливый Иваныч уже приготовил для них уголь и дрова для розжига – осталось только спичкой чиркнуть. Что Даша и сделала с большим удовольствием. Получилось у нее не с первой попытки. Даша была очень городской девочкой, и даже ни разу сама спички не зажигала.

Они насадили сосиски на прутики и уселись на каменную скамью перед костром.

На Лопухово тем временем опустились сумерки, небо стало синим и глубоким, с рассыпанными редкими звездами. Кругом была уютная вечерняя тишина. Дом Аракчеевых стоял на отшибе, лес глушил звуки цивилизации. Шелестело в бору, да лишь изредка доносился лай собаки и лошадиное ржание из дома ветеринара Колодина. Было легко представить, что на дворе стоит девятнадцатый век, а из дверей усадьбы вот-вот выйдет важный и элегантный граф. Натянет перчатки, нахлобучит цилиндр, велит кучеру Ванюшке запрягать и отправится к уездному предводителю дворянства зажигать на балу до утра.

Костер потихоньку прогорел, Марианна закопала в золу картошку. Даша, хоть и наелась, ждала с нетерпением – она никогда в жизни не пробовала печеной в золе картошки. Бедный ребенок!

Потянул свежий ветерок, верхушки сосен таинственно зашумели. За границей участка было темно и страшно, но дрова в костре потрескивали, оранжевое пламя весело плясало и переливалась на углях. Марианна взялась рассказывать страшилки из детства и на ходу придуманные легенды про шаманов вуду, Даша слушала с превеликим удовольствием. Бояться в сумраке, возле костра, в двух шагах от дома с его уютом и яркими огнями в гостиной было приятно.

Само собой, вспомнили и привидение убиенной век назад хозяйки дома.

– А что, если ее призрак по ночам обходит усадьбу? – прошептала Даша, жмурясь от веселого ужаса. – И ищет новую жертву. Вы не боитесь, Марианна Георгиевна? Вы же молодая и красивая женщина, а она именно таких и не любит. А вдруг она сейчас подкрадется? Слышите? Шаги…

Даша замерла с озадаченным и чуточку испуганным выражением на лице, потому что к костру из темноты действительно приближались шаги. Но не женские и не призрачные. Уверенные, мужские. Марианна уловила аромат морского бриза и смолы и ее вдруг обожгло жаром – конечно, от костра, от чего же еще!

– Это папа, – с облегчением и досадой сказала Даша. – Привет! Ты уже приехал? А мы гуляли!

– Гуляли? Молодцы, девчонки. А чем это у вас так вкусно пахнет? – спросил Петр Аркадьевич, появляясь из темноты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хозяин дома успел переодеться, и был не в офисном, а в джинсах, высоких ботинках и куртке-бомбере. В таком наряде он выглядел лихо, как американский летчик, и ужасно понравился Марианне. На Петра Аркадьевича легко ложились любые образы из ее фантазий.

Он встал у костра и сунул руки в карманы.

– Прогулки – это хорошо, но в лесу сейчас нужно быть осторожнее, – строго заметил он.

Марианна улыбнулась: он неисправим. Вот тебе и «молодцы, девчонки»!

– Да, помним, сезон опасных кровососов. Мы были внимательны и смотрели в оба. Садитесь к нам, Петр Аркадьевич!

Он послушался и сел – рядом с Марианной, бок о бок.

Это чтобы лучше видеть дочь напротив, убедила себя Марианна. Но это предположение не объясняло, почему для этого Аракчееву пришлось сесть настолько близко, что Марианна чувствовала тепло его бедра сквозь джинсы. Отодвинуться она не могла. Ее внезапно парализовало, как в детстве, когда мальчик, по которому она тайно вздыхала, ни с того ни с сего подсел к ней за парту в классе.

– Вы картошку печете? И сосиски жарите? Угостите?

– Сосиски мы съели… а картошка, наверное, готова!

Марианна сорвалась с места, присела у костра и прутом выкатила пять картофелин – седых от золы, с обугленной шкуркой в аппетитных трещинках.

– Осторожно, Даша, горячо! Петр Аркадьевич, сейчас и вам очищу...

– Дайте сюда, я сам.

Аракчеев взял обугленный клубень голыми руками и даже не зашипел – лишь перекинул пару раз из ладони в ладонь, подул и начал сдирать шелуху.

– Соль есть?

– Вот, – Марианна вернулась на скамью и передала ему коробок.

– Папа, ну ни фига себе! Тебе не горячо?

– У меня кожа на ладонях грубая. Хочешь кусок? А вы, Марианна Георгиевна? Потом не просите. Я голодный.

Он ел, и, кажется, даже урчал от удовольствия. Ловко разламывал клубни длинными пальцами, крепко солил дымящуюся нежную мякоть, с аппетитом вгрызался. И выглядел довольным и расслабленным, а глаза его как будто усмехались каким-то веселым мыслям.

– Что вы так смотрите? – спросил он и бросил на Марианну косой взгляд.

– У вас щека в саже, – сказала она. – Вот тут.

Он достал платок, тщательно протер щеку, потом руки, улыбнулся чему-то. И неожиданно сделался словоохотлив: то ли от вкусной еды, то ли от тепла костра, то ли от особой атмосферы весеннего вечера.

– Лет пятнадцать не ел печеного картофеля, – признался он. – В детстве это было для меня лакомство. Девяностые, голодуха. Думал: вот вырасту, разбогатею, буду каждый день жечь на пустыре костер и печь картошку.

– Даже сникерсов не было? – изумилась Даша.

– Были. В ларьке на остановке продавались. Денег купить не было. Однажды ночью мы с пацанами… кхм… достали целую коробку, наелись так, что животы болели. С тех пор я шоколад видеть не могу.

– Ты что, был бедный? Как в фильме «Миллионер из трущоб»? – Даша широко открыла глаза. Она была не менее изумлена, чем Марианна. Но девочка не догадалась, каким образом ее папа с пацанами «достали» коробку из киоска. А вот Марианна догадалась – вспомнила «Петьку-бандита»...

– Да, жили мы небогато.

– А твои мама и папа кем работали?

– Твои бабушка и дедушка не могли меня содержать. И умерли рано. Я тебе рассказывал, забыла? Мы с тетей Валей вдвоем жили. А потом втроем, когда у нее Артур родился.

–И как же вы жили? Когда денег не было? На пособие? – Даше было так интересно, что она положила недоеденную картошку и подалась вперед. – И что ели?

– Ну, я работать рано начал, – Петр Аркадьевич поворошил прутом угли и нахмурился. – Стекла протирал у машин на стоянке. Мне было одиннадцать, как тебе. Сигареты на вокзале поштучно продавал. Ну и по-другому тоже… зарабатывал. А когда делать было нечего, мы с пацанами гуляли с утра до ночи. Ели, что найдем. Черемуху, ранетки. Побеги крапивы, заячью капусту. Рыбу ловили.

– Как Том Сойер? Мы с Марианной сегодня читали.

– Типа того. Картошку копали в огородах, яблоки обрывали.

– У фермеров просили?

– Иногда просили… – Аракчеев смутился, кашлянул, неловко повел плечами. – Однако холодно становится. Может, в дом пойдем?

– Нет, подожди! Расскажи еще про детство. Что такое заячья капуста? Ты все съедобные растения знаешь? А мы с Марианной сегодня тоже много растений нашли!

– С Марианной Георгиевной, – поправил он ее. – Даша, ты не замерзла? Ну-ка иди сюда… – он похлопал по скамье рядом, Даша пересела. Он взял ее руку в свою и заметил:

– Ледяная. Суй ко мне в карман. Марианна Георгиевна, а вы не замерзли?

– Нет!

И тут он быстро взял ее за кисть и упрекнул:

– Врете. И у вас рука ледяная.

Он уверенно разжал ее кулак, сплел ее пальцы со своими и сунул ее руку глубоко к себе в карман куртки.

Марианна замерла, не зная, что делать. Вырваться и отодвинуться с оскорбленным видом? А чего оскорбляться-то? Прикосновение было невинным, и цели Аракчеева были самые благородные – согреть!

... однако этот жест оказался ужасно интимным. Теперь они сидели, прижавшись друг к другу, плечо в плечо, рука в руке, и ее локоть притиснут к его боку! Она чувствовала, как бьется на его запястье жилка, и что кожа на его ладони жесткая и горячая. И как расширяется на вдохе его грудная клетка, и как напрягаются мышцы на его бедре, когда он меняет положение.

Она облизала пересохшие губы и попыталась смотреть прямо перед собой, но ее так и тянуло повернуть голову налево, туда, где было близко его лицо.

На другой стороне скамьи завозилась Даша.

– Ух, ты теплый, – сказала она довольно. – Папа, это жесть какая-то, как ты жил.

– Нормально я жил. Было весело. Развлечений у нас было побольше, чем у вас.

– А как вы развлекались? Компьютеров у вас тогда не было, да?

– Были, но не у всех, – он помолчал, как бы не решаясь продолжить, но потом признался с довольной от воспоминаний улыбкой:

– Мы делали дымовухи.

– А это еще что такое?

– Дымовая шашка из целлулоида. Жгли расчески, линейки. Довольно опасное развлечение.

Аракчееву явно было неловко рассказывать о таком, и Марианна не удержалась:

– А вы шифер в костер кидали? – спросила она с видом знатока.

Аракчеев глянул на нее с подозрением:

– Неужели ваше поколение это тоже делало?

– Пацаны делали, а я смотрела. И однажды тоже… бросила. Мне понравилось.

– Что будет, если бросить шифер в костер? – жадно полюбопытствовала Даша.

– Он будет стрелять и разлетаться кусками! – радостно сообщила Марианна.

– Пап, у нас есть шифер? Давай найдем и зафигачим в костер?

– Я тебе зафигачу! – пригрозил ее папа, повернулся и упрекнул: – Это очень глупая и опасная забава. Не ожидал от вас, Марианна Георгиевна, такого хулиганства.

– Кто бы говорил! – не сдавалась Марианна. Ей теперь было жарко, весело и чуточку пьяно. – Моя тетя Зоя рассказывала, что они в детстве доставали у сварщиков карбид, а потом кидали его в лужу или делали бомбочки и пушки. Вы знаете, как из карбида сделать пушку?

– Конечно.

– Супер! – восхитилась Даша. – Наверное, но ютубе есть инструкция, я поищу!

– Марианна Георгиевна, помните, вы отвечаете за безопасность вашей ученицы. Никаких пушек!

– Можно сделать простую, из прищепки, канцелярской резинки и карандаша. Вы ей лучше сами покажите, так безопаснее будет! – коварно предложила Марианна.

– Пап, покажешь?

– Покажу, – Петр Аркадьевич тяжело вздохнул, а потом повернулся к Марианне и зловеще прошептал ей на ухо:

– Я вам это припомню.

Он угрожающе сжал ее кисть, а потом медленно, с нажимом потер чувствительную ложбинку между большим и указательным пальцем. Марианну словно током пронзило. Она замерла, не дыша, с бьющимся сердцем. Что он творит, ее строгий работодатель? Что у него на уме?

– Ты в Лопухово тогда жил? А где? В каком доме? – тараторила Даша.

– Этого дома уже нет. Снесли.

– Вот бы кто тебе сказал, что ты будешь жить в этой усадьбе! Ты бы удивился, да? А ты ходил сюда, когда тут был музей?

– Очень часто. Здесь же тетя Валя работала. А директором был один хороший человек... мой взрослый друг. Он мне здорово помог потом. От большой беды спас...

– Жаль, от музея ничего не осталось, – сказала Марианна, пытаясь говорить нейтральным тоном. – Интересно, куда все делось? Все коллекции? Что тут выставлялось, вы не помните?

– Помню. Если интересно, могу показать старые проспекты, у меня сохранились.

– Их можно использовать на уроке истории для Даши.

– Настоящий учительский подход, – похвалил Аракчеев.

Марианна покачала головой. Ее мысли разбегались, и были тревожными и приятными. Сейчас ей не хотелось быть учительницей. Она даже была бы рада, если бы Даша ушла домой… а она осталась у костра с ее отцом наедине. Он вызывал у нее острый интерес. Она бы задала ему много других вопросов, о его жизни, о его детстве… А потом, когда костер погас, они бы… молчали, а потом, быть может он...

Ой нет, глупости все это! Она приписывает ему разную романтическую чепуху, которой у него и в мыслях нет. Ей стало стыдно за свои фантазии. Она спросила:

– А у вас есть детские фотографии?

От этого вопроса Петр Аркадьевич даже как будто вздрогнул. Он повернулся и удивленно посмотрел ей прямо в лицо. В его зрачках плясал костер, и кожа была залита золотистым цветом, а тени под скулами подчеркивали худобу щек. В этот момент Аракчеев показался Марианне дьявольски притягательным. Она даже забыла, что спросила, и встрепенулась, когда он ответил:

– Есть одна. Может, у Валентины еще найдется, не спрашивал.

– А Даша видела… каким вы были… в детстве? Фотографии ее бабушки, дедушки? – она говорила медленно, потому что никак не могла сосредоточиться.

– Даша не видела! – завопила Даша из-за плеча ее отца. – Пап, покажи! Какой ты был маленький!

– Ладно, – он отвернулся и разжал пальцы; Марианна помедлила и вытащила руку из чужого кармана. Ей сразу стало очень холодно. Петр Аркадьевич встал.

– Идемте в дом, покажу.

В прихожей Петр Аркадьевич помог Марианне снять куртку и поинтересовался:

– Может, сначала горячего чаю на кухне?

– Мы не хотим! – весело сказала Даша. – Сначала покажи фотографию, а потом можно и чаю. С пирожными и миндальными конфетами.

Марианна ее поддержала – нужно пользоваться моментом, пока Даше интересно узнать про жизнь и прошлое ее отца. Это хороший шанс дать им узнать друг друга ближе, променять его на сладости нельзя.

Они гуськом пошли за Петром Аркадьевичем. С загадочным выражением лица он повел их к лестнице наверх. Марианна предположила, что альбом с дорогими его сердцу фотографиями хранится в спальне, но Аракчеев прошел к коридорчику, который вел во флигель, и остановился у заветной двери.

Марианна замерла от волнительного предвкушения. Неужели сейчас они заглянут в его тайное логово? Она не имела ни малейшего представления, что они там увидят!

Петр Аркадьевич достал ключ, сунул в скважину и повернул. Марианна только теперь заметила, что замок в двери был простой, старый. Да и сама дверь выбивалась из стиля дома. В царапинах, сколах, трещинах, застывших потеках краски. Непрезентабельная на первый взгляд, но не хлипкая, из крепкого деревянного бруса. Когда в такую дверь стучит настырный посетитель, звук выходит гулкий, солидный. А также Марианна углядела дырки от старых шпингалетов, и точки, какие оставляют канцелярские кнопки. Одним словом, заслуженная дверь, повидавшая на своем веку многое.

Любопытство разрослось до невиданных размеров.

Петр Аркадьевич все возился: ключ поворачивался туго.

– Смазать надо, – заметил он досадливо, сильно потянув за ручку, чтобы заставить замок подчиниться.

– Пап, давай скорее! – проныла Даша. – Ноги устали стоять, сесть хочется.

Наконец, дверь распахнулась. Хозяин кабинета вошел первым и повернул выключатель. Под потолком с лепниной неярко вспыхнула люстра с бахромой и висюльками. Несколько висюлек не хватало.

– Заходите, – сказал Аракчеев, и Марианне почудилась в его голосе неловкость.

В кабинете пахло стариной. Тяжелые темно-зеленые портьеры были задернуты, и от этого комната казалась тесной.

Марианна огляделась с открытым ртом. Она ожидала чего угодно, но только не этого.

Кабинет очень ей понравился. Он был совершенно необыкновенный. Она словно шагнула в машину времени и перенеслась… на пятьдесят лет назад? Семьдесят? Сто?

Аракчеев не пустил в эту комнату ремонтников и дизайнеров. Он оставил этот уголок дома нетронутым. Вероятно, здесь всегда располагался кабинет – сначала личный, хозяина усадьбы, а потом кого-то из музейного начальства. И потому в комнате царил особый старинный уют с легким привкусом бюрократии.

В глаза первым делом бросился богатый камин с чугунным литьем. Нерабочий, холодный. Напротив обосновался допотопный письменный стол на массивных тумбах. Столешница покрыта зеленым сукном, на сукне – лист стекла. Под стеклом разложены пожелтевшие бумажки и черно-белые фотографии. У края стоит лампа под зеленым абажуром. Идеальное место для работы писателя, ученого или политического деятеля начала двадцатого века.

За столом возвышается спинка кожаного кресла, изрядно потертого, в царапинах, из которых торчат белые нити набивки.

На крашеной бледной краской стене над столом висит большая карта. Марианна сначала удивилась: Россия на ней имела непривычные очертания, но потом поняла – это карта СССР, страны, где родились ее бабушка и мама. Как и многое другое в этом кабинете, карта была древняя и местами выцветшая. Там, где плотная глянцевая бумага порвалась от ветхости, были наклеены полоски скотча.

Вдоль остальных стен – шкафы со стеклянными дверцами. Полки внутри забиты толстыми папками, альбомами в кожаных переплетах, картонными коробками, громадными амбарными книгами.

– Пап, тебе бы ремонт тут сделать, – заметила Даша, изучая облупившуюся краску на стене. – И мебель другую, поновее.

– Ты так думаешь? Но мне нравится именно эта, – сказал Петр Аркадьевич спокойно, но с ноткой обиды.

– Как интересно! – воскликнула Марианна. – Как в музее!

– Это и есть кусочек музея. Тут был кабинет директора. Звали его Людвиг Александрович Байер, из этнических немцев он... В детстве я часто приходил к нему в гости. Он меня не прогонял. Давал разные мелкие поручения, работу по музею – там приколотить, тут пыль протереть, рассортировать документы и прочее. Рассказывал много интересного. И вообще... отличный был человек.

– Это он ваш старый друг, о котором вы говорили? Который вам помог?

– Он самый. Идите сюда. Вот его фотография. А рядом – я в двенадцать лет.

Марианна подошла к столу. Аракчеев встал рядом, их плечи соприкоснулись.

Лицо у него было сосредоточенное и печальное.

– Смотрите, – повторил он и дотронулся указательным пальцем стекла, под которым лежала черно-белая фотография.

Долговязый мужчина в черном костюме и широком галстуке смотрел в камеру, прищурив близорукие глаза. У него был высокий лоб с залысинами и длинное лицо, на котором застыло растерянное выражение, как у человека, которого застали врасплох.

Руку он положил на плечо невысокого подростка. Только по глазам Марианна признала в нем Петра Аркадьевича – тогда еще Петьку, Петрушку! У двенадцатилетнего Петьки был пристальный и очень взрослый взгляд. Этот взгляд не изменился за годы.

У того Аракчеева двадцать с лишним лет назад было худющее, недокормленное тело, острые локти и сбитые коленки. Его волосы давно не видели парикмахера. Кажется, они вообще не были знакомы с парикмахером. Челка была подстрижена неровно и падала на один глаз. За ушами и на шее торчали вихры.

Он стоял, независимо сунув руки в карманы, насупившись и выдвинув нижнюю челюсть вперед. В углу рта запеклась ссадина.

Мальчишка с характером. Петька- хулиган, Петька-бандит и гроза соседей. Типичный неблагополучный подросток в грязной футболке, мешковатых шортах и драных кедах.

У Марианны сжалось сердце, когда она осознала, что мальчик Петрушка действительно не получал достаточно пищи. За ним не следили, его одежду никто не стирал, и никто не интересовался его успехами в школе.

Кроме этого высокого нескладного мужчины.

– Папа, это ты? – в голосе Даши звучало потрясение. – Вообще не похож. Ничего себе, какой ты был! А ты чего такой чумазый? И лохматый? Ага, а сам меня постоянно ругает, что я не умываюсь и не расчесываюсь! А это что за дядька рядом с тобой? Твой папа или тот… Людвиг?

– У меня не сохранились фотографии твоего дедушки. Да, это мой друг и наставник Людвиг Александрович. Он меня многому научил, – Петр Аркадьевич улыбнулся воспоминаниям и легонько погладил пальцем стекло. – Научил любить чтение. Любить историю и математику. Жить по расписанию. Выполнять задание сразу, как только его получаешь, не откладывая на потом. Добиваться поставленной цели. Он был строгий, но мировой мужик.

– Он умер?

– Уехал из Лопухово в конце девяностых. Да, наверняка умер. Со здоровьем у него было неладно. Музей закрыли, его отправили на пенсию. Это его подкосило.

– Жалко, – сочувственно сказала Даша.

У Марианны внутри тоже все сжималось от жалости – к Дашиному отцу. Ну и путь он прошел! Ну и жизнь у него была! Она увидела лишь крохотный ее кусочек – секунду летнего вечера двадцать три года назад. Но этот кадр рассказал ей о многом. И что еще было за ним? Какая история? Ей очень хотелось узнать о жизни Петра Аркадьевича больше. Но она видела, что он не желает говорить об этом в присутствии Даши. Потому что он перевел разговор на другое:

– Давай покажу тебе, что в этих шкафах. В прошлый раз, когда ты сюда заглядывала, тебе было не особо интересно. А сейчас хочешь посмотреть?

– Там у тебя вроде документы какие-то...

– Не только.

– Покажи, теперь мне интересно!

Марианна улыбнулась. Как здорово все складывается с Дашей! С отцом она теперь разговаривала иначе. По-свойски, без скованности, как и должна говорить дочь с отцом.

Они подошли к шкафу у правой стены. Шкаф тоже был старомодный, советской эпохи. В родной поселковой школе Марианны такой стоял в подсобке в кабинете физики – учителю было жалко его выбрасывать, и он хранил в нем ученические тетради за многие годы.

– Здесь моя коллекция, – сказал Петр Аркадьевич, как будто извиняясь, и вытащил толстый кожаный альбом. Альбом пах старой бумагой, но на нем не было ни пылинки, как и повсюду в кабинете. Это же Петр Аркадьевич! В его мире нет места беспорядку.

– Тут тоже фотографии? – спросила Даша.

– Нет. Моя коллекция марок, – признался Аракчеев деревянным голосом. Марианна была готова поклясться, что он изнывает от неловкости!

Он перевернул тяжелую обложку, и внутри действительно были бумажные квадратики с зубчатыми краями. Одни серые, невзрачные. Другие яркие, как конфетти. Аракчеев переворачивал крепкие картонные листы. Мелькали портреты лидеров, ракеты, аэропланы, породистые лошади, даты и юбилеи…

Марианна мысленно улыбалась до ушей. С ума сойти, Петр Аркадьевич коллекционирует марки! Она знала, когда ее мама и тетя Зоя были девчонками, многие школьники имели такое увлечение. Сейчас люди собирают совсем другое – плакаты, игровую атрибутику, разную прочую чепуху…

А вот марки – это не чепуха. В собирании марок есть что-то солидное, благородное и... умилительное. Жаль, Даша этого не поймет!

Однако Даша ее удивила.

– Ничего себе! – уважительно восхитилась Даша. – Крутотень! Один мальчик в школе в Москве собирал наклейки с футболистами, а другой японские комиксы. Ты, значит, тоже увлекаешься!

Марианна посмотрела на нее с признательностью. Петр Аркадьевич тоже несколько расслабился. Уголки его губ тронула улыбка. Наверное, он боялся, что дочь будет над ним смеяться. Но она была действительно впечатлена.

– Надо бы и мне что-нибудь начать собирать, – призадумалась Даша. – И рассказывать об этом на канале в ютубе.

– У тебя уже есть коллекция, – отозвалась Марианна. – ты собираешь кукол из любимого мультфильма и все про них знаешь. Петр Аркадьевич, пусть она вам тоже свою коллекцию покажет! Сделает презентацию...

– Хорошо, – серьезно кивнул Петр Аркадьевич. – Даша, не трогай, пожалуйста, эту марку! Руками ее брать нельзя. Для этого есть пинцет. Она редкая.

– Это дорогие экземпляры? Вы вкладываете в них средства? – догадалась Марианна.

– Нет, дорогих всего парочка. Вот эта… с дирижаблем, тридцать первого года выпуска, – он показал на блеклую голубую марку. – И вот эта, выпущенная к юбилею Полтавской битвы. Но они вовсе не стоят целое состояние, как можно подумать, – он сухо улыбнулся. – За каждую на аукционе дают около десяти тысяч долларов.

Ага, совсем мелочи. Копейки, можно сказать!

– Большинство этих марок не имеют большой ценности. Я храню их по иной причине. Марки собирал Людвиг Александрович. Говорил, что это занятие развивает аккуратность, самодисциплину и привычку к порядку. Мне эти кусочки бумаги казались... кадрами жизни, которой я не знал. Когда Людвиг Александрович уезжал, он продал свою коллекцию одному филателисту за бесценок. Потом, когда я вернулся сюда много лет спустя, я выкупил его альбомы и стал их пополнять. Это еще одна память о нем.

– Понимаю, – потрясенно сказала Марианна.

– А в тех шкафах – другие воспоминания. То, что осталось от музея. Документация, исторические письма, книги, которые здесь выставлялись. Что-то было обнаружено в подвале во время ремонта. А что-то пришлось тоже выкупать у коллекционеров. В девяностые музеи умирали и втихую распродавали государственное имущество частникам. Некоторые вещи я вернул. Часы в библиотеке. Стулья в малой столовой. Инкрустированный столик на веранде. Все это было частью экспозиции музея, которого больше нет.

– А это что? Тоже музейное? – Даша схватила фарфоровую фигурку грудастой крестьянской девушки в синем платочке с позолотой, которая стояла на каминной доске.

– Осторожно! Не разбей. Эта вещь тоже недешевая. Мейсенский фарфор, девятнадцатый век.

– На горничную Олечку похожа, – с отвращением заметила Даша и поставила фигурку на место.

– Камин вы тут не разжигаете? У вас холодно, – заметила Марианна, потирая руки. Она никак не могла отойти от изумления. Петр Аркадьевич открылся ей в совершенно новом свете. Требовалось время, чтобы переварить эту информацию. И свыкнуться с тем чувством, которое она теперь испытывала, когда находилась с ним рядом. Ее бросало то в жар, то в холод, а ее сердце попеременно сжималось то от жалости, то от восторга.

– Он не рабочий. Камин мы разжигаем только в гостиной, и то нечасто. Ну что, теперь чай пить?

Даша с подвыванием зевнула.

– Глаза слипаются, – пожаловалась она. – Я, наверное, баиньки. Марианна Георгиевна, как здорово, что вы теперь с нами живете! Классно день провели, правда?

– Правда, – подтвердила Марианна.

Они вышли из кабинета. Петр Аркадьевич тщательно запер его на замок. Даша пожелала отцу спокойной ночи и пошла к себе. Лицо у нее было довольное и веселое.

– Марианна Георгиевна, вы тоже устали и собираетесь спать? – обратился к ней Петр Аркадьевич и посмотрел на нее в упор. – Может, продолжим приятный вечер? Посидим в гостиной, поговорим? Я разожгу камин, как вы хотели. Что-нибудь выпьем. Если вам не нравится виски, найду для вас что-то другое, на ваш вкус.

«Да он же приглашает меня на свидание! В собственной гостиной», поняла Марианна и смутилась. И после секундной паузы ответила:

– С удовольствием, Петр Аркадьевич.

*Например, приложение Google Lens (Гугл Объектив)