Английский для миллионера

39

Они молча смотрели друг на друга.

– Марианна, – начал Петр. – Все, что ты наговорила...

Он сделал шаг к ней – она шагнула назад и выставила вперед ладонь, отказываясь слушать.

– Петр, ради бога, поднимись к Даше. Успокой ребенка. А завтра, наконец, сходите вместе к хорошему детскому психологу.

Он дернул щекой и сделал едва заметное движение головой. Марианна хорошо знала, что оно означает.

«Не указывай мне».

Но когда он заговорил, его голос звучал почти ласково.

– Да, я поднимусь к ней. Послушай, тебе не стоило так…

– Стоило.

– Я был…

– Расстроен и растерян, знаю. В таком состоянии ты начинаешь приказывать и искать виноватых, чтобы их наказать. Так делают все начальники и эффективные менеджеры. Издержки профессии.

– Марианна, ну что ты опять несешь ерунду! – мигом рассердился он.

Она горестно вздохнула, и Петр замолчал. Выругался вполголоса, потер лоб.

– Отвратительная вышла сцена, – сказал он с досадой. – Я потерял контроль над ситуацией. Довел Дашу до слез.

– Нанес ей новую психологическую травму. И тебя это расстраивает, понимаю. Ты все же любишь ее – по-своему, как умеешь. Прости, я поднимусь к себе, – она проглотила тугой комок в горле. – Потом, когда ты поговоришь с Дашей, зайду к ней.

Она вышла из комнаты. Петр остался в гостиной, в мрачном раздумье. В глубине души она надеялась, что он остановит ее, не даст уйти, скажет правильные слова... но не сильно рассчитывала.

У себя в комнате она без сил села на кровать и просидела так с полчаса. Нерадостные мысли ворочались в голове, как усталый прибой.

Вот и конец любви ее жизни…

А была ли любовь?

С ее стороны – была. Несомненно.

Она мечтала о нем. Она хотела стать для него самой нужной, самой незаменимой. Превратить его жизнь в сказку. Но сказка – это всегда немного ложь. А Петр не любит лжецов.

Она вспомнила его непреклонный взгляд, полный сомнения, когда Артур озвучил свои обвинения. Нет, Петр до конца не простил ее за то, что она не открыла ему всей правды… он это не забудет.

Она решила, что сможет изменить его, ха! Научить считаться с собой! Вытащить страстного авантюриста из шкуры педанта и зануды!

Короче, сделала ту же ошибку, что и тысячи других женщин.

Она смело говорила ему о своей любви. Ему нравилось слушать ее признания. Наверное, это льстило его самолюбию.

А он? Он ни разу не произнес ответных слов любви. Он говорил, что она нужна ему. Что она важна ему. Он радовался, что нашел ее.

Он говорил бы то же самое фарфоровой пастушке в своем кабинете. Он любит фарфор, редкие марки, любит красивые вещи под старину. Изысканные. Оказывается, еще и экзотику разную любит…

А настоящей любви не было. Правду сказала красавица и умница Илона! Как там она выразилась… «Ему захотелось новых впечатлений. Ему захотелось встряхнуться».

«Он будет вами помыкать», предсказывала она.

«Вы еще не видели его по-настоящему рассерженным», предостерегала она.

И вот теперь Марианна увидела высшую степень его гнева. И узнала, что он никогда не сможет доверять ей настолько, чтобы верить безоговорочно.

Готова ли она остаться с таким Петром Аркадьевичем?

Она всю жизнь страдала от авторитарных и властных людей. Жила на скудном эмоциональном пайке. В какой-то миг поверила, что Петр – тот, кто полюбит ее со всеми ее недостатками, даст ей все, чего она недополучила в детстве!

Вот глупая. Она так и останется для него забавной экзотической штучкой. Он будет ласков, когда его все устраивает. Когда она пойдет поперек, он не станет это терпеть.

Он сказал, что готов к серьезным отношениям. Да, но на его условиях.

Он утверждал, что готов измениться, если она ему подскажет, как...

И где эта его готовность? Она имеет определенные пределы. Весьма узкие.

Новизна приедается. Экзотика пресыщает. Потом Петр обязательно вернется к таким, как Илона. К тем, кто будет спокойно выносить его характер, пропускать мимо ушей его рычание и невозмутимо улыбаться в ответ. Будет играть по его правилам и устанавливать свои правила и требовать их соблюдения – впрочем, не выходя за заданные рамки.

Марианна не создана для таких отношений. Ей нужна настоящая близость, которую он не в состоянии дать. Нельзя требовать от Петра невозможного! Требовать безусловной любви.

А значит... пора расстаться. Ее работа гувернанткой в этом доме закончена. Долг выполнен. Мэри Поппинс оказалась непрофессионалкой. Она не пишет задачи и цели урока в плане и не умеет сохранять хладнокровие в любой ситуации. Она врет и влюбляется в хозяина дома.

Сегодня дует западный ветер. Ветер дорог и расставаний. Отличная погода, чтобы уйти и начать новую жизнь.

Когда въехали в город, уже наступили сумерки, ветреные, тревожные.

В этот раз у Марианны был план, да не один. Особенно радовало, что кроме плана у нее имелись какие-никакие деньги, и на карточке, и наличными. Она не пропадет.

Главный план был таков: переночевать в отеле («Волшебные часы» – отличный вариант. Знакомое место и администратор дружелюбная, а на репутацию плевать...)

А завтра она уедет к бабушке. Ей нужно отсидеться в безопасном месте… успокоиться, проплакаться, решить, как жить дальше.

Стыдно, конечно, что за эти два месяца она звонила бабушке от силы восемь раз, и проведала лишь однажды – когда пару недель назад выдался входной, она съездила в Косулино, отвезла гостинцев, но вытерпела в родном доме лишь час.

Бабушка принялась въедливо расспрашивать ее что и как, и сверлила взглядом поверх приспущенных очков – что-то заподозрила! А напоследок велела ей не терять головы и вести себя, как полагается.

Но несмотря на бабушкины повадки тирана, Марианна знала – случить у внучки беда, Нинель Владимировна придумает, как защитить, одну ее не бросит. Хотя при этом сама устроит ей жаркое время.

Но ведь не случилось у Марианны никакой особой беды! Разбитое сердце и крах мечты – это же такой пустяк… Дело житейское! При этой мысли Марианна легкомысленно улыбнулась, махнула рукой и чуть не разревелась.

Таксист таращился в зеркало заднего вида на ее гримасы и, кажется, раздумывал, не высадить ли странную пассажирку посреди леса.

Марианна выгрузилась возле знакомого отеля с розовыми лампочками и заманчивыми предложениями на фасаде. Уверенно прошла в холл, к стойке администратора. Повезло – за стойкой скучала знакомая девушка, которая при виде Марианны радостно и виновато улыбнулась.

– Вы опять к нам? А у нас номера все заняты … у нас сегодня… кхм… тематическая вечеринка… – она покраснела и едва заметно поморщилась в ответ на раскат аплодисментов, смачный мужской хохот, который донесся со второго этажа, и игривые возгласы постояльцев: «Детка, хочешь, покажу тебе свой большой смычок? Сыграю тебе сюиту Шнитке, тебе точно понравится!»

– Вот видите, – развела руками девушка. – Мальчишник парни отмечают… из союза музыкантов-авангардистов. Творческие люди… с такими всегда хлопот много. Знаете, вам лучше пойти в другой отель. От греха подальше.

Марианна вздохнула. Ничего, не беда. Найдет другое место, где переночевать. Полно в городе нормальных ночлежек.

К Виоле ехать не хотелось – та начнет расспросы с пристрастием, ей сейчас это ни к чему.

– Можно я у вас вещи до утра оставлю в комнате хранения? – спросила наученная горьким опытом Марианна. – Я заплачу.

Администратор согласилась, забрала тяжелые сумки и выдала квитанцию.

Марианна медленным шагом вышла из веселого притона на улицу. Закинула сумку на спину, сунула руки в карманы плаща, постояла, вдыхая густой весенний воздух. И побрела куда глаза глядят, в темноту.

Западный ветер утих, потеплел. Он осыпал Марианну дождем яблоневых лепестков. Они падали с темных деревьев, влетали в круги света под фонарями, кружились, как призраки утраченных надежд. Крохотные, бледные, но каждая важна, и все они составляют смысл жизни… но сейчас они едва слышно хрустят под ногами и превращаются в ничто.

А потом начался настоящий дождь. Марианна порадовалась, что захватила старый «волшебный» зонт. Она раскрыла его и почувствовала себя под черным куполом уютно.

Уютно и невыносимо одиноко… Зонт предназначался для двоих. Для влюбленных пар, которым хорошо вместе и в бурю, и в град – ведь они есть друг у друга, а значит, они выстоят любую непогоду, особенно под волшебным зонтом!

Она представила, как идет под зонтом с Петром, и он обнимает ее, и она чувствует его твердые руки, и слышит его сердце, в сумраке поблескивают его зеленые глаза, и рядом его щека – стоит повернуться, и можно поцеловать, а потом спросить: «А ты влюблен в меня хотя бы немножечко?»

Нет, не так… она бы спросила: «Ты любишь меня настолько, чтобы не считать меня ценным ресурсом? Настолько, чтобы мириться с моими недостатками, и любить меня такой, какая я есть, и прощать маленькую ложь, и смеяться со мной, и утешать, когда я ошибаюсь? И утешать такими словами, которые хочется слышать каждой женщине, а не говорить про трудности, про препятствия, про цели и планы? Обещать счастье, и описывать, каким оно будет – безоблачным, бесконечным, волшебным? Ты мог бы сотворить для меня сказку, а не просто принимать то, что я даю?»

Дождь уныло постукивал по крышам, шуршал в кустарниках, ронял капли. Это была ночь слез… и Марианна тоже заплакала. Всхлипывала громко, никого не стесняясь.

Плакала о том, что ее любовь осталась без ответа. О том, что не всякая сказка кончается свадьбой. Потому что и принц, и принцесса понимают – они не созданы друг для друга… и есть между ними преграды посерьезнее, чем драконы и злые феи-крестницы. Преграды серьезнее, чем даже сословные различия. Самые крепкие преграды – те, что носишь в себе. Их не разрушит не стенобойный агрегат, ни пение волшебной флейты, ни цветик-семицветик...

Марианна споткнулась, покачнулась, и сцепилась с чужим зонтиком. Зонтик вылетел из рук и упал на грязную мостовую. Марианна наклонилась поднять, сверху пронзительный и знакомый старушечий голос сердито заговорил:

– Женщина, вы глаза где забыли? Чего прешь как танк? Не видишь, пожилой человек перед тобой? Идет, махает зонтищем своим… – старуха вдруг замолчала. – Марьяшка, ты что ли? – недоверчиво закончила она.

– Я, баба Соня, – криво улыбнулась Марианна и выпрямилась. Вот счастье-то привалило встретить старую знакомую, век бы ее не видать, квартирную хозяйку!

– А ты чего тут забыла? Ты же вроде уехала за город работать к олигарху?

От бабы Сони так просто было не отделаться. Он почувствовала возможность поживиться сплетней и вцепилась в нее бульдожьей хваткой.

– Уехала и вернулась, –коротко ответила Марианна, отряхивая зонтик. – Та работа закончилась, ищу новую.

И не удержалась – всхлипнула.

– Выгнал тебя, что ли, тот фраер, который тебя тогда подвозил? Помню, весь такой из себя был, строгий как секретарь парткома, на кривой кобыле не подъедешь… эээ, а ты плачешь чего? Марьяшка, ты ж ревешь? Ты не реви, ну, ты что! Поматросил мужик и бросил, да? Вот ведь кобель, все они кобели, сволочи! Ну-ну, тихо, не реви! Хотя нет, поплачь, поплачь, легше будет!

Марианна и сама не поняла, как баба Соня подхватила ее под локоть, обдавая запахом нафталина, отвела к подъезду, под козырек, и утешала как могла. В основном утешения сводились к проклятиям в сторону мужского рода. Иногда она добавляла: «Да ты ж вон красавица какая! И умница! Да ты же себе еще найдешь нормального мужика! Простого, работящего, непьющего! Он тебе букеты будет дарить, ребеночка ему родишь, борщи варить будешь, носки стирать! Заживешь еще как в сказке!»

– Отстаньте от меня, Софья Прокофьевна, я в порядке! – отбивалась Марианна, но вяло. Даже такие утешения падкой на мелодраму старой злыдни принесли кое-какую пользу. Теперь ей было не только больно, но и чуточку смешно.

– Ты куда идешь-то на ночь глядя? Ночевать есть где?

– Найду. В отель пойду.

– Здрааасте, пожалуйста, в отель она пойдет! Пошли домой, говорю. Пошли, ну! Чего упираешься, как кобыла недужная!

Бабка сильной рукой схватила Марианну за локоть. Оказалось, что в бесцельных блужданиях ноги повели Марианну по привычному маршруту, к ее старой съемной квартире, поэтому уже через пять минут она поднималась по знакомой лестнице, пропахшей кошками и жареным луком.

Марианной овладела апатия. Будь, что будет. Переночует на старом месте, у бабы Сони. Измученному сердцу все равно, где провести ночь. Лишь бы уснуть получилось...

Баба Соня отперла дверь ключом, зашла в комнату и проорала:

– Парни! У нас гостья! Живо портки с веревок сняли, штаны надели! Чтоб ни один в семейниках не шлялся!

За время отсутствия Марианны атмосфера в квартире сильно изменилась. К запаху нафталина и старой мебели прибавился запах известки, мужского пота и восточных специй, а в глубине квартиры звучали гортанные мужские голоса и костяной стук нардов.

Значит, поселила-таки баба Соня бригаду Теймура!

Марианна чуть было не рванула назад. Не хватало ей еще приключений с восточным колоритом!

Но бежать было поздно – в коридор вышел сам прораб Теймур Фаридович.

– Салам, здравствуйте, – расшаркался, он, суетливо запахивая цветастый халат. – Гость прыдет – празднык прыведет, как говорил мой дед! А когда гость – красивый женщина – празднык вдвойне!

– А ну цыц, – осадила его баба Соня. – Ты ей в уши свои восточные сладости не лей, Теймур Фаридович. Девочке и без того плохо.

– Да я что! У меня внучка как она… заходи, дорогая. Обогреем, чаем напоим, пловом угостим.

– Я тебе на балконе постелю, – распорядилась баба Соня. – Теймур с ребятами его утеплили, там теперь зимой жить можно. Переночуешь, а дальше посмотрим.

Безвольную от усталости и слез Марианну проводили на кухню, где теперь царил идеальный порядок, налили крепкого чая, попробовали накормить божественным пловом. Теймур и его команда уважительно ходили на цыпочках, изредка переговаривались по-своему, чему-то сокрушались, щелками языками. Баба Соня привычно ворчала.

Марианна вытерла слезы и стала потихоньку улыбаться. Ей было приятно, что с ней так возятся… кто бы мог подумать, что она вернется сюда, в эту квартиру с отставшими обоями!

Впрочем, обои теперь были в порядке, и свежая побелка на потолке, и на продавленных диванах появились ковровые покрытия. Надо полагать, новые жильцы постарались.

Да и баба Соня расцвела. Вместо засаленного халата теперь на ней красовалось крепдешиновое платье времен Московской олимпиады, а волосы были подкручены в букли, и она беспрестанно командовала Теймуром, а тот сладко щерился в ответ золотозубой улыбкой и делал умильные глаза.

Ну хоть у кого-то в любовной жизни все в порядке…

Марианну проводили на теплый балкон, где теперь имелся диванчик и столик. Сквозь стеклянную стену светили звезды, и далеко в кафе играли французские песенки о любви.

Она завернулась в клетчатый плед и прилегла на диван. Горькие мысли снова поползли в голову, и она обрадовалась, когда тренькнул телефон.

Она знала, что это не Петр – она временно заблокировала его номер – позвонит ему сама, когда будет готова. Когда сможет спокойно объяснить, почему им больше не стоит видеться. Когда сумеет рационально обосновать свое решение… холодно, без эмоций, по пунктам.

Но кому она понадобилась в одиннадцать часов вечера?

На экране высветилась фотография Даши – смешная, с носом, измазанным краской. На этот звонок невозможно не ответить! Вдруг что-то случилось? Если этот монстр, ее отец, опять ее обидел, она вернется в его дом разъяренной фурией!

– Марианна Георгиевна! – залепетал в трубку голос, полный облегчения, слез и обиды. – Вы зачем так? Вы зачем уехали? Даже не попрощались! Вы из-за меня уехали?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Дашенька, нет, конечно, не из-за тебя! Я сказала тебе до свидания. И попросила Валентину Андреевну все тебе объяснить… тебе и твоему папе. Так было нужно. Гувернантка тебе больше ни к чему. Мне… не стоит оставаться в вашем доме.

– Значит, это из-за папы, да? – в голосе Даши появилась ярость. – Это он все испортил, да? Как всегда!

– Он ни при чем…

– Я думала вы теперь всегда с нами будете жить! А он вас обидел? Стал на вас ругаться, как всегда! Читать нотации! Ненавижу, когда он так делает!

– Даша, нет… он не ругался. Просто нам не стоит быть вместе. Скоро приедет твоя мама…

– Ну и что, что мама?

Марианна промолчала, а потом спросила:

– А Петр Аркадьевич что сейчас делает? Что он сказал, когда узнал, что я уехала?

– Ничего не сказал. Сжал губы, нахмурился и ушел из комнаты. Они о чем-то с тетей Валей поговорили, а потом за ним заехала Илона, и они вместе куда-то уехали на ее машине… он еще не вернулся, а уже поздно.

И тут Даша заревела в трубку. Марианна не заревела, но была близка к этому.

Уехал с Илоной… еще не вернулся… вернется, надо полагать, под утро… проведет ночь с ней. Потому что Марианна сбежала, ему досадно, а мужчины гасят досаду именно так – с новой – точнее, старой – любовницей.

– Я ничего не понимаю! Марианна Георгиевна, ну почему в жизни вот так все бывает? И Артур уехал! И тетя Валя сердитая ходит! И Олька поплакала немного!

– Все хорошо в жизни бывает! – сквозь слезы улыбнулась Марианна. – Ну что ты расстраиваешься! Или папа на тебя ругался?

– Нет… Когда я спросила, почему вы уехали, он сказал: «Не твоего ума дело», я психанула и разбила его любимую фарфоровую пастушку… сама испугалась. Думала, он меня убьет. А он дал мне фарфорового слоника и велел его тоже кокнуть, чтобы легче было. А потом сказал, что очень меня любит и что я его арбуз-карапуз… он меня в детстве так называл.

– Конечно, он тебя любит. И мама любит. И Илона… будет любить. А уж я как тебя люблю, не представляешь!

Даша фыркнула в трубку, показывая свое отношения к телячьим нежностям.

– Мы с тобой еще обязательно увидимся, –продолжала Марианна. – Через неделю, ладно? Приезжай ко мне в гости, в Косулино! У меня там есть грядка с ракушками и цветами, а у соседей кошка с котятами.

– Точно увидимся?

– Точно. Спокойной ночи, Даша. Пусть тебе приснится… корова, которая танцует хип-хоп.

Даша засмеялась и повесила трубку, а Марианна проплакала полночи, и ни звезды, ни французский шансон не могли ее утешить.