Арид. Моё проклятье

Глава 11. Оттенки бытия

Три дня спустя

Джейн

Подразделение «Квадрон»

Здесь было всё так же аскетично-уныло. Отсутствие картин на стенах и цветов у входа – зачем цветы солдатам? Кабинет, в котором дама в очках готовила мне «допрос», имел бежевые стены.

«Хорошо хоть без зеркального экрана, из-за которого мои ответы могли слушать чужие уши». Собственно, они могли делать это без микрофона.

Если бы кто-то спросил меня о том, как я прожила последние три дня, я бы ответила: «Плохо». В первые сутки я крутила в голове воспоминания об Ариде – все моменты подряд. Я залипала в них, как в тех болотах, и эти «болота» казались мне самыми теплыми. Вот только выдираться из них приходилось с кожей. Я запрещала себе думать о Дейре, но он не шел из моей головы прочь, без него, без мыслей о нем наваливалась зловещая пустота. Терял привлекательность внешний мир, всё в нем, все его черты становились едиными. Мне следовало постигать мастерство жизни в одиночестве, но ученицей я оказалась отвратительной и мастерства не набрала ни на грамм.

– Итак, – шуршала бумагами дама стареющего вида, – прежде чем ваша увольнительная будет подписана, нам следует зафиксировать данные по последнему делу. По вашей… миссии.

Там, где повисла пауза, имелось в виду слово «провальной»?

Он выплатил за меня долг. Арид. Бумага от Комиссии поступила на мой адрес утром, и новость эта вместо радости расширила во мне воронку опустошения. Хороший прощальный жест, идеальный. И стало едино черное и белое, стало ясно, что он не вернется. Мне хотелось уехать из города, где со мной случилось «это», но не хотелось оставлять необрубленными хвосты. Если меня до сих пор считали в «Квадроне» дезертиром, следовало это выяснить. Если не считали, следовало уволиться.

Оказывается, не считали. Ларден, получив по яйцам от кого-то сверху, был с треском уволен и вот уже двое суток не выходил ни с кем на связь – мне думалось, он мертв. Я даже знала почему. Об Ариде здесь снова говорили вслух – катали из угла в угол, как шарики из бумаги, разные сплетни, на меня смотрели с враждебным любопытством. Ведь я знала нечто ценное наверняка, но с сослуживцами общаться отказалась. Прознав в отделе свой «статус», я сразу, без лишних слов захотела на «выход», но путь мне преградили формальности. В виде вот этой самой тетки в форме. Тетки еще почти свежей, но уже с неприятными складками у рта от постоянного недовольства, тетки, никогда не выходившей на полигон или в «поля». Кабинетная крыса.

– Скажите, верно ли, что Арид Фон Дейра, встретив вас в своем доме, задержал?

«Фон Дейра» – он Фон Дейра? Красиво, благородно. Сам он упустил эту приставку, а ведь Джейн Фон Дейра – звучало не сумасшедше, а очень даже. Я невесело усмехнулась.

Я зависла из-за этих размышлений, нахмурилась, ушла в себя. Тетка попробовала перефразировать вопрос.

– Вас на последней миссии взяли в заложники. Это так?

– Это не так.

Ответила я спокойно. У той, которая носила бейджик «Элис Блоцман», открылся и закрылся напомаженный рот.

– Вас удерживали в доме насильно?

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»?

– В связи со сложившимся положением дел было ясно, что мне следует задержаться в доме генерал-майора до прояснения им некоторых обстоятельств.

– Каких именно обстоятельств?

– Принадлежности меня к коррумпированному составу.

Элис сглотнула, поправила очки. Почему-то укоризненно, хотя уже все знали, что головы и погоны полетели с самого верха.

– Вам ограничивали передвижение?

Вспомнились наручники. И труба. Но я не буду чернить Арида, он вел себя «нормально» в моих глазах.

– Не совсем.

Её бесил этот мой ответ, а меня бесила она. И её вопросы.

– Что означает «не совсем»? Вам разрешали выходить наружу?

– Разрешали. Предварительно уведомив о том, что это может быть небезопасно.

– То есть угрожая установленными снаружи боевыми системами? Что вы успели о них выяснить?

– Ничего не успела.

– О военных дронах в гараже?

– Впервые слышу.

– О заминированных территориях?

– Кажется, кто-то из наших на них подрывался.

– Верно ли, что Фон Дейра собственноручно застрелил сержанта Прерика? Это случилось при вас?

– Лампы слепили ярко. Стрелка распознать было невозможно.

– Невозможно?!

– Увы.

Я намеренно выглядела как «цветочек», но ощущалась для Элис как ядовитая гадюка. Что она знала о том доме, что она знала об Ариде наверняка? Ничего. Но пыталась, тем не менее, заранее занести его в список отступников и террористов. Не выйдет. Не с моей помощью.

– Вы… провели в доме бывшего командира… несколько дней.

Я молчала. Не облегчала чужую работу ни на грамм. Я чувствовала себя разбитой и злой, и злость моя от этого допроса лишь увеличивалась.

В ответ на мои приподнятые брови тетка на секунду уткнулась в бумаги, после взглянула, блеснув очками.

– Вас кормили?

– Исправно.

– Поили?

– Конечно.

– Вам причиняли физические страдания?

О, тесты… Они были великолепны.

– Не более чем вы сейчас.

У Элис от недовольства сделались тонкими губы.

– Фон Дейра вел себя провокационно? Агрессивно?

– Не по отношению ко мне.

Как мне нравилось это его «цельное» имя. Элис начинала ощущать, что мы с ней по разные стороны баррикад. Вроде как должны быть «друзьями», а на деле «враги».

– Вы состояли с ним… в отношениях?

– Что?

Она отложила бумаги, сузила глаза. Решила шпилькой меня подколоть – мол, «ты была его подстилкой»? Это упрек или зависть?

– Вы имели с генерал-майором половую связь?

– Этот вопрос наличествует в ваших бумагах?

– Я спрашиваю то, о чем должна спросить. О чем меня уведомили.

– Действительно? Дайте мне посмотреть на ваши листы.

Листы тут уткнули «мордой» вниз – Элис в злости стала совсем некрасивой.

– Прежде чем подписать вашу увольнительную, мы должны прояснить моменты…

– Вы их уже прояснили. Меня кормили, поили и не били. Что-то еще? У вас есть ордер на мой арест?

Теперь на бессильную от опустевших ядовитых пазух кобру была похожа «допросница».

– Нет.

– Право на мое задержание?

– Нет.

– Так подписывайте мою увольнительную!

«И катитесь к черту!»

Наверное, мои глаза были безумными. А сжатыми челюстями я напоминала самого Арида – Арида Фон Дейру. Сто игл мне втыкались в мозг при мыслях о нем. Хватит! Пора завершить эту главу жизни и оставить все связанное со службой позади.

– Вы можете… идти. Ваши документы с обновленным статусом поступят вам на почту утром.

Отлично.

Когда-то я пришла в подразделение, глядя на всё, творившееся под этой крышей, с восхищением. Здесь тренировались сильные люди, здесь спали и ели те, кто побеждал себя и врагов. Я очень хотела стать одной из них.

Больше не хотела.

Вообще ничего.

(Adrian Daniel feat. Asiah – Round Town)

Из «Квадрона» я вышла в шестом часу вечера и почти до восьми бродила по улицам. Темнело. Я пешком дошла до озера, долго стояла на набережной. Говорят: «вода лечит» – вода не лечит. Как не лечат лучи заката, прогулки. Даже время лечит не всегда. Я боялась, что больше никогда не найду точку, место, где мои стопы перестанут гудеть от напряжения, где прекратит ныть душа. Спокойный вечер; сотни оттенков угасающего неба – каждый из них мимо.

Я и окружающий мир существовали, разделенные невидимым коконом. Он отдельно, я отдельно. Не хотелось домой, мой дом до сих пор пах им.

Утром я возьму билеты далеко отсюда, уеду не от себя, но хотя бы с этих улиц.

Прочь от озера я двинулась в надежде на то, что продолжительной ходьбой обеспечу себе усталость, достаточную для того, чтобы сразу по возвращении заснуть.

(Zack Merci, Nieko, Requenze – Ceasefire)

Не срослось.

Двоих, следовавших за мной по пятам, я заметила в переулке Гитта. Улочка проходная, но узкая; почти стемнело. Бугаи, судя по движениям, развиты физически, с хорошей боевой подготовкой – у меня чесались кулаки.

В том, что они шли за мной, сомнений не было. Я понравилась им как «девочка»? Сомнительно, хотя это возможно тоже. Если так, их ждут сломанные ребра. Но трезвонило внутри чувство опасности – эти не походили на насильников. Ощетинилась интуиция.

Преследователи нагоняли, приближались быстро.

Знатная сейчас случится рубка.

Когда ты военный, когда ты умеешь давать отпор, главное – не переборщить. Не вбить чужие зубы в чужую же глотку, порвав её с обратной стороны. Отключить, не убив, сломать ребра, не проткнув ими легкие. Мне не нужны были новые судебные бумаги, долги и проблемы. Но я была злой, и мои бетонные кулаки встретить на своем пути не ожидал никто.

Двоих я вырубила быстро и яростно.

Увидела, как со стороны приближается третий – его постигнет участь первых двоих.

Не ожидала я только иглы, которая воткнется мне в шею… Мир провернулся.

Снотворное.

До того, как отключиться, я успела ощутить боль от соприкосновения собственного лба с асфальтом – не просто снотворное. Парализатор. Суки…

Арид

Последние трое суток он спал урывками, редко ел, редко отдыхал. Но он почти сделал то, что хотел, – очистил свой личный мир от «грязи», обезопасил его. Верхушки «Квадрона» сняты. Каждый получил тычок в личную болевую точку, каждый, кого навещал Дейра, взвывал от боли и переоценивал собственную жизнь. Если не мог, умирал. Казалось, вокруг Арида вращались невидимые боевые мечи, горела белая аура мести.

Сейчас он ехал обратно в город. Хорошо, что машина наконец пуста, что в ней нет четырех пассажиров – тех, которых он отвез в Лес Зохо. Предателей Джейн. О да, Арид специально задел лесную систему оповещения, чтобы охотники нагрянули быстро, чтобы увели с собой тех, кого он нашпиговал арбалетными болтами, кому разбил колени. На Николаса он повесил записку для шамана. Объяснил, что пленники предназначены ему в «личное пользование», что они – мучители той девушки, которую Зорген, вкладывая собственные силы, лечил.

Этот дикий воин будет рад, Арид знал. Он скормит мозги пойманных крысам, он найдет для их гнилой крови такие ритуалы, которые Дейра не захочет смотреть даже на экране кинотеатра. Зохо – помешанные, они – фанатики. Он не завидовал сейчас четверым, оставленным в сумерках на опушке.

Что ж, поделом.

«Ротвер» лишился четырех бойцов, а Зорген приобрел для развлечения четырех «мудаков».

Все так, как должно быть.

Ему не нравилось, куда смещалась зеленая точка. Она оповещала о том, что Дэйзи по непонятной причине резко изменила свой пешеходный маршрут и приобрела скорость быстро мчащегося автомобиля. Это первый тревожный сигнал.

Арид навесил на Джейн маячок перед уходом, он должен был наблюдать за ее перемещениями – обеспечивать ей безопасность. Пусть даже дистанционную. И локационные данные точки слежения до этого не вызывали у Дейры приступов тревоги, как сейчас.

«Цветочек» двигалась к складам на восточной окраине. Туда же, куда и он сам, чтобы зачистить шайку из отступников, последних оставшихся предателей. «Друганов» Уэзли.

Её похитили – он был практически в этом уверен и сейчас переключил передачу, утопил педаль газа в пол. Что ж, может, и хорошо, что оставшиеся проявили себя столь стремительно. Плохо, что для привлечения Арида в логово они решили использовать наживку. Потому что, если наживка хотя бы чуть-чуть пострадает, он устроит на складе такую кровавую баню, что её после откажутся фиксировать даже привыкшие ко всему криминалисты.

Хорошо, что до города осталось пятнадцать минут. Судя по скорости движения маячка, на складе они окажутся почти одновременно.

Второй этаж; широкие грязные лестницы. Малое количество ламп.

Поднявшись, Арид остался незамеченным – бетонные ступени не скрипят.

Дэйзи сидела на стуле привязанная. Её как раз «будили» брызгами в лицо.

– Давай, просыпайся… Расскажешь нам, где Дейра хранит наркоту…

Опять двадцать пять. Люди всегда хотят денег, ради них они готовы на всё. И пока не захлопнется каждый алчный рот, пока не погаснет жизненный сигнал последнего прогнившего мозга, Арид будет зол. Будут сверкать вокруг него и вращаться невидимые мечи.

– Очнулась, давай, напряги мозги…

Они собирались спрашивать Дэйзи о том, что она видела в коттедже. О гараже. О минах, о прочем – им нужны были любые данные, чтобы забрать «дурь». Предсказуемо. Даже чемодан для пыток принесли, Арид подобные вещи ненавидел.

О косяк он оперся, как в фильме, спросил негромко:

– Шесть мудаков на одну девочку. Не много ли?

Знал, что стрелять будет с двух рук. Что грохот от пуль продлится примерно две секунды, что после всё стихнет.

Джейн

Снова его машина. Джип, который я когда-то вела на полной скорости по лесным ухабам. Арид, помнится, был тогда под нейроксином – счастливый, злой, свободный, странно-притягательный. И я сама в тот момент поймала порцию его кайфа… А теперь закрылась, теперь не могла. Мне казалось, что кабина поделена надвое, на два мира. В одном из них, слева, Дэйзи обняла за шею водителя, вдохнула его запах, завернулась в стабильную ауру, получила желанное умиротворение. Справа же сидела Джейн. Джейн, знающая, что никого в этом мире, кроме неё, не существует, не желающая шагу ступать из своих ледников. Ей на водителя смотреть не хотелось – незачем причинять себе еще больше боли, максимум, что она могла, это смотреть через лобовое стекло вперед.

Я выбрала сторону справа, быть с Джейн.

Мы куда-то ехали. Позади остались склады, тела на полу, обрывки веревки у стула.

Арид был слишком близко, чтобы его не замечать и не чувствовать, – это снова причиняло душевные терзания. Нужно было просто и максимально понятно всё прояснить.

– Генерал-майор, как всегда, не бросает своих?

Мой голос был осколками стекла, обмазанными ядом. Увы, но других интонаций у меня в запасе не было.

Мне не ответили, на меня даже не посмотрели. К лучшему, наверное.

– Завезешь меня домой и отправишься вершить великие дела?

Если он добросит меня до подъезда и свалит, я хотела знать об этом сейчас. Наперед.

– А ты бы хотела, чтобы я остался?

Я не сумела взглянуть на него, хотя Арид на меня посмотрел. Вечно насмешливый тон, и не распознаешь настоящие эмоции. Только играть в игры сил больше не хватало.

– Ты вообще представляешь меня в роли чьего-нибудь мужа, Джейн? – Не дождавшись моей реакции, послышалось слева.

Мужа? Дейра умел заботиться, это да. Он умел готовить, умел быть «для кого-то», умел замечать малое и не обделять вниманием. Вот только он вечно был занят решением глобальных вопросов, и потому мой ответ – нет. Вслух я произнесла иное:

– Чтобы командир позволил себе слабое место, провалившись в любовь?

Наверное, это не его. Наверное, не бывает «брутальных» и «домашних» одновременно. Вероятно, ни один мужчина не может сочетать в себе качества «заботливого» и «свободного». Полярные горизонты.

Я не хотела ехать с ним дальше, мне всё уже было ясно. Достаточно иллюзий, настало время принимать реальность.

Мы как раз приближались к одной знакомой мне высотке, и я попросила:

– Останови машину. У меня здесь дела.

Действия важнее слов, действия куда показательнее.

Арид ни о чем не спросил, затормозил у обочины. Я, не глядя на него, вышла на улицу, хлопнула дверцей. И зашагала прочь.

(Chase Holfelder – I'm Not Okay)

Когда-то мы с подругой сидели на этой крыше, это она прознала, что наверху никогда не запирают люк. Отсюда хорошо был виден город, и живописно плыли облака. Мне нужен был воздух. Другой, не тот, что снизу, но тот, которым не дышал Дейра.

Хватит ям. Хватит горок. Подо мной ни одного живого места, ни одного стабильного кусочка почвы, куда можно было бы поставить ногу и не провалиться.

Я хотела просто побыть здесь. Не прыгать, но стоять и не думать, смотреть, как гонит ветер тучи вдаль. Созерцать огоньки, забыть о том, что только что встречалась с тем, с кем больше не хотела. У души есть болевой порог, пусть его никому не видно.

Наверное, я провела бы здесь много времени. Хотелось, чтобы машина снизу уехала, уехала далеко. Чтобы, спускаясь, я точно знала – пусть даже через слезы сердца, – что больше не увижу знакомых номеров.

Но послышались шаги.

Он стоял сзади.

Арид.

– Красивый вид.

Не стал спрашивать про мои «дела» здесь – понимал, что их не могло быть, что я просто хотела сбежать. Встал рядом, не побоялся, хотя к краю я была близка. Собственно, он никогда не боялся смерти.

– Хочешь, прыгнем вместе?

Всегда легкость в голосе, всегда странное веселье.

– Давай.

Мой ответ не содержал смысла, он не призывал действовать. Он лишь говорил о том, что мне совершенно все равно, стоять тут или лежать внизу. Никакой разницы. Иногда, когда смысл теряет главное, детали становятся неважны. Кадры, обрывки фильма, временные промежутки. Я больше не знала, куда нужно сделать шаг, чтобы ощутить себя стабильнее, лишь понимала, что, если я хочу жить, мне придется найти опору внутри самой себя. И сделать это будет очень сложно. Я выжила после Леса Зохо, но мне почему-то было сложнее теперь, после «Арида». Я как сплошная внутренняя рана, как избитое со всех сторон желе, не имеющее костей. Одни кровоподтеки.

В голове ни единой мысли, внутри вместо эмоций пустота.

– Ты не ответила на мой вопрос, Джейн…

Я не помнила никаких вопросов.

– На какой?

Молчание. Здесь все-таки было красиво. Перетекали одна в другую тучи, образовывали сверху все новый орнамент.

– Ты представляешь меня в качестве чьего-нибудь мужа?

Он все никак не отстанет?

– Нет.

– Зря. Я нашел женщину, которой хочу себя в этом качестве предложить.

Наверное, мне стоило подумать про себя, но я намеренно не стала. И еще больнее было бы думать про незнакомку, к которой Арид может прийти и сделать предложение. Я не смогла ответить ни «рада за тебя», ни «молодец». Теперь я умела только молчать.

– Ты ей завидуешь, скажи? Этой женщине?

Взял меня за руку, привычно взглянул в самую душу. Настойчиво, даже жестко. Опять не уйдет без ответа. Врать я не стала.

– Да. Я ей завидую.

Момент тишины. Меня потянули в сторону выступавшей над крышей будки, где располагалась дверь.

– Идем вниз. Нужно поговорить.

Я не хотела вниз. Только спорить сил все равно не было. Чтобы спорить с командиром, нужен напалм, пояс, увешанный гранатами, и транквилизатор, превращающий тебя в боевого зомби, в крови. У меня же ни одного компонента.

– Не спросишь меня о том, кто она?

– Не спрошу.

– Ты, Джейн. Я хочу предложить себя тебе.

Он обнимал меня – вот что действовало на нервы невероятно. Держал в кольце рук, будто так и надо, будто пришел, сказал пару фраз – и треснуло ледяное кольцо гор. Только это так больше не работало. Я выбирала идти дальше в одиночку, мне нужно было этому научиться. И потому я дернулась, но меня не выпустили.

– Вы, …мужчины, …приходите и уходите, – процедила я зло, – с меня хватит. Ты должен меня отпустить. Понимаешь?

Он стоял так рядом, так близко. Вот они – прекрасные мышцы, о которых я мечтала. Только Арид «на сутки» или до первой ссоры мне не нужен. Я не игрушка, не трофей, не прихоть, меня не надо притягивать, а после толкать. Я могу в следующий раз «не притянуться».

«Давай, отпускай…» – мужчины ведь не терпят отказов. У них самомнение, гордость, у них воспаленное чувство собственного достоинства.

Я все ждала, что объятья ослабнут, но они оставались такими же. Секунду, две, три. После еще пять…

– Ты… должен… отпустить…

Я дернулась отчаяннее, но пытаться вырваться из захвата Дейры – все равно что надеяться выпутаться из цепей иллюзиониста при отсутствии сноровки.

– Должен. – Послышалось спустя паузу. – Но я не могу.

Вот прямо сейчас я могла бы уткнуться носом в его куртку, обмякнуть. Только – нет.

– Тебя ждут великие дела…

– Они закончились.

– Ты свалишь после первой ссоры…

– Я не тот, кто сваливает.

Он говорил тихо, но очень весомо.

– Ты же… не хотел вовлекать меня в войну? – пыталась я использовать его собственные аргументы. – Ты оставил меня сразу после близости. Без «до свидания», без записки.

Кажется, он стал обнимать еще теснее. Сволочь. У меня горная ледяная цепь, но даже она трещит под его напором.

– Я три дня зачищал всех, кто мог бы мешать нам жить. Я обеспечивал нашу с тобой безопасность.

– Меня сегодня чуть не убили…

– Это были последние. Их больше нет.

– Ты приехал, чтобы с ними разобраться?

– Чтобы обнять тебя.

До меня только сейчас стало доходить, что Арид не собирается разжимать руки. Что это как тогда, как в «берлоге», когда он меня держал. Мол, хочешь – бейся в агонии, хочешь – ори, но я буду рядом.

Я не верила тому, что происходило. Знала только, что Дейра, наверное, очень редко себя кому-то предлагает. Не тот характер, не тот человек.

– Ты не тот, кто сваливает через месяц? – теперь я говорила очень тихо. Я ведь не сдаюсь, нет?

– Я не тот, то сваливает через месяц. Или через год. Или при первых трудностях. – Тишина. – Я не тот, кто изменяет, кто боится ответственности. Ты знаешь мой характер, Дэйзи.

Он пах как тогда, когда заставил меня прижаться к нему носом, – одеколоном, собой, чем-то очень жестко-мужским. И еще неуловимой терпеливой нежностью. Не спасут никакие горы.

– Ты ведь ненавидишь женщин в форме.

– Ненавидел. Пока не встретил тебя.

Кажется, я впервые перестала сопротивляться тому, что меня обнимают, посмотрела Ариду в глаза очень прямо, очень глубоко. И эти глаза отвечали: «Если потеряю тебя, никогда не найду тебе замену». Да уж, девчонок с погонами мало. Но он – я знала – не об этом.

И все же.

– Ты проводил меня через гребаные тесты…

– Я был козел. – Никогда не слышала у него такого проникновенного, такого печального тихого тона. – Прости меня.

Черт, если бы существовала шкала правильных ответов, я бы следила, как на ней одна за другой появляются зеленые галочки. Ни одного красного крестика, ни одной ошибочной или даже спорной фразы. Каждая в цель, каждая отпирала во мне невидимый замок.

Я все ближе допускала мысль о том, что он серьезен. Что он действительно пришел предложить мне себя. Такое правда возможно?

– А если я устрою тебе череду тестов?

Его пальцы гладили мои щеки, отводили с них налипшие волоски, которые теребил вечерний ветер.

– Я пройду их все, Дэйзи. Я приложу для этого все силы. Устраивай. Длиною в жизнь.

Опять казалось, что у меня, цветочка, срезана ножка, что я падаю в чьи-то чуткие ладони, что кто-то очень желает мной любоваться. Заботиться.

Он был здесь. Для меня.

Та Дэйзи, что сидела в машине «слева», не удержалась, обняла крепкую шею – пусть еще робко, пусть еще без веры в то, что видит очертание идеального будущего. Но все же.

– Ты полюбил меня?

– Очень.

Слова, если они правильные, если настоящие, если сказаны верно и с душой, проникают через все барьеры, они их попросту не видят.

– Как это случилось? Когда?

Арид улыбался, я знала.

– Когда пригласил в дом? Может, когда наткнулся на твой характер? Или оценил то, как ты стреляешь? Что не сдаешься, что готова без подготовки сидеть на минах. Я не знаю, Дэйзи…

А когда его самого полюбила я? Разве можно было на это ответить? Бесполезно даже думать. Только ощущала теперь, как мы сливаемся в одно вновь – Арид не отпускал никогда. И он не уходил. Прикладывай я сейчас максимальные усилия – и не смогу оттолкнуть прочь, он не уйдет. Не тот характер. Я впервые была от этого счастлива.

– Наверное, когда я держала тебя за яйца.

Мне нравилось ощущать, как подрагивают от смеха эти мощные плечи. Но ответ, несмотря на шутливый тон, был серьезен.

– Когда ты держала меня за яйца, я тебя уже безбожно любил.

Наверное, потому, что он это сказал. Или, может, оттого, «как» он это сказал, я поверила всему и сразу. Наконец две Дэйзи – слева и справа – соединились в одну. Твердела под ногами почва, куда-то прочь отдалялся сценарий, в котором я должна была учиться жить в одиночестве. Свалился и теперь летел прочь камень с души.

Арид пришел. И его можно было целовать, держать, обнимать. Он пришел в жизнь, чтобы в ней остаться.

– Я понять не могу, – произнес он тихо, – как все те пидоры, которым ты давала шанс, смогли тебя отпустить?

Мне почему-то стало смешно. И очень нежно на душе, тепло, защищенно.

А он все смотрел, любовался, смотрел.

– Так ты примешь меня, Дэйзи? Своим мужчиной?

Удивительно, меня об этом никогда никто не спрашивал. Жизнь текла, виляла, но никогда не предлагала сделать выбор, принять важное решение самой. А теперь я вдруг поняла, что от моих слов действительно что-то зависит. Наверное, потому, что я смотрела в ответ и молчала, Арид невесело ухмыльнулся.

– Только, отвечая, знай, что у меня непростой характер временами. И что я надолго. Что ты от меня не избавишься. Я такой тебе нужен?

Какие прекрасные параметры. Каждый из них. Зачем мне простой характер, когда у меня самой сложный? И зачем мне тот, кто выпустит мою руку на первой же кочке?

– Нужен. – Я прошептала это, полностью осознавая, что подписываю самый чудесный, самый классный в жизни контракт. Я жаждала его подписать и потому прошептала еще раз: – Очень. Нужен.

Мои пальцы снова касались божественно-красивых мужских губ, голова плыла от ощущения – мы вместе. Наконец-то.

– Почему… – спросила я, – мы потеряли так много времени? Не касаясь друг друга.

– Чтобы потратить годы, наверстывая упущенное?

Этой ночью всё встало на место.

Всё это было нужно: душевная боль, странные хитросплетения судьбы, даже эта многоэтажка, близкое небо – чтобы мы отыскали друг друга, как два магнита.

Снова один на двоих воздух, в унисон два сердца.

Теперь меня обнимал он, а я обнимала его. Честно, всей душой.

– Почему ты не сказал мне, что ты Фон Дейра?

Генерал-майор только фыркнул.

– Потому что это звучит благородно. А я в последнее время благородно себя не вел.

Через меня в ночи плыло счастье.

(Tomokarix Oscuro – Burnout)

Арид

Иногда важнее просто лежать. Секс, касания, слияния еще будут, их будет много – он хотел просто её чувствовать. Да, устал за последние трое суток, мало спал, почти не отдыхал, но восстанавливал в себе нечто ценное сейчас, когда просто касался Дэйзи.

Она избавила его от ненависти, она вернула ему ощущение, что жизнь стоит того, чтобы её жить. Цветочек. Если бы он действительно писал список того, за что полюбил эту девчонку, то перечислил бы в нём все её качества без исключений. Он полюбил её за неё и за то, кем становился рядом с ней.

Теперь, когда она пригрелась в его объятьях – они вернулись в её квартиру за полночь, – Арид ощущал настоящее, очень глубокое умиротворение. Наконец-то сошлись все их детали в правильной последовательности, наконец-то стебель Дэйзи не кололся шипами. Собственно, он их не боялся, этих шипов. Они – часть её прекрасности. Но её мягкость – то, что его с первых минут покорило, хотя её Джейн старалась прятать глубже всего. Не вышло, не от него. Мужчина всегда почувствует рядом женщину – в погонах она или без них…

– Ты хочешь вернуться со мной в коттедж? – спросил он тихо. Ему виделось, что Джейн понравилось в лесу, она ощущала с ним некое единение. Как, собственно, и он.

– Хочу.

Какой чудесный ответ. Тихий, но уверенный, без раздумий.

– Я завтра отправлю отряд на разминирование. Приведу эти территории в порядок.

«Конец войне».

Светлая мысль, хорошая.

– А я ушла из «Квадрона», – шепнула Дэйзи, и Арид улыбнулся.

– Так им и надо. Потеряли отличного бойца.

Какое-то время царила тишина. После Цветочек шевельнулась.

– Если бы ты собирал свой элитный отряд…

«Взял бы меня туда?» – вот о чем она собиралась спросить, он знал.

– Я взял бы тебя первой, – ответил честно. Не соврал ни на грамм.

– Спасибо за то, что выплатил мой долг.

Она казалась ему такой трогательной, такой мягкой.

– Это всего лишь деньги, Дэйзи. – Он умел решать проблемы куда серьезнее. И да, следовало ей сказать еще кое о чем. – Я сегодня был в Лесу Зохо…

Дейра через воздух ощутил, как по позвоночнику Дэйзи потекло напряжение. Как электричество, которое сковывает конечности и нервы. Ей не хотелось напрягаться, не сейчас, но эта тема… Именно поэтому он её и поднял, чтобы убрать раз и навсегда.

– Я кое-кого туда привез. Четверых человек. Оставил записку Зоргену, что пленники для него, что он может ими «играться».

Она молчала очень долго, переваривала.

– Ты… привез их… всех?

– Да. – Тишина. – Зорген – очень странный тип. Я думаю, он найдет новичкам «применение». Довольно извращенное.

– Он странный, да…

Что-то царапнуло Арида в этих словах. Маленький коготок ревности?

– Он нравится тебе? До сих пор?

Дэйзи посмотрела ему прямо в глаза. Удивленно, даже растерянно.

– Зорген?

– Да.

– Мне нравится только один тип. Тоже временами извращенный и «отбитый» на голову. Его зовут на «А», а не на «З».

Он её обожал. Эту маленькую бестию. И понимал, что усталость не воспрепятствует возбуждению, которое уже накатывало, как прибой. Она была права, сказав, что они потеряли, не касаясь друг друга, много времени. Дейра был согласен с каждой буквой в этом предложении. Он мечтал об этих ее мягких губах каждый день, когда заставлял себя думать о ней как о пленнице. Мечтал втиснуться ей между бедрами, мечтал стянуть с неё даже ту, пахнущую гидравлической жидкостью, майку. О боги, сдержите его от провала в ненасытность.

Но Джейн потянула его лицо к себе сама. И усталость забылась, как будто её не бывало. Наваливаясь сверху, Арид знал, что настал не просто «мир» – настало лучшее время в его жизни.