На ходу пристёгивая шпагу к перевязи, Гиацинт спускался из своих апартаментов. Проходя по лестнице, ведущей в садовую галерею, он увидел внизу пару беседующих молодых людей: стройную девушку в обтягивающем бордово‑вишнёвом платье, с пышной причёской из коротко стриженых чёрных кудрей, и юношу в красно‑оранжевом, неярких тонов костюме. В девушке он издали узнал дочку герцогини Георгины — Джорджи, которую уже видел вчера при дворе. Юноша был ему незнаком.
Не желая мешать беседе, Гиацинт остановился наверху лестницы. Вскоре девушка сказала что‑то прощальное и, махнув рукой, пошла в сторону Тронного зала.
Юноша пожал плечами, развернулся и стал прохаживаться взад-вперед вдоль окон галереи. Она была построена как оранжерея: с большими окнами и застеклённым верхом. Во время очередного рейда он, задумавшись, чуть было не столкнулся с Гиацинтом, который как раз успел спуститься вниз.
Тонкий силуэт Джорджи ещё виднелся вдали.
— Эта грузиночка очень миленькая, правда? Вы не знакомы? — услышал юноша над ухом весёлый голос и поднял на собеседника свои чёрные глаза.
Перед ним стоял, засунув руки в карманы атласных штанов, молодой белокурый кавалер в светлом расстёгнутом камзоле и, прищурившись, смотрел на удаляющуюся Джорджи.
Юноша мягко улыбнулся пришельцу:
— Да, она мила, и я её хорошо знаю — это моя кузина Джорджи.
— Кузина? Вы её двоюродный брат? А, понимаю, вы — "милый мальчик из Флоренции", племянник герцогини Георгины, — Гиацинт, прикрыв один глаз, изучающе смотрел на него.
Черноглазый юноша засмеялся.
— Вы просто прорицатель, но и я тоже знаю, кто вы! Вы — граф Ориенталь, Гиацинт, любимец всего двора и "Тот‑кто‑всё‑про‑всех‑знает".
Гиацинт улыбнулся:
— Видимо, этот титул не заслуженный. При дворе все всё знают, но вы знаете моё имя, а я ваше — нет.
— Джордано, граф Георгин.
— Очень приятно, — откликнулся Гиацинт. — Раз и вы, и я — граф, можем перейти на "ты", если нет возражений.
— Никаких, — засмеялся Джордано. — Я не очень люблю строгий дворцовый этикет, зато Джорджи его боготворит. Кажется, она саму себя тоже называет на "вы". А тебе сколько лет? — поинтересовался он.
— Как раз на три с половиной года больше, чем тебе. Тебе ведь шестнадцать с половиной.
— Ого!
— Бьюсь об заклад, ты спрашиваешь потому, что тётушка как-то сказала:
"Этот Гиацинт очень мил, но надо же быть таким болваном! В его годы уже успел обзавестись невестой, а значит, ускользнул от нашей Джорджи! Да, дорогой?" — продекламировал Гиацинт, возведя глаза к небу и подражая голосу Георгины Изменчивой.
Джордано чуть не умер от смеха. Наконец он смог говорить, хотя ещё заикался от хохота.
— Нет, ты всё-таки умеешь читать мысли на расстоянии, ой, не могу! — он снова звонко захохотал.
— Угадал? — кисло усмехнулся Гиацинт.
— Ещё бы, слово в слово так и сказала! Ты это слышал сам?
— Нет. Просто, то же самое говорят почти все почтенные мамаши молодых незамужних дочерей. Все, кроме одной.
Джордано кивнул:
— Да уж… Тётушка тебя просто обожает.
Гиацинт засмеялся:
— Думаю, сегодня её мнение обо мне изменилось. Ей слишком дорого обошлась утренняя встреча со мной, — он похлопал по карману с выигранными в "Корону" деньгами.
— Не думаю. Джорджи говорила, что её мама очень довольна игрой в карты: интересная игра и приятная компания — это как раз для неё. А кто из милых дам не желает видеть тебя своим зятем? — спросил Джордано.
— Мать моей невесты, маркиза Матиола, — ответил с улыбкой Гиацинт.
Граф Георгин развёл руками:
— Вот так и устроен этот мир. А я был бы не против иметь такого родственника.
— Я тоже…
Мальчишки, не спеша, прогуливались по коридору галереи.
— Джордано, знаешь, внешне ты просто классический итальянец: огромные чёрные глаза, чёрные кудри, загар — просто картинка! Ты будешь иметь успех у наших барышень.
Джордано застенчиво улыбнулся.
— Ты тоже похож на француза, особенно на парижан, как я их себе представлял. А ты родился в Париже?
— Нет, в Марселе. Я с Юга, из Прованса.
— А, недалеко от нас, от Тосканы.
— Ты живёшь в самой Флоренции, в городе? — спросил Гиацинт, с любопытством глядя на нового знакомого.
— Да, в саду возле Палаццо Питти.
— О, это недалеко от Старого Моста, я знаю эти места. Сад Боболи, да?
Глаза Джордано загорелись:
— Ты был у нас, в городе?
— Да. Ещё в детстве мы с матерью ездили на праздник весной во Флоренцию. Ходили в церковь Санта Мария с Цветком, там у мамы есть знакомая монахиня.
— А! В Санта Мария дель Фьоре, я там часто бываю. Там всегда много монахинь, они приходят в собор на службу. Там же не монастырь.
— Да, я знаю.
— Ну, и как тебе у нас? — спрашивал Джордано с явной заинтересованностью.
— А как тебе в Париже? — засмеялся Гиацинт. Но продолжал уже серьёзно: — Я люблю Флоренцию. Это самый цветочный город в мире, именно мы дали ей имя "Цветущая". И потом, на гербе Флоренции тоже Лилия, как и у нас, во Франции. Но там одна большая, красная, а у нас — три поменьше, золотые. Но всё равно, Лилия.
Джордано хитро улыбался.
— Вот бы ты повторил это моей двоюродной тётке по отцу, Тигридии Павлиньей, она бы тебе прочла лекцию о "лилиях".
— И что бы она сказала? — удивился Гиацинт.
— А то, что на гербе Флоренции изображён ирис, а вовсе не лилия. Это ошибка из‑за стилизованного изображения цветка.
— Не‑мо‑жет‑быть, — изумился Гиацинт.
— Точно, Ирис, — подтвердил Джордано. — Она бы показала тебе документы, где написано о священных ирисовых полях возле Флоренции. Они и сейчас есть, там живут наши знаменитые флорентийские парфюмеры[6]. Кстати, на французском гербе тоже ирисы, причём не самые знатные: из рода Болотный Жёлтый. Они помогли вашим королям взойти на трон в древние времена.
— Вот так всё и узнаётся, через века! — развёл руками Гиацинт, хотя не было похоже, что он так уж сильно потрясён этой историей.
Джордано продолжал:
— Во Флоренции, пока был вольный город-государство, а потом Тосканское Герцогство, всегда правили Ирисы. Моя тётка, Тигридия Павлинья, в близком родстве с Ирисами, но её предки только к XVI столетию приехали из Мексики, а Ирисы правили и в Греции, и в Древнем Египте, и в Риме. Это почти 4000 лет. Тётка Тигридия живёт во дворце Медичи‑Рикарди и ужасно кичится своим родством с правящей фамилией. Всем и каждому она обожает рассказывать о "самозваных Лилиях" на нашем гербе; ясно, что я как сын её двоюродного брата…
— …Пользуешься особым благоволением и ещё с детства стал её излюбленной жертвой, — продолжил его мысль Гиацинт.
— Точно! Но эти сведения подтверждены фактами, раз ты читаешь мысли, то не станешь этого отрицать, — весело сказал Джордано.
Гиацинт прекрасно знал историю, поэтому не стал ничего отрицать. Напротив, склонив голову набок, он мягко, предупреждающе сказал:
— Прости, Джордано, но во Франции об этих вещах не рекомендуется говорить вслух, особенно при дворе. Именно потому, что эти сведения подтверждены фактами, никому не нравится слышать, что Три Лилии у нас незаконно захватили власть после правления Валуа, (а по сути Ирисов Медичи), которые по тем же причинам предпочитали называться "Лилиями". Всё это привело к изрядной путанице в смене династий, и нынешние Розы не слишком любят вспоминать о своих предшественниках. Они ведь были близкими сподвижниками Трёх Лилий.
Там, откуда я родом, эта история отнюдь не тайна, ведь гасконцы помогли Генриху VI и его Маргаритке прийти к власти, и они ещё помнят, как это делалось. Но во всех школах детям с детства твердят о золотых королевских лилиях — едином гербе всех королей династии Капетингов, но особенно — Трёх Лилий, династии Бурбонов. Это не история, это политика. Так что…
Джордано понимающе кивнул и оглянулся по сторонам.
— Знаешь, Джордано, надо тебя познакомить с Розанчиком — это мой друг. Вот бы кому действительно не мешало узнать эти сведения о "лилиях".
— А где он сейчас?
— Понятия не имею, я же не ясновидящий, — (при этих словах Джордано улыбнулся с сомнением). Гиацинт продолжал: — Он — паж принцессы Бьянки. Причём любимый паж. Так что носится где-нибудь по придворным делам. Вообще-то он мне нужен для важного разговора, так что попозже надо будет его найти. Или он сам примчится сюда, если будут очередные неприятности.
Что бы Гиацинт ни говорил, но дар предвидения у него был безотказный…