Бархатная клятва

Глава 13

Замок Чатворт представлял собой двухэтажное кирпичное здание с резными каменными фронтонами над окнами из французского стекла. Оно было длинным и узким и с обеих сторон заканчивалось стеклянными фонарями. За домом располагался окруженный стеной очаровательный палисадник. От дома до леса, частного охотничьего угодья графа, тянулась лужайка, покрытая нежной травой.

Из леса вышли три человека и направились по лужайке к дому. Джослин Лэинг, с лютней, перекинутой через плечо, обнимал двоих судомоек, Гледис и Бланш. Яркие, горевшие огнем глаза Джослина затуманились при воспоминании о том, как он несколько часов ублажал этих жадных до любовных утех женщин. Но сам Джослин не считал их алчными. По его мнению, все женщины были подобны драгоценным камням, каждый из которых отличался своей неповторимой красотой. Ему были чужды ревность и чувство собственности.

К сожалению, судомойки были настроены совершенно иначе. В настоящий момент обе боялись оставить Джослина.

— Тебя привезли сюда для нее ? — настойчиво расспрашивала его Гледис.

Джослин повернулся и смотрел на нее до тех пор, пока она не отвела глаза и не зарделась. Однако Бланш, в отличие от Гледис, было не так-то просто смутить.

— Удивительно, что лорд Эдмунд разрешил тебе приехать. Он держит леди Элис, как в тюрьме. Он позволяет ей кататься верхом только тогда, когда сам сопровождает ее.

— А лорд Эдмунд не любит, когда у него после подобной прогулки болит его мягкая задница, — добавила Гледис.

У Джослина был озадаченный вид.

— Я думал, это брак по любви — граф женился на девушке без денег.

— По любви! Ха! — рассмеялась Бланш. — Эта женщина любит только себя. Она считала лорда Эдмунда простачком, которого сможет использовать, как ей заблагорассудится. Но он оказался далеко не дурак. Уж мы-то знаем — не так ли, Гледис, — ведь мы живем здесь много лет!

— О да, — подтвердила Гледис. — Она думала, что будет управлять замком. Я знаю таких, как она. Но лорд Эдмунд скорее сожжет все поместье дотла, чем даст ей свободу действий..

Джослин нахмурился.

— Тогда зачем же он женился на ней? Ведь он мог выбрать любую. У леди Элис даже нет земель.

— Она красива, — пожав плечами, ответила Бланш. — А он любит красивых.

Джослин улыбнулся.

— Этот человек начинает мне нравиться. Я всей душой согласен с ним. — Он бросил на обеих девушек многозначительный взгляд, заставивший их покраснеть и опустить глаза.

— Нет, Джослин, — продолжала Бланш, — он не такой, как ты.

— Действительно, — поддержала ее Гледис и провела рукой по бедру юноши.

Бланш укоризненно посмотрела на нее.

— Лорду Эдмунду нравится только ее красота. Она совершенно не интересует его как женщина.

— Точно так же он относится к бедной Констанции, — добавила Гледис.

— К Констанции? — переспросил Джослин. — Я не знаком с нею. Бланш рассмеялась.

— Взгляни-ка на него, Гледис. Рядом с ним стоят две такие прекрасные женщины, а он переживает из-за того, что не знаком с третьей.

— А может, Джослин беспокоится из-за того, что на свете еще осталась женщина, которую он не знает? — поддразнила Гледис.

Джослин схватился руками за голову, всем своим видом показывая, что пребывает в крайнем отчаянии.

— Я погиб! Меня разоблачили!

— Вот это правильно, — засмеялась Бланш и принялась целовать его в шею. — Скажи мне, сладенький мой, ты когда-нибудь сохранял верность женщине?

Джослин нежно провел языком по мочке ее уха.

171 — Я верен всем женщинам… на определенный срок.

Так, хохоча и болтая, они подошли к дому.

— Где ты был? — прошипела Элис, как только в дверях большого зала появился Джослин.

Бланш и Гледис поспешили вернуться к своим обязанностям и удалились на задний двор.

— Вы скучали по мне, моя госпожа? — Невозмутимо улыбнувшись и убедившись, что рядом никого нет, Джослин взял ее руку и приник к ней поцелуем.

— Нет, не скучала, — откровенно ответила Элис. — Во всяком случае, не испытывала то, на что ты намекаешь. Значит, пока я тут сижу одна, ты развлекаешься с этими двумя потаскухами?

Лицо Джослина немедленно приняло озабоченное выражение.

— Вам было одиноко?

— Да, мне было одиноко! — отрезала Элис и опустилась в кресло. Она была так же нежна и красива, как и в тот день, когда он впервые увидел ее на свадьбе Монтгомери. Однако сейчас в ее облике появилась некая утонченность, которую придавало ей немного осунувшееся лицо. Ее глаза нервно перебегали с одного предмета на другой. — Да, — тихо повторила она, — я одинока. У меня здесь нет друзей.

— Неужели это возможно? Уверен, что ваш муж не может не любить такую красавицу, как вы!

— Любить! — рассмеялась она. — Эдмунд никого не любит. Он держит меня как птицу в клетке. Я никого не вижу, мне не с кем поговорить. — Элис отвернулась и устремила взгляд в скрытый полумраком угол комнаты. Ее точеный профиль исказила гримаса ненависти. — Кроме нее! — процедила она. Джослин, который не подозревал, что рядом кто-то есть, проследил за ее взглядом. — Выходи, маленькая мерзавка! — вскипела Элис. — Пусть он увидит тебя. Не прячься, дочь шакала. Гордись тем, что делаешь. — Джослин всматривался до тех пор, пока не увидел выступившую из мрака девушку. Она была тоненькой и хрупкой, ее плечи были опущены, голова склонена. — Смотри сюда, ты, шлюха! — приказала Элис.

У Джослина перехватило дыхание, когда он заглянул в глаза девушки. Не обладая столь поразительной красотой, как Элис или та, невеста, Джудит Риведун, она была очаровательна. Но его поразили ее глаза. Это были темно-фиолетовые озера, в которых таились все печали мира. Джослину никогда не доводилось видеть такого страдания и отчаяния.

— Он приставил ее ко мне как сторожевого пса, — сказала Элис. — Я без нее не могу и шагу ступить. Однажды я попыталась убить ее, но Эдмунд привел ее в чувство. Я, .. — В этот момент Элис заметила приближавшегося мужа.

Это был низкорослый жирный мужчина с мощными челюстями и тяжелым взглядом всегда заспанных глаз. Никто бы не догадался, что за этой внешностью скрывается хитрый и изворотливый ум. Но Элис уже довелось познакомиться с его ловкостью и изобретательностью.

— Приходи ко мне, — прошептала она Джослину, прежде чем тот, коротко кивнув Эдмунду, вышел из зала.

— Твои вкусы изменились, — заметил Эдмунд. — Этот совсем не похож на Гевина Монтгомери.

Элис молча смотрела на него. Она знала, что нет смысла спорить с ним. Она был замужем всего месяц, и каждый раз, когда видела своего мужа, вспоминала первое утро после свадьбы.

Свою брачную ночь она провела в одиночестве, а утром Эдмунд вызвал ее к себе. Он очень сильно отличался от того человека, с которым она познакомилась.

Элис кокетливо опустила ресницы.

— Мне… было одиноко, милорд.

— Теперь можешь оставить свои штучки! — потребовал Эдмунд, поднимаясь с кресла. — Итак! Ты думаешь, что будешь управлять мной и моими владениями, не так ли?

— Я… я не понимаю, что вы имеете в виду, — запинаясь, пробормотала Элис, встретившись с ним взглядом.

— Вы — вы все, вся Англия, — считаете меня дураком. Эти мускулистые рыцари, с которыми ты путалась, называют меня трусом, потому что я отказываюсь рисковать жизнью ради участия в сражениях, затеянных королем. Но какое мне дело до чьих-либо сражений, кроме собственных? — Элис, пораженная до глубины души, не знала, что сказать. — Ну, моя дорогая, где же твое жеманство, которым ты встречаешь мужчин, несущих всякую чепуху о твоей красоте?

— Я не понимаю.

Эдмунд пересек просторную спальню, расположенную на верхнем этаже красивого замка поместья Чатворт, и, подойдя к высокому комоду, налил себе вина. Комната была обставлена дубовой и ореховой резной мебелью, со спинок кресел и стульев свешивались покрывала из волчьих и беличьих шкур. Кубок, который наполнил Эдмунд, был выточен из цельного куска хрусталя и отделан золотом.

Он посмотрел кубок на свет. На основании были вырезано пожелание счастья и благополучия его владельцу.

— Ты имеешь хоть малейшее представление о том, почему я на тебе женился? — Он не дал Элис возможности ответить. — Уверен, что ты самая тщеславная женщина во всей Англии. Ты, видимо, считала, будто я слеп, как этот сохнущий от любви Гевин Монтгомери. По крайней мере мне известно, что ты никогда не задавалась вопросом, почему граф вдруг решил взять в жены нищую потаскуху, которая переспала с каждым, кто был способен доставить ей хоть малейшее удовольствие.

Элис поднялась.

— Я не желаю слушать этого!

Эдмунд грубо толкнул ее, заставив сесть.

— Кто ты такая, чтобы считать себя вправе заявлять мне, что желаешь? Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Я женился на тебе вовсе не потому, что любил тебя или был околдован твоей так называемой красотой. — Он повернулся и опять наполнил кубок. — Красотой! — пренебрежительно произнес он. — Не могу понять, что этому Монтгомери понадобилось от такой худышки, как ты, когда у него есть Риведун. Вот эта женщина способна взбудоражить кровь мужчины. — Пальцы Элис скрючились, подобно когтям, и она кинулась на Эдмунда, но он небрежным взмахом руки отбросил ее в сторону. — Я устал от этих игр. Твой отец владеет двумястами акрами, расположенными в самом центре моего поместья. Старый дурак уже собрался продать их графу Уэстону, с которым и я, и мой отец враждовали с незапамятных времен. Понимаешь ли ты, что стало бы с моим поместьем, если бы Уэстон завладел этой землей? Там течет ручей. Если его перегородить, я потеряю сотни акров плодородной земли, а мои крепостные умрут от жажды. Твой отец оказался слишком тупым, чтобы понять, что моей единственной целью является заполучить его землю.

У Элис не было слов. Почему он не рассказал ей о том, что Уэстон хотел купить этот участок?

— Но, Эдмунд… — начала она как можно мягче.

— Не смей заговаривать со мной! В течение последних месяцев я наблюдал за тобой. Я знаю всех, кого ты затаскивала в свою постель. И Монтгомери тоже! Даже в день его свадьбы ты бросилась ему на шею. Я знаю, что ты была с ним в саду. Самоубийство! Ты? Ха! Ты знала, что его малютка жена смотрит твой спектакль? Нет, не думаю. Я напился до бессознательного состояния, чтобы не слышать, как надо мной смеются.

— Но, Эдмунд…

— Я же сказал тебе, чтобы ты не заговаривала со мной! Я сделал тебе предложение, так как для меня была невыносима даже мысль о том, что земля может перейти к Уэстону. Твой отец пообещал передать мне участок, когда ты родишь ему внука.

Элис откинулась на спинку кресла. Внука!

Она едва не улыбнулась. Ей было четырнадцать лет, когда она забеременела. Чтобы избавиться от ребенка, она пошла к одной старухе, жившей в деревне. Та сделала свое дело, но Элис едва не умерла от кровотечения. Однако она была рада, что отделалась от ублюдка, который мог испортить ее великолепную фигуру. С тех пор прошло много лет, она спала со многими, но ни от кого не беременела. Она всегда радовалась, что в результате операции ей не грозило иметь детей. Теперь же Элис поняла, что ее жизнь превратилась в ад.

Час спустя Джослин, поиграв для кухонной прислуги, направился в большой зал. Он двигался вдоль стены. Напряжение, царившее в замке Чатворт, было невыносимым. Слуги отличались неаккуратностью и недобросовестностью. Казалось, и хозяин и хозяйка наводят на них ужас, и они не теряя времени принялись рассказывать Джослину о своей жуткой жизни в замке. В первые недели после свадьбы ссоры Элис и Эдмунда доходили до жестоких драк. Пока, как со смехом поведала одна служанка, хозяин не обнаружил, что леди Элис нравится, когда ее бьют. Тогда лорд Эдмунд запер ее, лишив всех развлечений и, что являлось его главной целью, удовольствия пользоваться его богатством.

Когда Джослин спрашивал о причине столь сурового наказания, слуги только пожимали плечами. Это было каким-то образом связано со свадьбой наследницы Риведун и Гевина Монтгомери. Тогда все и началось, и слуги часто слышали, как лорд Эдмунд кричал, что не позволит, делать из себя дурака. Он уже успел убить троих мужчин, которые предположительно были любовниками Элис.

Все расхохотались, когда Джослин побелел как мел. Теперь же, после всех разговоров на кухне, он поклялся, что завтра же покинет замок Чатворт. Здесь слишком опасно.

Неясный звук, раздавшийся из темного угла, заставил Джослина вздрогнуть. Он успокоил готовое вырваться из груди сердце, потом посмеялся над собой. Чутье подсказало ему, что в темноте скрывается женщина и что она плачет. Он двинулся к ней, но она отпрянула, подобно загнанному в угол дикому зверьку.

Это была Констанция, девушка, вызвавшая такую жгучую ненависть Элис.

— Успокойся, — тихо проговорил Джослин, стараясь, чтобы его низкий голос звучал как можно мягче. — Я ничего тебе не сделаю. — Он осторожно вытянул руку и дотронулся до ее волос. Она затравленно взглянула на него, и он почувствовал, что его сердце устремилось к ней. Кто мог так ужасно обращаться с женщиной, что запугал ее до полусмерти? Девушка прижимала руку к груди, как будто была ранена. — Дай мне посмотреть, — попросил Джослин и взял ее, за запястье.

Прошло еще несколько мгновений, прежде чем она осмелилась разогнуть руку. Против ожиданий Джослина, кость была цела, на коже — ни царапины. Однако даже в полумраке ему удалось разглядеть, что рука сильно покраснела, как будто кто-то выкручивал ее.

Ему захотелось обнять девушку, приласкать ее, но ее ужас перед ним был почти осязаем. Хрупкое тельце сотрясала дрожь. Джослин понял, что с его стороны будет гораздо милосерднее отпустить ее, и отступил. Она в мгновение ока исчезла. А он еще долго стоял и смотрел ей вслед.

Было уже поздно, когда он проскользнул в спальню Элис. Она ждала его, ее страстные объятия были открыты для него. Несмотря на свой богатый опыт, Джослин был удивлен ее неистовством. Она вцепилась в него мертвой хваткой, ее ногти впились ему в спину. Она с жадностью приникла к нему поцелуем, прикусив при этом его губу. Нахмурившись, Джослин отстранился, и это привело Элис в ярость.

— Ты собираешься оставить меня? — прищурившись, с настойчивостью спросила она. — Были такие, кто пытался оставить меня. — Она засмеялась, увидев выражение его лица. — Видишь, я знаю о них, — улыбнулась она. — Если ты доставишь мне удовольствие, у тебя не будет причин присоединяться к ним.

Джослину не понравились ее угрозы. Его первым побуждением было уйти. Но тут свеча у кровати на мгновение вспыхнула ярким пламенем, и он с особой остротой воспринял красоту Элис — красоту холодного мрамора. Он улыбнулся, его темные глаза заблестели.

— Я был бы самым большим глупцом, если бы ушел, — произнес он и провел губами по ее шее.

Элис откинула голову и гортанно засмеялась, ее, ногти опять погрузились в спину Джослина. Она хотела, чтобы он овладел ею как можно быстрее, чтобы его движения были как можно более резкими и он применил всю силу, на которую был способен. Джослин знал, что делает ей больно, и чувствовал, что она от этого испытывает наслаждение. Однако он не получил никакого удовольствия — их соитие превратилось в удовлетворение мазохистских потребностей Элис. Но он подчинялся ей, ни на минуту не забывая о своем намерении завтра же покинуть и ее саму, и ее дом.

Наконец она застонала и оттолкнула его от себя.

— Теперь иди, — приказала она и откатилась.

Джослину стало жалко ее. Что же у нес за жизнь без любви? Ведь она никогда не будет любима, потому что сама никому не отдает свою любовь. — Ты действительно доставил мне удовольствие, — тихо проговорила она, когда он уже был у двери. Он видел следы от своих пальцев, оставленные на ее шее, и чувствовал боль в спине в тех местах, где были ее ногти. — Я увижу тебя завтра, — объявила она напоследок.

"Ни за что, если удастся бежать», — сказал себе Джослин, направляясь вдоль темного коридора. — А вот и ты, парень! — воскликнул Эдмунд Чатворт, распахнув дверь своей спальни, откуда в темный коридор хлынул поток света. — Что ты здесь делаешь, почему ты вдруг ночью вздумал слоняться по замку?

Джослин с беспечным видом пожал плечами и подтянул чулки, давая понять, что ходил по нужде.

Эдмунд некоторое время пристально смотрел на юношу, потом перевел взгляд на комнату жены. Он собрался было что-то сказать, но передумал, как бы решив, что проблема не стоит обсуждения.

— Ты можешь держать язык за зубами, парень?

— Да, милорд, — осторожно ответил Джослин.

— Я имею в виду не мелочь — я говорю кое о чем важном. Тебя ждет мешок золота, если будешь молчать. — Его глаза превратились в щелочки. — И смерть, если проболтаешься. Сюда, — добавил он, отступив в сторону, и налил себе вина. — Кто бы мог подумать, что пара тумаков убьют ее?

Джослин сразу же направился к кровати. На дальнем краю лежала Констанция, ее лицо было разбито и изменилось до неузнаваемости, порванная одежда клочьями болталась на талии. Ее кожа была покрыта царапинами и небольшими порезами, огромные шишки вспухли на руках и плечах.

— Такая юная, — прошептал Джослин и тяжело опустился на колени.

Глаза девушки были закрыты, в волосах запеклась кровь. Подтянув ее к себе и взяв на руки, Джослин почувствовал, как холодна ее кожа. Он осторожно убрал волосы с безжизненного лица.

— Эта чертова сука вздумала сопротивляться мне, — заявил Эдмунд, остановившись рядом с Джослином и глядя на свою любовницу. — Сказала, что лучше умрет, чем снова ляжет со мной в постель. — Он усмехнулся. — В общем-то, я дал ей то, что она хотела. — Он одним глотком выпил остатки вина и вновь наполнил кубок. Джослин не решился поднять на него глаза. Его руки, скрытые телом девушки, сжались в кулаки. — Вот! — произнес Эдмунд, швырнув Джослину кожаный, мешок. — Я хочу, чтобы ты избавился от нее. Привяжи пару камней и брось ее в реку. Только позаботься, чтобы никто не узнал о том, что случилось здесь сегодня ночью. А то могут возникнуть кое-какие проблемы. Я скажу, что она вернулась в семью. — Он отхлебнул из кубка. — Проклятая мерзавка. Она не стоила тех денег, которые я потратил на то, чтобы одеть ее. Только тумаками я мог добиться от нее хоть какой-то реакции. Все остальное время она лежала подо мной как бревно.

— Тогда почему вы держали ее при себе? — тихо спросил Джослин и снял свой плащ, чтобы завернуть в него тело девушки.

— Все из-за ее чертовых глаз. В жизни не встречал ничего более красивого. Даже видел их во сне. Я приставил ее к своей жене, чтобы она докладывала мне, куда та ходит, но девчонка оказалась плохой шпионкой. Никогда ничего мне не рассказывала. — Он хихикнул. — Думаю, Элис била ее, чтобы быть уверенной, что она не донесет на нее. Итак, — заключил Эдмунд, отвернувшись от Джослина, — тебе уже заплатили. Унеси ее. Можешь сделать с телом что захочешь.

— Священник…

— Этот пустомеля? — расхохотался Эдмунд. — Даже сам архангел Гавриил не смог бы разбудить старика после того, как тот принял свою вечернюю кружку зля. Если хочешь, прочитай над ней молитву сам — но чтоб больше никого! Ты понял? — Он был вынужден довольствоваться кивком Джослина. — А теперь убирайся. Мне надоело смотреть на ее уродливое лицо. — Джослин, который продолжал молчать и ни разу не взглянул на Эдмунда, поудобнее перехватил Констанцию. — Эй, парень, — удивленно воскликнул Эдмунд, — ты забыл золото. — Он бросил мешочек на живот трупа.

Джослин едва удержался, чтобы не поднять глаза. Если бы граф увидел горевшую в них ненависть, Джослин не дожил бы до утра и тогда не смог бы сбежать. Не промолвив ни слова, он вышел из комнаты и, спустившись по лестнице, вышел в звездную ночь.

Жена конюха, толстая, беззубая старуха, к которой Джослин относился с исключительным почтением и даже любовью, пустила его жить в крохотную комнатушку, расположенную над стойлами и окруженную сеновалами. Там было тепло, тихо и уединенно — мало кто знал о существовании этого помещения. Джослин решил отнести тело Констанции к себе, обмыть его и подготовить к погребению. Завтра он вынесет ее из замка и похоронит в соответствии с христианским обрядом. Ему, конечно, не удастся положить ее тело в освященную землю на церковном дворе, зато она будет лежать в чистой и свободной земле, не оскверненной зловонием замка Чатворт.

Добраться до его комнатки можно было только поднявшись по лестнице, приставленной к внешней стене конюшни. Осторожно перекинув Констанцию через плечо, Джослин поставил ногу на первую ступеньку.

Оказавшись наверху, он опустил тело девушки на мягкое сено и зажег свечу. Когда она лежала в комнате Эдмунда, ее вид шокировал его, теперь же он пришел в ужас. Джослин намочил в ведре тряпку и принялся смывать с ее лица запекшуюся Кровь. Он даже не почувствовал, что на его глаза навернулись слезы, когда дотронулся до огромной опухоли. Взяв нож, он срезал остатки одежды и стал протирать ее тело.

— Такая юная, — прошептал он, — и такая красивая.

Она действительно была очаровательна, во всяком случае раньше, но даже сейчас, после смерти, ее тело сохраняло свою стройность и упругость, несмотря на то что из-за страшной худобы сквозь кожу выпирали ребра.

— Пожалуйста. — Это слово было произнесено так тихо, что Джослин едва расслышал. Он повернулся и увидел, что глаза девушки открыты, — вернее, один глаз, потому что второй опух. — Воды, — произнесла она разбитыми губами.

Первые несколько мгновений он недоверчиво таращился на девушку, потом радостно улыбнулся.

— Жива, — проговорил он. — Жива. — Он поспешно налил разбавленного водой вина, подложил руку под голову Констанции и поднес к ее губам кружку. — Медленно, — сказал он, продолжая улыбаться, — Не торопись.

Сделав глоток и поморщившись от боли, Констанция откинулась на его руку, и он увидел, что ее шея покрыта страшными синяками. Джослин погладил ее по плечу и обратил внимание, как холодно ее тело. Какой же он был дурак, что поверил Эдмунду, будто она мертва! Она просто замерзла. Вот почему ему показалось, что она уже начала остывать. Констанция лежала на единственном имевшемся у Джослина одеяле, и он, не найдя другого способа согреть ее, лег рядом с ней и, притянув к себе, накрыл их обоих одеялом. Никогда еще ему не приходилось рядом с женщиной испытывать то чувство, что владело им сейчас.

Было уже поздно, когда Джослин проснулся.

Девушка, свернувшись калачиком, спала рядом. Она заворочалась, и ее лицо исказила гримаса боли. Джослин отодвинулся и положил прохладное влажное полотенце ей на лоб, горячая кожа которого уже свидетельствовала о начале лихорадки.

Свет дня заставил Джослина здраво оценить ситуацию. Что ему делать с девушкой? Ведь он не может открыть, что она жива. Эдмунд опять заберет ее себе, как только она поправится. Маловероятно, что она переживет еще одну подобную пытку. Если ее не убьет Эдмунд, то прикончит Элис — это не вызывало у Джослина ни малейшего сомнения. Он новыми глазами обвел комнату. Он живет здесь один, сюда не долетает царящий во дворе гвалт, да и взобраться по лестнице не так-то просто. Если повезет и он проявит достаточно осторожности, то можно будет продержать ее здесь, пока она не выздоровеет. Но даже если ему это и удастся, что будет дальше, с беспокойством подумал он.

Джослин приподнял ее голову и дал вина, но она с трудом сделала маленький глоток.

— Джое! — раздался снизу женский голос.

— Черт! — выругался он, впервые в жизни высказав недовольство тем, что женщины уделяют ему слишком много внимания.

— Джое, мы знаем, что ты там. Если ты не спустишься, мы поднимемся сами.

Он прошел по узкому проходу, оставленному между тюками с сеном, выглянул в дверь и с улыбкой взглянул на Бланш и Гледис.

— Прекрасное утро, не правда ли? И что же вы, две очаровательные дамы, хотите от меня? Гледис хихикнула.

— Нам что, кричать на весь двор, чтобы все услышали?

Джослин опять улыбнулся и, бросив последний взгляд через плечо, спустился вниз. Он общи обеих девушек за плечи.

— Полагаю, мы могли бы поговорить с кухаркой. Я чувствую, что умираю от голода.

Следующие четыре дня превратились для Джослина в настоящий ад. У него никогда не было секретов, поэтому постоянная необходимость находить какие-нибудь предлоги и отговорки надоела ему до крайности. Если бы не жена конюха, все его усилия потерпели бы полный крах, — Я не знаю, что ты прячешь наверху, — как-то сказала она, — но я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы больше ничему не удивляться. — Она повернулась к Джослину, и в ее взгляде ясно читалось восхищение красотой юноши, — Думаю, моя догадка верна — это женщина. — Выражение его лица заставило ее рассмеяться. — О да, это точно. Теперь я буду искать причину, почему ее надо прятать. — Джослин собрался что-то сказать, но она взмахом руки остановила его. — Нет, ничего не объясняй. На свете нет человека, который любил бы тайны больше, чем я. Дай мне самой решить эту загадку, и я помогу тебе держать других девок подальше от твоей комнаты, хотя это будет не так-то легко, если вспомнить, сколько их. Придется засунуть тебя в банку и замариновать. Тебя надо сохранить — в этом я не сомневаюсь. Даже трое мужиков не в состоянии доставить такому количеству девушек столько удовольствия, сколько ты.

Ее слова вызвали у Джослина раздражение, и он отвернулся. Он очень тревожился за Констанцию, и все вокруг уже стали замечать его беспокойство. Все, за исключением Элис. Она требовала от него все больше и больше, постоянно вызывая его к себе и заставляя по вечерам играть ей или ночами ублажать ее в постели, где она отдавалась своей неистовой страсти, чем страшно выматывала Джослина. И он постоянно вынужден был выслушивать ее излияния о том, как она ненавидит Джудит Риведун, как собирается отправиться к королю Генриху VII и как вернет себе Гевина Монтгомери.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не следит за ним, Джослин поднялся в свою комнату. Впервые за последние дни Констанция не спала. Она сидела, прикрыв одеялом обнаженное тело. За то время, что она находилась в лихорадке и Джослин ухаживал за ней, он успел изучить ее тело, как свое собственное. Ему даже в голову не приходило, что он для нее совершенно чужой человек.

— Констанция! — радостно воскликнул он, не замечая ее страха, и опустился рядом с ней на колени. — Как приятно опять видеть твои глаза. — Он взял в ладони ее лицо и осмотрел синяки и царапины, которые благодаря ее молодому организму и заботе Джослина заживали очень быстро. Он попытался стянуть с нее одеяло, чтобы взглянуть на остальные раны.

— Нет, — прошептала она, ухватившись за одеяло. Он удивленно уставился на нее. — Кто ты? — О дорогая, не бойся меня. Я — Джослин Дэинг. Мы виделись с тобой в спальне леди Элис.

Разве ты не помнишь? — При упоминании имени Элис глаза девушки заметались по комнате. Джослин притянул ее к себе — ведь она, даже не подозревая об этом, провела на его груди так много времени. Констанция попыталась высвободиться, но оказалось, что она еще слишком слаба. — Теперь все позади. Ты в безопасности. Ты здесь, со мной, и я никому не позволю сделать тебе больно.

— Лорд Эдмунд… — прошептала она ему в плечо.

— Нет, он не знает, что ты здесь. Об этом не знает никто, кроме меня. Я никому не рассказывал о тебе. Он думает, что ты умерла.

— Умерла? Но…

— Тихо. — Джослин погладил ее по голове. — Позже у нас будет время поговорить. Сначала тебе надо выздороветь. Я принес тебе чечевичной похлебки с морковью. Ты можешь жевать? — Джослин грудью почувствовал, как она кивнула. Напряжение, сковывавшее ее тело, немного спало. Он отстранил ее на расстояние вытянутой руки. — Ты можешь сидеть?

Констанция опять кивнула, и он улыбнулся, как будто она только что совершила подвиг.

Джослин уже успел овладеть искусством тайком проносить горшочки с горячей пищей в свою каморку. Казалось, никто не видел ничего странного в том, что его лютня перекинута через плечо, а чехол от инструмента он несет в руках. Каждую ночь Джослин собирал в чехол горшочки с едой, которая, как он надеялся, будет достаточно питательной для охваченной лихорадкой Констанции.

Он взял горшочек и принялся, как ребенка, кормить девушку. Она хотела взять у него ложку, но так ослабела, что не смогла удержать ее. Съев всю похлебку, Констанция в изнеможении прикрыла глаза и внезапно стала заваливаться на бок. Она упала бы, если бы Джослин вовремя не подхватил ее. Не обращая внимания на ее слабые протесты, он усадил ее на колени, и девушка, ощутив себя защищенной, погрузилась в сон.

Когда Констанция проснулась, она была одна. Прошло несколько мгновений, прежде чем она вспомнила, где находится. Не может быть, чтобы юноша с густыми ресницами, ласково шептавший ей о чем-то, существовал на самом деле. Реальностью были пальцы Эдмунда Чатворта, сжавшие ее горло, руки Элис, накручивавшие ее волосы и тянущие ее вниз, — все, что причиняло боль.

Пару часов спустя вернулся Джослин. Он прижал к себе Констанцию, и они оба уютно устроились под плащом. Юноша не замечал, как летело время. Впервые в жизни им руководило не желание обладать женщиной. Полная зависимость Констанции от него вызвала у него неведомое чувство — это было зарождение любви. Та любовь, которую он когда-либо испытывал ко всем женщинам, сконцентрировалась и превратилась во всепоглощающую и сжигающую страсть.

Но Джослин не был свободен. Среди окружавших его людей были те, кто следил за ним.