Бархатная клятва

Глава 6

Для жениха и невесты была убрана специальная комната. В одном из соляриев был выгорожен большой участок вокруг камина. Там поставили огромную кровать, которую застелили мягчайшим бельем. Поверх было брошено одеяло из серой белки, подбитое алым шелком. Возле кровати были рассыпаны розовые лепестки.

Горничные Джудит и некоторые из приглашенных на праздник женщин раздели невесту. Потом они откинули простыни, и обнаженная Джудит скользнула в кровать. Девушка не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Она не переставая ругала себя за глупость. За несколько часов она забыла то, что за семнадцать лет узнала о мужчинах. За несколько счастливых часов в ней зародилась и почти укрепилась вера в то, что мужчина может быть добрым и заботливым, способным на подлинное чувство. Но Гевин такой же, как все, а может быть, даже хуже.

Женщины весело поддразнивали молчавшую Джудит. Но Элен знала, что такое состояние дочери вызвано не только волнением. Она зашептала молитву, прося Господа помочь ее девочке.

— Ты счастливая женщина, — в самое ухо Джудит пробормотала пожилая женщина. — В первый раз я вышла замуж за человека, который был на пять лет старше моего отца. Меня до сих пор удивляет, как ему удавалось без посторонней помощи выполнять супружеские обязанности.

— Могу поспорить, лорду Гевину помощь не понадобится, — захихикала Мод.

— Возможно, помощь понадобится леди Джудит, и я с удовольствием предложила бы… свои… услуги, — заметил еще кто-то.

Джудит почти не слышала их. Единственное, что занимало ее мысли, были слова ее мужа, клявшегося в любви другой. Она вспоминала, как он целовал и обнимал Элис. Женщины укрыли Джудит простыней. Ей расчесали волосы, чтобы они золотистым водопадом ниспадали на плечи.

За дубовой дверью послышались шаги мужчин, которые несли Гевина. Он был полураздет. Ввалившиеся гурьбой мужчины предлагали свою помощь, спорили о достоинствах жениха. Они поставили Гевина на пол и смолкли, уставившись на невесту, которая ждала в постели. Белоснежная простыня подчеркивала золотистый оттенок ее кожи. На нежной шейке пульсировала жилка. На лице застыло сосредоточенное выражение, от чего цвет глаз стал глубже, как будто их покрывала дымка. Губы были плотно сжаты и казались выточенными из теплого, ярко-красного мрамора.

— Пора с этим кончать! — крикнул кто-то. — Ты кого соблазняешь, его или меня?

Молчание было нарушено, Гевина быстро раздели и подтолкнули к кровати. Мужчины жадными взглядами смотрели на обнаженные бедра Джудит, которые выставила на их обозрение Мод, приподнявшая простыню.

— А теперь вон отсюда! — скомандовали женщины. — Оставьте их.

Элен бросила последний взгляд на дочь, но Джудит изучала свои руки и ни на кого не поднимала глаз.

Как только тяжелая дверь захлопнулась, воцарилась неестественная тишина, и Джудит болью пронзило ощущение, что Гевин рядом. Он сидел и смотрел на нее. Комната была освещена только огнем в камине. Отблески пламени падали на волосы Джудит, играли тенями на тонкой и длинной шейке. И в это мгновение он напрочь позабыл об их ссоре. Позабыл он и о любви. Перед ним лежала женщина, которую он желал. Он протянул руку, чтобы коситься ее плеча и узнать, действительно ли кожа так нежна, как кажется.

Джудит резко отстранилась.

— Не дотрагивайся до меня! — процедила она сквозь зубы.

Он удивленно взглянул на нее. В ее золотистых глазах горела ненависть, щеки залил яркий румянец. Гнев сделал ее еще прекраснее. Гевин никогда в жизни не испытывал такого страстного желания. Его рука обвилась вокруг ее шеи, пальцы впились в мягкое тело.

— Ты моя жена, — низким голосом произнес он:

— Ты моя!

Джудит сопротивлялась ему, как могла, но Гевин был сильнее. Он приблизил ее лицо к своему.

— Я никогда не буду принадлежать тебе! — бросила она, прежде чем он зажал ей рот поцелуем.

Гевин собирался быть нежным с ней, но она привела его в ярость. Эта женщина породила в нем желание ругать ее самыми грязными словами, еще раз ударить. Но больше всего на свете он хотел обладать ею. Его губы грубо впились в ее рот.

Джудит пыталась отодвинуться, ей было больно. Этот поцелуй не был преисполнен нежности, как тот, который он подарил ей днем, его скорее можно было назвать наказанием, предназначенным, чтобы сломить ее. Она попыталась ударить его, но, спеленутая простыней, едва могла пошевелиться.

— Я помогу тебе, — сказал Гевин и одним движением разорвал простыню.

Его рука продолжала удерживать Джудит за шею. Когда его взору предстало обнаженное тело жены, он ослабил хватку и принялся рассматривать ее. То, что он увидел, привело его в восторг: полные груди, тонкая талия, округлые бедра. Он перевел взгляд на ее лицо, на ее метавшие молнии глаза. Ее губы стали кроваво-красными после его поцелуя. Внезапно Гевин понял, что никакая сила не удержит его от того, чтобы овладеть ею. Он был похож на изголодавшегося человека, который страстно мечтает о еде, который готов на убийство ради того, чтобы получить желаемый кусок.

Он толкнул Джудит на матрац, и она увидела его глаза. Она не поняла, что они выражали, но ее охватил страх. Она поняла, что ее ждет нечто более ужасное, чем удар кулаком.

— Нет! — прошептала Джудит и попыталась вырваться.

Гевин был тренированным воином. Он оказался твердым как скала. И как скала, был внимателен к ней. Он не занимался с нею любовью, он просто использовал ее тело. В том состоянии он был способен думать только о том, чего так страстно желал и в чем так отчаянно нуждался. Он взгромоздился на нее, раздвинул ногой ее бедра. И поцеловал, грубо, яростно.

Когда Гевин уперся в тонкую перегородку, которая мешала приблизиться к вожделенной цели, он на мгновение ощутил некоторое замешательство, но все равно продолжал рваться вперед, прекрасно сознавая, что делает Джудит больно. Когда она вскрикнула, он, не останавливаясь, зажал ей рот.

Кончив, он скатился с нее и разметался, положив руку ей на грудь. Для него это было освобождением, но то, что испытывала Джудит, мало походило на удовольствие.

Через несколько минут до нее донеслось его мерное дыхание, и она, догадавшись, что он заснул, выбралась из-под его руки и встала с постели. Потом подняла валявшееся на полу беличье одеяло и завернулась в него. Она долго смотрела на огонь, уговаривая себя не плакать. И почему она должна плакать? Она против воли вышла замуж за человека, который в день своей свадьбы поклялся, что никогда не полюбит ее, не сможет полюбить ее. Человека, который сказал, что она для него ничего не значит. Какие у нее причины плакать, если в будущем ее ждала такая приятная жизнь? Но разве она может радоваться тому, что в течение многих лет ее единственной обязанностью будет сидеть дома, вынашивать и растить его детей, в то время как он будет носиться по окрестностям со своей красавицей Элис?

Не может! Она устроит свою жизнь по-своему и, если появится возможность, найдет свою любовь. Ее муж будет значить для ее так же мало, как и она для него.

Джудит медленно поднялась. Она старалась сдержать навертывавшиеся слезы, вспоминая нежность первого поцелуя Гевина.

Гевин шевельнулся и открыл глаза. Он не сразу сообразил, где находится. Повернув голову, он увидел, что кровать рядом с ним пуста. Она ушла! Его тело сжалось. Он не отдавал себе отчета в том, что испугался, но когда наконец увидел ее, то испытал настоящее облегчение. Казалось, Джудит находилась в другом измерении, потому что она не пошевельнулась, когда он шумно перевернулся на спину. Заметив, что простыня забрызгана кровью, Гевин нахмурился. Он помнил, что сделал ей больно, но не мог понять, каким образом. Ведь Элис тоже была девственна, когда он овладел ею в первый раз, и ей не было больно.

Он перевел взгляд на жену, такую крохотную, такую одинокую. Это правда, он не любит ее, но все же не следовало быть таким грубым. Девушка не заслужила этого.

— Иди в кровать, — нежно проговорил он и слабо улыбнулся.

Теперь он не будет так спешить, его любовная игра превратится в своего рода извинение.

Джудит расправила плечи.

— Нет, не пойду, — твердо ответила она.

С самого начала она не должна позволять ему управлять собой.

Гевин был ошеломлен. Эта женщина невозможна! Каждую фразу она превращает в борьбу воли. Его челюсти сжались, он поднялся и подошел к ней.

Джудит впервые предоставилась возможность разглядеть его обнаженную фигуру, и ее внимание привлекла заросшая густыми волосами загорелая грудь. Он казался высеченным из камня.

— Ты еще не уяснила, что должна идти ко мне по первому зову?

Она подняла голову и бесстрашно встретилась с ним взглядом.

— Ты еще не уяснил, что я ничего не дам тебе по своей воле? — отпарировала она.

Гевин взял прядь волос, спускавшихся ниже талии, и принялся наматывать ее на руку, пока Джудит не застонала от боли. Одеяло спало, и он притянул девушку к себе, прижавшись к ее обнаженному телу.

— Сейчас ты решил добиваться своего жестокостью, — прошептала она, — но победа все равно будет за мной, потому что ты устанешь от борьбы.

— И что же ты выиграешь? — спросил он, приблизив к ней лицо.

— Свободу от человека, которого ненавижу, от грубого, лишенного чести лжеца… — Она замолчала, когда он поцеловал ее. В отличие от того, каким Гевин был час назад, в эти минуты он источал нежность и ласку.

Сначала Джудит сдерживалась, чтобы не отвечать ему, но потом ее руки легли ему на плечи, которые были на удивление твердыми. Выпуклые мышцы перекатывались под теплой кожей. Она телом ощутила прикосновение волос на его груди.

Поцелуй Гевина становился все требовательнее. Его руки обняли ее, прижали ее голову к ямочке на шее.

Джудит лишилась способности думать. Она превратилась в сгусток эмоций — каждое ощущение было новым и волшебным. Приникнув к нему, она стала гладить его спину. Он целовал ее в уши, покусывая мочку. Гевин издал стон, когда колени Джудит подогнулись, и она откинулась на обнимавшую ее руку. Не отрываясь от нее, он подхватил ее и положил на кровать. Его губы скользили по телу Джудит, которая полностью отдалась охватившему ее чувству.

Вскоре она уже не могла выдерживать эту любовную игру. Ее тело выгнулось, и она, схватив Гевина за волосы и притянув его к себе, с жадностью приникла к его губам.

Восприятие Гевина обострилось. Ему еще никогда не доводилось ласкать женщину так, как сегодня, и он никогда не представлял, какое это наслаждение. Джудит, как и им, владела всепоглощающая страсть, однако ни один из них не спешил прерывать эту сладкую муку. Он опустился на жену, ее руки сжали его. На этот раз Джудит не испытывала никакой боли, она была готова. Она двигалась вместе с ним, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не наступило радостное освобождение.

Уставшая и изможденная, Джудит сразу же заснула. Она лежала закинув одну ногу на Гевина, ее волосы разметались по его руке.

Но Гевин не спал. Он знал, что этой ночью женщина, которую он держал в объятиях, впервые в жизни испытала восторг любви, но его удивило, что и он чувствовал себя так, словно сам только сегодня лишился девственности. Это было полным абсурдом. Ведь он даже не смог бы вспомнить всех женщин, побывавших в его постели. Но сегодня все оказалось по-другому. Никогда еще им не владела такая сильная страсть. Другие женщины сразу же прекращали свои ласки, стоило им довести его до возбужденного состояния. Но не Джудит. Она отдавалась ему с тем же пылом, что и он.

Он взял упавшую на его щеку прядь ее волос и долго наблюдал, как в этом золотистом водопаде играет огонь. Потом вдохнул исходивший от них нежный аромат, приник к ним губами. Джудит шевельнулась и сильнее прижалась к нему. Даже во сне ей хотелось, чтобы он был рядом.

Веки Гевина отяжелели. Насколько он помнил, он впервые испытывал столь полное удовлетворение и спокойствие. О, близится утро. Его губы тронула улыбка, и он погрузился в сон.

Джослин Лэинг уложил лютню в кожаный чехол и едва заметно кивнул блондинке, выходившей из комнаты. В этот вечер он получил предложение разделить постель от нескольких женщин. Радостное возбуждение, витавшее над собравшимися на свадьбу, и особенно вид обнаженных новобрачных заставил? — многих пуститься на поиски собственных наслаждений.

Певец был очень красив собой: горящие огнем темные глаза с густыми ресницами, темные вьющиеся волосы, великолепная кожа, волевой подбородок.

— Ты занят сегодня? — со смехом спросил его один из певцов.

Джослин улыбнулся, но не ответил.

— Завидую тому, у кого есть такая невеста. — Еще один музыкант кивнул в сторону лестницы.

— Да, она очень красива, — согласился Джослин. — Но существуют и другие.

— Но они не так прекрасны. — Музыкант придвинулся к своему приятелю, — Некоторые из нас назначили свидания подружкам невесты. Если хочешь, присоединяйся.

— Нет, — ответил Джослин. — Не могу.

Музыкант лукаво взглянул на Джослина, уложил свой псалтерион[3] и ушел.

Когда в зале воцарилась тишина и пол застелили соломенными тюфяками, на которых должны были спать приближенные слуги и наименее значимые гости, Джослин направился к лестнице. Он спрашивал себя, неужели той женщине, с которой у него было назначено свидание, удалось получить отдельную комнату. Элис Вейланс не была богата, и, хотя ее красота дарила ей замужество с графом, она не принадлежит к высокородным гостям. Этой ночью замок был переполнен, и только жениху и невесте было предоставлено отдельное помещение. Остальные разместились в солярии на женской половине или в спальне хозяина на огромных кроватях — до восьми футов шириной, — опущенный полог которых превращал их в отдельные комнатки.

Джослин без всяких происшествий добрался до расположенных в стороне покоев, предназначенных для незамужних дам. Несколько мужчин уже успели проскользнуть в дверь. Джослин заметил, как раздвинулся тяжелый полог, и между шторами появилась голова блондинки. Он быстро подошел к ней. Ее вид вызвал в нем желание. Элис жадно протягивала к нему руки, ее страсть казалась сродни ярости. Все попытки Джослина продлить любовную игру наталкивались на сопротивление. Она была подобна урагану, принесшему с собой молнии и гром.

Когда они кончили, она своим видом дала понять, чтобы Джослин не дотрагивался до нее. Всегда чутко отзывавшийся на настроение женщины, он подчинился ее невысказанному желанию. Однако у него вызвало удивление ее нежелание продолжить ласки. Он начал торопливо собирать разбросанную одежду.

— Через месяц я буду замужем, — тихо проговорила она. — И тогда ты придешь в замок моею мужа.

Он ничего не ответил на это Они оба знали, что он будет там. Но Джослину стало интересно, скольким мужчинам она сделала подобное предложение.

Джудит ощутила теплое прикосновение первых лучей солнца. Она попыталась спрятаться от них, но что-то мешало повернуться. Она лениво открыла глаза, увидела над собой незнакомый полог и сразу все вспомнила. Краска залила ей щеки. Казалось, даже ее тело покраснело.

Джудит повернула голову и, взглянув на противоположный край кровати, увидела спящего мужа. Его короткие темные ресницы были густыми, щеки покрывала отросшая за ночь щетина Во сне его черты не выглядели такими резкими. Создавалось впечатление, что расслабилась даже ямочка на подбородке.

Гевин лежал на боку, лицом к Джудит, и она позволила себе повнимательнее рассмотреть его. Мышцы образовывали четко очерченные выпуклости, на руках особенно выделялись бицепсы. Глаза Джудит задержались на его плоском животе, потом опустились ниже. То, что она увидела, не показалось ей чем-то сильным и огромным, но пока она смотрела, его плоть стала увеличиваться в размерах.

У нее перехватило дыхание, и она, подняв глаза, встретилась с Гевином взглядом. Он уже проснулся и наблюдал за ней. С каждым мгновением его глаза становились все темнее. Он уже не был расслабившимся мальчиком-юношей, он превратился в объятого страстью мужчину. Джудит попыталась отодвинуться, но Гевин продолжал держать прядь ее волос. Однако хуже всего было то, что Джудит не хотелось сопротивляться Она уговаривала себя, что должна ненавидеть его, и в то же время вспоминала, какое испытывала наслаждение, когда он ласкал ее.

— Джудит, — прошептал Гевин, и звук его голоса вызвал трепет во всем ее теле.

Он поцеловал ее в уголок рта. Ее руки слабо уперлись в его плечи, но это легкое прикосновение к нему заставило ее закрыть глаза и сдаться. Он целовал ее щеки, мочку уха. Потом, когда ее дыхание стало прерывистым, нашел ее губы. Его язык нежно дотронулся до ее языка. Она отпрянула, ошеломленная. Он понимающе улыбнулся ей. Прошлым вечером Джудит решила, что познала все, что следовало знать об отношениях между мужчиной и женщиной. Теперь же она поняла, что ей почти ничего не известно.

Он притянул ее к себе, провел кончиком языка по губам, задерживаясь на секунду возле уголков рта. Она разжала зубы навстречу его языку и попробовала его на вкус. Он оказался гораздо слаще самого сладкого меда: одновременно и горячим, и холодным, и мягким, и твердым. Взяв пример с мужа, Джудит принялась исследовать его рот. Она забыла о смущении, она уже не представляла, что включает в себя это понятие.

Гевин провел языком по ее шее, и Джудит, поддавшись неосознанному порыву, закинула голову. Когда его губы коснулись ее груди, она вскрикнула. У нее возникло ощущение, что она сейчас умрет от этой сладко-невыносимой муки. Она, попыталась притянуть к себе его лицо, приникнуть к нему губами, но он засмеялся, и его смех заставил ее затрепетать. Возможно, она действительно принадлежит ему.

Когда ей стало казаться, что она вот-вот сойдет с ума, он лег на нее. Его рука ласкала ее между ног до тех пор, пока она не задрожала. Он вошел в нее, и она закричала, потому что это не принесло облегчения. Она обхватила его ногами и задвигалась ему навстречу. Наконец, когда Джудит думала, что сейчас взорвется, ее охватили спазмы, которые освободили ее от сладкой пытки. Гевин забился на ней и так крепко прижал ее к себе, что она едва не задохнулась. Но в тот момент ее не волновало, вернется ли к ней когда-нибудь способность дышать или нет.

Час спустя вошли горничные, которые должны были помочь Джудит одеться, и разбудили молодую чету. Джудит заметила, что ее тело обвилось вокруг тела Гевина. Мод и Джоан отпустили несколько замечаний по поводу страстности своей госпожи. Простыни были сбиты, белье съехало на пол. Беличье одеяло валялось в другом конце комнаты, возле камина.

Горничные помогли Джудит принять ванну. Перекатившись на бок, Гевин лениво наблюдал за этим действом.

Джудит не смотрела на него, она просто не могла поднять глаза, потому что пребывала в страшном замешательстве. С одной стороны, этот мужчина был ей неприятен, он олицетворял собой все, что она ненавидела, — бесчестие, ложь, алчность. Но с другой стороны, она забывала о гордости, когда он дотрагивался до нее. Она дала ему — и Богу — клятву, что он ничего не получит от нее. Но он взял больше, чем она согласна была отдать.

Она не заметила, как на нее накинули тонкую льняную сорочку, потом модест[4] из темно-зеленого атласа, расшитого золотом. Из-под распашной юбки и в разрезы на широких рукавах, собранных у запястья, выглядывал фрипон[5] из зеленого шелка.

— Теперь вот это, моя госпожа, — сказала Мод и протянула Джудит большую плоскую коробочку из слоновой кости.

Джудит удивленно взглянула на горничную и откинула крышку. На черной бархатной подушечке лежало колье из тончайшей золотой филиграни. Его украшал ряд великолепно подобранных изумрудов величиной с каплю.

— Оно… прекрасно, — прошептала Джудит. — Как мама…

— Это свадебный подарок вашего супруга, — объяснила Мод.

Джудит спиной почувствовала взгляд Гевина. Она резко повернулась к нему, но увидев его лежащего в постели, увидев его кожу, казавшуюся коричневой на фоне белоснежных простыней, ощутила слабость во всем теле. Собрав всю волю, она присела в глубоком реверансе и произнесла:

— Благодарю вас, милорд.

Ее холодность рассердила Гевина. Он предпочел бы, чтобы Джудит отшвырнула его подарок. Как она может быть такой страстной в постели и такой холодной и чопорной вне ее?

Джудит опять повернулась к горничным, и Мод застегнула платье. Джоан горячими щипцами уложила ей волосы и убрала их золотой лентой. Но Гевин не дал им закончить, потребовав, чтобы они ушли. Джудит не смотрела на него, пока он брился и натягивал на себя темно-коричневые дублет и чулки, рыжеватый шерстяной кафтан, подбитый золотистым мехом рыси.

Когда он приблизился к ней, ей стоило большого труда сдержать дрожь. Он предложил ей руку и проводил вниз к ожидавшим гостям.

Мессу они слушали вместе, но на этот раз он не целовал ей пальцы и они не бросали осторожные взгляды друг на друга. Они были торжественны и печальны.