Бесценное сокровище

Глава 8

Контора располагалась на пятом этаже красивого нового комплекса в пригороде Богалузы. Из двух широких окон, занимающих всю стену, открывался вид на оживленный деловой квартал. Остальные стены пестрели фотографиями (с собственноручными надписями) видных политиков практически из каждого штата. Некоторые снимки напоминали о временах, уже отошедших в историю. За массивным письменным столом у окна сидел, погруженный в свои мысли, Билл де Шамп, барабаня пальцами по столу.

Сейчас еще нельзя было сказать, что Дэлтон опаздывает: назначенное время пока не наступило. Но оно приближалось, а де Шампа особенно бесило в людях отсутствие пунктуальности. Он взглянул на часы, ощущая в себе нарастающее нетерпение. Он догадывался, что Дэлтон умышленно изводит его. У Дэлтона просто зуд такой – раздражать всех подряд, как он раздражал своего отца.

Из-за дурных отношений между Паркером и Дэлтоном де Шамп рисковал лишиться и той доли наследства, которая причиталась ему как адвокату. В своем завещании Паркер особым пунктом оговорил условие, что только слуги (к которым адвокат не относится, думал де Шамп с кривой усмешкой) получат назначенные им суммы немедленно.

В этот момент де Шамп злился на Паркера ничуть не меньше, чем на его опального сына. Лучше бы Дэлтон оставался в Техасе со своим родео-бизнесом. Глядишь, и сломал бы себе шею, зато де Шампу не пришлось бы сейчас ломать голову над тем, как бы заполучить свои законные денежки.

Де Шамп не испытывал ни малейшего раскаяния, позволяя себе столь недостойные христианина мысли. Но осторожность не помешает, а что может выкинуть Дэлтон – неизвестно. Если бы можно было обойтись без этой встречи, он бы так и поступил. Но в прошлый раз он умышленно утаил от Дэлтона, что Паркер подложил свинью и ему самому. Не хотелось показывать Дэлтону, что тот не один оказался в луже.

И теперь выбора не было. Надо заставить Дэлтона найти его отродье, и тогда завещание вступит в силу, и де Шамп сможет получить свою долю. А деньги ему очень даже нужны.

Он снова взглянул на часы; в тот же момент открылась дверь, и в комнату легкой походкой вошел Дэлтон с нахальной усмешкой на лице.

Де Шамп с радостью двинул бы Дэлтона по физиономии, но благоразумно удержался от резких телодвижений. Надо сохранять спокойствие и не давать Дэлтону повода для пререканий.

– Что за дела у вас, Билли?

Де Шамп и без того пребывал не в духе, а столь бесцеремонное приветствие еще подлило масла в огонь. Однако адвокат не подал виду, что чувствует себя уязвленным.

– Серьезные у нас дела. Такие, о которых ты наверняка и понятия не имеешь.

Дэлтон прищурился, но этим он просто показал де Шампу, что его саркастический выпад понят правильно.

– Давайте сразу перейдем к сути, и я отправлюсь восвояси.

– Как тебе будет угодно. – Де Шамп надеялся, что его голос звучит достаточно сурово.

Дэлтон сел, вытянув ноги.

– Почему вы никогда не позволяете себе расслабиться? К чему такая чопорность?

Де Шамп провел рукой по своей густой седой шевелюре и в упор взглянул на Дэлтона:

– Чертовски жаль, что твоя мать не пожила на свете подольше. Может быть, она смогла бы научить тебя хоть каким-нибудь приличным манерам. А еще лучше было бы, если бы твой отец вымыл тебе рот мылом, когда ты был помоложе, тогда, вероятно, ты бы понял, что значит уважение к старшим.

Дэлтон закатил глаза.

– Слушайте, де Шамп, так мы далеко не уйдем. Известно, что мы друг друга не любим, но из-за этого завещания нам приходится встречаться. Так что я повторяю свое предложение: кончайте пыжиться и выкладывайте самую суть, а будете дуться – скоро лопнете.

Лицо де Шампа пошло красными пятнами.

– Когда-нибудь ты получишь по заслугам.

– Я бы сказал, что уже получил.

Де Шамп презрительно улыбнулся:

– О да, и я бы этому только порадовался, если бы дело не касалось меня и моих заработков.

– То есть? – Дэлтон закинул ногу на ногу, всем видом демонстрируя отсутствие всякого интереса.

– Дело в том, что в последнюю минуту, на смертном одре, твой отец добавил в завещание еще один пункт. Согласно этому условию я не могу получить ни цента из причитающейся мне суммы – могу тебя заверить, что она весьма значительна, – пока ты не найдешь ребенка и не оформишь это должным образом.

Когда смысл этих слов дошел до Дэлтона, он запрокинул назад голову и расхохотался.

– Ну и ну, будь я проклят! Значит, не мне одному старикан прищемил хвост! И что теперь?

– Ты неисправим, – сказал де Шамп с нескрываемой злобой в голосе. – Но речь не об этом. У меня забота одна – как получить причитающиеся мне деньги. Поэтому я решил сделать то, что в моих силах, чтобы найти ребенка…

Дэлтон вскочил с кресла и метнулся к столу. Его лицо внезапно оказалось так близко к лицу де Шампа, что адвокат почувствовал его горячее дыхание.

– Не суйтесь в мои дела! Понятно? – Дэлтон так хватил кулаком по столу, что де Шамп подпрыгнул. – Если где-то и существует малец, который мне приходится сыном, я отыщу его сам. – Дэлтон помолчал и придвинулся еще ближе. – А вы тем временем не путайтесь под ногами и помалкивайте. Я не желаю в один прекрасный день услышать, что вы хоть с кем-то об этом трепались.

– Ты мне угрожаешь?

Дэлтон выпрямился.

– Да, угрожаю. Дела обстоят достаточно дерьмово и без вашего вмешательства, от которого ничего путного ожидать не приходится. Кроме того, я подозреваю, что вы уже запустили в кассу свои липкие пальцы. – Выждав еще несколько секунд – как будто затем, чтобы последующие слова прозвучали более весомо, – он произнес: – Если мое предположение подтвердится, когда завещание вступит в силу, можете пойти и утопиться. Вы не получите ни цента.

Затем он повернулся и вышел из кабинета.

Де Шамп тяжело откинулся на спинку кресла и похлопал себя по карманам, отыскивая флакон с таблетками для снижения давления. Флакона нигде не было. Его охватил панический страх.

Господи помилуй, неужто Дэлтон ясновидящий? Де Шамп не взял ни гроша из денег Монтгомери, но всерьез подумывал об этом. Теперь о таком варианте лучше забыть.

Будь проклят этот Паркер, который неведомо за что наказал и его заодно со своим блудным сыном. Впрочем, удивляться не приходилось: адвокат ведь был не из тех, у кого за плечами родословная длиной в тысячу лет.

Де Шамп усмехнулся. Да, древностью рода он не мог похвастаться. Он был просто нищим, пока не женился на богатой невесте. А Паркер и жил и умер таким же снобом, как и многие сукины дети в этом городишке, которые считали, что де Шамп для них недостаточно хорош.

Де Шамп скрипнул зубами. Мало ему других хлопот? Приходилось разрываться между любовницей и женой, которая вела себя как-то странно, словно разнюхала что-то про его похождения. Его нерешительность проистекала из того, что он вовсе не хотел терять свою подружку: у нее была роскошная грудь, и она знала, как показать свое достояние в самом выгодном свете. Одно воспоминание об этих несравненных выпуклостях вызывало у него эрекцию.

Но беременность?.. От этой мысли всякая эрекция пропадет. Он чертыхнулся, взбешенный тем, что вляпался в такую историю.

Если Сильвия действительно беременна и собирается осуществить свою угрозу – рассказать обо всем его жене Терри, – не сносить ему головы. Он уж думал, что хуже ничего и быть не может, так нет же: недавно вложил капитал в одно предприятие, да просчитался, и его финансам грозила серьезная опасность. Если это станет известно жене, она устроит ему такую жизнь, что он сам захочет в петлю полезть. Терри была безжалостна, когда дело касалось денег, поскольку вначале весь капитал принадлежал ей.

А уж если и Сильвия поддаст жару – Терри просто с цепи сорвется. Нет, нельзя допустить, чтобы еще и Дэлтон его запугивал. Да чтоб он пропал, этот Дэлтон!

Де Шамп сделает все необходимое, чтобы заполучить свои деньги.

Лия не отрывала взгляда от скрюченной фигуры мужа, который лежал на кровати с закрытыми глазами, хотя она и не была уверена, что он спит. Она выходила замуж за здорового, сильного мужчину с темными волосами, спокойными серыми глазами и мягкой улыбкой. Теперь это был человек с изнуренной душой и ссохшимся телом.

Его рассудок оставался по-прежнему ясным, но несколько недель тому назад он сказал ей, что приготовился к смерти, что устал вести сражение, которое заведомо проиграно.

Лия смахнула предательские слезы, поднялась со стула и подошла к окну. Было время, когда она рыдала долго и безутешно; она была уверена, что и слез у нее уже не осталось. Однако теперь нельзя давать им волю. При виде ее слез Руфус огорчится, а ей меньше всего хотелось бы добавлять новую боль к его страданиям.

Мысль о том, что она скоро потеряет Руфуса, лежала на душе непереносимым бременем. А ведь он всегда был для нее надежной опорой. Пока он не вошел в ее жизнь, она не знала, что такое спокойствие и уверенность. Ее семья была бедной и недружной. О тех годах, когда формировался ее характер, Лия вспоминала без радости. Отец умер от эмфиземы, когда она еще училась в младших классах. Мать подрабатывала в школьном кафетерии и для пополнения скудного бюджета сдавала жильцам комнаты в своем запущенном старом доме.

И вот случилось немыслимое…

Руфус застонал. Лия вырвалась из плена воспоминаний и рванулась к мужу. К тому времени когда она села на стул рядом с кроватью, он затих.

– Я здесь, дорогой, – сказала она мягко, поглаживая его щеку.

Как ей хотелось бы поговорить с ним, поговорить по-настоящему. Ей так много приходилось от него утаивать даже о себе самой. Она не рассказывала ему и о травме, которую перенесла в детстве. Знала о том происшествии только мать, но до сих пор даже между матерью и дочерью эта тема оставалась запретной.

Джессика стремилась только к одному: чтобы Лия любой ценой добилась успеха. Джессика трудилась, не жалея сил, лишь бы обеспечить для Лии возможность поступить в колледж. Джессика мечтала, чтобы Лия стала знаменитым адвокатом.

Однако Лия мечтала совсем о другом. Она нашла свою нишу – в области прикладного искусства: она увлеклась архитектурой и оформлением интерьеров. И только после того как она окончила архитектурный колледж, впервые получила работу по специальности и познакомилась с Руфусом, она узнала, что значит мужчина, на которого можно положиться.

Мать, однако, была против ее брака с Руфусом.

– Ты в своем уме, деточка? – снова и снова язвительно спрашивала она. – Разве ты не видишь: он слишком стар для тебя. Пятнадцать лет разницы, куда это годится?

– Это не имеет значения, – отвечала Лия.

– Но ведь он не в состоянии обеспечить тебе такую жизнь, какой ты заслуживаешь!

– Я сама в состоянии обеспечить себя.

– На доходы начинающего архитектора? Не смеши меня.

Лия прекрасно знала, что на уме у матери. Джессика считала, что Лия обязана создать для нее какие-то приемлемые житейские условия за те жертвы, которые она принесла ради блага дочери.

Лия отказалась повиноваться, хотя и сама собиралась помогать Джессике деньгами, когда – и если – у нее будет такая возможность. Вопросы материального процветания никогда особенно не занимали Лию, поэтому она все же вышла замуж за Руфуса, и ни разу не пожалела об этом. Его доброта и благородство помогли ей постичь, что боль и страдание – вовсе не непременные спутники любви. Он любил ее всем сердцем, но не требовал от нее слишком многого.

Однако, когда они собрались завести ребенка, им это не удалось из-за низких показателей спермы у Руфуса. После того как было перепробовано множество средств и все попытки оказались тщетными, в конце концов супруги приняли решение воспользоваться донорской технологией.

– По крайней мере в нашем ребенке будешь жить ты, – рассуждал Руфус, храбро улыбаясь.

И Лия не раскаивалась в том, что родила сына, хотя и понимала, что скоро вся ответственность за него ляжет только на ее плечи.

– Миссис Фрейзер!

Лия даже не заметила, как открылась дверь. Она подняла глаза и увидела одну из сиделок, постоянно ухаживавших за Руфусом.

– Привет, Дебби. – Лия выдавила из себя улыбку.

– Извините, что побеспокоила, но вас просят к телефону в главном вестибюле.

– Меня?

Лия была озадачена: кто мог ей звонить, кроме матери? О Боже, неужели что-то случилось с ее сыном? Джессика редко присматривала за Коти, но сегодня ни с того ни с сего позвонила и попросила передать Коти, что она собирается печь пирожки и ей нужна его помощь.

Предложение Джессики позволяло Лие подольше пробыть у Руфуса.

– Это женщина? – дрожащим голосом спросила она.

– Не знаю. Эмили, дежурная, просто просила меня вас позвать.

– Спасибо, я сейчас подойду.

Лия вышла за сиделкой в коридор и проследовала в главный вестибюль к конторке дежурной.

– Спасибо, Эмили, – сказала Лия, а потом осторожно произнесла в телефонную трубку: – Привет.

– Миссис Фрейзер? – Голос был мужской и показался ей незнакомым.

– Да.

– Я Ларри Мэйсон, из банка.

Молчание.

– Э-э… Мне поручено позвонить вам и сообщить, что, если вы не уплатите банку в ближайшее время некоторую сумму, нам придется лишить вас права выкупа закладной на дом.

Первой реакцией Лии была ярость. Как он смеет звонить ей сюда и говорить такие вещи! Клиника для тяжелобольных не место для ведения частных дел.

– Сейчас я не могу обсуждать этот вопрос, – возразила она сухо.

Мэйсон вздохнул:

– Я приношу извинения, что позвонил в клинику, но нам не удалось застать вас дома.

«Да уж, черта с два меня можно застать дома!» – хотелось ей крикнуть. Вместо этого она холодно предложила:

– Послушайте, я приеду завтра к вам в офис. Это вас устроит?

– Да-да, это будет просто отлично.

Даже не сказав «до свидания», Лия повесила трубку, чувствуя, как заливается румянцем ее лицо. Наблюдательная Дебби не замедлила спросить:

– Что-нибудь случилось?

Лия прикусила нижнюю губу.

– Да, случилось, но ничего страшного.

Это была явная ложь, думала она, возвращаясь по коридору в палату Руфуса. Она несколько раз глубоко вздохнула и постаралась овладеть собой.

Что же теперь будет? Разве мыслимо забрать мужа из клиники? Дома она не сможет обеспечить ему ни должного лечения, ни круглосуточного ухода, который обходится еще дороже. Даже местоположение больницы было идеальным. Отсюда недалеко до дома; пациентов здесь мало, с ними обращаются именно так, как следует. Те, кому состояние тела и души еще позволяет наслаждаться красотой, могут любоваться цветниками и деревьями в саду.

Палаты здесь со вкусом обставлены удобной и нарядной мебелью в отличие от типовой больничной обстановки большинства клиник. А Лия старалась, чтобы в палате Руфуса всегда стояли свежесрезанные цветы.

«О, Руфус, я так хочу, чтобы к тебе вернулось здоровье, – молила ее душа. – Я хочу, чтобы мы снова смеялись, чтобы мы могли рассмешить нашего Коти, чтобы мы взяли с собой собаку и побежали с нашим сыном на берег, устроили пикник, чтобы мы делали все то, что делали раньше! Боже, Боже мой, я не хочу, чтобы наша жизнь переменилась!»

…Но жизнь стала другой, и уже ничто не будет таким, как раньше. Ее муж умирает. Ее ребенок будет расти без отца. У нее не будет работы. И денег.

Она повержена в прах, ее жизнь разбита. Но она должна найти способ выжить. Ведь всегда находился какой-то выход.

Собрав все свое мужество, Лия спокойно вошла в палату Руфуса, взяла его руку и приложила ее к своей щеке.