Беспредел в школе Прескотт

Глава 15

Каллум Парк

Я не закончил с Бернадетт Блэкберд, только потому что кончил.

Вместо этого перекатил нас, чтобы быть сверху. Она потянулась, коснулась моей щеки и прижала лицо к своей коже.

— Я — твой монстр, — сказал и имел в виду каждый слог. — Командуй мной, как пожелаешь.

Опустил свой рот на ее губы, пробуя боль и любя это. Я говорил серьезно, когда сказал, что боль приятна тем, у кого ее слишком много. Это так. Так должно быть. Это защищающий механизм для души. Бернадетт Блэкберд плавала в боли. Именно печаль и меланхолия создали те узы, которые нас связали.

— Трахни меня, — простонала она, и ей чертовски повезло, потому что я молод и отчаянно хочу ее, и не занимался сексом почти шесть месяцев.

Я готов. Мое тело, казалось, двигалось в собственном ритме, как и всегда, словно оно лучше меня знало, что будет дальше. Применимо как к танцам, так и к насилию. Я просто следовал. Мои мышцы, кровь и кости — им было виднее, чем моему мозгу.

— Да, госпожа, — пробормотал, тело ожило от ее команды.

Я снял свои треники и толстовку так быстро, как мог, стягивая ее леггинсы и бросая их в сторону, словно они меня разозлили. Руки боготворили ее нежную плоть, губы — ее сочный рот, член — ее сладкую киску. Она ласкала своим телом, ноги обвивали меня, руки были в моих волосах. После этого я знал наверняка, что ни одной другой женщине никогда не будет позволено касаться меня.

Бернадетт только что попала в поле зрения монстра, и после этого ей уже некуда деться. Если бы она собиралась сбежать от меня, я бы последовал за ней и наблюдал. Это единственная моя манера поведения, единственное, что я понимаю. Уверен в том, что был рожден немного сломленным, а затем мир превратил меня в того, кем я являюсь сейчас.

Скорее всего.

Я трахал Бернадетт на танцполе моей студии, пока она кричала, впиваясь в меня ногтями, утопая в поцелуях. Пока она определенно и совершенно точно не стала моей.

Какое-то время спустя мы лежали на полу и слушали мой плейлист. Он был довольно мрачным, определенно испорченным, идеально отражая мою суть.

Я уставился в потолок с ней, укутанной в мои объятия, ее голова лежала у меня на груди. Дыхание немного замедлилось, так я понял, что она на самом деле уснула. Хотя мое тело безумно болело из-за того, что лежал на этом полу, я не двигался. Пожертвую всем, что имею, лишь бы она оставалась счастливой.

Всем нужна цель в жизни, так ведь? Мечта? Так как наши одна за одной были отняты, думаю, мы все взяли эту сладкую, маленькую девочку, которая нуждалась в нас, и превратили в одержимость.

Мне почти было жаль Бернадетт, что она оказалась во власти Хавок.

— Господи, — простонала она немного позже, садясь, сморгнув секс и сон. — Как долго я была в отключке?

Я улыбнулся ей.

— Не так долго, — ответил, садясь рядом с ней. Мы оба были голыми, но это не имело значения. Никто бы не посмел побеспокоить меня, пока двери закрыты. Если осмелятся, их даже сам Господь Бог не спасет. Мои руки чесались пролить кровь, но я подавил эту потребность, поглаживая прекрасные волосы Берни, откинутые с ее лица. — Хочешь на самом деле потренироваться танцевать, пока мы не ушли?

Она посмотрела на меня, слегка покраснев, а затем отвернулась. Словно смущение разозлило ее, она прищуренным взглядом смотрела в пол, беря эмоции под контроль, прежде чем снова посмотреть.

— Вообще-то я бы хотела, — сказала, лениво пожимая плечами, а затем заставила себя сесть. — Но, может, ты также мог бы научить меня, как передвигаться в тени так же, как и ты?

Я выгнул бровь, садясь рядом с ней, и улыбнулся от мысли о любом другом преподавателе или студенте, которые могли бы поймать нас с раскрасневшимися лицами по пути в туалет, когда мы пойдем приводить себя в порядок. Это будет весело.

— Как передвигаться в тени, да? — спросил, обдумывая ее слова. Я никогда не думал, что это хоть сколько-то стоящий навык. Просто всегда так делал, пытался двигаться, при этом не быть услышанным или увиденным. Так лучше, правда же? В этой части города другие люди редко бывают с хорошим намерениями, исходящими от сердца, так что лучше всего приступать к делу, предполагая, что насилие будет в списке. — Да, это я могу. Тебе придется потрудиться, это будет опыт обучения для нас обоих.

— Что ж, ты и так преподаватель, — сказала она, бросая на меня строгий взгляд, который быстро сменился улыбкой. У меня защемило в сердце, от чего я удивленно выдохнул. Думаю… на самом деле нравлюсь Бернадетт. И я имел в виду нечто большее, чем просто похоть, или это из-за того, что мы давно знакомы, или из-за нашей одержимой природы. Нет, она смотрела на меня и заставляла чувствовать себя личностью, а не просто опозоренным танцором. Не просто буквой «К» в Хавок. А Каллумом Акоста Парком. Человеком. — Видимо, непослушный, который любит играть со своими учениками.

— О, ты не и представляешь, что я хочу с тобой сделать, Бернадетт, — сказал я, все еще улыбаясь, даже мой голос был омрачен похотью. — Может мне научить тебя протаскивать нож мимо охраны? Это одна из моих любимых игр, посмотреть, какого рода оружие могу пронести в Прескотт.

— Пожалуйста, ради Бога, да. У меня ощущение, что скоро в этих коридорах мне понадобится оружие. Ситуация накаляется, не так ли?

Я кивнул в ответ, но надеюсь, она видела, что во мне нет страха.

Мы выйдем победителями. В этом я уверен.

— Что ж, тогда давай приведем себя в порядок и начнем. Думаю, ты без проблем справишься с всем этим дерьмом с ножом и подкрадыванием. Танцы…могут перетечь в еще большее занятие сексом. Не уверен, что мог бы обучать тебя, не поддаваясь всем темным, грязным штучкам, которые хочу сделать с тобой.

— Отвали, Кэл — начала Бернадетт, но, когда она попыталась встать, я схватил ее и повалил на пол для очередного раунда.

Если после этого ей будет слишком больно тренироваться, не смогу винить ее.

Ни за что.

Когда мы с Бернадетт вышли из студии, то обнаружили ожидающего нас Оскара.

— Ты один? — спросил я, спортивная сумка была перекинута через плечо, все сломанные места в теле болели.

В день, когда потерял свою танцевальную карьеру, также потерял и шанс на жизнь без боли. Все во мне болело, постоянно. В мои кости были вставлены металлические штифты. У меня были места, которые не совсем правильно заживали. Я имею в виду не только мое сердце. Оно исцелилось очень извращенным, очень странным образом.

Да, но Берни любит тебя таким, какой ты есть. Если придется потерять все, чтобы она была с тобой, тогда ты многое получил, Кэл.

— Мне не нужен эскорт^[17], — пошутил Оскар, пренебрегая всеми правилами Хавок, как он всегда и делал.

Он считал себя непобедимым. Что ж, будет, пока в один день просто…не станет таким. Вот так я понял, что смертен: потеряв непобедимость. Улыбнулся, потому что, казалось, моя улыбка злила людей. Может, они чувствуют, что я всегда слишком близок к срыву.

— Почему ты здесь? — рявкнула Берни, ее волосы все еще были немного запутаны.

Она посмотрела в мою сторону, и я почувствовал, как улыбка превращается в нечто темное, но с большим смыслом. Эта девушка — свет внутри меня и зажигала меня таким образом, который я не мог объяснить. Полагаю, некоторые вещи не подлежат объяснению, они просто являются таковыми. Как Бернадетт для меня. Я всегда любил ее, но по какой причине, кажется само собой очевидным.

Она сильная. У нее есть убеждения. Ведет себя так, словно ей все равно, когда ей чертовски сильно не наплевать.

Еще, теперь она — моя, прямо как я всегда и хотел.

Взглянул обратно на Оскара и обнаружил, что его серые глаза были прищурены. Он понял, что мы только что трахались. Я знал это.

— Да, мы только что занимались сексом друг с другом в первый раз. И знаешь, что? — спросила она, слегка склонив голову набок. — Каллум не встал и сбежал.

Из меня вырвался смех, и они оба слегка подпрыгнули. Вполне впечатляюще вообще получить от Оскара реакцию. Либо я еще больший монстр, чем он, либо Бернадетт так сильно выбила его из его же игры, что он начинает совершать ошибки.

— Как мило с вашей стороны. Начну планировать вашу церемонию помолвки.

Оскар повернулся ко мне с глубоко нахмуренным лицом. Думаю, он должен сказать Бернадетт правду о том, что был девственником и вообще, блять, обо всем…Ну только, если то, что сказал Хаэль на самом деле правда. Он не подтвердил и не отрицал.

Мое тело зудело от желания двигаться, но я также много практиковался в том, чтобы сидеть на месте. Все те ночи на крыше Берни, мои пальцы, прижатые к ее окну, сердце, подскочившее к горлу. Сегодня я сделал это официальным. Сегодня закрепил тот факт, что я определенно тот персонаж, который должен умереть. Также с радостью пожертвовал бы собой, чтобы она была в безопасности.

Это честь для меня.

Я хихикнул, и нахмуренное выражение лица Оскара стало еще глубже.

— Нам нужно купить одежду для зимнего праздника, — сказал он, словно мысль о том, чтобы пойти на танцы или афтепарти заставляет его желать сброситься со скалы. — Не могу дождаться выпускного, и этот нонсенс наконец будет позади.

— О, да брось, — сказал я с ухмылкой, закидывая руки на плечи Берни и притягивая ближе, чтобы мог почувствовать запах ее сладких волос. Персики и кожа, это был ее опознавательный запах. Я мог бы просуществовать чисто на ее запахе, на светлой улыбке, на дерзкой походке. По-настоящему влюблен в нее, до степени нездоровой одержимости, но об этом не нужно никому знать, так ведь? — Может быть весело. Мы похвастаемся нашей девочкой, заставим нескольких первокурсников намочить штаны, возможно убьем в тени парочку друзей Митча.

Оскара не повеселила моя шутка.

— Мы, что, на этот раз идем в настоящий магазин? — спросила Бернадетт, прижимаясь ближе ко мне. Оскар смотрел с жгучей ревностью во взгляде, которую маскировал под язвительным безразличием. — Или в трейлер какой-то мамаши-подростка?

— Мы украдем то, что нам нужно, — объяснил Оскар, развернувшись и направляясь вниз по тротуару, словно ожидал, что мы последуем за ним.

Я опустил взгляд на Бернадетт в тот же момент, когда она подняла свои глаза на меня.

— Он просто сломан внутри или что? — спросила Берни, и я пожал плечами.

У меня было желание вобрать ее в свою толстовку, прижать к себе и убить любого, кто посмеет посмотреть на нее не так. Тогда почему бы просто не сделать это, Кэл? Больше тебе не нужно сдерживаться. Она готова увидеть, кто ты на самом деле. Я притянул Берни ближе, заключая в свои объятия и положив свою голову поверх нее так, что она полностью была укутана, полностью защищена.

— Если и так, имеет ли это значение? — я задал вопрос, но она не ответила. Хоть ее тревожило сказать мне правду, я и так знал итог: нет, не имеет. Потому что мы — ее сердце, так же, как она — наше. Мы бьемся и истекаем кровью вместе. — Пошли, давай покончим с этим, чтобы мы могли вернуться в дом Аарона и еще немного потрахаться.

Берни ударила меня в грудь, но это было игриво. Когда она потянулась пальцами, чтобы поиграться со шрамами на моем горле, я позволил ей это сделать. Только она может касаться их. Они только для нее.

Я достал из кармана упаковку с красной лакрицей и откусил конец.

— Ты любишь перекусывать, не так ли? — спросила она, и я пожал плечами.

— Если мое тело не двигается, то хотя бы пусть шевелится мой рот.

Она посмеялась рядом со мной, пока мы шли за Оскаром. Все время я держал свой взгляд подвижным, высматривая что-то выбивающееся и подозрительное. Если к нам подъедет команда Картера, я узнаю. До тех пор, пока живу и дышу, по нам не будет ни одного обстрела из проезжающей машины.

— Что думаешь надеть на праздник? — спросила она, вертя последнее слово на языке, как ироничную шутку, что на самом деле так и было.

Праздник? Школа Прескотт? Неее. Ни за что.

— Толстовку и шорты? — спросил я в ответ, лениво пожав плечами. Но потом… — Или же, на самом деле, это то, что я всегда носил. На этот раз хочу что-то получше. Что ты хочешь, чтобы я надел?

— Могу выбрать тебе наряд? — радостно спросила она, и я пожал плечами.

Я надел смокинг на ее свадьбу, несмотря на то что чувствовал, словно ткань до смерти душила меня. Предпочитал одежду, в которой мог двигаться. Не важно танцую, или трахаюсь, или проливаю кровь. Всегда было куда логичнее выбрать функциональность, чем эстетичность.

— Что хочешь, — сказал, кладя руку на сердце. Оскар издал раздраженный звук, но я не понимал, почему он такой злой. Если бы он только открылся и рассказал Берни все свои секреты, то увидел бы, почему мы все в ней так чертовски сильно нуждались. Она была здесь, чтобы усмирить наших демонов, заставить подчиниться и поцеловать в знак преданности. Почему Оскар этого не видит? Я всегда считал его умным мужчиной. Сегодня не так сильно. — Но только без блесток, глиттера и тюля. Я носил слишком много милых танцевальных костюмов будучи ребенком. Больше не перенесу этого дерьма.

— По рукам, — ответила Берни с дерзкой ухмылкой, перекидывая свои светлые с розовыми кончиками волосы через плечо. Мой взгляд скользнул по ее топу с круглым вырезом на груди. — Что? Теперь, после того как мы занялись сексом, ты можешь подглядывать за мной сколько угодно?

— А почему бы и нет… — я пожал плечами, откусывая еще один кусок лакрицы, когда Бернадетт хлопнула меня по руке.

В округе нет ни одного стоящего места, куда бы пойти, поэтому я не удивляюсь, когда Оскар ведет нас по узкому переулку к камаро Хаэля.

Он стучит руками по рулю и слишком громко напевает, при чем не в ноты, что вызвало смех.

— И ты позволил нам думать, что пришел один? — пошутил я над Оскаром, когда он открыл дверь пассажирского сиденья и отошел в сторону, словно он такой непоколебимый, каким хотел, чтобы мы его считали. Это все было ложью, и мне было интересно, устанет ли он когда-нибудь от нее? Он был мудаком, но еще и моим братом. Я беспокоюсь за него.

— Ты лишь предположил. Никогда не подтверждал и не отрицал.

Бернадетт вздохнула, и я заметил, что Оскар отступил еще дальше, чтобы убедиться, что он вне ее досягаемости. Знаю, ему нравится, когда его касаются, так что факт того, что он вообще позволил ей это сделать, впечатляет.

— Эй, эй, — сказал Хаэль, ухмыляясь, когда мы сели назад. — Как прошли так называемые «уроки танцев»? — он изобразил кавычки своими пальцами, а затем залился смехом, словно он не зависим от секса в машине.

— Ты лишь завидуешь, что я не пригласил тебя присоединиться, — возразил я, наклоняясь между передними сиденьями и кладя локоть на колени — Но ты же знаешь, что всегда будешь моей сладкой милашкой, не так ли, Хаэль Харбин?

— Оуу, ты знаешь, — промурлыкал он, бросив на Берни взгляд через стекло заднего вида. — Ты нормально отнесешься к этому? Если я и Кэл сбежим вместе, и я надену на него миленькое белое свадебное платье?

— Почему оно должно быть белым? — пошутила в ответ Берни, и Хаэль фыркнул.

Оскар хмурился, когда садился, словно у него не было времени вести себя на свой возраст. Ему исполнится восемнадцать в январе, но он ведет себя словно ему за девяносто, он на пороге смерти и уже закончил с этой жизнью. Я ненавидел видеть его таким. Теперь, когда Бернадетт здесь, ему пора скорректировать свои ожидания. Он обязан, хотя бы, попытаться.

— Черт, ты права, — сказал Хаэль, когда машина повернулась и осторожно выехала из переулка. Полагаю, он припарковался здесь, чтобы быть вне поля зрения Сары Янг. Мы ежедневно проверяли машину на предмет любого трекера для слежения, но пока все в порядке. Могу сказать, что это ненадолго. — Красный мне и Каллуму подойдет лучше, в честь того, что я шлюшка и все такое.

Хаэль выехал на улицу и направился в сторону района Фуллер.

Оттуда легче украсть, чем из «Оак Ривер Хайтс» или «Оак Парк», два самых роскошных района. Он приятный, позволительный для среднего класса и доступный. Лакомый кусочек.

— Перестань называть себя шлюхой, — командным тоном сказала Бернадетт, смотря в зеркало заднего вида и пытаясь поймать взгляд Хаэля. — Теперь ты — мой. Эти деньки закончились.

Он хихикнул в ответ, но спорить не стал. Зачем бы ему? Все, чего когда-либо хотел Хаэль Харбин — Бернадетт. Так же как и я. Как и Вик, или Аарон, или даже Оскар.

Теперь мы вместе до конца.

Нам лишь нужно закончить ее список, вернуть школу, поглотить город.

Наследство Виктора даст нам средств и позволит все это сделать.

— Мы можем взять бабл-ти? — спросил я, чувствуя, как мой живот болезненно урчит.

Большую часть времени пытался продержаться на пэпси и сигаретах с момента обеда. Поддерживает имидж, знаете? Люди смотрели на меня и Оскара и удивлялись, почему мы никогда не едим, люди ли мы вообще.

— Бабл-ти? Это самое чопорное дерьмо, которое я когда-либо слышал в жизни, — фыркнул Хаэль, но Бернадетт дала ему подзатыльник.

— Я люблю бабл-ти, при том, что совсем не чопорная, не так ли? — возразила она, прижимаясь ближе ко мне и кладя свою руку на колено. Я был очарован тем, как ее пальцы прошлись по шрамам на нем, интимно, любяще. Мой член в шортах затвердел, но я лишь откинулся назад и сцепил руки вместе за головой, не желая, чтобы она останавливалась.

— Ты — нет, нет, — сказал Хаэль, ведя нас через тихие улицы пригорода. Так гораздо безопаснее, сложнее кому-то быть у нас на хвосту или предугадать маршрут. — Но Каллум когда-то был. Такая миленькая прима-балерина, я не прав?

— Я все еще могу надрать твою задницу, — ответил я с ухмылкой, что было правдой.

Мы оба это знали. Сильные стороны Хаэля заключались в другом: взрывчатки, машины, бесконечное чувство юмора.

— Верно подмечено, — сказал он, когда Оскар непринужденно положил локоть на дверь и смотрел в окно, словно предпочел быть где-нибудь в другом здесь, но не здесь. — Итак, Берни, скажи мне: какое бы платье ты хотела на эти идиотские танцы? Лично я бы хотел провести всю ночь нюхая кокаин, но, полагаю, этого не случится.

— Нет, если только мы не сможем подчинить каждого нашего врага в следующие две недели, — сказал я, наблюдая, как пальцы Берни с черным лаком и полуовальными кончиками гладили мое бедро и двигались вверх. Святое дерьмо, к этому можно привыкнуть. Наши глаза встретились, и в конце концов я затащил ее себе на колени. Объятия не были тем, в чем я много практиковался, но я готов учиться. — Блять, ты так приятно пахнешь.

— То же самое могу сказать о тебе, — прошептала она в ответ, выглядя счастливой. Одна ее рука скользила вверх и вниз по подолу моей толстовки, поглаживая нижние кубики. Если она будет неосторожной, то я, скорее всего, еще раз кончу в штаны. — Давайте возьмем что-то короткое и забавное, — наконец сказала она, испуская длинный выдох. — Что-то розовое. Это был любимый цвет моей сестры.

За этим ее предложением последовало долгое молчание.

Не было мужчины в этой машине, кто не чувствовал, словно подвел Берни, позволив Пенелопе умереть.

— Не думаю, что она на самом деле совершила суицид, — сказала Бернадетт, когда Хаэль нашел парковочное место за городом Фуллера.

Здесь полно людей, выглядящих раздражающе нормально, похожие на манекены, настолько идеальные и свободные от боли. Или же они просто хорошо скрывали ее. Вся улица увешана рождественскими огнями и гирляндами, напоминая мне, что Рождество менее чем через три недели. Это любимый праздник моей бабушки. Она становится странной к Рождеству.

Интересно, это потому что она убила мою мать примерно в это время года?

Кто, блять, знает?

— Думаешь, Найл убил ее? — спросил Хаэль, но теперь, когда Найл Пенс похоронен в 6 фунтах под землей, почти невозможно никому узнать правду.

Только если Сара Янг знала что-то, чего не знали мы.

— Понятия не имею, — сказала Бернадетт, отдергивая от меня руку и сразу же погружаясь в свою боль.

Не позволю. Хороший танцор никогда не дает своему партнеру упасть. Мои пальцы схватили ее за подбородок, и я прижался своими губами к ее, целуя медленно, долго и глубоко.

— Если хочешь начать копать больше информации, я помогу тебе. Может мы никогда не узнаем, учитывая, что Найла больше нет, но мы точно можем попытаться, — я смотрел прямо ей в глаза, когда говорил, на момент забывая, что рядом кто-то есть. По выражению ее лица я понял, что каждая ужасная вещь, совершенная мной, того стоила.

— Спасибо. Вероятно, я сама начну играть в детектива, — сказала она, а потом Хаэль открыл дверь машины и широким махом своей руки указал, чтобы мы выходить.

— Выбери магазин, — сказал он ей, когда Оскар праздно встал рядом. — Любой магазин, и давайте, блять, ограбим его.

— Этот, — указала она, а затем провела следующие несколько часов показывая нам, что ее пальцы, такие же ловкие, как у любого другого в Хавок.

Мы покинули эту улицу с покупкой почти на две тысячи, красивыми розовым коктейльным платьем и туфлями, от которых мой член стал таким твердым, что аж больно. Оскар почти ничего не говорил, но он наблюдал за Берни. Всегда наблюдает…