Бесстыжая

Глава 1

Мужчины. Я люблю их всех. Я люблю их, когда у них гибкие, крепкие молодые тела и они могут без устали заниматься любовью, раз за разом достигая оргазма. Я люблю и мужчин постарше, более опытных, которые умеют удивить меня разнообразием приемов. Я люблю их как орудия, предназначенные для моего удовольствия; люблю, когда их огромные, твердые пенисы нацелены на меня, проникают в меня, заполняют меня; люблю, когда их языки, прикасаясь ко мне между ног ловкими, гибкими движениями, дразнят и возбуждают меня.

Но первым мужчиной, которого я любила больше всех, был Стив.

Я встретила его, когда мне было пятнадцать лет и я еще училась в школе. Стив преподавал у нас географию, но совсем не походил на школьного учителя. Ему было не более двадцати семи лет. У него были темные волнистые волосы, гибкое, мускулистое тело и голос, от звука которого у меня мурашки по спине пробегали. На самом деле он был не учителем, а археологом и должен был отправиться в научную экспедицию. Но экспедицию отложили, потому что кто-то из ее участников сломал ногу. Чтобы не терять зря времени в ожидании, пока тот человек поправится, Стив стал преподавать географию.

К тому времени мне было почти шестнадцать лет, и я с нетерпением ждала окончания школы. Я мечтала о красивых нарядах и о всяких экзотических местах, в которых побываю, но, по существу, не знала, чего еще мне хочется в жизни, пока однажды этот великолепный, этот потрясающий мужчина, напоминающий Роберта Редфорда и Дона Уиллиса одновременно, не вошел в класс и не сказал: «Привет, меня зовут Стив». Такого приятного сочного голоса я еще не слышала. Неожиданно школьная блузка стала тесновата мне в груди.

Мои груди были всегда великоваты по сравнению с остальным телом. При тонкой талии и округлых, хотя и не широких бедрах грудь казалась по меньшей мере на целый размер больше, чем следует. Со временем это обстоятельство стало радовать меня, потому что именно благодаря моей фигуре со мной произошло большинство всех фантастических событий. Однако в те дни я стеснялась размера своей груди и даже не возражала против так называемой железной девы — ситцевого лифа, который нас заставляли носить под школьной формой, чтобы не подчеркивать грудь.

В тот день, когда в класс впервые вошел Стив, я с удивлением заметила, что мои соски так натянули ткань блузки, что этого не могла скрыть даже «железная дева». Я почувствовала также, что где-то возле горла у меня сильно запульсировала жилка. И все это лишь от того, что я смотрела на Стива и слышала его голос.

Он попросил каждую ученицу назвать свое имя и, прогуливаясь по классу, стал объяснять, что означает каждое имя. Меня зовут Мелисса, и свое имя я терпеть не могла. Когда до меня дошла очередь, я встала и, скрестив руки, прижала их к груди, чтобы он не заметил, что со мной происходит.

— А тебя как зовут? — спросил он.

Он стоял всего в двух футах от меня. У меня перехватило дыхание, и я с трудом произнесла:

— Мелисса Хокинс.

Он улыбнулся. Улыбка исходила из глубины его глаз, темно-карих и очень теплых. Всем моим телом овладело странное радостное возбуждение, как будто кто-то неожиданно подарил мне целый мир. Я могла бы стоять и смотреть на него вечно, чувствуя, как его улыбка обволакивает меня.

— Мелисса, — повторил он, и в его устах мое имя прозвучало красиво. — Ты знаешь, что оно означает «мед»?

Я отрицательно покачала головой, онемев от удовольствия, а он продолжал смотреть на меня таким взглядом, как будто прикасался к тем местам, к которым никогда не прикасался ни один мужчина.

— Почему ты скорчилась, словно старуха? — спросил он меня.

Я не могла ответить, потому что у меня снова перехватило дыхание.

— Ну-ну, расслабься, — сказал он, — опусти руки, подними головку.

Он развел мои руки, его пальцы при этом легонько задели мою грудь, и мне показалось, будто через меня прошел электрический разряд. Все мое тело как будто ожило, а когда через мгновение я осмелилась посмотреть вниз, то увидела, что соски мои стали еще заметнее.

Стив тоже обратил на это внимание и напряженно застыл. Я заметила, как он бросил быстрый взгляд вниз, как будто опасаясь, что забыл застегнуть молнию на брюках, потом торопливо отметил галочкой мою фамилию и двинулся дальше. У меня подогнулись колени, и я буквально рухнула на стул. Я поняла, что миновала поворотный пункт в своей жизни.

Я без конца повторяла про себя слово «Хани»[1]. Это было самое прекрасное имя в мире, потому что так называл меня Стив, и с тех пор я навсегда стала Хани.

Я начала ходить в школу без лифа и больше не стеснялась своих грудей, потому что это они заставили Стива посмотреть на меня таким взглядом. Как же мне хотелось, чтобы это случилось снова! Я никогда не пропускала уроки географии и во время занятий не спускала глаз со Стива. Нельзя сказать, что благодаря этому я стала лучше знать географию, потому что я обращала внимание не на то, что он говорил, а на то, как он говорил. От звука его глубокого, сочного голоса у меня всегда перехватывало дыхание.

Иногда я ловила на себе его взгляд, но он сразу отводил глаза. Ночами я частенько лежала без сна, думала о том, что бы мне хотелось, чтобы он сделал со мной, и мечтала найти возможность остаться с ним наедине. Но удалось мне это по чистой случайности.

Заболел учитель гимнастики, и Стив его заменил. В тот день мы занимались легкой атлетикой на спортивной площадке. Когда мы выстроились в ряд в белых маечках и шортах, я подумала, что интересно было бы узнать что он теперь думает о моей фигуре, когда она больше открыта для глаз. Моя осиная талия придавала фигуре сходство с песочными часами, и это мне нравилось. Правда, было бы неплохо стать чуть повыше ростом: во мне было пять футов и три дюйма.

На Стиве был надет спортивный костюм, и он выглядел еще привлекательнее, чем обычно. Поскольку я глазела на него и не смотрела под ноги, то нечаянно упала и подвернула лодыжку. Стив вызвался помочь мне добраться до раздевалки. Он обнял меня одной рукой за талию, я оперлась на него, и мы направились к раздевалке. Его бедро при ходьбе терлось о мое бедро, мне вспомнились все мои ночные фантазии, и я снова споткнулась.

— Если ты не можешь идти, я лучше отнесу тебя на руках, — сказал он и поднял меня на руки.

— Если вам не слишком тяжело, — пробормотала я, понимая, что, конечно, ему не тяжело. Ведь он такой сильный.

Он рассмеялся:

— Разве может быть слишком тяжелой такая маленькая девочка, как ты?

— Вот как? Значит, вы считаете меня маленькой девочкой, Стив? — возмутилась я.

— Я обязан так считать, — ответил он, чуть помедлив.

— Но я уже не маленькая девочка, — настаивала я.

Я была прижата к его груди, и, стоило ему опустить глаза, он увидел, как мои напрягшиеся соски натянули ткань майки.

— Нет, — сказал он, — ты уже не маленькая девочка.

Он принес меня в раздевалку и хотел положить на кушетку. Я крепко обняла его за шею и притянула к себе его голову. Я чувствовала, что должна сделать так, чтобы что-то произошло именно сейчас. Возможно, это мой единственный шанс, а я была не из тех, кто упускает свои шансы — это могут подтвердить многие.

Он без особого энтузиазма попытался сопротивляться мне, напряг мускулы шеи, стараясь, чтобы его губы не прикоснулись к моим, но на кушетку меня не положил.

— Мелисса, — хрипло сказал он, — остановись.

— Я не Мелисса, — сказала я. — Я Хани. А вам на самом деле вовсе не хочется, чтобы я остановилась.

Должно быть, я была права, потому что он прижался губами к моим губам и начал целовать меня. На меня обрушилось множество потрясающих ощущений, мне стало жарко и холодно одновременно. Ощущения были такие приятные, что мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

У Стива дрожали руки. Он положил меня на кушетку, а сам присел на краешек рядом. С ним происходило что-то странное. Он вздрогнул всем телом, как будто сквозь него пропустили электрический разряд, крепко обнял меня, и вдруг все изменилось. Его губы крепко прижались к моим, я чувствовала, как его язык раздвигает мои губы, пытаясь проникнуть в рот. Я впустила его, и он немедленно глубоко погрузился внутрь, потом отступил и стал погружаться снова и снова. При каждом его проникновении в мой рот дрожь волной прокатывалась по моему телу и замирала где-то внизу живота, как будто между всем этим существовала прямая связь. Это возбуждало меня сверх всякой меры, и я постанывала от удовольствия.

Он задрал вверх мою майку и принялся ласкать груди. Я забыла обо всем на свете. Окружающий мир просто перестал существовать. Оставались только Стив и я.

Никогда еще ни один мужчина так не целовал меня, но, несмотря на свою неопытность, я чувствовала непреодолимое желание не только получить удовольствие, но и доставить удовольствие ему. Впоследствии мне говорили, что в этом заключается секрет моего успеха. И мне хотелось бы в это верить, потому что ничто не приносит большего удовлетворения, чем мысль о том, что ты доставляешь мужчине такое наслаждение, какое он не сможет испытать ни с кем другим.

Я не знала, что нравится Стиву, но подумала, что смогу это узнать, если я проведу небольшое исследование. И принялась делать то, что мне давно хотелось сделать, — ощупывать его тело руками. Мои руки заскользили по его плечам, по длинной и гибкой спине, спустились к твердым, тренированным бедрам. Потом моя рука переместилась вперед и наткнулась на внушительное утолщение под брюками. Прикосновение к нему отозвалось дрожью где-то между бедрами, и я поспешила, дернув за шнурок, ослабить брюки на талии. Он высвободился из них и оказался у меня в руке. Я обхватила горячий, напряженный пенис пальцами, с наслаждением ощущая его пульсацию и радуясь тому, что это происходит со Стивом из-за меня.

Его рука скользнула в мои шорты, и пальцы оказались между моими ногами. Как только он прикоснулся ко мне, меня захлестнула волна наслаждения. Она быстро нарастала, все вокруг закружилось, и я не могла унять сотрясавшую мое тело дрожь. Как это я, дожив почти до шестнадцати лет, даже не подозревала, что на свете существует такое наслаждение? Мне казалось, что от меня умышленно скрывали какую-то тайну, а теперь я ее раскрыла — и это было великолепно.

Тело Стива тоже содрогалось, и я почувствовала на своей руке что-то мокрое, когда он ослабел. Я хотела сказать ему, как мне хорошо и как я счастлива, но промолчала, потому что заметила, что он ужасно расстроен. Он быстро отвернулся, стараясь взять себя в руки. А когда повернулся снова, то не мог смотреть мне в глаза.

— Меня следовало бы пристрелить, — простонал он. — Должно быть, я совсем спятил, Мелисса…

— Хани, — настойчиво поправила я.

— Да, Хани. Именно так — чистый мед. Ты самая сладкая и желанная девушка из всех, кого я знал, но я даже этого не имею права тебе говорить. Ведь ты еще ребенок.

— Мне шестнадцать лет, — с вызовом сказала я.

Он улыбнулся, и от его улыбки у меня затрепетало сердце и перехватило дыхание.

— До шестнадцати тебе ждать еще четыре недели. Я проверял.

Я понимала, что значит достичь шестнадцатилетнего возраста, и догадывалась, почему он проверял. Значит, он чувствовал то же, что и я, и это меня так обрадовало, что я готова была пуститься в пляс. Но Стив отказывался от меня.

— Отныне мы будем держаться на расстоянии друг от друга, — сказал он.

Я вскочила с кушетки и подбежала к нему, но он, схватив за запястья, остановил меня.

— Нет, — твердо сказал он, — не приближайся ко мне, Хани. Мне следовало бы быть сильным, но я слаб.

Он выбежал из раздевалки, а я осталась стоять там, чувствуя себя совершенно несчастной. И лодыжка, как назло, разболелась снова.

Но вскоре я снова воспряла духом. Я убедила себя, что Стив на самом деле хотел лишь, чтобы мы держались подальше друг от друга, пока мне не исполнится шестнадцать лет. И я стала с нетерпением ждать своего дня рождения. Я день и ночь думала о том, как мы со Стивом будем вместе и чем мы будем заниматься. Я пыталась представить себя с ним совсем без одежды, чтобы чувствовать, как он гладит мое тело, как трогает меня везде, как достигает оргазма, находясь внутри моего тела. Я распалила себя до такой степени, что боялась взорваться. Он больше не подходил ко мне близко в школе, но во время урока я часто ловила на себе его взгляд. Взгляд этот был горячим, и я поняла, что он думает о том же, что и я, и испытывает те же мучения. Но это были сладкие муки, которые заканчиваются экстазом. Я была уверена, что он будет великолепным любовником.

В день моего рождения меня переполняли радостные надежды. Перед началом уроков я его не видела, но решила, что он, должно быть, немного опаздывает. Не о чем беспокоиться. Когда начался урок географии, я не сводила глаз с двери и сердце у меня бешено колотилось. К моему ужасу, вместо Стива в класс вошла мисс Хэдуэй, директриса школы.

— Сегодня я проведу у вас урок, — объявила она своим обычным резким тоном.

Мне хотелось разреветься, но я взяла себя в руки и спросила, не заболел ли мистер Лэнсон. Директриса просверлила меня пристальным взглядом. Едва ли этой сухопарой пятидесятилетней даме приходилось когда-нибудь испытывать нечто подобное тому, что чувствовала я.

— Мистер Лэнсон уволился из школы, — сказала она. — Участники его экспедиции улетели самолетом сегодня утром.

Я сидела, уставившись в пространство отсутствующим взглядом. Стив уехал, даже не попрощавшись, а значит, он умышленно избегал меня. Я обманывала себя. Он все-таки не любил меня. Сердце мое было разбито, мне хотелось умереть от горя.

Но в тот же день в шкафчике в спортивной раздевалке я нашла среди своих вещей записку.

Дорогая Хани.

Извини, что уезжаю, не простившись, но я не осмелился сказать тебе об отъезде. Ты такая милая, такая желанная, что я не смог бы устоять перед тобой, а я обязан это сделать. Хотя тебе сегодня исполнилось шестнадцать лет и ты, наверное, кажешься себе очень взрослой, на самом деле ты еще ребенок, и я не имею права воспользоваться тобой, как легкой добычей. Забудь меня, взрослей и открывай мир. Мужчины будут из-за тебя терять головы. Надеюсь, ты выберешь того, кто достоин тебя.

Стив.

На какое-то мгновение я была безумно счастлива. Все-таки он любил меня. Но потом я осознала, что он уехал и что я, возможно, никогда больше его не увижу и никогда не испытаю такого полного удовлетворения, которое мог бы дать мне только он. В ту ночь я горько плакала, пока не заснула.

Экзамены я сдавала как во сне, даже не интересуясь результатами, потому что мне все было безразлично. После экзаменов я поехала вместе со всем классом на экскурсию в Лондон, потому что это давало возможность уехать от всего, что напоминало мне о Стиве. Но вскоре я об этом пожалела. Все мы были в школьной форме, и с нами поехала мисс Хэдуэй, которая без конца разглагольствовала о музеях и картинных галереях, которые нам предстояло посетить. В Музее естественной истории мне удалось отстать от остальных. Потом я незаметно выскользнула из здания и убежала.

Я села в автобус и прокатилась по центру Лондона. Я никогда там не бывала, и, несмотря на мое удрученное состояние, город показался мне удивительным и прекрасным.

Я вышла на набережной Виктории и медленно побрела вдоль Темзы. Я так задумалась, что чуть не столкнулась с молодым человеком, который пятился, глядя в видоискатель фотокамеры. Он снимал девушку, стоявшую на фоне реки, облокотившись на ограду. На ее лице был искусно наложенный макияж, а такой элегантной одежды, как у нее, мне никогда не приходилось видеть. Я остановилась и долго разглядывала ее, думая о том, как было бы здорово иметь возможность купить такое платье.

Молодой человек продолжал приговаривать:

— Отлично, милочка… превосходно… теперь еще один…

Он увидел меня только тогда, когда остановился, чтобы перезарядить камеру, и рассердился.

— Брысь! — сказал он. — Иди и пялься на что-нибудь другое… — Потом он вдруг взглянул на меня с интересом и изменил тон: — Как тебя зовут?

— Мел… — чуть не сказала я, но тут же исправилась: — Хани!

— Хани. — Казалось, он катает во рту это слово, словно леденец, пробуя его на вкус. — Очень мило. А я — Клайв Роннел. — Он произнес свое имя так, будто надеялся, что мне оно знакомо, хотя и не был в этом уверен. Я никогда о нем не слышала.

— Вы знаменитый фотограф? — спросила я.

Он пожал плечами:

— Очевидно, не такой уж знаменитый. Но я профессионал.

— У меня затекли ноги, — пожаловалась девушка у ограды.

— Извини, Джейн. Можешь идти.

— Ты не собираешься подбросить меня до дома? — возмущенно спросила девушка.

— Милочка, здесь полно такси. Я тебе не нужен. Пока, — сказал он и повернулся к ней спиной.

Она что-то проворчала, но удалилась, и я осталась одна с Клайвом. Я заметила, как он оглядел меня с ног до головы, и проделала с ним то же самое. Он был худощав, с иссиня-черными волосами и небритым лицом, которое могло бы показаться мрачным, если бы не лучилось обаянием.

— Поехали ко мне в студию и поговорим, — предложил он.

Я глазам своим не поверила, когда он жестом пригласил меня в свою машину. Это был спортивный автомобиль, а не какой-нибудь семейный драндулет с закрытым кузовом, как у моего папочки, и я ехала в студию настоящего профессионального фотографа. Студия помещалась в здании бывших конюшен. Снаружи помещение казалось маленьким, но внутри оказалось очень просторным. Весь первый этаж занимала студия. С потолка свисала осветительная аппаратура, там и сям были разбросаны отдельные предметы съемочного оборудования. Меня привела в полное восхищение какая-то хитрая штуковина из двух металлических стоек высотой около двенадцати футов с семью поперечными прутьями, на каждом из которых был намотан рулон цветной бумаги шириной десять футов.

— Это позволяет мне менять фон, — сказал Клайв и движением руки раскрутил рулон до пола. Рулон оказался ярко-синего цвета. Клайв поставил меня на его фоне, задумчиво вглядываясь в то, что получилось. — Мило, — пробормотал он, — но лучше попробуем что-нибудь другое.

Он закрутил вверх синий рулон и опустил красный, потом желтый, затем зеленый, каждый раз смотря на меня изучающим взглядом. Наконец он решил остановиться на зеленом цвете, усадил меня на высокий табурет и начал щелкать затвором камеры. Он заставил меня надеть, потом снять школьную шляпку, потом попросил распустить волосы, которые были сколоты на затылке. Я встряхнула головой, и волосы улеглись вокруг лица, а он как сумасшедший все щелкал и щелкал затвором камеры.

— Сколько тебе лет, Хани? — спросил он, не отрываясь от видоискателя.

— Шестнадцать.

— Правда? Ты меня не обманываешь?

— Мне исполнилось шестнадцать три недели назад.

— Эта школьная форма очень обманчива. — Он перестал щелкать и подошел ко мне. — Встань.

Я сползла со стула, и он положил руки на мою талию.

— У тебя изумительная фигура, — сказал он, продолжая ощупывать мои бедра и талию. — По крайней мере мне так кажется. Хотя нельзя сказать с полной уверенностью, когда на тебе столько всего надето.

Я не могла ему ответить, потому что мне вдруг стало трудно дышать. Меня это озадачило, потому что мне казалось, что только Стив был способен вызвать у меня подобные ощущения, а тут передо мной стоял этот незнакомец, который своими прикосновениями вызывал приятную дрожь во всем моем теле.

— Что… что вы сказали? — с трудом переспросила я.

— Я сказал, что было бы неплохо взглянуть на тебя без этой школьной формы. Не беспокойся, для меня ты всего лишь свет и тень. Почему бы тебе не заглянуть вот за эту ширмочку?

Он повел меня за ширму, кажется, ничуть не сомневаясь в моем согласии. Оставив меня там, он исчез. Я разделась до трусов, но решила на этом остановиться. Когда я снова вышла в студию, Клайв только что откуда-то вернулся.

— Я сбегал кое за чем, — сказал он, перебросив мне в руки небольшой пакет. — Надень это на себя.

В пакете находились маленькие панталончики из атласа с кружевом, крошечный бюстгальтер, пояс с резинками и пара чулок. Вещицы были премиленькие, черного цвета — воплощенное искушение, и я поняла, что буду выглядеть в них превосходно. Забыв о всех своих благих намерениях, я вихрем помчалась за ширму, мне не терпелось поскорее надеть эти вещицы на себя. Там, где я переодевалась, оказалась какая-то косметика, и я ею воспользовалась, чтобы выглядеть старше и привлекательнее. Я была в восторге от результата, но Клайв, увидев меня, покачал головой.

— Немедленно сотри все это, — приказал он. — Я хочу, чтобы ты выглядела как раньше.

— Но я не хочу выглядеть как подросток, — взмолилась я.

— Делай, что тебе говорят! — рявкнул он. Поразительно, как очаровашка Клайв в мгновение ока превратился в Клайва-диктатора.

Он пришел ко мне за ширму, все еще недовольно ворча.

— Мойся как следует… смотри, вот здесь пропустила… шею, шею мой лучше.

Вот разворчался, хуже, чем в школе. Я так разозлилась на него, что совсем забыла о том, что стою полуголая.

— Ладно, — сказал он, когда я смыла макияж. — Теперь приведем в порядок твои волосы.

Я распустила волосы, чтобы они изящно обрамляли мое лицо. Трудно поверить, но он велел мне зачесать их назад и заплести косички! Когда я наотрез отказалась это делать, он сам принялся заплетать мне косички.

— Так я выгляжу как четырнадцатилетняя, — хныкала я.

— Этого я и добиваюсь, — заявил он. — А теперь надень свою школьную шляпку.

Больше не пытаясь возражать ему, я надела шляпку. Он включил музыкальный центр, и студия наполнилась звуками тяжелого рока. То, что надо! Мне сразу же захотелось двигаться в такт музыке. Клайв раскатал рулон желтой бумаги, так что она застелила пол, и сказал, чтобы я легла на бумагу. Когда я проходила мимо Клайва, он притянул меня к себе и крепко поцеловал, раскрыв мои губы и запустив язык глубоко в рот. То же самое проделывал Стив, но по-другому. Язык Клайва был тверже, агрессивнее и ворвался в мой рот, не дав мне опомниться. Он делал то, что хотел, не заботясь о том, что чувствую я. Но, испытывая чисто физическое наслаждение от его поцелуя, я забыла обо всем на свете.

Его пальцы нащупали верхний край моих атласных панталончиков и скользнули вниз. Почувствовав, как пальцы Клайва ласкают меня между ног, я застонала и стала сама прижиматься к нему в такт музыке, желая, чтобы он ласкал меня, чтобы он не останавливался… Но когда я дошла до степени крайнего возбуждения, он, как и Стив, убрал руки, оставив меня в агонии неудовлетворенного желания.

— Не останавливайся, — умоляла я, — ты еще не закончил.

Клайв усмехнулся:

— Ошибаешься, я получил то, что надо. Я довел тебя именно до того состояния, которое мне нужно.

Он развернул меня за плечи, поставив перед зеркалом, и показал мне меня. Я сразу же заметила, что выгляжу по-другому. Губы у меня припухли, а лицо разгорелось от возбуждения.

— А теперь ложись на пол и делай то, что я скажу, — приказал он властным тоном.

Эротическая энергия, которую он излучал всего мгновение назад, исчезла бесследно. Я плохо соображала и была способна лишь подчиняться его приказаниям.

Я лежала на животе, потом на спине с поднятой ногой, а Клайв, словно приклеенный к видоискателю, танцевал вокруг меня и покрикивал:

— Превосходно, дорогая… вот оно… дай-ка щелкну еще разок… перекатись на спину… и еще разок… великолепно…

Потом я сидела на полу и то так, то эдак поворачивала шляпку на голове, а он ползал вокруг, снимая то издалека, то с очень близкого расстояния. Музыка пульсировала во мне, и вскоре я почувствовала, что могу предугадывать то, что он от меня хотел. Мы понимали друг друга без слов. И мне было хорошо. Я была уже не школьницей Мелиссой Хокинс. Я была Хани, той личностью, которой всегда надеялась стать.

Потом все кончилось. Он выключил музыку и сказал:

— О'кей, теперь можешь одеться. — И ушел в свой маленький офис, на ходу вынимая пленку из камеры.

Я осталась сидеть на полу, чувствуя себя так, словно меня выжали.

Надев снова школьную форму, я зашла в офис Клайва. Он записывал мой адрес, но я видела, что его внимание уже полностью переключилось на что-то другое.

— Теперь тебе лучше уйти, — сказал он. — У меня здесь назначена встреча. Я свяжусь с тобой, ладно? Рад был познакомиться. Пока.

И я оказалась на улице.

Надо было поторапливаться. Моя школьная группа к этому времени, наверное, уже была в Национальной галерее. Мне удалось найти автобус, который шел в этом направлении, и я приехала как раз в тот момент, когда они выходили из галереи на улицу. Я поспешила затеряться среди подруг, но не прошло и нескольких минут, как меня заметила мисс Хэдуэй.

— А-а, Мелисса. Я какое-то время не видела тебя. Где ты была?

— Извините, — с притворной скромностью сказала я. — Я заблудилась.

В течение последующих нескольких недель мама и папа только и делали, что удивлялись тому, как успешно я сдавала экзамены. Папа работал в бухгалтерском отделе городского совета, мама — в библиотеке. Они давно решили, что один из их отпрысков обязательно должен сделать блестящую карьеру, но все мы понимали, что это будет не мой брат Рики.

Он был на пять лет старше меня и славился своей «безответственностью» — проще говоря, обладал здравым смыслом на уровне земноводного. Из одной школы его исключили за то, что он никогда не выполнял заданий, из другой за то, что совращал девочек. Правда, он всегда говорил, что это они его совращают, но я сильно сомневалась в том, что он серьезно защищал свою добродетель.

А в общем, Рики был неплохим. Он умел меня рассмешить, и мы с ним отлично ладили. Но мне надоело одной нести бремя родительского честолюбия из-за того, что брат оказался таким непутевым. Он часто говорил: «Я тебе в подметки не гожусь, Мел. Ты всегда была умнее меня». За это он обычно получал от меня затрещину, потому что, во-первых, мне и без него хватало проблем с мамой и папой, а во-вторых, потому что я терпеть не могла, когда меня называли Мел.

Я уже говорила, что сдавала экзамены, «включив автопилот»? Ну так вот, мое подсознание, должно быть, знало значительно больше, чем я, потому что экзамены я выдержала блестяще. Сообщение о результатах экзаменов пришло в сопровождении письма от мисс Хэдуэй, в котором она предсказывала мне блестящее будущее. Мама была на седьмом небе от счастья, а Рики радовался тому, что это событие отвлечет внимание от его последней проделки. Только папа почему-то помалкивал. Когда мама посетовала на его равнодушие, он наконец взорвался.

— Моя дочь будет профессором? — заорал он. — Ишь, чего захотела! Лучше взгляни на это.

Он протянул ей бульварную газетенку, раскрытую на третьей странице. И там я увидела себя в крошечном бюстгальтере и панталончиках, с волосами, заплетенными в косички, и в школьной шляпке. Заголовок гласил: «Это Хани. Она настоящая милашка».

— Подумать только! — воскликнул Рики. — Неужели эта сексапильная малышка действительно ты, Мел?

Папа велел ему заткнуться, а потом напустился на меня. Тут принялись орать все, и началось настоящее столпотворение. Не буду подробно передавать все сказанное в тот день. Все это выглядело очень вульгарно, а вульгарность я терпеть не могла. В самом разгаре скандала зазвонил телефон. Папа взял трубку, это оказалась мисс Хэдуэй. Говорила в основном она. Мне почти ничего не было слышно, но я поняла, что она тоже видела третью страницу. Кажется, ее больше всего возмутило то, что на мне была школьная шляпка.

Пока они разговаривали, я стала рассматривать фотографии. И, как ни странно, почувствовала возбуждение. Это было не такое возбуждение, какое вызывал у меня Стив. Меня сейчас возбуждало скорее то, что я поняла, на что способна. На фотографии был совсем другой человек. Хани. У нее была невероятно сексапильная фигурка, манящие губы, а глаза так и звали в постель. И это была я.

Папа уже положил телефонную трубку и теперь говорил, не переводя дыхания. Он уже закончил первую часть своей обвинительной речи на тему «Чтобы кто-нибудь из моих детей…» и перешел к следующей части, восклицая: «Ты хоть понимаешь, что в городском совете все знают, что ты моя дочь?», когда раздался звонок у входной двери. Я открыла дверь. На пороге стоял Клайв.

— Из-за тебя я вляпалась в такую историю! — прошипела я, жестом показывая на кухню.

— Только не говори, что тебе не понравилось, как ты выглядишь на фотографии, Хани!

— Мне не понравилось, что ты не предупредил меня, — возмущенно сказала я.

— О'кей. Учту на будущее. Это я тебе обещаю.

— На будущее?

— Перед тобой открывается великолепное будущее. Если ты, конечно, захочешь.

— Хочу, — сразу сказала я. — Что я должна делать?

— Поехать со мной в Лондон. — Он схватил меня за руки.

Я не успела ответить, потому что в прихожей появились мои родители. Когда я им сказала, кто такой Клайв, отец хотел ударить его кулаком, но промахнулся, потому что Клайв успел ловко отскочить в сторону.

— Не убивайте меня, — усмехаясь, сказал он отцу. — Я тот человек, который намерен сделать из вашей дочери звезду.

— Ты грязный мерзавец! — прорычал отец и снова замахнулся кулаком.

Клайв снова отскочил в сторону и взял меня за руку.

— Лучше нам уйти поскорее. Вдруг твоему старику на третий раз повезет?

— Ты никуда не поедешь! — заявил отец.

— Я еду в Лондон, папа. И стану фотомоделью.

— Ты вернешься в школу и будешь сдавать экзамены повышенной ступени.

— Папа, если бы я не была леди, то сказала бы, что ты можешь сделать с экзаменами повышенной ступени. И мисс Хэдуэй может сделать то же самое. Надеюсь, вы получите удовольствие, делая это вместе. А я уезжаю в Лондон.

— Сначала позавтракай! — крикнула мама.

— Она вернется в школу, — упрямо твердил папа.

— Сомневаюсь, что они ее примут после всего этого, — разумно заметила мама. — Черкни мне пару строчек, когда устроишься, дорогая.

— Хорошо, — пообещала я.

— Если уедешь, то можешь не возвращаться, — зловещим тоном пригрозил папа.

Я не могла сдержаться и фыркнула. Уж очень он был похож на персонажа из викторианской эпохи.

— Ладно, — согласилась я, — я не вернусь. А ты можешь сказать своим служащим из городского совета, что указал мне на дверь.

Поцеловав на прощание маму, я подмигнула Рики и последовала за Клайвом к его машине. Он церемонно усадил меня, и мы умчались. Моя жизнь в качестве Мелиссы закончилась. И началась моя жизнь в качестве Хани.