Бесстыжая

Глава 12

Казалось, мы ехали целую вечность. Когда повозка наконец остановилась, мы оказались на окраине небольшой деревушки. Толстый мужчина средних лет помог нам выйти из двуколки и указал рукой на «лендровер», припаркованный неподалеку.

— Скорее, — поторопил он нас.

В машине я легла на пол, прикрывшись одеялом. Мы тронулись в путь, и когда мне позволили выглянуть из своего укрытия, я увидела пустынную равнину, разрезанную вымощенной каменной дорогой. Спереди в машине сидели двое мужчин, одного, как я знала, звали Амин, и толстяк, который ждал нас на дороге.

— Я Джонсон, — сказал он через плечо. — Я подогнал бы машину ближе, но по этой дороге не разрешается ездить на автомобилях, чтобы не потревожить покой султана.

Я поблагодарила его за то, что он дал деньги на подкуп, и спросила, куда меня везут.

— На раскопки, — сказал Джонсон. — Мы вас там спрячем, а тем временем придумаем, как вас вывезти из страны.

По обе стороны дороги лежали огромные желтые камни. Укрывшись за ними, Джонсон остановил машину у входа в пещеру, и Стив помог мне выйти.

— Мы приготовили для вас кое-какую одежду, — сказал Джонсон. — Здесь самое удобное место, чтобы переодеться.

Пещера встретила приятной прохладой, и мне показалось, что я слышу журчание воды.

— Это небольшой подземный ручеек, — объяснил Стив. — Вон там. — Он указал рукой.

В каменном потолке пещеры была щель, сквозь которую пробивался дневной свет, освещавший ручеек и небольшое озеро, в которое он впадал. Мне захотелось искупаться, ощутить телом свежесть холодной чистой воды, не надушенной ни апельсиновым цветом, ни иланг-илангом, ни какими-либо другими возбуждающими ароматизаторами, которые были неотъемлемой частью мира, оставшегося позади. Я торопливо сбросила с себя одежду и нырнула в холодную воду, от которой сразу перехватило дыхание. Это было великолепно.

Стив последовал за мной. Я широко раскинула руки, и мы обнялись в столбе света, падавшего из внешнего мира. Почувствовав, как его пенис настойчиво прикасается ко мне, я удивилась, что он такой большой и напряженный, несмотря на холодную воду. Мое возбуждение, многократно усиленное радостью обретенной наконец свободы, достигло накала. Я обвила ногами его поджарое тело и направила его внутрь себя. Стив поддерживал меня руками под ягодицы, и с этой поддержкой мне было легче помочь ему проникнуть глубоко внутрь. Мы одновременно достигли оргазма.

Он на руках вынес меня из воды и поставил на ноги.

— Нам надо поторопиться, — пробормотал он. — Несправедливо заставлять остальных ждать. Но уж ночью…

— Да, — прошептала я, — ночью…

Я надела на себя старую рубаху и потрепанные брюки, которые они для меня привезли. Все было слишком большого размера и скрывало мою фигуру. Волосы я собрала в пучок и спрятала под широкополой шляпой. Мы вернулись к Джонсону и Амину. Джонсон взглянул на свои часы.

— Вам незачем было так спешить, — с иронией заметил он.

Когда мы добрались до лагеря археологов, было уже темно. Но при свете звезд я разглядела несколько палаток и траншеи в земле, где они вели раскопки. Взяв за руку, Стив повел меня в одну из траншей. Поскольку никто в лагере не должен был знать о моем присутствии, меня решили спрятать в гробнице, которую они раскапывали.

Там были приготовлены матрац в углу, а также еда, вода и лампа, при свете которой я смогла разглядеть это довольно просторное помещение со стенами из песчаника, которые были покрыты рисунками.

Убедившись, что со мной все в порядке, Джонсон оставил нас вдвоем. Некоторое время мы со Стивом смотрели друг на друга при тусклом свете лампы, потом он робко прикоснулся к моему лицу.

— Не верится, что все происходит на самом деле, — сказал он. — Я так сильно хотел тебя… что мне кажется, будто ты мне снишься.

— Не снюсь, — заверила я его. — И я тоже хочу тебя.

Я взяла в ладони его лицо и нежно поцеловала. Теперь у нас было время, чтобы заняться любовью как следует, и мы не спешили. Нашей первой встрече в моей тюремной камере придавала остроту опасность, в озере мы занимались любовью, чтобы отпраздновать мою свободу, но то, что должно произойти сейчас, станет подтверждением того, что мы значим и всегда будем значить друг для друга.

Мы долго целовали друг друга. Кончиком языка я обвела его красивые губы — мне так хотелось сделать это еще в школе. От него пахло жарой и песком, свежим потом и предельно возбужденным мужчиной.

Он расстегнул пуговицы на моей рубахе, рука его скользнула внутрь, ему не терпелось почувствовать пальцами нежность моей кожи. Сколько других мужчин проделывали это? Я ответила бы: ни один. Стив был первым мужчиной, который действительно занимался со мной любовью. В определенном смысле так оно и было. Его прикосновение было особым, неповторимым, и дрожь, пробежавшая по моему телу, когда он прикоснулся к соскам, привела меня в состояние полного восторга — такого волшебного чувства я еще не испытывала никогда. Я с любовью прошептала его имя.

— Стив… я хочу тебя… я люблю тебя…

Он снял с меня рубаху, уложил на матрац, затем снял все остальное. Потом сбросил свою одежду и лег рядом, поглаживая меня с благоговейной нежностью. При слабом свете лампы можно было разглядеть рисунки на стенах, изображавшие сцены любви. Предававшиеся страсти люди, которые жили три тысячи лет назад, были свидетелями нашей сегодняшней страсти. Я чувствовала тесную связь с ними, потому что кое-что на свете никогда не меняется, и наша любовь была частицей каждой любви со времен сотворения мира.

Он вошел в мое тело, и мы стали одной плотью, одним сердцем, одной душой. Он не спешил, ожидая моей реакции, и обрадовался, увидев на моем лице улыбку. Моя страстная реакция на него была не просто естественным поведением изголодавшейся женщины, она символизировала беззаветное принятие этого человека таким, каков он есть. Я была его женщиной. Для этого я родилась на свет.

Это был не Абдул, которому приходилось вносить разнообразие в секс, чтобы скрыть свою пустоту, который избегал смотреть в лицо женщине, чтобы, упаси Аллах, никто не заметил его минутной слабости. Это был мужчина, для которого акт любви был выражением чувства и которому было важно видеть ответное чувство на моем лице. И мои глаза сказали ему, что он открыл для меня новый мир. Я знала, что мы достигнем оргазма одновременно — так оно и случилось. В этом мы были единым целым, как и во всем остальном.

Я заснула в его объятиях, мечтая о многих-многих днях, когда мы будем вместе.

Однако уже на следующий день в лагере появился отряд камарских воинов, разыскивающих меня. Меня быстро спрятали в потайной комнате, откуда мне было слышно все, что происходило наверху, и я с гулко бьющимся сердцем прислушивалась к разговорам.

Судя по всему, у стражников не было конкретной информации. Они направились на раскопки только потому, что там работали англичане. Джонсон был великолепен. Под несколько комичным внешним видом этого толстяка скрывалось львиное сердце. Он ругал стражников на чем свет стоит, вопрошая, известно ли им, что султан лично заинтересован в этих раскопках. Они желают учинить обыск? Пожалуйста! Но если они потревожат хотя бы одну косточку в захоронении предков султана, им придется отвечать лично перед его величеством!

По правде говоря, прямых предков Абдула в захоронении не было, ибо его семья узурпировала трон семьсот лет назад, но можно было с уверенностью сказать, что ни один из стражников этого не знал. К тому же, поскольку Абдул сейчас находился в Америке, никто из них не знал, как далеко им позволено зайти. Наделав много шума, они наконец отбыли восвояси, так и не устроив обыска.

— Но они еще вернутся, — сказал Джонсон. — Вам придется уехать сегодня. У Амина есть кузен в военно-воздушных силах Камара, которого можно подкупить. Я сначала не хотел пользоваться этим методом, потому что это весьма рискованно, но мы не можем ждать.

Той ночью Стив и Амин отвезли меня на «лендровере» на аэродром, расположенный в двадцати милях от лагеря археологов. Уже забрезжил рассвет, когда Амин отправился разыскивать кузена и отдать ему деньги, которыми снабдил его Джонсон. В знак благодарности я как следует поцеловала Джонсона, который, покраснев, пробормотал:

— Осторожнее… иначе Стив меня убьет.

Но мне показалось, что ему было приятно.

На короткое драгоценное мгновение мы со Стивом остались одни.

— Мне хотелось бы, чтобы ты поехал со мной, — сказала я.

— Не могу. Если я исчезну, Джонсон может оказаться в серьезной переделке, когда они вернутся. А он так помог нам.

— Понимаю, что ты прав. Просто я опять не знаю, когда мы увидимся снова.

— Я тоже, любовь моя. Возможно, это будет не скоро. Я не могу порвать контракт с Джонсоном, а его срок истечет только через два года.

— О нет! — Я со слезами бросилась ему на грудь.

— Дорогая, — хрипло проговорил он, — послушай меня. Что бы ни случилось, ты навсегда останешься единственной женщиной, которую я люблю, и я уверен, что ты тоже всегда будешь любить меня. Только это и имеет значение. Люди делают то, что должны делать. И если нам суждено встретиться снова, прошлое перестанет существовать.

Мой дорогой, щедрый, все понимающий Стив. Он знал, что, как бы сильно я его ни любила, я была ненасытна в сексуальном отношении, к тому же мне надо было как-то жить. Он сказал, что никогда не осудит меня за мой образ жизни.

Вернулся Амин. Он жестом показал, чтобы мы следовали за ним. Стив взял меня за руку, и мы направились к вертолету, где нас уже поджидал кузен Амина.

Стив поцеловал меня, и я взобралась в вертолет. Прижавшись заплаканным лицом к стеклу, я пыталась разглядеть его, пока вертолет поднимался в воздух.

— Куда мы летим? — спросила я у какого-то человека, который тоже сидел в вертолете.

— Недалеко, — ответил он. — А потом мы вас спустим на лебедке.

— Куда?

— Увидите. — Он усмехнулся. — Позвольте прикрепить вас к лебедке.

Он надел на меня ремни, и когда я выглянула в окошко, то увидела вокруг сверкающую водную гладь. Не успела я задать очередной вопрос, как мужчина открыл люк в полу и стал спускать меня в него. Вокруг меня были только ветер и воздух, и я опускалась все ниже и ниже.

Пока не приземлилась на палубу корабля военно-морских сил Великобритании. Не буду говорить, как назывался корабль. Это государственная тайна. К сожалению, не могу рассказать во всех подробностях, каким образом ВМС Великобритании доставили меня в Англию, потому что обещала министру внутренних дел молчать об этом, но скажу одно: все хорошее, что говорят о моряках, — правда.

Вот так наконец я снова оказалась в своей квартире. Я отсутствовала всего пять месяцев, но мне казалось, что я прожила за это время несколько жизней. Вы можете подумать, что за все это время я, кроме опыта, ничего не приобрела. Ошибаетесь. Едва очутившись в своей квартире, я прежде всего извлекла из одного очень укромного местечка свою жемчужину, которую прятала там во время путешествия.

После такого продолжительного отсутствия у меня неизбежно возникли денежные проблемы. Сакс переслал мой гонорар в десять тысяч фунтов за рекламные ролики Клайву, который положил их в банк на мое имя. Но если ссуда под недвижимость погашалась регулярно с банковского счета, то остальные счета не оплачивались, и их скопилось довольно много. Мне нужно было срочно заработать деньги.

Можно было, конечно, продать жемчужину, но мне хотелось сберечь ее на черный день. Меня спасла «Дейли кобблер», предложившая большую сумму за рассказ о восточных страстях. Рассказ был уже практически целиком написан, мне оставалось лишь расцветить его пикантными подробностями и положить в карман наличные. Раньше я, наверное, отказалась бы, но теперь стала старше и расчетливее. Я согласилась, но заставила их увеличить втрое сумму гонорара.

История была напечатана в трех частях, которые назывались «Раба любви в пустыне», «Несколько месяцев в оковах секса» и «Страсть в песчаных дюнах», и сопровождалась моими снимками, где на мне не было практически ничего, кроме цепей. За неделю тираж газеты увеличился до половины миллиона. Я вместе с Клайвом, Филом и Донни явилась на вечеринку, устроенную в честь моего возвращения домой, и все мы помирали со смеху над пикантными подробностями. Я не сказала им, что на самом деле все было в десять раз пикантнее. Если бы я рассказала обо всем, то пришлось бы закрыть газету.

У Фила и Донни чуть не случился нервный срыв, когда они увидели, какой ущерб причинило моей коже и волосам пребывание в пустыне. Сама я не замечала разницы, но они заставили меня поверить, что я разваливаюсь на куски, так что в конце концов, чтобы они в отчаянии не покончили жизнь самоубийством, мне пришлось отдать себя в их руки. Правда, должна признаться, после того, как они поработали надо мной, я стала выглядеть лучше.

Сакс пригласил меня поужинать и рассказал невероятную историю.

— Нас освободили только на том условии, что вся пленка до последнего фута будет передана в распоряжение султана, — сказал он. — Я так и сделал. У нас не было другого выхода. Никто не вспомнил о том, что первые катушки мы — еще до того, как началась вся эта суматоха, — отдали помощнику оператора, который спокойно отнес их в отель. Поэтому его не было с нами во время ареста. Когда помощник оператора узнал о случившемся, он сел в первый самолет и увез с собой пленки. Вернувшись в Англию, я сделал рекламу, использовав первые снимки. Они получились замечательно и понравились буквально всем. Я хотел уговорить тебя сделать еще несколько снимков.

— Только если для этого не нужно возвращаться в Камар, — решительно заявила я.

— А как насчет Парижа? — тоном заправского соблазнителя спросил он.

— Когда вылетаем? — только и спросила я.

Мы прилетели в Париж, и я позировала в черной атласной коротенькой «тедди» на Эйфелевой башне. И можете себе представить, меня снова чуть не арестовали! Я думала, что французы относятся к таким вещам с большим пониманием, но молоденький полицейский ужасно разволновался и понес всякий вздор насчет национального памятника. К счастью, он был чрезвычайно хорош собой, и мы вскоре достигли с ним взаимопонимания и…

Но это уже другая история. Он был хорошим парнем, и я обещала ему, что об этом не узнает ни его невеста, ни трое ее братьев шестифутового роста.

По возвращении из Парижа я несколько раз появлялась на телевидении. Я слишком долго отсутствовала, и мне хотелось, чтобы все узнали о том, что я вернулась.

Я получила милое письмо от Майлса, в котором он писал, что рад моему счастливому освобождению из плена. К письму прилагалась фотография его сына, которому было десять дней от роду. «Это новый лорд Портленд, маленький бедолага», — приписал Майлс.

Потом, словно гром среди ясного неба, последовал телефонный звонок от Леонарда Хокберна, который предупредил, что собирается навестить меня.

Да, да, это был тот самый Леонард Хокберн, речь которого в парламенте я в свое время испортила. Теперь его перевели на службу в министерство иностранных дел. Я видела его выступление в «Новостях», где он рассказывал о своем визите в Камар. На него произвели большое впечатление камарские женщины, преданные своей семье и своим мужьям.

— Там не существует преступности среди малолетних, — сказал он телеведущему, — потому что матери посвящают все свое время воспитанию детей. Ничто не составляет большую угрозу для общества, чем поколение детей, которое по вине своих матерей выросло без должного уважения к моральным нормам…

Далее он рассказал о собственной матери, которая, судя по всему, полностью посвятила свою жизнь дому, воспитанию сына и своему мужу. «Благодаря ей во мне были заложены твердые принципы, которые помогают мне жить и по сей день», — заявил он.

Феминистки ответили демонстрацией перед Уайтхоллом под лозунгом: «Хокберн оторвался от реальности». В газетах появились его снимки, где он с чувством собственного достоинства проходит мимо демонстранток в здание министерства иностранных дел. Больше всего в нем раздражало то, что при взгляде на него мне почти верилось, что любая женщина была бы готова с радостью отказаться от всего остального, если бы ей посчастливилось каждую ночь быть с ним в постели.

Я тщательно подготовилась к нашей встрече, и на следующий день Леонард прибыл ко мне. В темном костюме, с черным кожаным дипломатом в руке, он выглядел чрезвычайно официально и корректно. Отказавшись от напитков, он согласился выпить чашку чаю с лимоном. «Уж не ошиблась ли я в своих расчетах?» — подумала я.

— Я только что вернулся из Камара, — сказал он, — где вел переговоры с султаном. Он утверждает, что вы скрываетесь от правосудия его страны и бежали из тюрьмы. Он требует вашей выдачи.

— Ах он вонючий мерзавец! — взорвалась я. — Ишь, чего захотел!

— Все не так просто, — сказал Леонард. — У нас с Камаром хорошие дипломатические отношения, и нам желательно их сохранить.

— Но вы не можете выслать меня из-за истории с флагом! — сказала я. — Если вы читали об этом в «Дейли кобблер», то знаете, как все произошло.

Он чуть не подавился лимоном.

— Неужели вы думаете, что я… бульварная газетенка… серьезный человек… огромная ответственность…

— Мне казалось, что часть вашей ответственности заключается в том, чтобы проверить факты, прежде чем запугивать меня, — сказала я.

— Не запугивать вас… вы неправильно поняли… я взглянул на заметку в газете… мне так кажется…

Я ошиблась. Не лимоном он подавился, он поперхнулся от смущения.

— В таком случае, возможно, мне лучше самой рассказать вам все, — предложила я.

— Пожалуй, это хорошая мысль.

— Я поехала в Камар, чтобы сняться в рекламе нижней одежды фирмы «Мата Хари», — объяснила я. — Возможно, вы слышали о ней?

Он одарил меня суровым высокомерным взглядом.

— Позвольте напомнить вам, что я государственный чиновник.

— Ну что ж, ладно. Так вот, они изготавливают нижнее белье, и я демонстрировала нечто вроде этого. — С быстротой молнии я расстегнула платье и осталась в крошечном бюстгальтере и таких же трусиках. Я купила этот комплект в «Мата Хари». Это была точная копия комплекта, который я демонстрировала, когда разгорелся весь сыр-бор. Инстинкт подсказал мне, что это может потребоваться во время интервью.

Леонардо застыл, глядя на меня.

— Я сейчас покажу вам, как все это происходило, — сказала я. — Видите, какие крошечные эти принадлежности?

Леонард напряженно глотнул воздух.

— Вижу.

— Нам всем показалось, что нужно чем-то оттенить их. Вот мы и купили на базаре этот кусочек ткани. — Я взмахнула шелковым шарфом, который лежал наготове. — Там было еще музыкальное сопровождение, — продолжала я. К тому времени у меня имелся музыкальный центр, и я включила нежную, чувственную мелодию. — Я стала двигаться под музыку, а они меня снимали.

Я сопровождала свои слова действиями, вращая бедрами совсем близко от него. У него был такой вид, как будто его душили.

— Понимаете, что я имею в виду? — самым простодушным тоном спросила я.

— Понимаю, — прошептал он.

— В это время я вот так поигрывала с шарфом…

Я закинула шарф за спину и, держа его за уголки, потерлась о него бедрами. Взглянув на Леонарда, я подумала, что будет очень неудобно, если с ним случится удар у меня в квартире. Лицо его приобрело какой-то странный оттенок.

Взяв шарф за один уголок, я медленно потянула его из-за спины вниз, между грудями. Я повернулась к Леонарду спиной, продолжая вращать бедрами под музыку так, чтобы он мог хорошенько разглядеть меня сзади, и мне показалось, что за спиной послышалось слабое постанывание.

Я снова повернулась к нему лицом.

— А потом я сделала вот так… — Я начала протягивать шарф между ногами… медленно… медленно.

Музыка прекратилась. Леонард был полностью деморализован.

— Вот и все, — сказала я, взглянув на него широко распахнутыми, невинными глазами. — Неужели это тяжкое преступление?

— Уверен… уверен, что нет, — сказал он, засунув пальцы за ставший слишком тугим воротничок сорочки.

— Я все вам разъяснила, не так ли? Может быть, желаете что-нибудь еще? — промурлыкала я.

— Да, — хрипло выдохнул он, поспешно расстегивая пуговицы на сорочке.

Я помогла ему раздеться, потому что он в спешке метался по всей квартире. Мы вместе упали на ковер, и мгновение спустя он был на мне и внутри меня. Два рывка, и все закончилось.

Я лежала, не в силах поверить тому, что произошло. Я почти ничего не почувствовала. Его пенис был так мал, что удивительно, как он вообще что-нибудь смог сделать. Куда подевался тот буйвол, сокрушающий все на своем пути к цели, которого я себе вообразила?

Я видела, что у него великолепное тело — крепкое, мускулистое, с широкими плечами и мощным торсом. Несмотря на массивную фигуру, на нем не было жира. Его плоть была твердой и привлекательной и излучала силу. Однако это было сплошным обманом. Он был похож на большой надутый шар. Проколи его — и останется одна оболочка.

— Ну и ну, — смущенно сказал он. — Иногда я теряю над собой контроль… ха-ха-ха!

Уж не ожидает ли он, что я скажу ему, какой он великолепный любовник и что его огненная страсть буквально ошеломила меня? Пока я решала, что делать дальше, он с жалобным стоном рухнул на диван, схватившись руками за голову.

— Прости меня, — простонал он. — Прости. Уж лучше бы я умер.

— Ну, хватит, хватит. Все в порядке, — сказала я. Мне показалось, что я поняла, в чем дело. — Ты не принуждал меня, не применял силу. Если бы я сама не захотела, я бы сумела с тобой справиться. Это для меня не проблема.

— Я знаю, что ты справилась бы. Ты смогла бы справиться и со мной, и с любым другим мужчиной, ведь ты такая сильная женщина. — Он схватил меня за руку. — Ты ведь не боишься мужчин, не так ли, Хани?

— Нет, но…

— Я знаю, что не боишься. Ты берешь их на своих условиях и заставляешь делать то, чего хочется тебе. Я восхищался тобой с тех самых пор, как впервые увидел в палате общин.

— Восхищался?

— Твоей храбростью. Ты сидела тогда такая дерзкая, тебя не пугала окружающая обстановка. Ты делала то, что хотела, как делаешь это всегда. А с этим маркизом? Ты могла выйти за него замуж, но бросила его.

— Это не совсем так…

— Потому что ты достаточно сильна, чтобы обойтись без титулов. Я следил за твоей карьерой и знаю, как ты разделалась с Литлом. Именно это я имею в виду. Ты сильная. Конечно, Дайсону хотелось жениться на тебе. У аристократов всегда была слабость к властным женщинам. На том и держится величие Англии.

— Значит, это меня ты считаешь властной? — возмущенно спросила я.

— Разумеется, моя милая Хани, ты — властная женщина! Именно это в тебе и привлекает, именно потому я и восхищаюсь тобой. А с каким блеском ты справилась с ситуацией в Камаре! Ты попала в руки какого-то маленького восточного деспота, но и его сумела обвести вокруг пальца, не так ли? Ты вовсе не была к нему привязана, а просто подыгрывала ему и дурачила его, пока не появилась возможность сбежать. А все потому, что ты достаточно сильна, чтобы сделать что угодно.

Я не понимала, к чему он клонит, но одно мне было ясно: вся его болтовня о том, что маленькая женщина должна знать свое место, была сплошным очковтирательством. Настоящий Леонард Хокберн думал совсем по-другому. И как только я поняла это, я поняла и как с ним следует обращаться.

— Что правда, то правда, я не позволю ни одному мужчине помыкать мной, — задумчиво сказала я.

Он кивнул:

— Горе тому, кто попытается это сделать. Ты заставишь его пожалеть об этом. — Кажется, ему доставляла удовольствие мысль о страданиях неизвестной жертвы.

— Но это не объясняет, почему тебе вдруг захотелось умереть, — напомнила я.

— Потому что я разочаровал тебя, — жалобно сказал он. — Я это знаю, и не пытайся отрицать это. Видишь ли, при определенных условиях…

— Ты превращаешься в льва? — подсказала я.

— Просто я могу быть лучше, чем был сегодня. Я мог бы… — он судорожно глотнул воздух, — я мог бы сделать все, что ты прикажешь.

— Но я должна тебе приказать? — наудачу предположила я.

— Да, ведь ты такая властная.

Ага, значит, вот в чем дело. Теперь я знала, как мне следует вести себя.

— Прежде всего перестань хныкать и стонать, — строго сказала я. — Прекрати немедленно!

Черт возьми! Клянусь, его пенис от одного лишь моего сурового тона вырос на шесть дюймов.

— Как ты смеешь являться сюда и нести всякий вздор! — отчитывала я его. — Тебе должно быть стыдно!

— Мне стыдно, — смиренно признался он. — Я понимаю, что плохо вел себя. Я заслуживаю любого наказания. — Чем больше он унижался, тем больше становился его пенис, который уже приобрел весьма заманчивые размеры.

— Я намерена вышвырнуть тебя отсюда и приказать никогда не возвращаться, — сурово сказала я.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляющим тоном сказал он. — Обещаю, что стану хорошим. Скажи, что прощаешь меня.

— Это непросто сделать, потому что ты очень рассердил меня.

Это было последней каплей. Издав рычание, он повалил меня на диван. Я раздвинула ноги, желая поскорее заполучить этот огромный, пульсирующий, вышедший из повиновения инструмент и ощутить его внутри своего тела. Теперь все было именно так, как я себе представляла, — неукротимый напор и никаких нежностей. Он не отличался особой изобретательностью в сексе, но уж если принимался за дело, то делал его основательно. Его пенис — большой и тяжелый — давал мне блаженное чувство насыщения.

Когда все закончилось, мы оба были счастливы и совершенно выбились из сил. Леонард поднялся. Вид у него был явно смущенный. Он отводил взгляд, и я догадалась, что теперь, когда его потребность была удовлетворена, ему стало стыдно, что он открылся передо мной. Но мне он уже нравился больше, потому что я узнала о его человеческих слабостях, и мне было нетрудно проявить доброту и сказать:

— Ты настоящий гигант. Тебе это известно?

Бедный Леонард! Он так и вспыхнул от удовольствия.

Уже собираясь уходить, он сказал:

— Мне, возможно, потребуется зайти еще раз. Для твоего дела нужно подготовить кое-какие документы. — Его грудь на моих глазах гордо надулась, и он снова стал Леонардом Хокберном, высокопоставленным государственным мужем. — Однако тебе не о чем беспокоиться. Я лично все улажу с султаном.

— Как приятно сознавать, что ты на моей стороне, — с почтением сказала я.

Леонард пришел снова через несколько дней и принес мне на подпись какие-то документы. Он сказал, что считает это дело законченным, потому что Абдул, видимо, понял, что был не прав, и больше от него не поступало никаких заявлений. (Хотя, по мнению Клайва, Абдул прочитал о себе то, что написано в «Дейли кобблер», и скрылся где-нибудь в пустыне, чтобы тихо умереть от раскаяния.)

Во время нашего второго свидания я решила сыграть роль властной женщины и принарядилась в элегантный костюм с подплечниками. Волосы я стянула на затылке, чтобы придать себе строгий вид, и даже надела черные чулки. Я играла роль властной женщины, какой он меня почему-то считал, и хотела посмотреть, как на него подействует мое новое обличье. С первой же минуты я поняла, что нахожусь на правильном пути. У него горели глаза, хотя, пока мы занимались документами, он сохранял официальный тон. Он мог бы без труда прислать их с посыльным, поэтому я догадалась, зачем он пришел.

Мы немного выпили, и он поцеловал меня.

— Ты выглядишь по-другому, — сказал он.

— Если бы меня увидели сейчас те, кто знает меня по снимкам, то не узнали бы, — тихо сказала я.

— А мне очень нравится, когда ты такая. Ты напоминаешь мне мою мать. Она была школьной учительницей.

— Я думала, что твоя мать сидела дома и ублажала собственного мужа.

— Это я говорю для того, чтобы люди не заподозрили… — начал было он, но замолчал.

— Продолжай, — строго сказала я. — Я хочу, чтобы ты рассказал все с начала до конца. И перестань мямлить.

Он с готовностью кивнул:

— Ах, как ты похожа на нее! Она тоже терпеть не могла расхлябанность. Отец боялся ее. Мы все ее ужасно боялись.

Это была любопытная история. Его мать, директриса школы со смешанным обучением, была сторонницей строгой дисциплины и считала, что наказание розгой решает все проблемы. Леонард учился в той же школе, и для того чтобы он не получал никаких поблажек благодаря их родственным отношениям, его наказывали розгами чаще, чем остальных учеников. Не уверена, сознавал ли он это сам, но мне показалось, что ой обожал свою мать и специально подыгрывал ей, чтобы привлечь к себе ее внимание.

Теперь мне было понятно, почему он не мог оторвать взгляд от моих черных чулок. Пока он рассказывал, его рука подбиралась все ближе и ближе, пока я не шлепнула по ней ладонью.

— Не смей, — сказала я самым строгим голосом.

— Ну вот, я тебя обидел, — покорно сказал он.

— Я очень рассержусь, если ты будешь плохо вести себя, — пригрозила я.

Но он, конечно, продолжал плохо вести себя, и я, конечно, очень рассердилась. И чем сильнее я сердилась, тем хуже он вел себя: его рука добралась до того места, где чулки кончались, и обнаружила, что, кроме пояса с резинками, на мне ничего не было. А потом его уже нельзя было остановить, да и меня тоже, если уж говорить откровенно.

На этот раз мы наслаждались сексом в постели. Это было все равно что заниматься любовью с поездом, мчащимся со скоростью ста миль в час, но не подумайте, что я была против — я люблю в мужчинах энергию. Леонард был один из немногих мужчин, которые могли меня утомить.

Потом я отправилась, чтобы принести нам что-нибудь выпить, а когда вернулась, он лежал на животе, поглядывая на меня с заговорщическим видом. Я остановилась на мгновение, разглядывая его зад — твердый, мускулистый, с почти прямоугольными ягодицами. Подчиняясь импульсу, я игриво шлепнула его по заду.

Это было равносильно электрическому разряду. Леонард схватил меня с такой скоростью, что бокалы со звоном полетели на пол, и не успела я глазом моргнуть, как мы снова занялись сексом. Мой безобидный шлепок в мгновение ока возродил его энергию. Мне следовало бы догадаться, что так оно и будет.

Потом он, преисполненный благодарности, впал в лирическое настроение.

— Я не знал, как попросить тебя об этом, и боялся, что ты будешь смеяться, — сказал он. — Но ты все понимаешь без слов.

Тут я его остановила. Мне не хотелось, чтобы он снова говорил о том, какая я могущественная, потому что боялась не удержаться от смеха второй раз. Но и это я запомнила на всякий случай.