Глава 9
Лазло реагирует на толпы детей в костюмах, взрослых, сидящих на крылечках и раздающих сладости, и на тыквы с вырезанными лицами, отбрасывающие насыщенный золотой свет на окрестности, простым, невозмутимым кивком. Я не знаю, помнит ли он, что такое Хэллоуин, или думает, что это обычное дело в Вест-Виллидж, но он готов участвовать, и я не могу сдержать смех.
— Какие у вас острые зубы, — говорит он группе маленьких вампиров, которые протягивают к нему корзинки. А потом раздаёт им часть денег, которые я нашла в заднем кармане его джинсов перед стиркой — одни стодолларовые купюры.
Я беззвучно извиняюсь перед озадаченными матерями и спешно увожу Лазло прочь.
Мой вид, что неудивительно, является самым популярным выбором костюма в этом году. Я бросаю взгляд на Лазло, гадая, освежают ли эти костюмы его память, но всё, что он говорит:
— Я голоден.
Он съедает хот-дог. Затем яблоко в карамели. И ни разу не спросил, хочу ли я есть, или хотя бы откусить кусочек.
Думаю, он сыт по горло моим враньём. И предпочёл, чтобы я молчала, чем врала. Что я и делаю. Когда группа соблазнительных Лизунов8 пытаются пройти между нами, он хватает мою руку и притягивает к себе, и не отпускает, даже когда предсказательница будущего предлагает нам сделать расклад для влюблённых.
— Мы не пара, — говорю я как раз в тот момент, когда он важно заявляет: — Я мужчина, и я сам решаю свою судьбу.
Предсказательница многозначительно смотрит туда, где его рука сжимает мою.
— Неважно, — говорит она. — Ваши судьбы уже сплетены воедино.
Я хмурюсь и позволяю Лазло увести меня вперёд, наблюдая, как толпа меняется: на смену милым детям приходят взрослые в откровенных нарядах, пьющих сомнительный алкоголь из плохо замаскированных стаканчиков.
— Мне нравится, — говорит он, когда мы сворачиваем в узкий, полупустой переулок, чтобы избежать дальнейшей толкучки. — Будем делать это чаще.
— Хэллоуин бывает лишь раз в году, — говорю я, прислоняясь к стене. — К следующему ты вспомнишь достаточно о себе, чтобы провести его с… с теми, с кем ты обычно это делаешь.
Он смотрит сверху вниз, терпеливо и с улыбкой, скрестив руки. Шагает ближе.
— Просто скажи мне, Этель.
— Сказать тебе…?
— Кто мы.
Я слегка выпрямляюсь.
— Мы люди. Я думала, ты это знаешь.
— Кто мы друг для друга, — разъясняет он, с интонацией, которая говорит: «Давай, Этель, хватит тупить», и за которую я, наверное, должна бы обидеться.
Но я действительно туплю. А он на удивление терпимо относится к этому.
— Мне переформулировать для тебя, кто такие заклятые враги по работе? — спрашиваю я игриво.
Его улыбка только становится шире.
— Мне кажется, ты тоже устала.
— От чего?
— От этой лжи.
Я опускаю глаза на свои туфли. Поднимаю взгляд на него.
— Откуда такая уверенность в том, что…
— Я же сказал, Этель. Я знаю, что чувствую к тебе. И я знаю, что чувствуешь ты.
— И что же это за чувства…
Он наклоняется ко мне не спеша, так что я могла бы его остановить, если бы захотела, но мне не до таких мыслей — ни до того, как его губы коснулись моих, ни после. Я целовала и была целованной многими. Но никто из них не был, по своей первооснове, на молекулярном уровне, подобен мне. Никто, чьи прикосновения, запах и тело я изучала на протяжении столетий, в бесконечных боях и смертельных схватках.
Никто из них не был похож на Лазло.
«Пожалуй, в этом и вся проблема», — думаю я. Проведя столько времени на этом свете, редко испытываешь что-то новое. Но ничто не было так приятно, как нога Лазло, проскользнувшая между моих, припирая меня к стене. Как тепло его ладоней, обхвативших мою поясницу и затылок, чтобы притянуть меня к нему. Как его язык, не мешкая, скользнул по моему.
Я не в силах остановить нас. Вместо этого поднимаю руки, хватаю его рубашку и углубляю поцелуй. Прижимаюсь к нему всем телом и слышу, как он тихо и довольно стонет. Я трусь своим центром о его бедро, пока его прерывистое дыхание обжигает моё ухо, и он шепчет:
— Этель.
Это не моё настоящее имя. Не тот вариант, которое любит использовать Лазло, который помнит, кто я. И это наконец стало тем ведром ледяной воды, в котором я нуждалась.
Я отталкиваю его, уперевшись ладонями в его грудь. Он пятится, тяжело дыша, его лицо выражает смесь восторга и возмущения.
Черт.
— Нет, я… Нет. — Я качаю головой. — Так нельзя. Я не могу поступать так с тобой.
Он нахмурился.
— Тебе ничего не нужно делать. Действую я. По отношению к тебе.
— Ты… — Я хочу закрыть лицо руками от отчаяния. — Ты даже не помнишь, кто я. Ты забыл, кто ты сам. Это… Я же, по сути, вожу тебя за нос, и…
— Я в курсе. Ты чудаковатая. И совершенно не умеешь врать, и плохо хранишь секреты. Но мне плевать.
— А не должно быть. Ты не можешь соглашаться на отношения с человеком, который не был честен насчёт своей личности, и…
— Нет ничего такого, что я мог бы узнать ни о тебе, ни о себе, что заставило бы меня желать этого меньше. — Он говорит это надменно и уверенно, не оставляя места для споров.
Я это ненавижу.
К сожалению, я чувствую, что могла бы это полюбить.
Он снова подходит ближе.
— Я знаю, мы делали это раньше, Этель.
— Нет. Нет, не делали. С чего ты…?
— Твой аромат, твоя кожа, твои волосы — всё мне так знакомо, и всё запечатлено в моей памяти. И ты снишься мне — снится именно это. Столько снов, и все такие разные, мы, должно быть, делали это миллион раз, совершенно разными способами. Расскажи мне, что ты скрываешь, давай решим это, а потом повторим это ещё миллион раз. — Он замолкает, когда мужчина в маске пьяно спотыкается, забредая в наш переулок. — Не сейчас, — велит он незваному гостю, прежде чем снова повернуться ко мне.
— Вообще-то, сэр, — говорю я визгливо, паникуя и стремясь завершить разговор, — это место целиком ваше. Мы с моим другом как раз собирались расходиться.
Лазло закатывает глаза, но человек в маске Эдварда Каллена кивает в знак благодарности и подходит ближе.
И вот тут меня начинает что-то беспокоить. В его походке есть нечто странно знакомое. В лёгкости движений. В скорости…
— Это ты, — шепчу я.
Я едва успеваю оттолкнуть Лазло с дороги, прежде чем вампир, который два дня назад пытался меня убить, снова нападает на меня.