Глава 46

Эззи презирал Эмори Ломакса. Было бы глупостью тратить на него время, тем более целый час. Именно столько занимала дорога на ранчо Корбетта и обратно. Через пятнадцать минут после того, как он выехал из управления шерифа, Эззи все еще сомневался в правильности принятого решения.

От недосыпания резало глаза.

Несмотря на то что он сказал Коре, ему ужасно хотелось есть. Пожалуй, последняя нормальная пища, что он съел, — это кусок яблочного пирога, которым вчера его угостила Люси.

Между лопаток страшно болело, поскольку всю ночь Эззи пришлось просидеть, скорчившись над письменным столом и уточняя местоположение помощников шерифа, которые звонили ему и сообщали, что заблудились, когда пытались отыскать попавших в беду автомобилистов.

Он просидел так долго, что суставы закостенели и дал о себе знать застарелый артрит. От слишком большого количества выпитого кофе появилась сильная одышка. Не мешало бы также принять душ и побриться.

В общем, он чувствовал себя отвратительно.

Вероятно, он и выглядел не лучше, потому что шериф Фостер приказал ему сделать двухчасовой перерыв. А он собирается половину его потратить на Эмори Ломакса. Хорошо, Кора не знает, что он ввязался в еще одну авантюру, полагаясь только на свое чутье. Она бы задала ему перцу.

На ранчо Эззи влекла не столько забота о благополучии Эмори Ломакса, сколько простое любопытство. Работник Делрея должен был питать сильную неприязнь к Ломаксу, чтобы наставить на него нож. А может, это Анна Корбетт возбудила в нем такие чувства? Может, все дело в тривиальной ревности?

Если да, то роман развивался очень быстро. Хотя так иногда бывает. Живой пример тому они с Корой.

Вот именно, достаточно вспомнить его и Кору.

Он специально закончил их разговор на такой неприятной ноте. Теперь он об этом жалел. Нельзя было отвергать ее беспокойство. Им руководило чистое упрямство. Надо позвонить ей и извиниться. Он позвонит, когда вернется в город, сразу же.

Обратившись мыслями к предстоящему делу, он стал вспоминать тот день, когда в «Молочной королеве» Делрей представил ему своего нового работника. Он не показался Эззи чересчур дружелюбным, этаким рубахой-парнем. Но и на сорвиголову он тоже не похож.

Конечно, Эмори Ломакс выведет из себя даже святого. Помнится, однажды он ворвался в управление шерифа, требуя, чтобы Эззи что-нибудь сделал с птицами, которые «опорожняются» на его английскую машину, стоящую на банковской автостоянке.

Эззи тогда внимательно выслушал его гневную тираду и, когда Ломакс наконец выдохся, спокойно спросил его, действительно ли он считает, будто управление шерифа занимается перевоспитанием воробьев. Ломакс топнул ногой и выбежал из помещения, оставив всех валяться в истерике.

Нет ничего удивительного, что парню не понравился Ломакс. Он мало кому нравится. Многие из тех, кто обращается к нему за кредитами, с удовольствием его убили бы. Разница, однако, состояла в том, что Эззи не знал никого, кто до такой степени поддался бы своим эмоциям, как тот парень.

Но если Ломакс считал, что его жизни и впрямь угрожают, то почему он не сообщил об этом в полицию? Такого заявления не было, Эззи проверял. Может быть, все-таки действительно университетские друзья так пошутили, а секретарша все напутала?

Однако как бы то ни было, нельзя, чтобы люди наставляли друг на друга ножи. С оружием шутки плохи. Вот почему он едет к Корбеттам. Если Ломакс, нанося визит Анне Корбетт, наткнулся там на работника и если один из них или оба питают к ней сильные чувства, то может случиться неприятность.

Кроме того, он нутром чует, что здесь все не так просто. Пусть он выжил из ума, пусть он дурак, но пятидесятилетний опыт в этих делах подсказывает, что тут что-то нечисто. Самое малое, что он может сделать, — это проверить.

Когда он прошлой ночью добрался в управление, Фостер на бегу сказал ему: «Считай себя помощником». С точки зрения закона Эззи имеет все необходимые полномочия, хотя, конечно, сомнительно, что Фостер поручил бы ему разыскивать пропавшего банкира. Ну да ничего страшного. Шериф все еще занимается ликвидацией последствий бури, так что не стоит его отвлекать такими незначительными вопросами.

Несмотря на все свои болячки, Эззи был рад, что снова сидит за рулем патрульной машины. Его «линкольн» кто-то загородил на автостоянке. Когда Эззи спросил, можно ли поехать на перерыв на патрульной машине, сидевший на телефоне помощник только махнул рукой и бросил ему ключи.

Машина была для него так же привычна, как старый фланелевый халат, который Эззи, к ужасу Коры, с десяток раз вытаскивал из груды поношенной одежды, предназначавшейся для благотворительной раздачи бедным. Одна только возможность снова вести полицейскую машину с лихвой оправдывала эту поездку. Ну чем бы он сейчас занимался? Или ненадолго вздремнул бы, после чего почувствовал бы себя еще более разбитым, или поехал бы смотреть, какой ущерб буря причинила его дому, который он не знал бы, как отремонтировать, или снова стал бы ломать голову над тем, что передал ему умирающий. Кора бы этого не одобрила.

* * *

Майрон был близок к слезам.

Карл по-прежнему не возвращался, и Майрон уже сильно беспокоился.

Кроме того, он боялся, что поступил не правильно.

Карл ведь сказал ему стрелять в каждого, кто подойдет к машине.

А он позволил человеку в машине проехать мимо и не застрелил его. Машина тогда остановилась рядом с ним, тот человек нагнулся вперед и посмотрел на него, а потом тронул с места и быстро уехал, так что Майрон не успел в него выстрелить.

Его страшило, что Карл об этом узнает. Но еще больше его страшила мысль о том, что Карл может не вернуться за ним. Тогда он останется один и не будет знать, что делать. А ведь скоро стемнеет. Уж пусть лучше Карл кричит на него и называет его кретином, но только не бросает.

Он уже думал о том, чтобы поехать в том направлении, куда ушел Карл. Можно поискать Карла. Но он не знает дороги.

Что, если он его не найдет? Что, если Карл вернется, а его нет? Тогда Карл точно рассердится на него за то, что Майрон сделал не так, как он сказал.

Поэтому он продолжал сидеть в машине, потеть и сторожить деньги.

Но в следующего, кто подойдет, он обязательно выстрелит, потому что если Карл узнает о другом, в которого он не выстрелил, то будет не так сердиться.

Придя к этому решению, Майрон не стал даже беспокоиться, когда увидел приближающуюся машину. Он заметил ее в зеркало заднего вида. Он не стал поворачиваться и смотреть на нее, а держал голову прямо. Машина замедлила ход и остановилась неподалеку. Май-рон был рад, что она стала, потому что хотел кого-нибудь застрелить, чтобы Карл мог гордиться своим другом.

Это была полицейская машина — на ее борту были нарисованы белые с голубым буквы. На крыше находилась мигалка. Она не была включена, но буквы на борту и мигалка на крыше означали, что перед Майроном враг. Больше всего Карл ненавидит копов. Если он убьет копа, Карл будет просто счастлив.

Водитель полицейской машины открыл дверцу и вышел наружу.

— Эй, дружище, у тебя неприятности с машиной?

Майрон следил в зеркале, как полицейский приближается к нему.

Вот он совсем близко, уже слышны его шаги по гравию.

Майрон напряг потный палец, лежавший на спусковом крючке.

— Нужна помощь?

Когда полицейский наклонился и улыбнулся ему через открытое окно, Майрон поднял обрез и выстрелил.

* * *

Эмори Ломакс достал из нагрудного кармана пиджака освежитель дыхания и брызнул себе в рот эссенцию мяты перечной. Посмотрев на свое отражение в зеркале заднего вида, он с удовольствием убедился, что пережитый испуг никак на нем не отразился.

Чтобы помочь пассажиру сломавшейся машины, он притормозил, но когда увидел этого пассажира, то испугался за свою жизнь. На него смотрели совершенно бесцветные глаза, розовые по краям. Бескровное лицо обрамляли жуткие белые волосы, похожие на парик в Хэллоуин. Эмори никогда не видел ничего подобного, и это испугало его до смерти.

К черту общественное мнение! Даже если это страшилище — клиент банка (что вряд ли — разве можно забыть такое лицо?!), то все равно надо убираться от него подальше. Выжав полный газ, Эмори не сбавлял скорости до тех пор, пока не оказался у ворот ранчо Корбетта.

Прежде чем вылезти из машины, он пригладил волосы и для тренировки изобразил в зеркале улыбку. Снаружи стояла неестественная тишина. Возле дома никого не было. Поднявшись по ступенькам, Эмори с недовольством отметил, что имущественное обеспечение займа несколько пострадало от бури, особенно конюшня. Дом, однако, как будто остался цел, если не считать разбитого окна.

Он уже собирался нажать кнопку звонка, когда вспомнил, что электричества, возможно, нет. Тогда он трижды постучал в дверь. Ему немедленно открыл не кто иной, как человек, которого ему меньше всего хотелось бы видеть.

— Что вы здесь делаете, Ломакс? — грубо спросил Джек.

— Хотя это и не ваше дело, я пришел увидеть миссис Корбетт. Будьте добры пригласить ее.

— Она не может подойти.

— Что значит — не может?

— Не может, и все тут. Я ей передам, что вы заходили.

Наглость этого человека до крайности возмутила Эмори.

Он даже не смотрит ему в глаза, а вместо этого глядит куда-то за спину, обшаривая взглядом двор.

— Прощайте.

Он попытался закрыть дверь, но Эмори сделал шаг вперед и придержал ее рукой.

— Послушайте, Джек, — насмешливо сказал он. — Я настаиваю на том, чтобы вы позвали миссис Корбетт.

— Она не может сейчас с вами увидеться. Да и наверняка не захочет.

— Откуда вы знаете, чего она хочет и чего нет? — громовым голосом спросил Эмори. — Почему вы решаете за нее?

— Я говорю вам это от ее имени. А теперь уходите.

Работник гонит его прочь, словно бродячую собаку! Эмори этого не потерпит.

— Да кто вы такой, чтобы так со мной разговаривать?

— Послушайте, Ломакс, когда-нибудь мы соберемся с вами за кружкой пива и я перечислю все причины, по которым считаю вас задницей. Но я прошу вас уехать не из-за этого. Я исхожу из ваших же интересов.

— Неужели?

— Поверьте мне.

— Нет, я вам не верю. Это в ваших интересах, чтобы я уехал.

— Пусть так. Но таково и желание миссис Корбетт.

— Миссис Корбетт! — фыркнул Эмори. — Как вежливо! И как фальшиво. Каждый в городе знает, что вы для нее делаете. Вы подобрали то, что оставил старик, верно? Вы хоть сменили простыни, когда он умер, или…

— Заткнись, или…

— Или что?

— Просто уходите.

— Я не уйду, пока не скажу миссис Корбетт, что я буду добр к ней только тогда, когда она будет добра ко мне. — Он попытался оттолкнуть работника в сторону, но тот сопротивлялся. — Я войду.

— Я не могу вас впустить.

— Я все равно войду! — Эмори надоело унижаться перед Анной Корбетт и ее работником. Он не позволит им так оскорблять себя. Если она опустилась до того, что спит со своим пастухом, то не заслуживает вежливого обращения.

Теперь все. Не хочет по-хорошему — не надо. Он будет мстить. Он потребует возвратить кредит, отберет у нее ранчо, отдаст его Конноту и станет в корпорации героем.

Он покажет глухой бабе, как его унижать!

Но Эмори хотел сказать ей это в глаза, пока он зол и решимость его не остыла. Несмотря на ее глухоту, он заставит ее понять то, что скажет.

Но сначала надо пройти мимо этого парня.

— Какой-то там работник меня не остановит! — презрительно заявил Эмори.

Изо всей силы толкнув ковбоя в грудь, он с удовольствием заметил, как у того побледнело от боли лицо.

Ковбой покачнулся, и, воспользовавшись этим, Эмори протиснулся внутрь.

И его сразу же охватило смятение. Что происходит?

Анна стоит на коленях.

Ребенок прижался к стене, а к его голове приставлен пистолет.

Тип с пистолетом…

С пистолетом?!

Загрузка...