Ульяна вернулась поздно.
Подавленная и такая уставшая, будто полгорода прошла на своих двоих. Почему-то мне кажется, что так и было.
Я встречаю ее у входной двери.
Она пробирается в квартиру тихо, едва слышно. Я щелкаю выключателем, и загорается верхний свет.
— Ой! — вскрикивает Уля и говорит тише: — Я думала, все спят.
— Мальчики вымотались и уснули. Все-таки компьютерные игры — малополезная штука, — говорю спокойно, а внутри бушует вулкан.
Где была? С кем? Почему не позвонила? Я бы приехал, забрал.
Уля утомленно улыбается:
— Ничего. Сегодня такой замечательные день, пусть по-своему отметят выписку из больницы.
Она тянет собачку молнии вниз и снимает с себя куртку. Подхожу ближе, забираю у нее одежду. Наши руки соприкасаются, а я бездумно перехватываю ее кисти.
— Охренеть! Ульяна, да у тебя холоднющие руки! — опускаюсь на корточки и кладу ладонь ей на ступню. — А ноги как ледышки. Где тебя носило?!
Резко поднимаюсь.
— Перестань. Я не маленькая девочка, — отворачивается.
— Что, сложно было позвонить? — вешаю куртку и настаиваю на своем.
— Я хотела побыть одна! — выдает неожиданно.
— Побыла?
— Угу.
— А теперь пошли отогреваться, — за локоть утягиваю ее на кухню, ставлю чайник.
Уля отходит, щеки у нее краснеют, и в целом она расслабляется, даже улыбается немного.
Сажусь рядом, поднимаю ее ногу и начинаю растирать ступню.
— Не надо! — вырывается.
— Сиди уже! — гаркаю на нее. — Ты хоть ноги чувствуешь?
— Только сейчас начала, — сдерживает улыбку.
Вот зараза! Говорит, что не маленькая, а сама ведет себя как как девчонка.
— Получилось разговорить Глеба? — спрашивает заговорщически.
— Нет. Да я и не пытался особо. Они с Лешкой увлеклись игрой, а потом разошлись по комнатам и вырубились, представляешь? — улыбаюсь, говоря о своих сыновьях.
— Ты зря накупил Леше новой одежды, — качает головой. — И планшет ни к чему. Это очень дорогие подарки, Максим.
— Мне хочется, чтобы у него было все, — отвечаю мягко.
— У него все есть! — звучит с вызовом.
Я не хочу больше ссор и споров, поэтому говорю честно:
— Я столько ему всего недодал, Уль, что теперь пытаюсь это пытаюсь наверстать по максимуму.
— Это не очень хороший путь, как мне кажется.
— Скажи, как надо, Ульяна. Я сделаю. — Слова вырываются сами собой. — Очевидно, ты более проницательна, я же могу наломать дров. Как мне сделать все правильно, чтобы при этом не пострадал никто из мальчиков?
Уля задумывается:
— Ты, главное, напором не бери. И игрушки дорогие ни к чему.
Киваю. Да, согласен.
— Но, конечно, лучше начать с разговора — сообщить Леше о том, что ты его настоящий отец, — заканчивает.
В эту секунду я перевожу взгляд на дверной проем — там стоит Глеб.
Он растрепанный ото сна.
— Сынок? — зову его.
Слышал? Нет?
Переводит взгляд с меня на Ульяну и обратно. Его губы дрожат, грудь быстро вздымается.
Слышал…
Выпускаю ногу Ульяны и поднимаюсь. Та оборачивается и прикрывает рот рукой.
— Пап… — голос сына ломается, — я не понял ничего. Почему Ульяна Романовна говорит, что Лешка твой сын?
Подхожу к Глебу медленно, будто иду по минному полю.
— Сынок, я не хотел, чтобы ты так все узнал.
— Как Леша может быть твоим сыном? Пап? — по лицу Глеба текут слезы, а у меня душа наизнанку выворачивается.
— Мы с Ульяной Романовной давно знакомы, — отвечаю быстро. — В молодости у нас был роман.
Глеб моргает, отчего слезы льются еще сильнее.
Я подхожу к сыну, кладу руку на плечо:
— Так вышло, Глеб. Я не знал, что Леша мой сын. Понятия не имел о его существовании.
— А сейчас Ульяна Романовна узнала, что ты богатый, и решила залезть к нам в семью? — выдает с неожиданной агрессией.
Уля дергается, смотрит на меня испуганно, а я мысленно молю ее молчать. Сам все сделаю.
— При чем тут бабки, Глеб?
— В школе говорят, что мама Леши спит с моим папой потому что он богатый! Шутят о том, что у меня теперь будет новая мама, а я стану тебе не нужен. — снова стреляет словами в Ульяну, которая смотрит в одну точку перед собой. — Я не верил.
Вот, значит, почему он подрался.
— Какая же вы все-таки… — шипит на Улю, — тварь!
Выкрикивает это и срывается к себе.
Я охреневше смотрю ему вслед. Не узнаю собственного сына.
— Уль, прости, — бросаю ей.
— Иди к нему, Максим, — Уля кивает на дверь, и я срываюсь за сыном, стучу в дверь.
— Я не хочу с тобой говорить! — выкрикивает Глеб.
По голосу слышу, что у него истерика. Дверь закрыта на замок. Упираюсь лбом в косяк:
— Глеб, ты мой сын, я любил и буду любить тебя всегда. Ульяна Романовна или Леша не виноваты в этой ситуации, и ты не должен так себя вести с ней. Она тебя ни разу не обидела.
— Вот иди теперь к другому своему сыну, раз он такой хороший и никогда никого тварью не называл! — выкрикивает гневно.
Выдыхаю с болью в груди. Нужно найти слова.
— Ты успокоишься, и мы завтра поговорим, хорошо? — спрашиваю спокойно, но в ответ тишина.
Стою у двери некоторое время, пока со спины не подходит Ульяна и говорит тихо:
— Максим, мы завтра переедем обратно в свою квартиру.
Я не хочу этого и отпустить их не могу, хотя понимаю, что, скорее всего, это правильное решение.
— Я сниму вам квартиру.
— Перестань. В доме становится теплее, народ начал возвращаться. Они, — кивает на двери мальчков, — пока не смогут вместе. Надо разговаривать с ними порознь. Иначе может случиться беда.