1. Во время брака, который должен длиться ровно год, запрещаются любые объятия и поцелуи.
2. Приближаться к моему дому ближе, чем на сто метров запрещается.
3. Во время брака исключается сексуальная близость. Любая попытка принудить жену к сексу приведёт к аннулированию договора без возврата денежных средств с моей стороны.
4. Ипотека за квартиру должна быть выплачена в первый месяц после свадьбы.
5. После развода бывший муж обязуется пойти в полицию и заявить об изнасиловании.
— Мам, посмотри.
Я протягиваю ей листок с условиями, которые больше напоминают на требования вымогательницы. Понимаю, что всё делаю правильно, Рамиль ведь сам сказал прописать все условия, но этот договор неприятно грызёт душу.
Мама надевает очки, берёт из моих рук листок и быстро пробегает взглядом по строчкам.
— Нормально? Или ещё что-то добавить в условия?
— Лика… — поднимает на меня глаза. — Это так не по-христиански. Я тебе не советчик в этом деле. Ты лучше знаешь, что именно требовать от Рамиля.
— Но ведь ты согласилась на этот договор. Не я.
Не хочу, чтобы сказанное прозвучало как упрёк, но именно так слышатся мои слова. Мама молчит, теребит листок, как школьница.
— Я хотела сделать лучше для тебя, — мама делает шаг ко мне, проводит узловатыми пальцами по волосам. — У меня не было хорошей жизни, так пусть у тебя она будет. Я же вижу, как ты устала, а круги под глазами всё темнее.
— Мам… всё не так страшно, — пытаюсь успокоить её, не хочу, чтобы она думала, что я слабая.
— Доченька, я же вижу всё. Знаю, что Рамиль поступил ужасно, знаю, что такое сложно простить, и я бы, наверно, никогда не простила, будь я моложе. Но Бог не просто так даёт нам подобные встречи и людей. Люди меняются, Лика. И мне кажется Рамиль тоже изменился, иначе бы он не пытался помочь тебе.
— Что такого он сказал, что ты теперь его защищаешь? — не верится, что я слышу от мамы эти слова.
— То, что он сказал, предназначалось для меня. Если он захочет, то сам расскажет.
— Нет, мама, я не верю ему, — качаю головой. — Ты его не знаешь. Не знаешь, как он общается со мной, как ведёт себя. Он упрямый, жёсткий, грубый.
— Если всё действительно так плохо и он тебя обижает — откажись.
Я изумлённо смотрю на маму.
— Отказаться?
— Ну да. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Не надо жертвовать собой ради нас. Обещаю, я устроюсь на работу, перестану помогать в церкви. Постепенно рассчитаемся с долгами. Я всё время диктовала тебе, как жить, но сейчас Лика выбор за тобой. Я поддержу тебя в любом случае.
Да, мама правильно говорит, можно отказать Рамилю, можно жить, как раньше. Я найду другую работу, будем также жить и работать без какого-нибудь просвета в будущем. А через двадцать лет, когда ипотека будет погашена, я буду такой же одинокой женщиной с ребёнком, как моя мама. В одиночестве жить в своей квартире, потому что Матвей уже вырастет и будет жить своей жизнью. На фоне этого, предложение Рамиля словно билет в новую жизнь. Она играет яркими красками и обещает совсем другое будущее, наполненное финансовой свободой и независимостью. Я итак слишком много всего терпела в своей жизни, надо только потерпеть ещё один год. А один год по сравнению с двадцатью годами кажется не таким уж большим промежутком времени.
— Мама, нет. Я всё же соглашусь на его предложение. Но нам придётся быть очень осторожными. Жить с Рамилем я не буду, только несколько раз в неделю, скорее всего, всё равно придётся ночевать у него, но я буду стараться чаще бывать дома. А в те моменты, когда я буду у Рамиля, ты, мама, мне звонить не будешь, а если всё-таки понадобится, то о Матвее будем говорить не как о ребёнке. А как… о котёнке, чтобы Рамиль ни о чём не догадался. Понимаешь мам?
Она кивает.
— А может, рассказать ему? — спрашивает мама неожиданно.
— О чём? О Матвее? Рамилю? Нет! Ни за что! Ты что хочешь, чтобы он у меня сына отобрал? — возмущённо вскрикиваю я.
— Но он же отец, имеет право знать. Может, тогда и врать бы не пришлось, а Рамиль стал платить алименты?
— Мама, ты святая простота. Я знаю, что ты веришь в людскую доброту, но не все люди так хороши, как ты думаешь.
Мама грустно улыбается, садится рядом со мной на диван.
— Когда-то я тебе говорила точно такие же слова, а ты была уверена, что Рамиль хороший. Грудью защищала его.
— И я ошиблась. Ты была права. Людям нельзя доверять, каждый делает только так, чтобы ему было хорошо. Я не верю Рамилю. И сомневаюсь, что он выполнит хотя бы половину условий, но я всё же попробую.
Мама смахивает выступившие слёзы, тяжёло вздыхает, кивает головой.
— Хорошо.
Вижу, что ей тяжело.
Ну, ничего, — успокаиваю себя, — переживём и это. Не привыкать. Хуже всё равно уже не будет. Даже если он будет приставать, а я уверена, что будет. Тогда можно будет разорвать контракт. В любом случае я буду в выигрыше.
Я бодрюсь, а внутри всё дрожит от страха, но я упрямо фотографирую листок и отправляю условия Рамилю. Почти сразу вижу, как галочки окрашиваются голубым цветом.
“Это всё?” — следом приходит СМС.
И как это понять? Слишком много или, наоборот, мало?
“Могу ещё написать, если мало,” — отвечаю Рамилю.
“Вполне достаточно, но меня некоторые пункты не устраивают. Чуть позже пришлю поправки”.
Ну пипец! Он ещё и поправки вносить решил. Мы так не договаривались.