И не успели остальные отреагировать на эту новость, как Посейдон уже сообщил следующую.
— И Зевс изгнал Афину с Олимпа.
Те, кто ещё хотел что-то сказать о Деймосе, после сообщения об Афине прикрыли рты и переглянулись.
— Афину? — не поверил Гермес. — Зевс изгнал Афину? — он недоверчиво качнул головой и усмехнулся. — Отец мог наказать кого угодно, но не её. Не любимую дочь. Это ненормально!
— Ненормально, — задумчиво подтвердил Гефест.
— Но это случилось, — сказал Посейдон. — В момент их ссоры на Олимпе были другие боги, многие из которых не стали бы лгать мне. И если с Деймосом вопрос сможет решить Клессандра, то примирить Афину и Зевса…
Гермес сокрушённо покачал головой, и крылышки на его бейсболке печально поникли.
— Надо вернуться на Олимп… Пока я там буду, никаких контактов со мной, вам всем не обязательно рисковать своей безопасностью ради информации, которую я всё равно рано или поздно принесу. По всем вопросом наших обсуждений обращайтесь к Гекате.
Посейдон кивнул.
— Добро. Присмотри там за Зевсом. Боюсь, что с решительными действиями я мог опоздать… Мне следовало вмешаться раньше.
— Нам следовало вмешаться сразу, — возразил Гефест, — но теперь уж без толку сожалеть, — как сын Геры и Зевса, он не обязан был кланяться никому, кроме своих родителей, но он склонил голову в знак уважения, обращаясь к Гермесу. — Хорошо, в добрый путь, Вестник, да пребудет с тобой благословение Геи.
Гермес улыбнулся, отсалютовал ему и остальным и уже собирался исчезнуть, когда наткнулся взглядом на молчаливую Макарию.
— Богиня, чуть не забыл. Тебе нельзя будет путешествовать открыто, я обращусь в ведомство путей и сообщений и пришлю тебе весточку по итогам.
— Мне нельзя использовать способности? — удивилась она. — Значит, я не смогу вернуться в царство Теней, чтобы попрощаться с… — Макарии не хватило сил назвать Аида ни царём, ни отцом, и она просто не продолжила фразу.
— Нет, — Афродита виновато покачала головой, — не можешь. Одной Судьбе известно, как бы я хотела, чтобы Аид сам рассказал тебе, чтобы ты вернулась и поговорила с ним, но тебе нельзя туда возвращаться. Ты в опасности, и отец сейчас не в состоянии предоставить тебе защиту. Главная наша задача сохранить жизнь верховным богам, твоя — сохранить жизнь себе.
— Я поняла… — Макария кивнула, в полной мере осознавая, что прямо сейчас представляет опасность для всех присутствующих. — И, наверное, мне лучше отправляться как можно скорее?
Афродита по-свойски взяла её под руку.
— Вообще-то пока рано, Гермес скажет когда, но раз он собрался на Олимп, я провожу тебя туда, где ты сможешь подождать.
Ничего никому не объясняя, Афродита увела её прочь, а следом за ними исчез и Гермес. Клессандра проводила их взглядом.
— Я правильно поняла, — уточнила она, ни к кому не обращаясь, и одновременно задавая вопрос всем, — мы действуем по обговорённому плану? Максимиллиан идёт со мной?
— Да, — произнёс Гефест, — ваша задача взять «Протект» под контроль, установить свою власть и вернуть Деймоса на место, а мы отправимся на Совет.
— На Совет? — встрепенулся Макс. — Под словами о защите верховных богов, вы имели в виду непосредственное присутствие на Совете? Допускаете, что Совет в опасности?
— Мы допускаем всё, — сказала Амфитрита и, увидев его взгляд, поспешила успокоить. — Не волнуйся, Персефона не пострадает, твои родители защитят её. Да и вообще, сомневаюсь, что угрожать будут именно ей, мы скорее боимся… — она посмотрела на мужа, спрашивая разрешения продолжить, и, когда получила его, добавила, — мы боимся, что в опасности Аид и Зевс.
— Пока в этом нет никакой уверенности, — с сомнением отметил Посейдон, — но мы должны быть готовы. — Он посмотрел на Клесс, и та кивнула ему.
— Встречаемся здесь завтра утром, Макс, — она хлопнула его по плечу, — я, надеюсь, в этот раз без глупостей.
— Без глупостей?! — Макс развёл руками. — Это ты обманула меня и сговорилась с моим отцом!
Клесс лучезарно улыбнулась и подмигнула. Посейдон и Амфитрита попрощались с Гефестом, а в следующий миг все трое исчезли, оставляя после себя капли воды на полу.
В мастерской на время воцарилась тишина. Макс повернулся к отцу, отмечая для себя, что они, вероятно, думают об одном и том же — Афродита ушла провожать Макарию и до сих пор не вернулась, словно боялась оставаться с ними наедине. По правде говоря, Макс думал, что должен разозлиться, что должен разругаться с родителями, обидеться на них, может быть, даже разорвать все связи с ними, но он не мог. Ведь только один тот факт, что Афродита его мать, возвышал его до бога, поднимал его на несколько рангов выше, давая возможность стать кем-то большим, чем он есть. Однако Макс не мог отрицать и того, что Гефест был прав. Сколь бы высоким ни было его происхождение, ему никогда не стать равным Лине, ему не возвыситься настолько, чтобы затмить самого Аида. Впрочем, он этого уже не хотел. Теперь его занимали иные желания. Во имя той дружбы, которая была у него с Линой, во имя всех прожитых вместе лет, Макс хотел поквитаться с Деймосом, отомстить за Лину, за то, какой он увидел её перед несостоявшейся казнью, и за своё вынужденное предательство.
— Что случилось? — Афродита вернулась и забеспокоилась, увидев выражение лица сына. — Вы опять поругались?
Макс посмотрел на неё и отрицательно качнул головой.
— Нет, мы молчали, — ответил за него Гефест и поспешил сменить тему. — Список, который я отдавал тебе в прошлом году ещё у тебя?
Афродита подошла к столу, раскрыла ладонь и подула на неё, выпуская в воздух ворох золотых песчинок. Песчинки осели на стол и выгравировали на деревянной поверхности список с именами.
— Это не оправдание, вы и молча могли поссориться… — Афродита приподняла уголок губ, но тут же снова стала серьёзной. Она вела себя свободно, и это дало Максу понять, что не они с отцом стали причиной её долгого отсутствия, а все остальные.
Максим вернулся мыслями к списку и заинтересованно взглянул на него.
— Что это?
— Боги, кого печать распознала, как достойного и верного… то есть те, кому мы можем доверять, — Гефест провёл ладонью над списком, делая буквы разборчивее, — и которые доверяют нам. К сожалению, каким бы большим ни казался этот список, мы в меньшинстве.
— Эос? — Макс прошёлся взглядом по именам. — Эос и Астрей?
— Да. Астрей принёс клятву Аиду, Эос в благодарность за освобождение Астрея, — объяснил Гефест и указал пальцем ниже.
— Гестия и Афина, — ответила Афродита на его вопросительный взгляд. — Ожидаемо. У Гестии давние чувства к Аиду, Афина… думаю, это потому, что она ушла от отца. Поговорю с ней после Совета, мы же на него идём?
— Идём, — Гефест повторно провёл ладонью над списком и стёр его, — я нашёл лазейку, где и как мы можем проследить за процессом. В ресторане не хватает официантов, Дионис согласился нам помочь… если ты не посчитаешь это унижением.
Афродита вздохнула.
— Умоляю. Я была достаточно сильно унижена, чтобы видеть разницу. Работать прислугой ради чьего-то спасения? Мне это даже льстит.
В глазах Макса мелькнул лукавый огонёк, и он положил голову на руку, опираясь локтем на стол. Наблюдать за ними было любопытно. Все на Олимпе и вне его пределов знали, что единственной настоящей любовью Афродиты был Адонис. Но что, если помимо желанных мужчин и того, к кому лежало её сердце, у неё был кто-то, к кому тянулась её душа? Не из-за чувств, нет, а потому что с этим мужчиной она могла чувствовать себя окружённой заботой, чувствовать себя защищённой…
— Прошу прощения, — Максу стало неловко, — мне нужно всё обдумать. Ничего если я… — он указал на дверь, не нашёл слов, чтобы продолжить фразу, и просто ушёл.
Родители его не окликнули.
***
Аид стоял над пылающим океаном Тартара, на том самом месте, где Макария сделала предсказание о Морфее, и смотрел вверх. Над ним летали огромные глыбы скал. Они сталкивались, сбивали друг друга, осыпаясь мелкой крошкой, разрушали стены и расшатывали само основание веками державшихся темниц, но не падали, будто мощный поток воздуха удерживал их. Аид пытался остановить их, сбросить в огненную воду, и, возможно впервые в жизни, не мог — он вынужден был признать, что его сил недостаточно. Воздух, наполненный пеплом, не позволял сделать нормального вдоха, не позволял сосредоточиться, применить силы в полной мере… На краткий миг Аиду показалось, что он не справится, что разрушения уже невозможно остановить, но услышал движение на лестнице. Голоса за спиной вызвали одновременно облегчение и недовольство. Аид нахмурился.
— Я просил не покидать дворец, Персефона! — высказался он, едва почувствовал её достаточно близко. — Думаешь, моя просьба оставила тебе выбор?
Он оставил её во дворце не для того, чтобы она являлась сюда на помощь, будто бы могла что-то изменить. Аид был уверен, её присутствие только помешает, ведь теперь ему придётся отвлекаться и на её безопасность, однако не учёл, что она изменилась сильнее, чем ему виделось со стороны.
Лина вышла из тени вместе с тремя другими богами.
— Я всегда буду выбирать тебя, — ответила она.
— Если возвращать уклад жизни начала времён, Владыка, — поддержала её Геката, — то возвращать его полностью.
— Я бы справился сам, это место…
— Наш дом, — сказал Харон. — Тартар, Элизиум или поля Асфоделей, нет никакой разницы. Мы живём здесь и должны помогать.
— Я всегда говорил, что тебе нет нужды взваливать всё на свои плечи, — поддержал Гипнос. Его фиолетовые одежды развивались на горячем ветру и представляли из себя довольно интересное зрелище — словно на краю проснувшегося вулкана расцвела фиалка. Что ж, богу Снов и такое было по силам. — Невозможно спасти мир одному, а свой дом тем более.
Аид чувствовал, как они встают позади него, как их божественная сила сливается с его, и насколько легче становится контролировать процесс стабилизации остатков тела Кроноса. Лина не могла полноценно помогать, но само её присутствие вселяло надежду на самый хороший исход — Аид знал, она смотрит на него, думает о нём, но всё равно вздрогнул, когда её рука коснулась его напряжённого плеча. Её голос отчётливо прозвучал в окружавшем их хаосе.
— Ты больше никогда не будешь один. Я тебя не оставлю.
***
Николас припарковался на набережной и вышел в ближайшее круглосуточное бистро купить кофе и что-нибудь перекусить. В свои шестьдесят, будучи отставным офицером, он промышлял тем, что таксовал по вечерам и ночью, когда спрос на такси был особенно высок. Работать в такие часы, вопреки предубеждениям, было спокойно, а над предостережениями и пугающими историями коллег Николас только посмеивался. В своё время ему с лихвой хватило этих баек: около двадцати пяти лет назад довелось ему служить в горячей точке, где болтали такое, что и нарочно не придумаешь. Излюбленной историей был рассказ о прекрасной девушке, которая являлась умирающим солдатам. Те, кто побывал в бою на грани смерти, всегда описывали её как юную деву с седыми или светло-русыми волосами, с бескрайней глубиной космически-тёмных глаз, будто бы девушка эта не шла, а летела над землёй в воздушном белоснежном платье, а на поясе её развевались алые ленты. Некоторые добавляли и совсем уж очевидные небылицы — мол, веяло от неё смертью, но не кошмаром ада, а блаженством небесного рая, и что с ресниц её падали снежинки, а от слов распускались розы там, где земля обагрилась кровью. «Очевидцы» наперебой говорили, как она подходила к ним, когда, казалось, что жизнь кончена, и протягивала руку, и что одних она забирала с собой, а другим помогла подняться, давала сил на возвращение к своим. Николас недовольно покачал головой, вспоминая об этом, расплатился за заказ и вернулся к машине.
Ещё издалека он заметил призрачную фигуру девушки, она так походила на героиню тех рассказов, что мороз невольно пробежал по коже. Николас одёрнул себя: надумаешь всякого, потом кошмары мерещатся! Не верил Николас ни в богов, ни в призраков, ни в рай, ни в ад, он в людей верил, в жизнь и любовь, хоть и редкую, но реальную. Он присмотрелся и, убедившись, что никакого белого платья и алых лент нет, шагнул к машине. Красивая блондинка в светлом брючном костюме не обратила на него внимания, она что-то старательно набирала в смартфоне, постукивая ноготками по экрану. От неё веяло холодом и тихим зимним уютом с популярных рождественских открыток, Николас вдохнул вечерний воздух и откашлялся.
— Простите… — он неловко бочком протиснулся мимо неё, — это моя машина.
Девушка подняла голову, но не глаза, будто боялась, что случится нечто непоправимое, если их взгляды встретятся.
— Вы — такси?
— Что? — Николаса передёрнуло от её голоса. Его охватил одновременно первозданный ужас и блаженство умиротворения, странный симбиоз несочетаемых чувств. — А, да… да, конечно, — опомнился он и, скинув пакет с едой на соседнее с водительским сиденье, спросил. — Вам куда?
— В аэропорт…
Николас просчитал расстояние. Сумма выходила приличная, но везти эту девушку… ночью… Стоило ли того? Он раздумывал несколько секунд, прежде чем мысленно обругать себя за мнительность и открыть дверь автомобиля.
— Садитесь назад, пожалуйста. Здесь будет комфортней.
По-прежнему не поднимая взгляда, девушка села, продвинулась к противоположной двери и уставилась в окно. Она знала, какой эффект может произвести на смертного человека, и не хотела его пугать. Как бы сильно ни скрывала она свою ауру, смертные всегда ощущали её присутствие, всегда подсознательно предчувствовали её приход… Макария прислонилась лбом к холодному стеклу и прислушалась. Ключ повернулся в замке зажигания, мотор задрожал, загудел, набирая мощность, автомобиль плавно сдвинулся с места и с тихим шорохом покатил по асфальту. Фонари замелькали в окне, убаюкивая, успокаивая, медленно возвращая Макарию к тому моменту, когда она погрузилась в воспоминания из белого флакона.
(Эпоха Героев)
Тёмным мороком он переместился прямо во двор ухоженного жилого дома, потянулся к бронзовой ручке и толкнул дверь — петли противно скрипнули. Слишком громко для безмятежно тихой ночи. Он замер, прислушиваясь, выдохнул и переступил порог. Что-то со свистом рассекло воздух, и горла коснулась ледяная сталь обоюдоострого клинка… клинка, способного разрушить все его надежды в одно мгновение. Из полумрака комнаты выступила тень, постепенно превращаясь в высокого мускулистого грека: золотая россыпь волос, светлый взор, как у отца, и сила, недоступная простым смертным.
— Что делает Владыка Мёртвых в моём доме? — твёрдость руки Геракла не оставляла сомнений — одно движение, и клинок сделает своё дело.
— Я пришёл с миром, — ответил Аид.
Геракл не ответил. Между ними на долгое время — для Аида почти на бесконечное — повисла тягостная тишина. На улице начался дождь, застучал по крыше, земле, каменным плитам и настилам. Геракл не опускал клинка. Он не знал, можно ли доверять словам того, кому даже Зевс не доверяет. Можно ли довериться или одним взмахом руки отправить царя в его царство?
Аид понимал, каких решений ждёт от него Судьба — тщеславие и гордость богов перешла их детям, и только потакая этим качествам, можно было добиться успеха.
— Мне нужна помощь, — спокойно сказал он.
Меч прижался к горлу сильнее.
— Я тебе не верю. — Геракл хотел продолжить фразу, но в комнату с лучиной в руке вышла его жена. Деянира, переодетая ко сну, застыла на пороге.
— Что случилось? — сдавленно произнесла она.
— Вернись к себе, Деянира! — приказал Геракл. Деянира не сдвинулась с места, не подчинилась. Её глаза, отражающие пламя лучины, наполнились слезами.
Лишь несколько мгновений спустя Геракл понял, что происходит. Деянира вела себя так не из-за страха перед Владыкой Мёртвых, а потому, что заметила нечто, ускользнувшее от внимания самого Геракла. Под тёмной мантией Аида, трепетно прижатый к груди, копошился свёрток. Аид не сопротивлялся, не оттолкнул меч, хотя был вполне на это способен, потому что пришёл сюда не как царь, даже не как родной брат Зевса, он пришёл сюда как отец.
— Я знаю, что Пифия напророчила тебе сыновей, — сказал Аид и посмотрел на Деяниру, — но твоя супруга хочет дочь. И я дарую вам её… — голос Аида сорвался и охрип, дальше он продолжил шёпотом, — при условии, что она никогда не будет ни в чём нуждаться и останется под защитой.
Геракл усмехнулся. Уже не уверенность, а простое упорство претило ему отступить. Проще было не верить, проще было прогнать.
— Только глупец станет верить тебе. Откуда мне знать, что скрывается под личиной ребёнка, которого ты собираешься оставить в моём доме?
— Нет… — Деянира хотела подойти к супругу, но вместо этого остановилась в неоконченном движении и в ужасе прикрыла рот ладонью.
Аид, Владыка царства Мёртвых, старший из Великой Троицы внимательно посмотрел Гераклу в глаза, затем кивнул и, откинув полы мантии, опустился на колени.
— Боги покарают нас, — прошептала Деянира.
Геракл вздрогнул. Нет, не от слов жены, а от того, что даже униженный Аид, даже склонивший перед кем-то голову оставался горд и независим. Его власть в этот момент лишь укрепилась, уверенность, исходившая от него, усилилась — и Геракл, сам не понимая почему, тоже преклонил колени.
— Ох, Зевс всемогущий! — Деянира покачала головой и подошла к мужчинам, чтобы бесстрашно забрать из рук Аида Макарию.
Аид на миг сжал девочку крепче, а затем, усилием воли, отдал Деянире: плечи его в этот момент поникли, и сам он словно растерял всё своё величие. Деянира хотела уйти, но Аид схватил её за одежду, удерживая рядом.
— Поклянись мне, — хрипло прошептал он, — поклянись, что назовёшь её своей дочерью, что никогда в жизни никто, даже она сама, не узнает о сегодняшнем дне, о её родословной?
Деянира поджала губы и посмотрела ему в глаза. Прямо и открыто. Кто бы из смертных осмелился совершить подобное? Кто бы остался жив после этого? У супруги Геракла получилось. Она, смертная женщина, никогда ещё не чувствовавшая смерть так близко, смотрела на Аида и ясно понимала, чего стоило ему отдать собственную дочь, чего стоило ему прийти сюда.
— Я клянусь, — она прижала ребёнка к себе и поклонилась до земли, — клянусь Зевсом и собственной жизнью, что не предам твоего доверия.
В сердце Геракла тоже шевельнулось сочувствие, но он и не подумал его проявить. В отличие от женского, мужское сочувствие могло оскорбить Аида, а ему больше не хотелось его оскорблять. Он встал и протянул Аиду руку, но тот не принял её. Аид поднялся сам, бросил последний взгляд на Деяниру и сказал.
— Все пути заканчиваются у моего трона, помните об этом. Исполните вы мою просьбу или нет, я узнаю и спрошу с вас за каждое деяние. Да будет так.
(наши дни)
Автомобиль подпрыгнул на кочке, и Макария проснулась. Вдали мерцали огни аэропорта, сливаясь со звёздами в небе. Она задумалась. Аид добавил к воспоминаниям Персефоны и часть своих… Зачем? Чтобы однажды Персефона увидела всё? Или чтобы это увидела Макария? А может, они обе?
Николас посмотрел на неё через зеркало заднего вида и допустил безумную мысль. Может быть, те рассказы не были ложью? Может быть, действительно есть высшие силы… нечто, что управляет судьбами людей?
— Остановите здесь, пожалуйста.
Николаса снова невольно передёрнуло от её голоса, отчего он не совсем удачно вывернул руль и припарковался, зацепив ограничительный столбик на тротуаре. Макария оплатила поездку. Дверца хлопнула, и Николас почувствовал себя свободным — будто всю дорогу в аэропорт его шею сдавливала медленно затягивающаяся удавка, а теперь отпустила. Макария вышла, а Николас ещё долго сидел в машине и смотрел на её удаляющийся силуэт.