Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

Глава 36. Незнакомец

Белый тополь по-королевски раскинул ветви под алым небом. Единственный представитель своего вида в царстве Теней, он горделиво рос у Тёмных Врат, пересаженный сюда Аидом с берегов Стикса. Геката хмурилась, глядя, как тополь трепещет под порывами Мёртвого ветра.

Решив идти с Гермесом на Лемнос, она отпустила его к Лазурному источнику, чтобы попрощаться с Афродитой и забрать Макарию, но прошло больше часа, а он до сих пор не вернулся. Снедаемая беспокойством, Геката спустилась к причалу, надеясь, что Гермес явится вместе с Хароном, но и этого не случилось. Лодочник прибыл один.

— Царство Теней без Владыки опустело… — сказал Харон, убирая посох, на котором больше не горел белый огонёк, и тихо добавил, — снова.

Геката не видела его лица под маской, скрытой тенью широкого капюшона, но всё равно понимала, насколько глубоко он опечален уходом Аида. Они все были опечалены. Макария и Персефона, конечно, имели полное право взойти на трон, но только Аид был истинным царём, самим воплощением этого места, только с Аидом обитатели царства Теней не были одиноки.

— Я прогуляюсь к белому тополю… скажи Гермесу, если встретишь, пусть ищет меня там, — поддержать тему ухода Аида Геката не могла, не желала бередить раны, которые и без того в последнее время постоянно кровоточили.

Так она оказалась у белого тополя, ветви которого в момент её прихода согнул порыв Мёртвого ветра, сбрасывая с них серебряную пыльцу. Геката отпрянула и отмахнулась от неё, выставив защиту. Она ещё никогда не видела, чтобы белый тополь делал нечто подобное: пыльца медленно закружилась в воздухе и, смешавшись с пеплом и пылью, сформировала два силуэта — белый и чёрный. Силуэты начали говорить: голоса их звучали далёким эхом, словно приходили из глубины веков.

" — Я пересажу отсюда тополь, если ты будешь пытаться связываться со мной таким способом. Твои извинения мне не нужны, Гестия", — сурово сказал тёмный силуэт. Он стоял совершенно прямо, спиной к дереву, и смотрел вдаль.

Белый силуэт тянулся к нему, но не смел выйти из-под тени листвы.

— Я не извиняться пришла, Аид, нужна помощь.

Тёмный усмехнулся.

— Любопытно, как же я должен оказать тебе помощь, если ты на Олимпе, а я…

— Прошу тебя, это важно для нас обоих.

Он не ответил".

Геката застыла в оцепенении, не зная, как реагировать на столь откровенное личное воспоминание. Имела ли она право наблюдать за этим? Дозволено ли ей было прикоснуться к столь далёкому прошлому? Однако следующие слова белого силуэта ответили сразу на все вопросы. Геката осталась.

" — Ты давно искал верного сторонника, такого, чтобы заменил и превзошёл мен… Левку. Я знаю. Не отрицай. Если выполнишь мою просьбу, получишь самого преданного бога из существующих, обретёшь поддержку и силу, которую не даст тебе более никто.

— Хочешь подослать своего шпиона?

— Нет. Разумеется, нет, дело не во мне. Зевс изгнал богиню с Олимпа, нанёс ей тяжелейшее оскорбление, покрыл её имя позором. Я бы очень хотела, но не могу ей помочь, а ты можешь. Богиню зовут Геката. Так нужно…

— Кому? — равнодушно спросил тёмный силуэт и вдруг изумлённо обернулся. Серебристая пыльца, очерчивающая его контур, сверкнула призрачным светом. — Ты сказала Геката?

— Геката… Геката… Геката… — пропела листва белого тополя, затуманивая сознание Гекаты. Сомнений больше не осталось — пришло время исполнить предначертанное, пришло время ответить на зов.

— Геката… Геката… Геката…

Геката схватилась руками за голову, пошатнулась и упала бы, если бы не Харон, вовремя подоспевший к ней. Он слышал только конец разговора силуэтов и сначала не принял это всерьёз, но, коснувшись Гекаты, в полной мере осознал всю глубину происходящего. Харон помнил Безликих Сестёр и ту сделку, которую они заключили с многоликой богиней, когда она приняла помощь Аида — глаза не могли обманывать его: ещё одно пророчество вступило в силу, неумолимо вплетаясь в нити их судеб.

— «Ведьма! Ведьма! Ведьма!» — голосами памяти зашелестел белый тополь. Геката открыла рот в беззвучном крике и почти повисла на руках Харона. — «Твои дети — чудовища, твои почитатели — колдуны и некроманты! Есть богини сильнее и достойнее тебя! Ты пачкаешь чистоту Небесного города, оскверняешь свет золотых дворцов! Ты никто».

Харон приобнял Гекату за плечи.

— Не слушай! — приказал он. — Не смей слушать!

Будто в отместку, ветер сдул чёрный капюшон, и сдёрнул маску, которую Харон никогда не снимал при посторонних. Надо сказать, у него на это была веская причина, но какое дело ветру до его причин? Лицо Харона с одной стороны выглядело как лицо молодого мужчины: карие глаза, высокие скулы, узкая линия губ, — а с другой было голым черепом с впалыми глазницами и кусками прогнившей плоти на костях.

«Займи свою нишу, дочь Перса», — пробился голос Зевса сквозь шорох листвы. Харон поспешил надеть капюшон и маску, и поудобнее перехватил Гекату, ноги которой, казалось, забыли, как твёрдо стоять на земле. — «Все пути открыты тебе, уходи», — продолжал голос, — «найди своё место, а если не найдёшь, делай, что хочешь. Ну, а если не хочешь ничего, тогда умри»!

Последнее слово упало тяжёлым мороком, и наступила звенящая тишина, в которой лишь изредка звучали всхлипывания Гекаты. Белый тополь недвижимо замер на краткий миг, показавшийся Харону вечностью, а затем, рассыпав новую порцию серебряной пыльцы, создал другие силуэты. Мороз пробежал по коже, воздух застыл в лёгких, а бессмертное сердце перестало биться, когда Харон узнал в новых призраках прошлого Безликих Сестёр.

— Однажды ты обрела силу, принёсшую тебе славу, — сказала одна из них, обращаясь к Гекате.

— Однажды, ты дала обещание прийти на помощь, дочь Перса, — вторила другая.

— Время пришло, — сказали они, одновременно протягивая руки, — явись же нам, сестра, явись и будь с нами, такова воля богинь Судьбы. Такова воля Мойр.

Геката хватала ртом воздух, но чем дальше говорили Безликие Сёстры, тем спокойнее она становилась. В конце концов, Геката выпрямилась и уверенно шагнула к белому тополю. Харон невольно потянулся за ней, но шорох птичьих крыльев отвлёк его, и он обернулся, сталкиваясь нос к носу с Гермесом.

— Ты не видел Гекату? — едва коснувшись земли, спросил тот. Гермес был чем-то обеспокоен и не скрывал этого.

— Так она… — Харон повёл рукой в сторону Гекаты, но, заметив вопросительный взгляд Гермеса, понял, что её больше нет. У белого тополя действительно было пусто: ни Гекаты, ни силуэтов из пыльцы. — Она ушла, — словно смирившись, сказал он, — и ты не можешь последовать за ней.

Лицо Гермеса побледнело, а губы задрожали, когда его взгляд упал на трепещущее дерево.

— Богини Судьбы? Белый тополь ожил, и это значит…

Харон кивнул.

— … скипетр отреагировал на прикосновение Гестии, и очередное пророчество вступило в силу.

— Проще говоря, Персефона встретилась с Гестией… — ни жестом, ни взглядом Гермес не показал, что на самом деле чувствует, но Харона было сложно обмануть.

— Ваши с Гекатой пути расходятся здесь, — сказал он, — новая же встреча будет полностью зависеть от исхода грядущих событий.

Гермес сделал несколько шагов в сторону, оставляя на земле отпечатки искусной подошвы своих крылатых кед.

— Всё это… — проговорил он. — Я ведь шёл сказать ей, что Танатос ранен и без сознания, а Макария и Афродита пропали. Никто не знает, что произошло, только Геката могла бы… — он прикрыл глаза. — Что нам делать? Если царство Теней не устоит, на Земле не будет смысла бороться.

— Оно устоит, — заверил Харон, вознося благодарность Ананке за то, что позволила ему надеть капюшон и маску задолго до этой новости и скрыть истинные эмоции. — Уход Гекаты к Безликим Сёстрам скорее благо. Ей суждено помочь им, и, возможно, именно там она будет в большей безопасности, чем здесь… — он успокаивал Гермеса, но сам понимал, как странно и неправдоподобно звучат эти слова.

Гермес не слушал. Всё его существо выражало великую скорбь — Геката ушла, забрав опору, которая всё это время поддерживала его, позволяла ему быть жизнерадостным и весёлым, несмотря ни на что. Она ушла, и всё остальное утратило свою важность и значимость. И даже свет, окружавший его, померк.

— Крепись, — не задумываясь о последствиях, Харон сделал шаг к Гермесу и положил руку на плечо, — и делай, что должен. Забудем предрассудки и вражду прежних лет, объединим усилия. Олимп, Океан, царство Теней… теперь мы на одной стороне.

Сердце Гермеса разрывалось на части, изнывало от боли и беспокойства, но он должен был продолжать идти вперёд, отнести Гефесту информацию, сделать всё, чтобы уход Гекаты был ненапрасным, чтобы в будущем снова увидеть её.

— Забудем и сделаем, что должны, — в ответном жесте Гермес положил руку на плечо Харону, так что получилось своеобразное братское приветствие. — Я отправляюсь на Лемнос. Сможешь прислать весть, как Танатос придёт в себя?

— Как? — удивился Харон, первым убирая руку. — Если ни тебя, ни Гекаты здесь нет, мне останется только покинуть свой пост и…

— Сон, — перебил Гермес. — Пусть Гипнос передаст мне это во сне.

Харон бросил задумчивый взгляд на тополь.

— Да будет так.

***

Кровь стучала в висках, заглушая остальные звуки, которые именно сейчас были так важны, тяжёлое дыхание поднимало грудь, никак не желая успокаиваться, голова раскалывалась. Лина сидела в густом лесу, прижимаясь к стволу высокой ели, и пыталась расслышать в шорохах и скрипах шаги идущих по следу охотников Ареса. Именно охотников. Благородные воины не загоняли врага как дичь, они сражались открыто, не нападали толпой…

… Гефест предупреждал Лину об опасности, о непредсказуемости врага, и Лина честно соблюдала осторожность, но на Лемносе оказалось спокойно: никто не преследовал её, никто не нападал. После встречи с Гестией она собиралась переместиться в Афины — в первый из двух городов под защитой наследников богини мудрости — и только после этого отправляться к Аиду. Лина так и сделала, смешалась с толпой на площади, скрыв ауру, и пошла, не поднимая головы, к предполагаемой точке перемещения, когда десять невидимых божественных стрел рассекли воздух у её плеч, чудом миновав смертных. Смертных! Лине хватило доли секунды, чтобы понять весь масштаб трагедии: если охотников не беспокоит запрет на сражения в мире смертных, значит, им незачем церемониться с полубогами-защитниками, которые непременно явятся на проявление чужой силы. Невинные жертвы и возможная бойня — вот, что случиться, если Лина не покинет город. Выбора не осталось…

…Стемнело. Лина соединила ладони и направила божественные силы на восстановление, ощущая, как ноют царапины и порезы, но не они беспокоили её, а их медленное заживление. Так не должно быть, её новый статус предполагал, что оружие полубогов не нанесёт ей серьёзных ран. Она накинула капюшон и закрыла глаза, желая успокоиться, собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Но вместо этого вспомнила прощальный разговор с Гестией…

…«Персефона», — голос богини в воспоминаниях заставил Лину на время забыть о преследовании.

— Персефона, — они стояли у края божественной защиты дома Гестии на тропе над морем. Гестия собиралась к Посейдону, Лина отправлялась в Афины. Они провели вдвоём несколько часов и теперь прощались, будто старые подруги. Гестия умела расположить к себе, — из твоего рассказа я поняла, что должна объяснить тебе некоторые вещи, — она улыбнулась, — или напомнить.

— Я всё ещё не чувствую себя готовой. Это безумие, — Лина посмотрела на неспокойное море, на чаек, круживших над волнами, и повторила шёпотом, — это безумие.

— К такому невозможно подготовиться, но необходимо знать хотя бы основы для шанса на успех. Если Аид не сказал тебе, я скажу. Итак, твоя божественная сущность, это концентрированная божественная сила или энергия внутри тебя, тот самый бесформенный сгусток, из которого ты извлекаешь форму божественного оружия. Этот же сгусток создаёт божественную силу, питающую твоё тело, позволяющую тебе делать то, что смертные называют магией. В свою очередь божественная сила излучает ауру, по которой другие боги узнают тебя — это частицы твоей божественности, витающие вокруг и сопровождающие тебя повсюду.

— Это знаю, — неуверенно сказала Лина, — я читала и кое-что вспомнила по рассказам Аида, только по линиям власти хотелось бы дополнительных пояснений.

— Линия власти — не то же самое, что Власть, — Гестия словно торопилась рассказать как можно больше. — Это связь, которую образует одно из мировых явлений с божественной силой избранного бога. Так, например, та же любовь, возникшая из Хаоса, в момент появления Афродиты образовала линию власти с её силой. Никто не может на это повлиять и самостоятельно сделать выбор. Не можешь и ты. Хотя зерно души пробудилось в тебе слишком поздно, а первоначальная сила Персефоны создала иную богиню, ты не осталась ни с чем. Твоя божественная сущность по-прежнему генерирует божественную силу, она по-прежнему связывает тебя с весной, а так же с линией власти Деметры. Ты объединила в себе сразу несколько линий власти, поэтому скипетр так сопротивляется тебе. Тебе тяжело, я понимаю, но ты ещё не пробудилась полностью. Всё придёт. Всё до последней капли.

Лина не знала, что сказать, а Гестия и не ждала ответа.

— А Власть… высшая Власть, это нечто большее. Как предмет линии власти питает связанную с ним силу, так и одна из трёх частей высшей Власти питает связанного с ней бога, но если линия власти — это всего лишь поле действия, вотчина и владения, то Власть — это союзник. Могущественная неуправляемая стихия, которую нельзя подчинить силой, для которой нельзя стать хозяином, только напарником, а лучше другом.

— Хочется верить, что это сон… — прошептала Лина и добавила чуть громче, — у меня не получится. Всё во мне кричит, что это дурацкая затея, что я бессильна, неспособна противостоять Аресу. Я слабая и беспомощная, и в то же время я уже не прежняя я… во мне ничего не осталось от меня самой.

— Не говори глупостей! Ты прекрасно осознаёшь, кто ты, и что все твои чувства дополняют тебя, а не лишают личности. Ты не бессильна, и ты не одна… Власть, полученная вместе со скипетром, имеет ещё один нюанс. Что ты слышала о праве Верум?

В воспоминаниях смутно вспыхнули люстры, круглый стол, и странный круг, заполненный белым светом. Зевс и Гера, Посейдон и Амфитрита… Аид…

— Посейдон просил право Верум на последнем Совете Триединства, — задумчиво произнесла Лина.

Гестия ахнула.

— Да что ты?! И Зевс согласился?

Лина отрицательно качнула головой.

— Да… А что это? Я никогда об этом не слышала, но уже догадалась, что…

— Мало кто слышал, — перебила Гестия. — Последний раз право Верум использовали до твоего первого рождения, а затем переименовали, и даже Амфитрита наверняка не сразу поняла, о чём идёт речь.

— Да, она была… растеряна.

Гестия кивнула и пояснила.

— Право Верум — это право Истины, право услышать правду. Связь трёх символов великой Власти — скипетра, трезубца и копья — дающая владельцам неограниченную силу в совместном бою за их искреннее отношение друг к другу.

— Но эта связь забрала силы у всех шестерых на Совете Триединства, — удивилась Лина.

— Правда? — Гестия подозрительно прищурилась. — Значит, кто-то из братьев не был искренен в своём желании… странно. Говоришь, Посейдон предложил эту идею?

Лина пожала плечами.

— Да…

Гестия задумчиво покрутила золотой браслет на запястье.

— Может, причиной потери сил стала общая атмосфера?.. — предположила Лина. — Всё-таки кто-то готовил нападение.

Гестия прикрыла глаза.

— Нет. Всё это дело божественных связей, а не внешних обстоятельств, общая атмосфера не при чём… — она поправила причёску и вдруг вскинула взгляд на Лину. — Не передавай скипетр никому, символы Власти можно передать только добровольно, не передавай даже ему…

— Аиду?

— Да. А что тебя удивляет? Не передавай, пока не убедишься, что это он, и что с ним всё в порядке…

…Огромный огненный шар пролетел над головой Лины, растворяя образ Гестии, как и воспоминания о ней. Верхушки деревьев вспыхнули, и сотни горящих веток полетели вниз.

— Чтоб тебя! — Лина выставила защиту и вжалась в дерево, судорожно соображая, что делать. Лес заволакивало дымом.

Много часов назад Лина попала в окружение, на неё словно ополчился весь мир. Она понимала, что вести к Аиду целый отряд охотников неразумно, перебегать от города к городу, подвергая опасности смертных, тоже, оставалось только прятаться по безлюдным местам и искать способы сбросить хвост. Из Афин Лина переместилась к морю, потом на остров, поле и заснеженную равнину, она пыталась путать следы, делать сразу несколько последовательных перемещений, но всё было напрасно. К закату охотники загнали её в угол у подножия гор, где впервые дали понять, что шутки кончились — их стрелы и божественные луки лучились силой, способной пробить любую защиту Лины. Ей следовало бы испугаться, но вместо этого она преисполнилась решимости. Лина не собиралась умирать. Не сегодня. Смерть придёт к ней тогда, когда она позволит, и только после того, как всё будет решено.

Тёмные фигуры охотников, скрытые в лучах заходящего солнца, медленно приближались к ней, Лина заняла устойчивую позицию, чувствуя за спиной исполины скал, создала защиту и взяла в руки скипетр, когда почувствовала, как сердце падает в живот.

В рядах охотников появились боги.

Их высокие силуэты возникли в ослепляющем свете, аура заискрила, соприкасаясь с аурой Лины, а грозная тень облаков накрыла вершины ближайших гор. Лина ожидала детей Ареса или его самого, но никак не Аполлона и Артемиду в полной своей силе и… в таком виде. По их телам текла чёрная вязкая жижа, будто они с головой нырнули в нефтяной источник, движения скованные, как у марионеток, а взгляды безжизненные, равнодушные к миру и судьбе. Ими, так же как и стрелами охотников, управлял кто-то другой. Для Лины это сражение было проиграно. Ей следовало бежать и бежать немедленно: она развернулась и, собрав последние силы, растворилась в золотом сиянии — стрелы богов рассекли воздух и пронзили гору, оставляя глубокие трещины. Лина сделала три перемещения без передышки и оказалась в густом лесу, где споткнулась о выступающий из земли корень, упала, разодрав руки, и, в конце концов, укрылась под раскидистой елью. Здесь она смогла отдышаться и восстановить силы, и именно здесь её настигли воспоминания о Гестии и огненный шар.

«Соберись! Соберись»! — мысленно приказывала себе Лина, — «Гестия вернула тебе способность чувствовать, но не тебя прежнюю! Ты больше не слабая! Соберись!»

Ладони непроизвольно коснулись земли.

«Войти в поток, позволить ему увлечь себя и»… — все сомнения вдруг ушли, а дальнейшие действия легли перед Линой, как на ладони. Она открыла глаза и прошептала, — … повелевать!

Сила прокатилась по телу волной приятного покалывания, сосредоточилась в пальцах рук и ухнула в землю бесконечным переплетением божественных лиан. Теперь Лина была с ними единым целым: внутренним взором она видела, как они, пробиваясь сквозь толщу земли, огибая корни растений векового леса, мчаться навстречу её врагам. Отдалённый вскрик охотников заставил её приподнять уголок губ.

Получилось!

Лина проделала тот же трюк ещё несколько раз, пока не поняла, что её игру раскусили. Охотники стали обходить лианы, предугадывать их появление, и тогда в дело вступили лепестки, листья и иголки. Острые как бритва они выкосили ещё с десяток её противников. Но что такое десяток, против сотни? Охотники прибывали на место со звуком песка, высыпающегося в часы, неумолимо приближая свою победу, а с ними явились Аполлон и Артемида. И если от Аполлона ещё можно было скрыться, то от богини охоты — никогда.

Над головой просвистело шесть стрел, снова разбивая защиту Лины, так что ей пришлось пригнуться. «Стрелы полубогов и наследников, способные навредить одному из трёх… боги второго поколения, подчинённые чьей-то воле…» Сейчас, когда Лина задумалась об этом, многое встало на свои места. Кому под силу было противостоять владельцу скипетра? Кто мог ранить бога, обладающего третьей частью мировой Власти? Кто мог взять под контроль столь сильных богов?

Мир Лины перевернулся сильнее, чем это случилось во время передачи скипетра. Если до этого ей казалось, что стрелами охотников управляет Арес, то теперь было очевидно, что она ошиблась. Не Арес был её главным врагом. Чья-то могущественная длань направляла бога войны, кто-то незримо поддерживал его и помогал ему. Кто?

Ответ был только один. Первые боги, дети Кроноса и Реи. Никто, кроме них, не способен был на такое… никто. Титаны и Старшие боги давно уступили место Первым, а изначальные слились со своими стихиями или уединились и не вмешивались в суть бытия.

Сердце Лины укатилось вниз. Подозреваемых всего шестеро: Гестия, Гера, Деметра, Аид, Зевс и Посейдон, — ни одного из них она не могла бы с уверенностью назвать виновным, и в то же время каждый из них мог обманывать её. Посейдон взял на себя огромную ответственность по защите мира, Аид и Зевс оказались в плену, Гера утратила силу, Гестия слишком любила Аида, а Деметра спала в Небесном Храме вот уже много веков. Но разве это что-то доказывало? Разве многовековая история Олимпийского сонма не подтверждала их двуличия, жестокости и тщеславия? Как бы Лина не хотела это отрицать, подозревать нужно было всех, даже тех, кто по очевидным причинам не мог быть в этом замешан.

Досада — вот, что Лина почувствовала, как следует обдумав эту мысль. Несмотря на весь путь, который она прошла к этому моменту, ей пришлось снова вернуться к истокам. Снова обманы, снова манипуляции. Как она устала от этого, как же устала! Возмущённая и разочарованная, Лина не заметила, как толстая ветка, охваченная огнём, рухнула рядом и подожгла сухую прошлогоднюю траву. Лина вдохнула, закашлялась и вдруг обратила внимание на маленький цветок, медленно тонущий в дыму. Её пронзило ледяной стрелой ужаса и отчаяния. Она забыла. Она совсем забыла, что из-за неё могли пострадать не только полубоги и смертные. Вне городов тоже жили невинные беззащитные существа — это они стояли сейчас между ней и охотниками, это их сердца бились в каждом стволе, в каждой травинке леса. Нимфы, дриады… божественные существа, готовые ради своей покровительницы на что угодно, даже на сожжение. Вместе с большой силой на её плечи легла и ответственность, полноту которой Лина познала только теперь. Так продолжаться не могло. Лина должна была встать и сражаться, выйти навстречу опасности и решить всё раз и навсегда.

Лианы, листья и елочные иголки отвлекли оставшихся охотников, когда Лина выходила из леса, но Артемида и Аполлон остались невредимы. Смутно кольнуло сердце при виде лука Артемиды, который так часто держал Марк — Лина едва не растеряла всю уверенность, вспомнив об этом, но выброшенная шестёрка стрел в её сторону изгнала всякие воспоминания. Лина выставила защиту, готовясь отбиваться или уклоняться от ударов — мир сжался до блестящих наконечников, до тихого свиста и гулкого сердцебиения, когда ночной мрак рассекла яркая вспышка. Золотой всполох сбил все летящие стрелы, сделал полукруг и вернулся в руки хозяина, фигура которого в этот момент выросла перед Линой. В темноте сложно было что-либо рассмотреть, а смутно знакомая аура всё равно не давала никаких подсказок. Незнакомец сделал несколько шагов вперёд и обратился к Аполлону и Артемиде.

— Уходите! Я сам. Я сделаю всё сам.

Голос тоже показался знакомым, но Лина никак не могла собраться с мыслями и понять, кто перед ней. Каждый раз, когда она думала, что имя незнакомца готово сорваться с губ, его образ ускользал, оставляя пустоту и растерянность.

— Уходите! — повторил он, и боги отступили.

Незнакомец смотрел на них до тех пор, пока последний отголосок их божественных сил не исчез, а затем обернулся. Лунный свет коснулся тёмных волос, скользнул по лбу к глазам, лицу и губам, заставляя Лину приоткрыть рот в изумлении.

— Амфитеус?